Ложь

Иллюстрация с картины современной американской художницы  Jaen Monti, акварель.

 
Издали, с набережной, этих двоих можно было принять за единую одинокую неподвижную  фигуру какого-нибудь коренастого, но высокого  гражданина. Мужчину, смотрящего  в сторону безначального морского горизонта, и маленького мальчика у него на руках, прижавшегося к сильным плечам  изо всех сил .    Оба - во всём  белом, как и полагается в жаркий отпускной сезон.  И  поэтому тоже, они визуально сливались в общий светлый силуэт на фоне  маринистской палитры. Картинно  замерли.  Надолго.  Не расцепляясь, обняв друг  друга со всей искренностью близких  душ.  По всем этим причинам ребёнка было  почти не разглядеть.   Особенно в  надвигающихся сумерках.   Бегло скользнув   взглядом   в их сторону,  малыша  - совсем не заметить.   Лишь, приглядевшись. 
     Однако,  всякий внимательный наблюдатель непременно обратит на них внимание.   Кто-то удивится их странному долгому  неподвижному откровению.  Другой возмутится:  за пределами пляжа, среди   острых, местами осклизлых скал, у самого прибоя   - опасно с ребёнком.  А кем -нибудь непременно овладеют домыслы, рисуя в воображении их общую душевную драму. Как минимум, - волнующую семейную историю.
             В  черноморской Феодосии, особенно в её окрестностях,  курортников , любителей экстремально полазить  по  колоритной   базальтовой   каменистости,   пофотографироваться и посниматься на видео у пляшущих волн  в береговых скальных обломках   - хватает.   В основном , днём .  Смельчаков   натурально погружает в экзотический пейзаж перемещение  по  бугристым  глыбам и валунам,   живописно разбросанными в воде у берега и на самом берегу.   Издалека уже манят  , в первую очередь, бесшабашную молодёжь,    причудливо выветренные коренные   скалы,  нагромождение  скальных  фрагментов , встречающих вечные волны.      Местами  они облеплены    бархатом   зелени.  В ней  любит  играть  энергичное   южное солнце.  Изумрудное сияние   бликов завораживает.  Многие отдыхающие не видят опасности   пребывания среди этой естественной  красоты. Но стоит оступиться... Риска немало и тут, на небольшом участке пляжа с естественной каменно-водной композицией.
     Этих двоих  сейчас   подобное , по всему чувствовалось ,  не интересовало.   Не  похоже было, что их к валунам потянула просто романтика.  Хотя,  и любому  пытливому  ребёнку, могло быть  интересно в таком месте находиться, несмотря на опасность.  Особенно под надёжной бдительностью спортивного на вид взрослого мужчины.  Почему бы и не в   сумерках? В это время - свои чарующие оттенки впечатлений.  К тому же, здесь , на  камнях, можно запросто забыть о комфортном песке  Золотого пляжа вдалеке,    приятно отвлечься  от привезённого, дроблёного в щебень  известняка, утоптанного загорающими совсем рядом, у тебя за спиной.   Примостился на каком-нибудь огромном  камне, выступающем из воды,   и представляй  себя  островитянином или пиратом. А ещё лучше - ловцом жемчуга:  между  миниатюрных островков ,  сквозь толщу  не мутной , лазурной морской  воды, здесь  гуще пестреет  разноцветье  ракушек. 
   В какой-то момент,  у творчески настроенного наблюдателя  могло появиться ощущение, что эти двое, отнюдь - не двое.  Что третьим с ними -  живой и ласковый вечерний  бриз .  И он обнимает их обоих   шёлковыми струящимися потоками.  А они стоят и стоят перед стихией,  как на исповеди. Словно   не просто  пожелали сбросить дневной жар с  тела и ощутить прохладу после знойного  пляжного дня, а, поборов стыдливость, пришли  в чём-то раскаяться. И делают это долго и искренне.  Или делятся сокровенными тревогами? Молят помощи?..  Возможно, мысленно.    А, может быть, прохлада с моря и не затоптанная природа их просто успокаивает? А они, удалившись от всех, трогательно   утешают друг друга. Не слышны с  расстояния, сквозь плеск прибоя их голоса. Тем более,  тихие. Иных и предположить при этом  не возможно. Скорее всего, они просто молчат.  О чём-то очень-очень грустном. И одинаково важном для обоих, как может быть важна и горька  общая для отца и сына печаль.   
    Точно такие ассоциации возникали у  одной молодой  особы, наблюдающей  с приличного расстояния за странными двоими   .  Любительница сетевого самиздата, искательница нового творческого вдохновения и прекрасной любви,   она в одиночку  отдыхала дикарём  в этом милом,  неброском , нешумном крымском городке вот уже неделю из запланированных трёх. 
      Знаменитые и не очень  достопримечательности Феодосии курортницей , одна за другой,  аккуратно  посещались и набросочно описывались. Она    сочинила  и пару  небольших рассказов на тему: любовь и море. Особого удовлетворения от творчества пока не было. Не хватало яркого общения.   Не великое искусство - писать  только о наблюдаемо-додуманном чужом. Без возможности  спечь с чьим-либо чужим , как в конгломерат горной породы, именно своё. Ужасно хотелось незабываемой   событийности, вдохновляющих знакомств с достойными её писательского пёрышка  людьми. Пересечения интересов и созвучия чувств, эмоций.  К сожалению, в первой декаде пребывания на море отдыхалось без приключений. Она это объяснила тем, что Феодосия - городок - маленький, не притязательный. Относительно Ялты -с более   мягким климатом и скудной растительностью. И люд сюда стекался на отдых ,  большей частью, среднестатистический, спокойный, без завышенных амбиций.  Для неё было главным, что - совсем не дорогой городок.  И она надеялась в событиях на приятные исключения.
       В целом, не скучала. Задумала   серию зарисовок о сдержанной природе Феодосийской бухты. О предгорьях вулкана Карадаг, где ещё не успела побывать. Туда ежедневно на пляже громко зазывали организаторы экскурсии . А совсем рядом, с крутых каменистых  склонов   над городком, куда она несколько раз уже поднималась сама , открывалась , между прочим, прекрасная панорама. Дефицит зелени нисколько не портил грандиозности впечатления от созерцания пространства над морем и побережьем, от гармоничности красок. Безусловно,  приводящих в гармонию и внутренний мир человека.  Но  созерцания самых удивительных красот природы  не достаточно для вдохновения к написанию  мало-мальски стоящей литературной  вещи.    В этом,  кто мог переубедить  молодую, увлечённую и одинокую писательницу? В природу ,  в описанный быт среди старых улочек,  в прибрежный лоск зон отдыха непременно ею будут  вписаны истории её персонажей. Она так решила. Надо только подождать. Не может на протяжении всего  отпуска  ничего не произойти. Должно. По законам любого жанра. Ей ли в это не верить? 
       Вполне коммуникабельная, она  и старалась   чаще знакомится :  с отдыхающими, местными. В кафе, на экскурсиях, на пляже, на набережной... Но получалось коротко. Дальше дружелюбных бесед с приятелями и как-то   проведённого с ними  времени  события не углублялись.  Спонтанным  же уединённым размышлениям  получалось предаваться чаще обычного.  Ничего особенного не случалось долго. С курортным романом, на который, не признаваясь себе слишком явно,  она надеялась, ей абсолютно не везло. Оставалось наблюдать  чужие живые истории. И в одиночестве обдумывать их трансформацию в виртуально-литературные  свои. Наконец, на горизонте, замаячила интрига.
    К странному мужчине, очень долго и неподвижно стоящему вдалеке у воды  с  пятилетним мальчиком на руках,  она  пригляделась , именно скучая в одиночестве, облокотившись на кованное резное заграждение  набережной. Странность самой ситуации не давала ей покоя. Появилось объяснимое писательское желание спрограммировать их судьбу,   зафиксировать  идею и первые любопытные, пришедшие в голову подробности,  на бумаге.   Блокнотик всегда был при ней. Сейчас же она  медлила. Сначала наслаждалась нахлынувшими воодушевляющими мыслями.  Затем утонула в них.  А ещё, ей страстно захотелось самой оказаться рядом,  Обычное дело. Не их  самих судьбу, разумеется, а судьбу единообразных им персонажей. А ещё, ей страстно захотелось  самой оказаться рядом, поучаствовать лично, прожить их печали воедино со своими. А это - уже нечто.
     Ох уж эти незамужние писательницы! Мечтательницы.  Распускают  воображение, как паруса при попутном ветре, чуть только интуиция  зашепчет: пора.   Ясно:   мужчина понравился.  Наверняка  она   якобы определила о незнакомце  всё - от и до...  Нет, не всё. Пожалуй, только  то, что  -  в рамках витающего сюжета.  Заодно были определены и рамки нарисованного наспех , обещающего быть,  курортного романа.  Как же без него? И как же без рамок? Нельзя-с. И если,  как говорится, "зацепит" - всё равно, нельзя -с.  Ибо - курорт. Серьёзному полёту над  рамками  стоило быть, была уверена писательница, только после сезона.  Сначала роману  - в письмах и звонках должно вызреть.   А потом лишь... И - только так. Если выживет романец. Вроде, сомнений у писательницы нет. Как и  творчески,  по-женски её  вот-вот зацепит. Процесс пошёл. Понимала, что  упускать из внимания такого кадра не умно. А там, на очереди - выбор удачного  момент самОй, на обозримой им территории, поярче появиться. Цинично? Да - нет. Жизненно.
       По её мнению, было  фактом следующее:  претендент - один и, возможно,  - холост. Или - почти холост.  Бывает и так. Хотя он    и  с ребёнком, что - странно. А  для творческой натуры  - снова интригующе.  Но баланс мечтающей о любви одинокой женщины, понятно, сразу жёстко сместился в предсказуемую сторону. Наличие же ребёнка  осталось - лакмусом  мужского благородства и достоинства .
 -  Также, налицо факт, что - красавец.  Осанка!  Крепкие босые ступни.  Аккуратно подвёрнутые  выше щиколоток хлопчатобумажные модные штаны,  и  не заправленная дорогая рубаха.  Стильно. А плечи, плечи! О! - восхищалась она, вовсе не обделённая женской привлекательностью  молодая женщина. Белая одежда и осанка претендента навеяла  ей мысль, что он похож на дзюдоиста в кимоно.    Из-за его эффектной внешности и исходящей внутренней силы, неотделимой,  в её впечатлениях,  от загадочности и возвышенности всей ситуации , он быстро стал для неё  почти вожделенным,  рядом с которым она... 
      -Впрочем,  забегать с интимными подробностями вперёд слишком далеко,  - решила она,   - будет   не правильным.  Всему - своё время.
    Сдерживать себя она умела.  И проанализировать всё почти по пунктам любила. Несмотря на то,  стать счастливой - не получалось. А давным-давно пора. Вот и сейчас. Понесло.
   - И почему дзюдоист? Не обязательно. Не японец  же. Здесь их нет.  Для японца, казаха  - слишком высок, - сделала она вывод. -  И  при наблюдении  за ним  почти со спины, -   ни намёка на тип лица . Даже  личико  сынишки  носом в папино  плечо уткнулось и зажмурилось. Но разве это важно, когда над человеком - аура бесконечно положительного героя, а сам он, внешне,  -  брутальнейший магнит  для женщин?  Одно обращение с ребёнком - о многом говорит. Терпением Господь наградил -  значит,  по всем векторам должен быть порядок. 
      Писательница так увлеклась визуальным анализом, что ей стало даже не по-себе. Стыдно, что ли?..  Ведь она поняла, что вместе с  угадыванием  характера и обстоятельств  жизни реального человека , она с увлечением сочиняла и свою влюблённость.
   - Этот мужчина  по инерции тянет на прототипа моего возможного лучшего рассказа. Или романа. В  разном смысле.  Интуиция-то моя  не дремлет.  На сердце так приятно. Надо отвернуться и подумать о чём-нибудь другом. Если не пройдёт...
     Решив  чуть отвлечься, она  окинула взглядом набережную и  берег в пределах видимости.  Отдыхающие гуляли парами, семьями, маленькими компаниями. И только  немногочисленные старики, видимо, из  местных пенсионеров , как всегда, по вечерам, приходили подышать прохладным целебным морским воздухом  по одиночке.   
  - А мне ещё о пенсии думать вредно, - придумала ценную фразу писательница и снова устремила взор в сторону каменистого  побережья.  Там отец и сын, обнявшись, стояли, по-прежнему, на том же камне, не доступном волнам. По прежнему невозможно было увидеть их лиц. Это её то огорчало , то становилось безразличным.  Труднообъяснимая волна всё равно  подступала к горлу. Закралась мысль:  появляется она вовсе не от того, что кто-то красив или благороден.
 - Курорт: через одного - все молодцы писаные, - рассуждала молодая, но не без опыта,  женщина. - А  потенциальные соперницы? Хищницы.  Внешность, спору нет, сигналит. Но не ото всех же подряд? Существует судьба, наконец. Встреча двух половинок.  Провидение.  Почему  -    не я и этот просто-мужчина, которому просто выпадет быть моим?
      После возобновления наблюдения   она внезапно почувствовала на мгновение, а следом  ещё раз и ещё, до совершенно  стойкого ощущения , что эти двое ей будто уже давно знакомы. Желанны и близки. Причём, оба - одинаково трепетно. Параллельно , чтобы  держать свои чувства под контролем, она заставляла себя представлять, как будет читать готовый текст, и любить  этих своих героев бесконечно. 
 -Да,  я непременно буду их любить...  Буду их любить...  Их любить... Любить...   В этом мальчике - такая сила детской любви чувствуется!  Безысходная и самоотверженная... Почему?..  Не всякий отец такую привязанность ребёнка заслужит, - удивление по-человечески красивой сценой и , в то же время , недоумение по поводу своей предельной чувствительности нарастало стремительно.
- Так всегда бывает, когда приходит писательское вдохновение, - начала успокаивать она себя, испугавшись по-настоящему мысли о ...  Нет, не о влюблённости. Влюблённость в своих литературных героев, даже прототипов  - это всегда  хорошо, правильно. На этот раз,  слишком приливно заволновалось и за грудиной , насторожило.   Когда-то испытавшая , к сожалению, не состоявшуюся, но сильную   любовь, она  начинала узнавать забытые  ощущения.  Они исподволь взялись неудержимо  накатываться, послушно вторя каждому всплеску прибоя.
 -  Странно.  Почему  в опасном для этого вожделенного обаятеля радиусе не видно  ни одной дамы  ? Свободных путешественниц,  охочих до вольных курортных  отношений,  желающих покрутиться в поле зрения не занятого ни кем красавчика,  какие-то там валуны-по-бережку не остановят,  - рассуждала писательница.-  Он что,  всех отшивает вежливо и дерзко?  Или умеет быть незаметным при его росте ,  блеске и  стати? Стало быть, не  простой орешек, этот герой.  Самооценка , по всему ясно, - завидная  и, без сомнения, адекватная...  Ребёнок?  Не главная причина...  Стоп! А не главная ли? Писательница даже обрадовалась этой мысли. Акцент  в неудержимой волне обещал сместиться  в сторону оздоровления. 

  -   Сиротой  от бедняги  веет. Чувствуется. Но не плачет мальчуган. Уже - хорошо.  Только замкнулся в их тесном на двоих, но пугающей глубины мире, -  не в силах оторвать взгляда от мужчины и от мальчика, продолжала думать и думать о них писательница. Ведь, она , в первую очередь, просто - женщина.  И детей она тоже любит. Своих хочет. Такого, вот, крепыша. -  Вон, как  маленькими крепкими ручонками и  упрямыми ножками обхватил   папку. Надёжную мужскую фигуру.  Прижался всем телом. Вцепился, как плющ в верную опору. 
     Отец этот всё стоял и смотрел на море. В тёмно-лазурную, почти спокойную даль. Наверное, он все же перетаптывался на месте. Не железный же он. Послезакатные часы, как и   не малое расстояние между  точкой наблюдения   и местом своеобразной медитации мужчины с  его с сынишкой,    скрывали от её внимательного   взора  , насколько папаша не железный.     Его сосредоточенность и отрешённость вместе с исходящей от него и ребёнка притягательной силой обезоруживали настойчивую наблюдательницу.  Отнимали силы от творчества в пользу захватывающих всё большую территорию её души предательски реальных женских чувств.
- Нужно срочно состряпать  про них сюжетную канву, иначе у меня начнётся депрессия, - сопротивлялась  нервному   всплеску сама-себе-психолог.  Но отворачиваться от своих вдохновителей не стала. А как же иначе? Не всегда выпадает удача творить,  воочию созерцая прототипов. Стоять у ограждения она  устала и  присела на скамью неподалёку.  Героев стало видно хуже, но обдумывать сюжет так было  покойнее.
   Она не была уверена, что всю  фабулу будущего шедевра   сможет построить за то время, пока незнакомец с мальчиком не уйдёт, сколь бы долго он ни стоял. Но это уже был второй вопрос. Приглушить излишние,  захватившие  её эмоции сейчас было   важнее.  Они уже больше мешали  творчеству,  чем наоборот. И писательница  отдавала отчёт себе в этом  . Именно так  она  намеревалась себе внушать . А , по сути, надо было срочно тушить пожар подручными средствами. То бишь тем, что у неё мало-мальски имелось в наличии: способностью к обязательному, запланированному, кровь из носа регулярному труду вообще.  И  , как минимум ,  страстью к писательству. О параллельных её увлечениях, официально-профессиональных, на курорте упоминать смысл есть ли? Кстати, она была очень обязательна во всём.
-  Итак. Пусть он будет отцом-одиночкой, - нервно начала она мысленно выстраивать сюжет ,  - Статус - не давний. Мать укатила с новой (или прежней) любовью... Лучше - уплыла. Море, всё-таки, - в наличии.  Подальше, куда-нибудь. В Америку, в Австралию...  Ребёнку велела сообщить , что умерла.  Отец  сказать такое не смог и не считал , мягко выражаясь, гуманным. Обманул, что мать уплыла на большом красивом корабле в счастливую страну. Что ещё долго она не сможет вернуться. Но он, её сынок, когда вырастет, непременно к ней отправится сам. Сын, как умный малыш, быстро взрослевший на фоне родительских разборок, догадался о "смерти" мамы. Или, вдруг, подслушал случайно не понятый им до конца разговор? Вполне - допустимо.  Но,добрым наивным сердечком оберегая папины чувства, малыш делал вид, что верил всем его "выдумкам", обещая  взять папу с собой к маме, когда вырастет. На самолёте.  В результате ребёнок растёт замкнутым и ранимым.  Это про ребёнка. А про любовь?..  Новую мать ребёнку отец - точно не ищет...  Почему я так нервничаю? - спросила себя , как написала прямую речь, скурпулёзная писательница.  И та кже  не естественно ответила, как бы от третьего лица:
 -  Отвечаю:  потому что выдала полный примитив и ложь. Не бывает так в жизни. И не с этого надо начинать. А с чего? С мотивации его добровольного одиночества после разрыва с матерью ребёнка. Позволит ли он теперь повтора ситуации?.. Нет, не сходится. Опять- ложь. Мужик - явный сердцеед... Запуталась девушка.  Разве так должен мыслить архитектор человеческих душ,  писатель? Себя, любимую, пристроить не получается...   Вот-вот. Вернулась вновь в ту же ложную точку. Срам. Или - в самую, что ни наесть правдивую. Стоит признать.  Надо идти домой, поужинать и с кем-нибудь пообщаться, - удивлённая  такому  повороту  мыслей, она опустила лицо, плотно прижав к накрашенным глазам ладони. Ей было  не до макияжа. В голове крутился навязчивый вывод, что  вечер не удался. Фабула повествования , а заодно и перспектива романа, не хочет складываться .
 - Значит, надо отпустить ситуацию. Пусть будет, что будет. Очень мудро. Я - молодец. Вовремя вспомнила нужную формулу, - горе-писательница просидела так минут десять-пятнадцать. Ноги домой не шли. Мужчина с ребёнком на руках, стоящий, как памятник, ещё вержился, словно в космической темноте  среди звёзд, в глубине внутреннего взора, за веками, ладонями, пышной занавесью длинных волос. Сознание с навязчивыми мыслями боролось, а подсознание никак не хотело с ними расставаться. Тогда она стала заставлять себя представлять, как он  уходит. Получалось эффектно. И после , всё ещё не поднимая головы, боялась  снова увидеть  реальную  знакомую картину, так приковавшую всё её существо. Это она попробовала таким образом не участвовать  больше в ней, как персонаж. Решила даже подремать на скамейке немного. Но ужаснулась мысли о том, что прятаться в себя от того, кто и не знает о твоём существовании - чревато... Она почувствовала, что  утомилась от своего  мысленного маразма и открыла глаза.
  Красавца-дзюдоиста с мальцом уже на берегу  не было. Только волны, набегающие на бурые камни,    продолжали отзываться в сердце ещё не угасшим томлением.
  - Вот и прекрасно! - вздохнув тихо и медленно, произнесла она вслух  более чётко и как можно спокойнее.  Чтобы не спугнуть обещавшего наступить душевного равновесия.  Уставившись в тротуар, она почти продекламировала:
 - Не было никого. Не бы-ло!
- Кого не было, милая девушка? Вам не хорошо? Возьмите мой платок. У вас косметика с ресниц смазана. Ваши прекрасные глаза преступно прятать под химией. Они у вас - цвета моря. И неба над морем, -  не молодой, но статный   мужчина протянул засмущавшейся писательнице большой белоснежный носовой платок. Не одноразовый. Настоящий, из хлопка. С еле заметными серыми полосками по краям, что свидетельствовало о том, что это , всё-таки, мужская принадлежность.  Зеркальца, разумеется, у  него  в карманах  белых модных, подвёрнутых выше щиколоток брюк, быть не могло. Пришлось ей  дрожащими руками порыться в своей сумочке. Там были и бумажные салфетки. Но разве можно отказаться от того, что лично получено из рук  кавалера, за кем она так долго и пристально, совершенно влюблённо наблюдала?
   Да, да. Это был он.  Показавшийся  ещё более великолепным вблизи ей-писательнице, и одновременно,  ей- героине своего собственного волнующего произведения. Он оказался несколько старше, чем она предполагала. Сражающее наповал обаяние, облечённое в возраст опыта , завораживало с новой силой.   Интрига обострялась. Пока скромница приводила свои глаза,  цвета моря, в порядок, незнакомец пытался её увлечь деликатным разговором. Но литературная дока, как в рот воды набрала с перепугу. Не то, чтобы у него , не получилось. Наоборот. Он умудрился в беседе не задать ни одного вопроса. И комплименты звучали не дежурно.  Это она не находила слов. Совсем растерялась. Тут же стала  бояться  сказать что-нибудь невпопад , неосторожно выдать смелые намерения сделать этого человека предметом своих фантазий.  Внутренне борясь с речевым ступором не слишком активно, она  решила быть немногословной и просто вежливой .  Но когда протянула незнакомцу  платок обратно  и не смогла вымолвить элементарного "спасибо", поняла, что в добавок,  и её язык  пересох. В  ответ на молчаливый жест она услышала снова добрые, даже нежные  слова:
- Оставьте, милая, у себя. Вечер ещё не кончился. Вам платок может пригодиться. Но , прошу вас, не плачьте больше.  Мне печально будет видеть как вы плачете .
   Он говорил в её адрес так естественно просто ,   с такой тёплой улыбкой,  что никак не возможно было  не улыбнуться в ответ. Пусть, - молча.  Мысли, однако стопориться не собирались.  А чувства торжествовали. Она даже не возражала , чтобы он думал, что она плакала.  Ей было приятно от того, что у него   уже  складываются о ней какие-то впечатления.
     "Но разве можно понравиться в такой ситуации? - сомневаясь в себе, прикидывала она.    - А почему - нет? Скромностью, например.  Вернее,  робостью, внезапно нарисовавшейся на мою голову. Или - на удачу?" Слушая его спокойный голос, она решила себя заставить тоже  успокоиться, держаться уравновешенно. Подстроиться, вспомнив расхожий психологический приём. Но не получалось.
   " Пока - ничего плохого. Наоборот. Типа - ухаживает. Очень  он натурально искренен. Надо бы мне что-нибудь вымолвить не нелепое. Молчать буду , всё испортить могу, - не оставляла липкие надежды  писательница. -  О, Боже! Как быстро я превратилась из охотницы за героями в охотницу за  мужчинами. Пожалуй, лучше так:  за героями-мужчинами и мужчинами-героями...   Всё-таки я  - неисправимая идеалистка. Держу и веду себя рядом с этим случайным человеком -  сама себя не узнаю, как. Случайный,  случайный ... А  размечталась... Ужас!  Сначала приглядеться надо. Ужели, ни одного недостатка снаружи не видно? Пожалуй, есть: верх галантности.  Это говорит о том, что он,  как минимум ,-  не идеален.- предположила она. - Играет.  Хотя , как знать? "
    Она несмело разглядывала своего почти кумира , время от времени робко поднимая пушистые, со следами туши ресницы, чтобы рассмотреть его лицо.   На что он ещё откровеннее и мягче улыбался, а она смущалась, но снова заставляла себя это делать. Пока не привыкла к его взгляду. Он спокойно рассказывал ей об особенностях природы  местного побережья, о Феодосийской бухте, оказавшись родом отсюда, и часто сюда приезжающим. 
     Тут она, наконец  обратила внимание на его мальчика. Он  крутился у заграждения. Не оборачиваясь к отцу, смотрел на пляж.  Ему , как она  ошибочно предполагала, не было  пяти лет.   Ребёнок оказался,  всего лишь,  рослым,  но возрастная координация  выдавала раннего четырёхлетку.  Паренёк, время от времени, от нечего делать,  пытался виснуть на перекладинах ограждения.   Рядом с его босыми ножками валялись две пары  шлёпок сланцев: маленькие и большие. С ними ребёнок  только что играл: пытался  их уложить в стопку, видимо, чтобы повыше встать и смотреть поверх заграждения.  Но у него ничего не получилось . Совсем не огорчившись, он оглянулся.
   -  Ваш сынок - чудный малыш, - наконец произнесла первые слова писательница, залюбовавшись на обаятельного ребёнка. Он очень был похож на отца.  Волосами, чертами лица.  Затем она поспешила высказать свои наблюдения, решив, что о ребёнке-то она поговорить сможет. Но получилось слабенько. Язык закостенел:
   - Причёски у вас одинаковые, густые. И рубашки.  Белые. И загорел он хорошо. Рослый мальчик, не по годам. В папу. 
     Она хотела ещё что-нибудь заметить и озвучить, но , всё ещё теряясь, замолчала. Тут же подумала, что затронула любимую тему, и папаша сейчас всё будет рассказывать про дитя сам.  Вышло не совсем так.
- Это - мой внук. Дочкин пацан.  Мы  тут без них обживаемся.  У прабабушки с прадедушкой, - как бы между прочим , и почему-то шёпотом, сообщил совсем юный для дедушки мужчина.
    Такого поворота в её мысленном сценарии и  не мелькало. Она снова  на мгновение потеряла дар речи, как под гипнозом. Только мысли не дремали: " Обаянием и   манерами ,  сюрпризами и опять обаянием гипнотизирует меня  этот тип.   Многим и многим   молодым лавеласам -  далеко до него. На контакт пошёл легко, ситуацию, как по нотам разыграл.  Точно - холостой. Да и не пожилой он  ещё совсем. Зрелым назовёшь ли?  По внешнему виду и здоровью, больше - молод.  И умён. Если не сказать - талантлив. Как рассказчик - однозначно". 
     Действительно, упомянув о своих родителях,  он  легко вернулся к  рассказу о местных красотах.  По уже непринуждённой интонации определялось:  продолжал отстранённо , не полагая , что милая девушка в его рассказ внимательно вникает. Потому что , повествование искусно перемежал  потрясающими комплиментами, репликами в её адрес. О внучонке он тоже стал поговаривать . И чувствовалось, что дедушке доставляет это огромное удовольствие.   При всём , при том , молодой дед  не сводил с неё глаз. 
    Наконец, твёрдо  взяв себя в руки,  писательница решила больше не робеть, а   нормально, как она умеет,  пообщаться с  человеком, познакомиться, как положено.   Ведь она тоже и хороша,  и содержательна, и - моложе заметно,  что есть не один балл в её пользу.  Но незнакомец и здесь её опередил.
- А мы, милая девушка, ещё не познакомились, - снова открыто и заразительно улыбнулся  он и тут же  обратился к внуку , -  малыш, подойди к нам , пожалуйста. Давай вместе познакомимся  с этой красивой и грустной тётей. Не дадим ей грустить?
- Не хочу! Она - не мама, - почти крикнул мальчик, но всё же подбежал к своему деду, запрыгнул к нему на колени и, всем телом, крепко и привычно обнял его, уткнувшись личиком в родное плечо.
-?!!
- Ничего, ничего... Он просто устал. Ему пора отдохнуть,  - с плохо скрываемой тревогой сказал нежный дедушка, продолжая обращаться ко  всё ещё незнакомке.
Потом,  не опуская мальчонку с рук,  он встал и, освободив правую  для знакомства, протянул её девушке:

 - Русланы.  Мы с ним - Русланы.
- А я - Людмила , с улыбкой протягивая ладонь к широкой мужской ладони, совершенно неожиданно без зажима,  ответила писательница.
 - Это - судьба, - чуть шутливо, как всегда  приятно улыбаясь, но с печалью в глазах, произнёс Руслан.  Мою жену  тоже звали Людмила. 
  Людмила промолчала в ответ. Но не по причине недавнего ступора.  Он таял стремительно. Её чувства при  общении с этим человеком переходили на какую-то новую качественную линию.  Она понимала, что пауза необходима.
 - Руслан, - оборвав молчание, серьёзно обратился  дед к внучку с  деловым и судьбоносным предложением, - хочешь мороженое?
- Мороженое - хочу. Молочный коктейль не хочу. Пепсиколу не хочу. Водичку хочу , - пролепетал ребёнок.
Тогда - вперёд! И тётю Людмилу давай пригласим. Чтобы она не обижалась. Ведь ты не хотел, правда?- теперь еле пряча улыбку, разошёлся дедушка. Чувствовалось, что воспитание мальчугану назначено было мужское.
- Правда... Пригласим. - Ребёнок повернул головку к тёте, которая , наконец-то его заинтересовала и засмеялся.  Людмила тоже засмеялась: на неё глядели две пары совершенно одинаковых карих глаз. Она встала со скамейки, погладила мальчугана по волосам и позвала кивком его к себе на руки. Согласился. Сразу, легко.  Протянув ручонки, перебрался к ней и ответно стал пальчиками перебирать русые распущенные волосы.
 - Как у мамы, - тихо сказал Русланчик. Затем, спрыгнув на тротуар и пошёл обуваться...
       В этот вечер , отправив после кафе ребёнка домой , а дом был неподалёку, Руслан  о многом рассказал Людмиле. Как и она ему. Её женская интуиция превзошла самоё себя. Руслан, оказалось, совсем недавно стал,   вдовцом. А  Русланчик - сиротой.  Мальчику, раньше очень сильно привязанному к родителям , особенно к матери,  решили пока внушить, что его мама с папой  уплыли в счастливую страну и ждут, когда он повзрослеет и приедет к ним.  На самом деле они, вместе с супругой Руслана  внезапно погибли.  В одном писательница ошиблась. Руслан, усыновив внука, всё-таки искал ребёнку новую мать...
   И нашёл...
    Руслан,   Людмила  и их  дети,  старший сын Русланчик и  младшая дочка Людочка,  живут в Севастополе. Какое-то время  Руслан работал в порту,  пока сын не привык к новой семье и не начал  называть родителей мамой и папой. Затем Руслан , как и раньше,  стал уходить в плавание. Снова командиром военного корабля.  Людмила посвятила себя детям.  А когда они подросли , заведывала библиотекой. Задуманный рассказ   сразу она писать  не стала и очень долго не решалась опубликовывать. Из скромности. Однако, Вы , дорогой читатель, его только что прочитали. Под другим ником.  Да и  вообще сочинять  Людмиле удавалось реже: семья.
 У неё всё-таки получилось стать счастливой.