Мария Пюре. Хвост Синей Птицы

   В тот вечер Сигизмунд вернулся с работы поздно. Он был успешный бизнесмен, делал карьеру и часто задерживался допоздна. Приходил усталый, недовольный, кидал в угол ноутбук и требовал:
   - Клотильда! Тапочки и пожрать!
   Это были почти единственные слова, которые он теперь говорил ей. А она украдкой плакала по ночам, глядя на яркие бусинки звёзд, запутавшиеся в объятиях тюлевой занавески, и вспоминала прекрасную и такую ещё недалёкую юность. Его, молодого студента, шаловливого и нежного, и себя, неутомимую хохотушку. Как они были счастливы тогда, окрылённые своей любовью и нежной, по-весеннему юной страстью! Как же всё изменилось…
   После института Сигизмунд поступил в юридическую фирму и быстро пошёл в гору. Но чуткая жена стала замечать в нём разительные перемены: он делался всё молчаливее, озабоченнее, если говорил, то всё больше о делах и деньгах и даже в экстазе страсти выкрикивал юридические термины. Клотильда украдкой плакала и вязала носки. Работать муж ей запретил, но денег в дом приносил всё меньше и часто задерживался. Клотильда с ужасом догадалась, что у него появилась любовница, видимо, какая-то молодая энергичная адвокатша. Однажды спросонья он назвал её Жоржеттой.
   И всё-таки, повинуясь каким-то первобытным законам, Клотильда любила его. Не раз она стояла у окна и смотрела сквозь вечереющий воздух и краснокрылый листопад, не появится ли из знакомой подворотни его новенький Мерседес. И лёгкая улыбка играла на её губах, а в глазах стояли слёзы.
   В тот вечер Сигизмунд вернулся с работы поздно и не один. Рядом с ним стоял, скромно глядя в пол, совсем ещё молоденький юноша, небогато, но аккуратно одетый.
   - Это Казимир Петрович. Сегодня заночует у нас, - бросил коротко Сигизмунд, при постороннем постеснявшийся сразу требовать тапочки.
   - Здравствуйте, - скромно сказал юноша и поднял на Клотильду свои огромные синие глаза.
   - Здравствуйте, - ответила она, заметив, что сердце её забилось чуть чаще. На дне его глаз плыли, словно два фрегата, отражения дверного косяка.
   За ужином Сигизмунд объяснил, что Казимир Петрович его партнёр по бизнесу, только что прилетел из Питера, и решив не везти его в гостиницу, Сигизмунд настоял на своей квартире.
   - Будь с ним поласковей, Клотильда! – грубо схватив жену за локоть на кухне, прошептал Сигизмунд, - он очень важен для моего бизнеса!
   Гость был тих и интеллигентен. За столом он не пил ничего кроме «Пепси-Колы» и всё нахваливал клотильдины сырники. Его синие глаза сверкали как озёра. Муж же в одиночку управлялся с коньяком, вальяжно разлёгшись в кресле, выпятив из-под рубашки свой толстый живот, и разглагольствовал о высоких материях.
   - Я выйду, - сказала Клотильда, чувствуя, как к горлу её подступает комок от воспоминаний о своей прежней жизни, и о том, прежнем, Сигизмунде… Ах, как далеки были те дни!.. Ах, как невозвратимо было счастье!...
   Муж что-то пробормотал и громко икнул, продолжая лепетать что-то несуразное о Спинозе и Декарте и их непростых отношениях.
   Клотильда вышла на кухню. Слёзы застилали ей глаза. Далёкие, и видимо, счастливые звёзды сияли за окном. Клотильда нервно закурила, слушая, как голос мужа переходит в храп. Словно вдруг всё горе, годами копившееся в душе Клотильды, выплеснулось наружу и горячие слёзы уже несдерживаемых рыданий потекли по её щекам. Она плакала, не боясь, что проснётся муж, что услышат соседи, что соседский бультерьер уже подвывает ей… Она рыдала как женщина, чья жизнь зашла не туда.
   - А помните, как там, у Сологуба?..- послышался за её спиной напевный низкий голос Казимира Петровича, - мы – пленённые звери, голосим, как умеем. Глухо заперты двери. Мы открыть их не смеем…
   Она обернулась и утонула в его синих глазах, прильнув горячими устами к его чувственным губам… Они даже не заметили, как оказались в платяном шкафу… Он шептал ей : « Я Вас люблю!...» , она называла его Сигизмундом…

   Утром Казимир Петрович уехал. Смурной с похмелья Сигизмунд даже не заметил, как стыдливо прятала глаза и теребила в руках тостер его Клотильда.
   - Очень рад был познакомиться. До свиданья! – улыбнулся на прощание Казимир Петрович и два синих озера его глаз блеснули.
   - До свидания, - улыбнулась стыдливо и робко Клотильда, чувствуя, что её сердце бьётся, как готовая выпрыгнуть на берег рыба.
   - Готовь на ужин тефтели! – буркнул Сигизмунд и тряхнул своим жирным брюхом.
   Когда затихли их шаги на лестнице, Клотильда прошла в спальню, упала на кровать и горько зарыдала.
   Через два месяца муж равнодушно сообщил ей мимоходом за ужином, откусывая омара на вилке, что Казимир Петрович погиб от передозировки героином.
   - Никаких больше дел с наркоманами! – сокрушался Сигизмунд, сожалея о сорвавшихся сделках и не замечая, как побледневшая Клотильда завязала в узел серебряную вилку, стараясь держаться за потухающее сознание.
   Ещё через семь месяцев родился сын, синеглазый и красивый, и она назвала его Вальдемаром в честь Казимира Петровича. Муж ничего не заподозрил, ему было не до этого, как раз в это время были раскрыты его преступные махинации, и через некоторое время фирма была конфискована, а сам он сел бы в тюрьму, если бы незадолго до этого не был застрелен киллером на презентации гей-клуба.
   Клотильда вступила в тяжёлый поединок с судьбой и жизнью, и победила в упорной борьбе. Она стала председателем совета директоров крупной компании, а чуть позже вышла замуж за доброго, отзывчивого и мягкосердечного инженера, и всё в её жизни вошло в рамки обыденности, довольства и душевного покоя.
   И только иногда, смотря в голубые глаза сынишки, она позволяла себе погрустить немного о том мелькнувшем и несбывшемся мимолётном счастье, которое обожгло её своим синим пламенем, как хвост Синей Птицы.