01. Яблоки

          Ёжик витал в облаках. Он очень любил это увлекательное занятие. И звали его — как всех порядочных мечтателей — Витатий, что в переводе именно и означало «витающий в облаках ёжик».
          Витать было приятно. Мелкие шаловливые тучки брызгались тёплым дождём, тётя Радуга  раскрашивала колючки Витатия в разные цвета и смеялась, когда он звонко чихал, наморщивая свой остренький нос.
          — Раз! Два! Тррри! — кричал ёжик и блаженно улыбаясь взмахивал лапками, взлетая всё выше и выше.
          Считать он умел только до трёх, и поэтому не замечал, как совершенно  неожиданно оказывался на Седьмом Небе. А там дождь был такой же колючий, как большие, взрослые Ежи, иголки которых были ужасно острыми. Ветер на Седьмом Небе обжигал ему кожу, а облачка, в которых так любил витать Витатий, рвались тут на мелкие клочки, исчезая в никуда...
          — Ааааааа! — кричал в панике маленький Ёжик и… просыпался.
          «Почему, ну почему Седьмое Небо такое суровое? — размышлял Витатий, сидя за столом и сосредоточенно причмокивая губами в блюдце с горячим молоком, но, увы, никак не находил ответа. — А может… может, всё дело в том, что надо выучить другие цифры?!» — мелькнула неожиданная мысль.
          — Раз, два, трррри… — вслух отчётливо произнёс Ёжик.
          — Читырипять! —  донеслось со двора.
          «Зайка пришёл! — обрадовался Ёжик и подумал: — Интересное у него имя, необычное — Четырепять... И вообще он неор… неор-динарная личность… гуляет, вон, когда хочет и где ему вздумается… морковку ворует, говорят... А всё равно хороший. И уши… уши-то у него какие! Обзавидоваться можно!
          Витатий пощупал свои. Ну, конечно. Никакого сравнения.
          «Ах, были бы у меня Четырепячьи уши! Ёжинька тогда танцевала бы только со мной… а не с этим бурундуком Пуриком. Он-то и витать совсем не умеет. Вечно заявится, когда его не ждут, и сразу —  к Ёжиньке, яблоки ей суёт, на ушко комплименты шепчет, задавака!»
          — Четырепять, а Четырепять, — не в силах вынести распиравшую душу досаду выскочил на крылечко и неожиданно жалобным голосом воскликнул
Витатий, — а пойдём у Пурика яблоки в саду скрадём!
          — Ну да. Пойдём. — деловито отозвался заяц. — Яблоки, они, вообще, полезней морковки, в них какое-никакое, а железо есть.
          И они пошли…

          — Уффф! — выдохнул Витатий, когда самое страшное было уже позади и друзья выбрались из кустов, по которым они тайно покидали место преступления, на берег речки. — Тяжеленный какой мешок...
          — А то! — подтвердил заяц. — Я же говорю, в яблоках много железа. Вот они и тяжеленные. Прямо плечо напрочь отнялось. — он помассировал уставшее место. — Куда же мы их девать-то будем? К тебе домой потащим?
          — Нет-нет! — поспешно замахал лапками Витатий.
          — Ну, правильно. Я почему-то так и подумал. — удовлетворённо сказал Четырепять. — Я вообще догадливый заяц. Ну, что же. Тогда давай мы их вниз по течению отправим! Пусть плывут к тому, кому они нужней.
          Ёжик утёр пот со лба и согласно кивнул.
          «Так ему и надо, этому Пурику!» — мелькнула праведная мысль.
          Друзья развязали мешок и высыпали яблоки в реку.
          — Буль-буль-буль… — мелодично и весело донеслись из воды заключительные аккорды приключения.

          А Седьмое Небо хмурилось. Из тяжело нависших туч на землю вдруг хлынул косой дождь. Четырепять передёрнул плечами, досадливо махнул лапой, кивнул другу на прощание и понёсся в Бом-Бурелом, где была его нора. Витатий же заторопился к себе домой, ёжась от холодных капель дождя, как и полагается настоящему ёжику, и тем не менее предвкушая, как вернувшись в тёплую обитель вытрется полотенцем насухо, выпьет горячего чая, и снова станет витать в облаках, мерно болтая лапками, и думать про Ёжиньку, Четырепячьи уши, и про Седьмое Небо, которое когда-нибудь однажды всё-таки ему улыбнётся.