Окунуться с головой...

Решительность или авантюра?

Валери Таразо читает лекцию, Луис Фиффе - ассистирует

Я оказался в конце сентября 1984 года в Университете Восточный - Oriente (Сантьяго де Куба) в “разобранном” состоянии до такой степени, что мне нужно было заднее зеркало для постоянных наблюдений за появлением на брюках красного кровяного пятна. Я был как женщина без прокладок в момент месячных. Отличие было в том, что “месячные” длились уже целый месяц, в течение которого я потерял уже критическое количество крови. Узнав об этом, университетские власти готовы были отправить меня обратно в Москву, но прекрасные кубинские врачи сделали чудо – за месяц поставили меня в строй, впрочем, из которого я и не выходил, ибо они согласились лечить меня амбулаторным путем. Это было очень неудобно и не легко, но позволило мне приобрести многочисленных кубинских друзей и подруг из медицинского круга и, если они смогут прочитать мои записки, то воспримут великую благодарность русского профессора. А я был первый советский профессор, работавший  в Сантьяго-де-Куба.

Вообще, даже в СССР, я только четыре года был профессором, а в описываемый период мне было 46 лет. Назревала XI Конференция II Конгресса Общества кубинских химиков. Пленарный доклад “сумасшедшего” Валери Таразо был назначен на 24.01.85 года, причем я обязался делать его без переводчика. На этот шаг я решился, поговорив с мальчишкой-переводчиком и поняв, что мне придется с ним работать столько, что лучше отказаться от его помощи. Я поставил задачу изучать испанский язык. На всё-про-всё у меня было 3 месяца и 24 дня.

Начальные знания я получил, занимаясь 20 дней в Институте  иностранных языков им. Мориса Тореза в Москве и тот месяц, который я провел с кукараччами в Гаване, в гостинице “Лидо”.  Но это были очень активные знания и, когда я говорю, что в Снтьяго-де-Куба я знал только несколько слов – это было кокетством. Не я ли бродя по Гаване? бросался в разговор, типа “Donde esta la parada de guagua el numero sesenta y  nueve?”. Правильно ли построена фраза, меня не волновало, я знал только, что спросил о том, где находится остановка автобуса 69.  Это означало, что я любил испанский язык, имел решимость сказать что-то на нем и получить удовольствие от результатов моего ломаного языка.

Поэтому, когда наш руководитель Александр Феоктистов решительно протестовал против доклада на конгрессе на моем испанском, я его не послушал. Ведь я чувствовал силу и гордость единственного молодого профессора. Кроме того, мой язык сильно подрос в течение почти 4 месяцев активного изучения. Сюда входили такие моменты моей жизни:

1) перерод и правка черновиков диссертации Луиса Фиффе и проректора Университета – прекрасной женщины  Ракели Акосты;
2) постоянное прослушивание правильного языка речей Фиделя Кастро, которые длились до 2-х часов;
3) активное общение с кубинцами (сложнейшее дело, т.к. кубинский язык значительно отличается от испанского языка произношением слов и их частей);
4) посещением действующих кастелов и церквей, ресторанов и кафе, а также самых грязных забегаловок, где продается жуткий индейский тростниковый самогон – горящая вода – aguaardiente.

Да простит меня читатель, знающий испанский – ведь прошло более 20 лет и то, что осталось в голове, искалеченной ударом инсульта и годами. Оно является моим богатством, почерневшим от времени. 

Конгресс начался точно в назначенное время. Первым делал пленарный доклад Лауреат Нобелевской Премии Роальд Гофман. То, что рассказывал Роальд Гофман, интересовало меня, а моя лекция вряд ли могла заинтересовать его, несмотря на широту его интересов - будь то поэзия или популяризация науки.
Кстати, он на год старше меня, а упомянутую премию он получил совместно с японцем Кеничи Фукуи в 1981 году, т.е. в год получения мной профессорского звания.

И вот 1984-1985 год мы встречаемся в Сантьяго-де-Куба, но стеснительность моя не позволила приблизиться к Роальду.

Мне бесконечно стыдно, что центральная газета “Sierra Maestra” писала о Конгрессе и о Роальде Гофмане и обо мне будто нас можно сравнить.

Что касается моей лекции, то она была посвящена экстракционной технологии редких металлов, рассеяннх и радиоактивных, а также методам описания кинетики этих процессов. Я волновался только первые пять минут, но потом успокоился, время от времени, подглядывал в мои записи. Так я преодолел психологический языковый барьер и был готов к лекциям, которые намечались через месяц.   

ВТ.