Сукин папа. продолжение 24

                Сукин папа.  (продолжение 24)


          Храмы -- под экстра-хоромы.Хоромы--под  -евро.Харизма --под мега-.К моему большому счастью,я и дома бешусь от твоего постыдного удовольствия  от соития с подобными московским "галактиками".С мрачным  предчувствием все явственней слышу божественную виолончель  в душе:"Отступись!"А я все иду за тобой.Иду и желаю творцам монументальных сооружений котлов,полных мясом -- единственно возможного подневольного  удовлетворения,которого их принуждали вожделеть десятилетиями.Головокружительная высота стен оглупляет.Тот,совершенно определенный сегмент Руси,навещаемый нами так истово,как молебен монашками ,плещется в прудах,молчащих днищами,усеянными костьми сталинских рабов,проживает и вкалывает в массивных зданиях-пирамидах эпохи людоеда.

        Надо бы разделить с тобой овечий  восторг от инноваций,сметающих  перегородки твоего детства в стареньких изящных домиках.Ах,тот же фундамент?Ну,безусловно,непременно и навека все тот же монолит отчаяния. Я вижу вереницы неулыбчивых современных мне каторжан мегаполиса.Какой по счету  "Рим" (Рейх?) строят здесь "навека"?Ради какой нью-вавилонской башни они здесь мечут икру? ("Я был в Иерусалиме.Пыль,жара,сараи. Мне не понравилось."-- Ух-ха-ха. Ухарь-купец. А ведь ты там был,пиво-водку пил,как дома,да зубоскалил.Ерушалаиму ты тоже не пришелся по душе.)

        Мы идем к Марине в Борисоглебский.Не к Поэту.К Сестре.Под уютную старую крышу.Прежде,чем решиться на такое,мне понадобилось изъять себя из жизни несколько раз,чтобы упрощенно познать тягу к той,где-то там,под самой крышей,тесной клети  творчества,где угол со столиком для стихосложения  крылатой львицы.Ты здесь хозяин.Живописуешь "экспонаты".Мне хотелось сюда войти,чтобы,может быть,прожить что-то более болезненно-трепетное ,чем преклонение.Нет.Здесь с каждого подоконника,с каждой ступенькой все взывает:"Мы-то живы,а она убита.Ее убили." Значит, и остальное,сиротливо выспренное  теперь,не живо и не мертво.Почерк родной,затягивающий,как в петлю.Невыносимо.

        Станет еще одним ритуалом приходить погрустить подле ее дома,не входя, и ехать отселева в аэропорт. В Марину не стреляли.Ее убивали медленно,с садистским наслаждением те,кто жили рядом с нею соглядатаем и палачом в одном  лице.Убив,остались верными,безукоризненно и беззаветно верными себе и  своей колючей проволоке.Верными,как супружескому долгу,--непричастности.

         Мне плевать на этих тварей.А ты жил с их потомками нос к носу. "Твои" метрострои меня нисколько не вдохновляют.И когда у меня отвратное настроение,я не умею молчать,или щебетать,подобно твоим московским подругам,читая "с листа" квартет Шуберта и упиваясь соло Иоахима,Венявского,Пьятти.Ты делаешь вид,или,что еще печальнее, действительно, не проникаешься истоками моей ярости,когда хладнокровно помалкиваешь вответ на мой негативизм.Твои престарелые культурологши  не стоят и одной моей расстрелянной гильзы.Поэтому посреди балетного шоу в Кремлевском Дворце я,одуревая от фотовспышек  иноземных туристов,встану и молча выйду к чертовой бабушке,невзирая на твои просьбы.Я слишком люблю подлинную русскую балетную школу,чтобы изображать радость от суррогатного ногодрыжества.Мне жаль тебя.Ты хотел,как лучше.В тебя не стреляли.Тебе удается держать себя в руках.Мне--нет.Прости.
      
          Мне бывает страшно.Равно,как и в атаке,тотальность  оцепенения,вклинившись в затылок,прорезает   позвоночник и лезет в живот.Я ужасаюсь из-за того,как тебя тянет снова оказаться там,где стольких растоптанных не досчитаться.Папа-еврей  умолял тебя погодить с эмиграцией,иначе в Союзе ему перекроют возможность издавать книги по классической русской литературе 19 века.Его монографии о Льве Толстом пыляться никому не нужными у тебя на полках здесь,в Стране,которую в конце того же века начали воссоздавать сионисты,еврейские социалисты-толстовцы из одесс,житомиров,винниц.Они  каторжно трудились на своей Земле и гибли в арабских погромах здесь,когда наши соплеменники же служили великой тюрьме народов --России.Ничто не ново.Не о чем сожалеть? А мне жаль вас,как бывает жаль нелепо погибшую под колесами кошку.

           Впрочем,отыщется в нашем противостоянии наш человек,умеющий синтезировать в себе глубокий багровый цвет раскаленного металла без того,чтобы прислуживаться ТАМ и обретать озарение здесь,приобщаясь к Израилю через душевные кризисы и потрясения.Твоя первая чистая слеза любви,вкатившаяся в твою душу  столь победно,как входил царь Давид в Ерушалаим.А что до гитары,вместо лиры,то и ее нетривиальный жгуче-черный крылатый абрис  так же  напоминает об извечно напряженной духовности народных войн и восстаний,о  запекшейся лавиной еврейской крови,не предающей забвению  своих поэтических струн,вопреки всему и невзирая на уродливый  оскал   топоров,ударяющихся о топоры.

                (продолжение  следует)