2014 год. Октябрь.
В мире много опасных вещей. Пожарные могут порассказать о всепожирающем огне, который невозможно погасить и можно только ждать, пока всё выгорит, моряки могут поведать о чудовищных штормах, сминающих огромные морские суда как пустые папиросные коробки, военные часами будут рассказывать об изощренных методах разнесения в щепки, в пыль, на атомы любого врага, врачи поведают о невидимых глазу вирусах, способных выкосить все живое на Земле за считанные недели, зоологи упомянут и хищников, и змей, и крохотных, смертельно ядовитых пауков.
Но самая опасная вещь – это лист бумаги с написанными на нем словами.
Человек, работавший в небольшом кабинете большого старинного здания, знал об этом лучше многих, и решал сейчас сложную задачу, как составить отчет начальству, не заработав при этом репутацию беспочвенного фантазера, а то и просто психа, со всеми вытекающими последствиями.
И в самом деле, как еще начальство должно реагировать на сообщение о конце света?
Андрей Сергеевич Скорняков очень любил этот мир. Ему нравилось олицетворять мощь государственной машины, нравилось наблюдать закаты в полнеба из окна своей кухни на верхнем этаже новой высотки, очень нравились красивые девушки, но пока он не горел желанием знакомиться с их родителями, и просто без ума был от всякого рода логических построений. Его приводило в восторг конструирование строгих логических композиций, где из факта нахождения гражданина А. в месте Б. неумолимо следовала причастность, казалось бы, совсем постороннего гражданина В. к теракту, проведенному в городе Г. Или когда из гильзы калибром 9 мм, найденной на клумбе в Калининграде, вырастало дивное дело о контрабанде редкоземельных элементов на Дальнем Востоке.
И сейчас, зная за собой склонность к увлеченности, он раз за разом проверял и факты, и выводы, но не находил ни малейшей щелочки для сомнений. В конце концов вздохнул, взялся за телефон и позвонил своему начальнику.
- Здравствуйте, Игорь Сергеевич, это Скорняков. Есть срочная информация по рекламщикам, когда вы сможете меня принять?
- Насколько срочная? – голос Лоскутова был прохладен, и Андрей едва удержался от ответа: «Не особенно, может потерпеть»
- Предельно.
- Через пятнадцать минут у меня.
Скорняков положил трубку и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая нервы. «Расслабься», - скомандовал он себе, - «Терять есть чего, но пусть уж лучше над тобой посмеются, если ты ошибаешься, чем промолчишь о возможном кризисе». Хотя, называть грядущее кризисом было изрядным преуменьшением. Андрей еще раз проверил отчеты: краткий, помещавшийся на одной странице, и подробный, на 17 страницах убористого текста, снабженный примерами, выводами и предполагаемыми последствиями, собрал их в тисненую кожаную папочку, подаренную родителями, и, тщательно заперев двери кабинета, отправился по длинному коридору на свою Голгофу.
Кабинет Лоскутова был больше размером, выходил окнами не во двор, а на набережную, обставлен был получше, а главное – сохранил лепнину и потолочную роспись. Не Эрмитаж, не метро «Маяковская», обычный цветочный бордюр – а уже и вид у помещения не такой казенный, и Лоскутов – не «кровопийца на госслужбе», по выражению журналиста, взятого на перевозке «колёс», а один из чиновников, занятой и усталый человек, да и сама работа – не стрельба с погонями, а методичное, ежедневное пропалывание своего кусочка огромного сада страны.
А хозяин кабинета и в самом деле выглядел как чиновник – в сером костюме и при галстуке в мелкую полоску, с утомленным, бледным лицом бумажного червя, с чашкой чая на краю стола, с письменным прибором и стопкой папок, с перекидным календарем, густо исчерканным каким-то знаками, с настольной лапой – с тысячей мелочей, указывающих на силу бумаг и слов в этом месте.
- Заходи, заходи, - помахал он рукой, - Что там у тебя стряслось?
Андрей сел на стул сбоку от стола, вынул краткий вариант и положил на стол. Осторожно, словно бомбу из самодельной взрывчатки, что может бабахнуть в любой момент.
- Игорь Сергеевич, вы лучше прочитайте. Боюсь, у меня изложить внятно вслух не получится.
Лоскутов быстро пробежал глазами по странице, внимательно глянул на крепко сцепленные руки подчиненного, прочитал не торопясь, делая на полях пометки карандашом с тонким грифелем, помолчал, и начал с простого вопроса:
- Ты уверен?
- Игорь Сергеевич, сильнее всего я надеюсь, что в чем-то ошибся. Что кричу «Волки!» понапрасну.
- Хорошо, тогда у тебя подготовлен и полный отчет?
Андрей, не произнеся ни слова, положил на стол второй вариант.
- И все же, это сильно смахивает на какие-то детские страшилки. Мозговые слизни, ментальные вирусы, слепки сознания… Ты фантастикой не увлекся часом?
Наступил критический, решающий момент. Отрезая все пути к отступлению, Скорняков негромко, через силу произнес:
- Я могу устроить демонстрацию эффекта. Мне надо лист бумаги, маркер и кого-нибудь из отдела технической службы.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2014 год октябрь
«Сегодня я наблюдал нечто странное. По-моему, у молодежи возникло новое увлечение. На стене у выхода из метро нарисовали еще одно граффити, ярко-алый вензель из двух петлистых штрихов, броский, но на первый взгляд совершенно бессмысленный. Передо мной шли два молодых человека, с виду обычные студиозусы - тонкие ноги в мелкоклетчатых обтягивающих штанках, длинные шарфы с пестрыми кисточками и модные этой осенью балахонистые короткие куртки. «О, смотри!» - завопил один из них, - «Джага!» «Джага-джага! – немедленно подхватил второй, и уже хором выдохнули: «Гуха-а-а-ан!» И, хохоча, пробежали несколько метров, затем резко успокоились и деловито потопали к переходу, влившись в поток горожан.
Я был удивлен их реакцией, но вот дальнейшее поставило меня в тупик – из-за спины раздался звонкий подростковый голос: «Джага!» - и реприза повторилась в исполнении какой-то невысокой девицы, едва различимой под громоздкими наушниками и платком, намотанным вокруг шеи.
Десять минут наблюдений показали, что примерно каждый двадцатый прохожий реагирует одинаково: «Джага!» - «Джага-джага!» - «Гуха-а-ан!» - и завершает всё действо радостный смех и пробежка на несколько метров. Последней каплей стала почтенная матрона лет шестидесяти, в долгом драповом пальто и фетровой шляпке. Нет, она не кричала, но губами неслышно произнесла «Джага», улыбнулась и слегка ускорила шаг.
На работе я первым делом залез в интернет и попытался разобраться, но безуспешно. Сами слова, описание смеха, обязательность пробежки – это все было описано многократно, и сам вензель был подробно описан и сфотографирован в тысяче разных мест. Не было одного – смысла этих действий. На все вопросы ответ был примерно одинаков: «Ну, это джага, чего тут еще-то объяснять?»
Однако, текучка увлекла меня в дебри заказов, где каждый хотел визитку не меньше, чем напечатанную золотом по золотому фону, и чтоб все переливалось, а на обороте – фотография продукции. Ну и что с того, что места мало – а вы сделайте что-нибудь. Потом было несколько писем и нервных разговоров с менеджерами, потом обед и длинное обсуждение архивации выполненных заказов, и стоит ли их хранить вообще, затем вышибло пробки, а к верстальщицам со двора забежала крыса – день удался на славу. После изгнания крысы я успокаивал хлюпающую носом Ольгу Синюхину, вторую Ольгу – Марчук – просто поддразнивал, обзывая «Дианой-крысобоем», потому что она отважно кинула в грызуна чашкой, а потом неожиданно для себя сказал: «Ну вы что, девчонки, чего в эмоции-то ударились? Джага!» И совершенно оторопел, когда они хором пропели «Джага-джага!» в ответ, засмеялись и разом встали из-за столов. И все – эмоции сняло, как рукой, вся аппаратура за несколько минут была отключена, а сами мы разошлись по домам.
Лишь за ужином, при разговорах с женой я вспомнил о крысе. Как это только всё вылетело из головы – не понимаю».
2014 год, октябрь
- …Таким образом, с одной стороны, у человека формируется импульс на проведение каких-то действий, с другой стороны – отключается критичность в оценке этих действий. Так же в сознании возникает своеобразное «слепое пятно», не позволяющее осознать необычность происходящего. Пока что действия описываются отдельно, однако, вскоре потребность в их описании отпадет, они будут формироваться на основе графемы и опознавательного сигнала. Кроме того, возможно существование и композитных мемоидов, когда действия будут мотивироваться воздействием нескольких внешне не связанных графем и сигналов. – Скорняков отпил несколько глотков минералки, отметив, что она уже изрядно выдохлась, и завершил свое выступление. – Далее, по моему мнению, будут разработаны мемоиды, не требующие ни сигналов опознавания, ни описания действий – начертания штрихов будет достаточно для запуска ассоциативных механизмов. Соответственно, совершаться будут не конкретные действия, а действия, содержащие определенную направленность. У меня все.
В генеральском кабинете повисло молчание. Сам генерал не высказывался, два его зама тоже не торопились высказать свое мнение, Лоскутов и подавно молчал, уже прикидывая, чем займется после увольнения. Он-то Андрею верил на все сто и понимал, что будущее безрадостно и к нему надо готовиться специально, что включало в себя закупку соли, спичек и мыла, подготовку какой-то базы, решение вопросов с оружием. И главное – подбор людей, выживание в одиночку хорошо в кино, где у главного героя патроны не кончаются.
- Лоскутов, ты как-то жаловался, что у нас фильмы делать не умеют? Что ж ты такого сценариста у себя в отделе неволишь? Вон, готовый фильм ужасов накатал, - генерал с усилием поднялся из кресла и прошелся вдоль окна. Хотя, мрачные дождевые тучи за окном всем своим видом утверждали, что ситуация улучшаться не может. Ну, с чего ей улучшиться, в такую-то погоду?
- Товарищ генерал, у меня есть список из двадцати восьми сотрудников, предположительно пораженных мемоидами. Можете для демонстрации вызвать любого.
- Дай поглядеть, что там за расстрельный список… - Осовец углубился в изучение колонки фамилий. Пару раз его брови вздрогнули, а под конец он выдохнул: - Дела… Никак, ты от всего молодняка чохом избавиться решил? Что, думал так вот легко можно четверть управления под нож отправить? Тебе кто такую мысль подкинул?
- Да ради бога, - вдруг Лоскутов тоже поднялся с места. – Вот, пожалуйста, у меня рапорт написан – хоть завтра уйду! – и положил на стол еще один листок.
- Вот и славно, - подхватил один из замов, недавно переведенный из Северо-Западного региона, - Ну-ка, ну-ка, - округлым движением он переместил рапорт к себе поближе, бросил на него взгляд, и с улыбкой вернул на генеральский стол. Второй зам, поднявшийся из оперативников, удивленно глянул на первого, но то не обращал внимания. – Все в порядке, Павел Петрович, можно подписывать хоть сейчас.
Осовец тяжело посмотрел на зама:
- Это ты мне разрешил, что ли? – и не слушая оправдывающегося зама, продолжил, – Всё, не о чем тут говорить больше, все свободны. Лоскутов, останься. А тебе, Скорняков, лучше бы подумать о чем-нибудь более реальном. Меня с этими рекламщиками каждый день кроют, а ты сочинения пишешь на вольную тему. Идите. – затем опустился в скрипнувшее темно-коричневое кресло и подождал, пока все, кроме Лоскутова не разошлись.
Глянув на закрывшуюся дверь, Лоскутов сел посвободнее, положил руки на стол:
– Вот и еще один.
- Ты уверен?
- Я у Скорнякова тоже спрашивал, так он мне нагляднейшую демонстрацию устроил. Можно и вам показать, если не ошибаюсь, Фейгин еще в приемной должен быть.
- Давай посмотрим, - генерал нажал клавишу на селекторе. – Ярош, Фейгин еще не ушел? Хорошо, пусть зайдет.
- Только вы его спросите о чем-нибудь, чтобы он говорил, - быстро посоветовал Лоскутов и выдернул листок из стопки своих бумаг.
Так повелось, что выходя из кабинета, посетители открывали дверь сами, а вот при входе дверь обязательно открывал адъютант генерала, сидевший в приемной. И докладывал, даже если посетитель покинул кабинет минуту назад.
- Товарищ генерал, к вам полковник Фейгин – в открывшуюся дверь прошел «Северо-Западный» зам с таким выражением на лице, что генерал едва подавил секундную вспышку гнева: «Ещё ты тут будешь неудовольствие выказывать!»
- Что случилось, Павел Петрович?... – И тут стены кабинета сотряс генеральский рык – вторую вспышку Осовец гасить не стал.
- Вы что, товарищ полковник, приказ об отмене субординации прочитали?! Вышли и вернулись, доложив как следует!
Фейгин побагровел и выскользнул из кабинета в той же округлой манере, только дверь стукнула. Еще через полминуты дверь открылась и Ярош как всегда бесстрастным тоном повторил:
- Товарищ генерал, к вам полковник Фейгин.
В этот раз полковник лицо сделал строго уставное, вошел четким строевым шагом, за три шага до стола остановился и доложил, как выстрелил:
- Полковник Фейгин по Вашему приказанию прибыл!
- Товарищ полковник, группа по делу рекламщиков не справляется, надо усилить их специалистом по финансам. Кого вы можете порекомендовать? – генерал напряженно наблюдал за своим замом, а тот, уже перестал напоминать свеклу, и уверенно зачастил:
- К сожалению, в нашем отделе нет специалистов, разбирающихся в финансовой кухне на должном уровне, поэтому либо надо приглашать специалистов из региональных отделений, либо обращаться в специализирующиеся на аудите фирмы. Второй вариант предпочтительнее, потому что…
В этот момент Лоскутов показал Фейгину лист с нарисованным на нем то ли морским ежом, то ли звездой и негромко сказал: «Чочота». Зам запнулся на полуслове, поднял руки на уровень лица, предъявил ладошки и ответил «Гекко», слегка протянув последнюю «о», затем повернулся обратно к генералу и продолжил:
- …потому что рекламный бизнес, тем более с иностранными рекламодателями имеет ряд традиций, которые не всегда верно интерпретируются нашими законами. А сторонняя аудиторская фирма позволит… найти пути… решения… - И замолчал.
Он смотрел перед собой совершенно безмятежно, не шевеля ни мускулом, словно постиг какую-то истину, сделавшую все вокруг настолько бессмысленным, что даже слов не хотелось тратить.
- Михаил Семенович, - Лоскутов перевернул листок картинкой вниз – вы говорили про аудит.
Фейгин встряхнулся и так же бойко продолжил:
- Да, и я все так же считаю, что для каких-то финансовых проверок лучше обратиться к сторонней фирме. В конце концов, рекламный бизнес с иностранными рекламодателями довольно сложен, и имеет массу традиций, в которых с ходу разобраться практически невозможно. Могу подготовить завтра к обеду список компаний, достаточно хорошо разбирающихся в вопросе.
- Спасибо, Михаил Семенович. – Генерал был явно потрясен. – Можете быть свободны.
- Есть! – Фейгин ловко повернулся кругом, четким, уверенным шагом дошел до двери и оставил кабинет.
Осовец потрясенно смотрел на Лоскутова.
- И как это понимать, Игорь Сергеевич? Что это было?
- Воздействие мемоида третьего поколения. Вводит в транс, вынуждает говорить правду. Но очень кратковременного действия, на обычного человека действует секунд десять-пятнадцать. Я так подумал, что ни релаксационные, ни тонизирующие варианты сейчас ни к чему.
- И что, любого вот так можно? Показал картинку – а он и раскололся?
- Не любого. Если он не подвергался воздействию пре-мемоидов и мемоидов низких уровней – то вряд ли. Восприимчивость к мемоидам возникает под социальным давлением. Та же реклама, слоганы, узнаваемость марки – это все пре-мемоиды, почва, на которой они прорастают. Даже анекдоты с бородой – и те представляют роль примитивных мемоидов. Некий код, который не обязательно воспроизводить полностью, он восстанавливается сознанием по двум-трем ключевым сигналам. Набирается критическая масса – всё, пошла работа мемоидов.
Осовец откинулся на спинку кресла и помассировал переносицу. Правда, которой не хотелось верить, оставалась правдой и требовала от него действий.
- Вопрос первый: сколько человек в курсе?
- Пятеро. Все, кто сегодня присутствовал на собрании. Скорняков посчитал, что ни к чему распространять непроверенную информацию, а проверенную – и подавно не стоит.
- Сделаем так, Игорь Сергеевич. Для начала – я отстраняю Скорнякова от дела рекламщиков. Да и ваш отдел тоже. Формально вы уже все, что могли, сделали – передадите дела Фейгину. От вас требуется разработать методику определения восприимчивости к мемоидам. На грубую – три дня, на тонкую – две недели. Разработки у Скорнякова, как я понял, имеются. Далее, все материалы по этому делу – только через меня. Далее. От вас требуется прогноз развития ситуации и методы противодействия. Сроки – те же, предварительный прогноз – через три дня, с глубоким анализом – две недели. К работе привлекать только тех, кто прошел проверку. Что морщишься?
Лоскутов не поднимая глаз о стола, отозвался:
- В моем отделе из восемнадцати человек трое точно заражены и еще девять – под вопросом. Думаю, что по всему Управлению картина примерно такая же.
- Вот и загружай их. С рекламой разобрались – займитесь импортерами фальсификатов, там вообще поле не паханное, пусть трудятся. Незараженных – на разработку мемоидов, срочно. Через три дня будем решать, выделять ли эту тему в отдельное дело у себя, выходить на Лубянку или вообще тихо прикрыть. Все, Игорь Сергеевич, иди. Совершай подвиг.
Осовец посмотрел вслед сухощавой фигуре Лоскутова, затем разложил на столе несколько листов и начал составлять план дальнейших действий. Примерный размер угрозы можно будет оценить только через три дня, но терять время было не в привычках генерала, и на бумагу потекли строки: «Возможные варианты: угроза мнимая, угроза реальная, отвлечение от реальной угрозы …»
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2014 год, декабрь
«Мне кажется, что с народом творится что-то странное. Наверное, я стал слишком стар и глуп, не могу понять какие-то очевидные для других вещи, время обгоняет меня, и показывает не красивую упругую попку, а мерзкую, костлявую задницу с крысиным хвостом. Мои попытки угнаться за ним – это попытки ухватиться за этот хвост, измазанный какой-то слизью. И все равно он выскользнет из рук, оставляя тебя в той же позиции отстающего, только еще и с грязными руками.
Весь подъезд изрисован какими-то граффити, хотел вымыть стены – ополчились все соседи. Все! Даже полоумная Васильевна со второго этажа вылезла на свет Божий, и стала кидаться на меня, размахивая палкой, словно я святотатец и хочу порушить икону. Они видят в этих знаках смысл, они говорят на каком-то птичьем языке, и совершают странные вещи. Я чувствую себя марсианином, не понимающим смысла земных ритуалов. И ведь в остальном – нормальные, вменяемые люди. Они ходят на работу, они растят детей, выгуливают собак, готовятся к Новому году – и рисуют знаки.
Жена говорит, что французы у нее на работе ведут себя так же. Те же знаки, те же птичьи слова, разве что, реагируют более эмоционально, да знаки нарисованы профессионально, и не на стенах, а на специально выделенном стенде.
Я почти перестал общаться на форумах, не пишу в блог, не посылаю письма – меня игнорируют за незнание нынешнего сленга. Мы вернулись к докомпьютерному стилю жизни: прогулки, книги, спорт, старые фильмы. Мы фотографируем город, на память – но с каждым днем на стенах прибавляется знаков. Скоро и прогулки не будут давать отдохновения».
2014, декабрь
Когда город накрывает снегопад, то лучше всего вести опасные разговоры на прогулке в парке. Людей мало, звуки глушатся, и даже охрана в десяти метрах уже ничего не слышит.
- Прогнозы неутешительны, - Павел Петрович Осовец старался не смотреть на собеседника, сообщая ему удручающие вести, - Полностью иммунных нет, есть с повышенной сопротивляемостью воздействию, но их крайне мало, меньше одной десятой процента.
- Что означает «повышенная сопротивляемость»? – Собеседник генерала протер лицо носовым платком, - Есть и обычная, стандартная?
- «Повышенная» означает, что человек осознает воздействие мемоида, способен сопротивляться стереотипному действию и практически не воспринимает его повторно. Но если воздействовать неожиданно, то один раз на новый крючок поймать можно.
- А «стандартная»?
- Это сопротивляемость, которой нет. – Осовец печально вздохнул, словно дедушка, рассказывающий внуку, что до Луны не дотянешься даже с лестницы. – Можно не реагировать на какие-то мемоиды нижних уровней, но против третьего уже почти без вариантов, срабатывают на всех.
- То есть, обычно мемоиды действуют на всех?
- На всех, кто достиг возраста социализации и не имеет дефектов восприятия. Дети до семи-восьми лет просто не имеют достаточного опыта. У инвалидов перекрыты некоторые каналы восприятия, что ограничивает воздействие мемоидов. Еще есть варианты жесткого мировоззрения, например, религиозный фанатизм, но и там возможны варианты. Например, мемоиды, созданные с учетом принятой церковной символики.
Снег лип на ботинки, покрывал плечи белыми эполетами, придавал воздуху объем и странным образом ограничивал, словно заключал людей в огромный стеклянный шар. Звуки окончательно истаяли, и дальше собеседники шли молча. У обоих из них было достаточно званий и наград, оба имели немалый вес во власти, и если не входили в ближний круг, то уж в первой сотне числились не первый день. И оба знали на своей шкуре, что сейчас, в этой частной беседе, решается вопрос масштабов страны. Если не больше.
- Защиты нет, инфицированию сопротивляется один из тысячи, инфицированные не осознают действий, но навыков не теряют. Идет дальнейшее развитие мемоидов, воздействие дольше и разнообразнее, избирательность все меньше. Это всё? – Соломатин остановился и глянул собеседнику в глаза. – Или список не полон?
Генерал достал небольшую черную трубку с прямым мундштуком и принялся тщательно набивать ее табаком.
- Вы знаете, Георгий Яковлевич, я ведь уже бросил курить, одиннадцать лет держался, а тут снова начал. Решил по торговым сайтам почитать, какой нынче табак лучший. И на первом же, на главной странице – мемоид-мотиватор фоном идет. На покупку настраивает. – Осовец сделал глубокую затяжку, выпустил в небо клуб ароматного дыма и слегка взмахнул рукой с трубкой вдоль аллеи. – Пойдемте.
И они снова неспешно двинулись в путь. Такая уж у Осовца была привычка, лучше всего думалось и говорилось у него на ходу.
- То, что вы перечислили – это основное, есть еще несколько побочных эффектов, но они не главные. – Генерал снова окутался дымом, - Например, кластеризация. Люди, имеющие сопротивляемость, редко живут одни. Как правило, если у кого-то из родителей сопротивляемость повышена, то очень велики шансы, что и у детей будет то же самое.
- Интересный эффект, - задумчиво отозвался Соломатин. – Это генетика?
- Нет. Это воспитание. Подобное тянется к подобному. Семьи, группы по интересам, форумы – любые формы добровольного группового действия.
- Деструктивные тоже? – Второй заместитель Председателя Совета Безопасности заинтересовался всерьез. – Разного рода террористы, скажем?
- В общем – да. Конечно, только организаторы высокого уровня, где принимаются решения. Пехота обрабатывается мемоидами по полной программе. Да и в верхах сейчас бывают разные казусы.
- То есть, имеется вероятность борьбы с терроризмом путем применения избирательных мемоидов?
- Как и возможность вербовки новых террористов. У всякой палки два конца.
- Ясно. – Соломатин сделал мысленную пометку. – Проблему вы обозначили, и хоть немного стало понятно происходящее вокруг. Каков ваш прогноз?
- П…ц. – просто ответил генерал, и слегка ухмыльнулся. – Полный п…ц. По нашим прикидкам, осталось три, максимум четыре года – и ситуация пойдет вразнос. Уже сейчас можно сказать, что методика построения мемоидов не уникальна, мы отследили как минимум четыре центра разработки. Это значит, что методика воспроизводится и модернизируется. В конце концов, психика людей начнет разрушаться, и разрушаться непредсказуемо. Полная планета психов. Можно что-либо сделать, если полностью отключить интернет и телевидение – тогда все рухнет быстрее, но будет возможность вылезти из-под обломков.
- А еще можно для устрашения на часок погасить Солнце. Это, кстати, будет проще.
- Согласен. – Они шли и шли по пустому парку. Охранники, не рассчитывавшие на такие прогулки, уже промочили ноги, но бдительности не теряли, изредка переговариваясь между собой.
- И что же вы полагаете, следует делать? Вы ж не просто пугать меня пришли?
- Я полагаю, нам надо готовить эвакуацию остатков населения. – Осовец с этим уже смирился, и сейчас наблюдал, как изменился в лице Соломатин. – Восстанавливать один старый проект, собирать тех, кому еще можно помочь, и проводить эвакуацию.
- «Остатков»? Почему «остатков»?
- Инфицирование нарастает очень быстро. Мы уже неделю назад отказались от теста на инфицированность и тестируем на устойчивость. Это проще. У нас нет сил остановить лавину, значит, надо спасать тех, кого мы успеем из-под нее выдернуть.
- А что за старый проект? Очередное советское наследие?
- Это я смогу рассказать только после вашего согласия. Извините, Георгий Яковлевич.
- Завтра новогодний прием в Кремле. Я сообщу вам свое решение. – Они пожали руки и разошлись к своим машинам.
Аллея заканчивалась на смотровой площадке, Соломатин по привычке глянул на город, но ничего не разглядел. Город пропал, высотка за спиной пропала, весь мир был скрыт снегопадом, и только он в одиночку стоял посередине белого пространства, как некое странное слово посреди листа.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, январь
«Сегодня, когда возвращался с работы, стал свидетелем примечательного диалога. Молодой человек, водитель в хлам разбитого «фордика», убеждал пожилого пузатого инспектора полиции в своей невиновности.
- Ну, так, товарищ сержант, я-то при чем? Вон же, люк на дороге, машина и вильнула.
Сержант морщил нос, просматривал документы и сердито бурчал в ответ:
- И что – люк? Крышка на месте, над проезжей частью не выпирает. Руль держать надо крепче.
- Да я нормально ехал, а там на столбе «Гопа» нарисована. Я зажмурился и пальцами пощелкал, а тут люк. Ну, машину и бросило.
- Видеорегистратор есть? – сержант весь подобрался.
- Нету, - уныло развел экс водитель руками. – А пойдемте, поглядим, это ж недалеко, и в протоколе запишем.
- Ага, а страховщики нам опять телегу накатают, про ненадлежащее обеспечение безопасности. – Сержант идти никуда не хотел и уже начал вынимать пустые бланки протоколов. – «Гопа» в ПДД значится? Нет? Ну и все, за руль надо держаться.
- Да я держался, - ныл молодой – а что делать, если там нарисовано…
Точно, инопланетяне».
2015, январь
Соломатин еще раз перелистал подробный отчет, предоставленный ему Осовцом, помассировал переносицу и недоверчиво спросил у генерала:
- Павел Петрович, это не мистификация? Вы предлагаете путешествие во времени? Или вы морочите голову?
- Помилуйте, Георгий Яковлевич, к чему мне вас мистифицировать? – Осовец с живым интересом наблюдал за своим собеседником. – Это не совсем путешествие, это, скорее, эвакуация, как я раньше и говорил. Билет в один конец. После американцев с их «Элдриджем» наши исследования также активизировались, и даже привели к определенному успеху, но в конце шестидесятых были свернуты. Проект «Слайд» был посвящен некоторым проблемам перемещения в пространстве, но дал интересные побочные результаты. При ликвидации основной причиной была названа техническая невозможность устройства, однако, это не так. Устройство было энергозатратным, неуклюжим, ненадежным – но работало. Могло перемещать и во времени и в пространстве, по крайней мере, объекты, а также живые существа, куда-то пропадали. Теоретические выкладки показывали, что возможна пространственная привязка к Земле как к географическому реперу, но сильно возрастает неопределенность временнОй привязки. Грубо говоря, мы не могли заранее сказать, в «когда» мы отправляем посылку. В конце концов, были достигнуты допустимые для контроля сочетания пространственного и временного разброса.
Осовец вытащил из кармана свою трубку и, буркнув для приличия: «Вы позволите?», принялся ее набивать. Соломатин наблюдал за ним, сдерживая рвущееся наружу нетерпение, наблюдал за неторопливыми движениями генеральских пальцев, покрытых тонкими волосками на костяшках, и изо всех сил держал лицо.
- Так вот, - продолжил Осовец, с наслаждением затянувшись, - Экспериментаторы забросили в прошлое около тонны стальных болтов из нержавейки, самых обычных. Только с добавлением в сталь неких долгоживущих изотопов. По их расчетам, они должны были равномерно рассеяться по поверхности, и хоть один бы да проявился, все ж пятьдесят тысяч. И они были найдены, в разных местах, но примерно в одном геологическом слое, около трехсот миллионов лет назад.
- Триста миллионов… - Соломатин смотрел перед собой, словно перед ним открылось окно в то время. – Это ж к динозаврам?
- Да. Правда, к довольно примитивным. – Осовец палеонтологией не интересовался, но в молодости имел достаточно разговоров с научной группой, и кое-какие факты, запомнившиеся с тех пор, позволили щегольнуть в разговоре партнером. Да, все же с партнером, Осовец понимал, что в одиночку у него вряд ли что получится. – Потом провели еще ряд опытов, с забросом в более близкий период, и, когда программу спешно закрывали по личному указанию Андропова, это было одно из первых его крупных решений, достигли рубежа в двести лет.
- Их можно понять, - Соломатин поморщился, представив возможные варианты, - уж слишком велик соблазн немного подправить ход событий.
- О да, - рассмеялся генерал, - у молодежи бурлили идеи, что надо изменить в прошлом, чтобы улучшить настоящее. И не факт, что изменения не были бы такими радикальными, как им виделось. Одно время учебники по новейшей истории стали самыми популярными книгами у физиков и математиков, все искали способы поправки.
- А это вообще возможно? – заинтересованно спросил Соломатин, - Это могло бы нам помочь, заброс лет на… э-э-э.. на пять.. нет, на десять… нет… Не получается.
- Видно опытного человека, - Осовец продолжал пыхать трубкой. – Все взаимосвязано, Георгий Яковлевич. И дело даже не в персоналиях. Для изменения исторического процесса мало принести в клювике знания и грохнуть пару-тройку одиозных деятелей, надо менять социум. Да и сам перенос на небольшой интервал невозможен. Руководитель проекта, Виктор Лукич Юрзин, примечательный, кстати, был человек, староверских корней, как-то раз так мне объяснил: возьмем, к примеру, толстый трос и сделаем петлю. Как бы мы ни старались, сделать ее меньше какого-то размера без порчи троса не получится. Так и с переносом, меньше двух сотен лет практически невозможно, да и на двести-то только раз получилось с превеликим трудом. Установку потом шесть недель восстанавливали, половина потрохов выгорела. А потом и проект закрыли. Пришел приказ: группу расформировать без дальнейшего взаимного контакта, установку разобрать, документацию уничтожить. И так бы и сделали, если б не Устинов, царство ему небесное. Уговорил передать это дело на длительное хранение, мол, если что - в Америку в прошлое диверсантов зашлем. Или еще как дело было – в общем, ученых по разным почтовым ящикам разослали, установку демонтировали и на склад госрезерва, документы – в архив, под гриф «Особой Важности». Так что, я тут своих пределов достиг, хоть и начальник управления – а без санкции Самого меня к ним не допустят. Дальнейшее зависит от вас.
- Мне потребуется время. Не могу же я вот так вломиться к Самому и с порога заявить «Мне тут рассказали про один интересный проект – я хотел бы его возобновить!» Придется отвечать на множество неприятных вопросов. – Соломатин снова потер переносицу. Жена недавно сказала ему, что за три недели новогодних праздников он на глазах постарел, и морщина поперек лба стала гораздо рельефнее.– Но это решаемо. Почему же вы говорите об эвакуации?
- Мой лучший аналитик дает восемьдесят процентов вероятности всеобщего вооруженного конфликта и шестьдесят восемь – серии крупных техногенных катастроф, делающих Землю непригодной для жизни. Я рассматриваю наши действия как спасательную операцию. Как необходимость сохранения имеющегося багажа знаний. Да и просто как спасение себя и своих близких! Если есть возможность побарахтаться – надо шевелить лапками. И каждый упущенный сейчас день – это погибшие люди, которых можно было вытащить.
В этот момент Осовец был почти искренен. А Соломатин ему почти поверил.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, февраль
«Лавина бывает стронута маленьким камушком. Когда я описывал сценку с гаишником в своем блоге, то даже не предполагал, какую волну обсуждений это вызовет. Дискутируют уже третий день, я не успеваю читать, что они все пишут, но самое поразительное, что подавляющее большинство заступается за водителя. Причем аргументы у всех примерно одинаковы: «А если там и в самом деле «Гопа» была нарисована? Гаишник не прав, надо было в протокол занести». Вопросы о ПДД или игнорируются, или отвергаются с криком: «Да при чем тут правила? Какие, к черту, правила, если там «Гопа» и в самом деле была?»
Я специально подсчитал, откликнулось около трех тысяч комментаторов, и из них всего сто восемнадцать не выступили в поддержку водителя. Три процента. Я не удивлен – я раздавлен. Предложил создать сообщество вменяемых людей – кое-кто поддержал. Посмотрим, что из этого выйдет».
2015, февраль
…Осовец закончил выступление и неспешно проследовал на свое место. Сидевшие в небольшом зале люди не решались нарушить молчание – начатое обсуждение означало признание реальности проблем. Реальность надвигающегося апокалипсиса и существование переброски во времени. А Соломатин ждал, кто же будет первым.
Он назвал это собрание «Большой сбор», было звано двадцать семь человек практически из всех ветвей правительства. Экспресс-проверка, разработанная Лоскутовым, закономерно выявила, что разворачивать проект придется, сотрудничая со вторыми-третьими лицами, в основном с сугубыми практиками. Первые были плотно инфицированы, привычка чуять общественные настроения сыграла с политиками дурную шутку. И вот сейчас эти вторые должны были взять на себя то, с чем уже не могли справиться первые. И больше всего Соломатина волновало, решатся ли они на самостоятельные действия. Предварительно Соломатин побеседовал с каждым из них, перед заседанием каждый получил уточненный прогноз, составленный Лоскутовым, но все равно Георгий Яковлевич не был уверен в поддержке.
- Какими ресурсами мы можем распоряжаться? – Вопрос, заданный человеком из Агентства по недрам не снял существующего напряжения, но Соломатин мысленно загнул палец: «Первый поддержал».
- Если финансовыми – то достаточно крупными, если людскими – то крайне малыми. Программа «Росток» будет развиваться под эгидой Совета Безопасности, поэтому материальные вопросы можно будет решить просто. Вопрос – как организовать отбор, насколько это возможно – протестировать каждого гражданина страны, как убедить свободных от воздействия, что их единственный шанс выжить – это наш «Росток».
- А не привлечет ли наш «Росток» излишнего внимания разного рода садовников? – полноватый брюнет убрал в карман ручку, которую вертел в пальцах. – Все ж движение такого рода трудно скрыть.
«Вот и промышленники присоединились», - отметил Соломатин.
- Предлагается замаскировать «Росток» под православное религиозное движение с экологическим уклоном, ратующее за возвращение к истокам, к честным отношениям между людьми, к восстановлению природы – в общем, как типичную кормушку. Под религиозные воззрения многое можно списать, а приглядываться пристальнее скоро уже некому будет, критичность суждений сильно снизилась.
Совещание стронулось с мертвой точки, покатило вперед, как танк через подлесок, а Соломатин мысленно подгонял их – «Скорее, скорее, только бы не забуксовали, разогреть их повторно будет гораздо тяжелее». И когда натренированное чутье аппаратчика уловило признаки утомления, тут же принялся раздавать указания, кому что подготовить и когда представить план действий. Затем завершил Большой Сбор кратким заключением.
- Итак, первые итоги таковы. Все планы составлять из расчета на два года. Хотя аналитики говорят о большем сроке, я бы предпочел иметь запас. Стартовать будем с моря. Во-первых, на корабле можно больше увезти, во-вторых, воды на планете гораздо больше, чем суши, шансов оказаться в море гораздо больше. Основной переселенческой единицей будет квартет – сторожевой катер, судно с переселенцами, контейнеровоз и танкер. Все суда морского типа, из расчета один квартет на тысячу-полторы человек. Если вдруг переброс пойдет несинхронно, у квартета должен быть шанс выжить и связаться с остальным флотом. Дополнительные силы уточним позже.
Далее, создавать переселенческие лагеря будем в приморских районах Европы – Архангельск, Петербург, Новороссийск. Срок создания – месяц. Стартовый размер лагеря – на тысячу человек, по мере необходимости будем увеличивать. Через полтора года начнем фрахт судов и погрузку припасов. Еще через полгода флот должен быть собран в точке переброса.
Координатором проекта предлагаю назначить меня. Осовец – заместитель по общим вопросам. Другие предложения есть? – Соломатин выждал паузу. – Тогда прошу голосовать. Кто «за»? Единогласно. Предлагаю на этом закончить.
Люди стали вставать, негромко переговариваясь, потянулись к выходу, унося с собой новые заботы, новые тайны и маленький росток новой надежды.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, апрель
«Потерял два часа в очереди в поликлинике – проведение Всероссийской диспансеризации! Весеннее обострение у нашего руководства, что ли. В течение месяца все должны пойти обследование, после конца апреля будут проверять отметку в паспорте, и если не прошел, то штрафовать.
Сама диспансеризация была предельно формальной, посмотрели карту, спросили жалобы, есть ли хронические болезни (ага, перерождение слюнных желез в ядовитые), потом отправили к неврологу, который пять минут демонстрировал мне карточки со знаками, пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию. Я с интересом посмотрел – там были два, ранее мной не виденные – но принимать участие в разного рода жестикуляции и ответных словах отказался. Так и пояснил, что, мол, надоели мне все эти новомодные веяния, и ничего, кроме раздражения, не вызывают. Доктор изрядно повеселел, проштемпелевал мой паспорт и отправил куда-то на четвертый этаж.
Там я немного побеседовал с молодым человеком замученного вида, который долго расспрашивал меня о работе, о том, что я умею делать кроме верстки макетов, знаком ли я с высокой и глубокой печатью, а нет ли у меня желания поменять работу, и напоследок всучил мне визитку с адресом регионального отделения всероссийского движения «Росток». И очень настойчиво просил зайти к ним на днях, побеседовать о возможной работе, им очень нужны специалисты по полиграфии. Настолько нужны, что готовы сходу предложить крупную зарплату и социальный пакет.
Жена проходила диспансеризацию перед работой, с утра, поэтому по телефону сказала только, что прошла нормально, а остальное вечером обговорим. За ужином она рассказала, что, оказывается, движению «Росток» позарез, просто крайне необходим переводчик с французского и немецкого, а если согласится вспомнить латынь, так это просто жизненно важный специалист. И тоже показала визитку. С одной стороны, возможность работы в одной конторе – это плюс. С другой – как-то странно это все. Решили послезавтра сходить в это отделение, посмотреть, чем дышат.
В сети у них обычный сайт с обычным набором: православие, экология, возрождение славы… В общем, одно из множества движений. Ладно, хоть поиск негатива по ним не выдал. Кто сталкивался – говорят, крепкая система, с хорошей господдержкой. Партию кто-то себе лепит, что ли? Так до выборов далековато еще. Хотя, если работа нормальная, а оплата приличная – какая разница? Пусть политическое движение, в конце концов, экология – это тоже полезно, ничуть не хуже заботы о демократии, например».
2015, май
Соломатин сидел за столом с толстой стопкой бумаг. Уже который день рабочий цикл неустанно повторялся: толстая пачка документов, отчетов, факсов, докладных записок просматривалась, на каких-то ставилась подпись, на каких-то – дополнительные указания, иногда приходилось звонить и утрясать вопросы самому, а большинство после прочтения отправлялись в шредер. Затем – проверка исполнения планов, потом обед с кем-нибудь из Большого Сбора, чаще всего с двумя-тремя, а потом – новая стопка бумаг.
Он знал, что следом за этими бумагами движутся люди, машины, финансы, что все это походит на кропотливое выкладывание мозаики, когда каждый кусочек смальты ложится на определенное эскизом место, образуя разноцветное полотно. Но мозаика неизменна, она создана – и такой же останется, а «Росток» набирал силу, выпускал многочисленные побеги, покрывал невидимой сетью всю страну – и первые люди пришли в Поселения. Они обживались. Прокладывали дорожки и разбивали клумбы, сеяли газоны – а заодно учились водить трактора и погрузчики, изучали основы агротехники и ветеринарии, ухаживали за лошадями и дрессировали собак, изучали ремесла – а заодно и обучались на слесарей и механиков, токарей и сварщиков, бурильщиков, радистов, матросов речных судов – и, самое главное, учились не бояться заниматься новым делом.
Поселенцам много не объясняли, ограничиваясь туманным: «Нормальным людям надо держаться вместе». На первое время хватало. Затем выдавалась вторая частичка: «Если будет большой п-ц, то уж лучше и самому чего-то уметь, и быть с теми, кто тоже работать руками умеет». И только потом выдавалась третья частичка, о том, что остальным уже не помочь. Этот момент был самым критическим. Некоторые отказывались верить. Им предлагали съездить домой, и вскоре скептики возвращались, задумчивые и грустные. А потом кидались в дела с удвоенной силой. Некоторые начинали говорить о гуманности, что спасать надо всех, до кого можно дотянуться. Таким показывали документальный фильм о ломке тяжело пораженного мемоидами человека без интернета или телевидения. Как правило, этого хватало.
И только после этого приступали к военной подготовке. Стрельба, уход за оружием, основы тактики, вождение техники, ориентирование, чтение и составление карты – кто вспоминал, кто осваивал. Но стрелять учились все. Новый мир представлялся очень недружелюбным местом.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, май
«Ужасно устаю. Я уже изрядно отвык от походной жизни, от жилья в вагончике (хотя и довольно комфортабельном), я отвык от того, что день целиком бывает заполнен каким-то делами, я ненавижу свое мешающееся пузо, я устаю от потока новых знаний – а ведь их еще надо проверять практикой, не бывает печников-теоретиков, например. Или созерцательных конюхов. Однако приходится и самому вести занятия – почему-то большое внимание уделяется устаревшей технологии ручного набора, тигельных машин и линотипов. Они б еще ручным прессом Гуттенберга заинтересовались. Хотя, варить самому типографскую краску оказалось забавным занятием.
В Новороссийске уже тепло, хотя правильнее будет сказать – на Кубани, лагерь «Росток-Н» все ж не в самом Новороссийске, а между ним и Анапой. Похоже, этот «Росток» и в самом деле зачем-то собирает людей, которые не воспринимают знаки, или мемоиды, как их тут называют. Вполне возможно, что дело обстоит гораздо серьезней моды на флеш-мобы.
Хотя, если посмотреть вокруг, то понятно, что ситуация в стране, да и во все мире, как я понимаю, ухудшается, и выхода из нее я пока не вижу. Так что, уж лучше тут, учиться прикладным ремеслам среди вменяемых людей.
Но нельзя не заметить какого-то везения – в этом «Ростке-Н» оказались и мои сын, дочка с внучкой, и даже моя бывшая тоже тут. Сын вдруг увлекся военным делом, вижу его раз в две-три недели, а так - все по местным горам да лесам.
Я не могу представить, как бы я себя чувствовал, не будь их со мной. Но мы не уникальны, одиночек мало, не более одной пятой от общего числа. Родственники, одноклубники, с одного форума – люди связанные какой-то общностью взглядов. Интересно, это устойчивость к мемоидам подталкивает к объединению или же близость позиций группы создает устойчивость?»
2015, май
Беседа длилась второй час, и Соломатин уже начинал потихоньку ненавидеть хрипловатый голос Куницына, его въедливость, иронию, дотошные расспросы – но заставлял себя улыбаться и держать ровный тон. Контр-адмирал Куницын, заместитель командующего Северным флотом, подходил для «Ростка» по всем параметрам, а ради дела личную неприязнь можно и отодвинуть.
- Интересные у вас учения получаются, - Куницын цепко смотрел в глаза собеседника. – Не учения, а авантюра с летальным исходом. Что за цель – «проведение конвоя из сорока гражданских судов»? Откуда и куда? В каких условиях противодействия? При чем тут задействование десантных судов? С каких пор морская пехота участвует в проводке конвоев? Будет ли противодействие авиации? И самое главное – кто противник?
- Все. Все будут против всех - значит наш противник – все. – Соломатин привычным жестом растер лоб над переносицей. Все чаще там буравило череп крохотное, злое сверло. – К сожалению, мы не могли решить раньше, с кем из силовиков можно говорить.
- Это о чем же? – Куницын внутренне подобрался. С февраля в верхах шла какая-то непонятная деятельность: сначала встряхнули медиков, в пожарном порядке организовав странную диспансеризацию, больше походившую на тотальное тестирование, затем пошли, по слухам, просто огромные деньги на закупку разнообразных производственных линий, причем предпочтение отдавали компактным вариантам; чины из минприроды, с которыми не раз сиживали в бане, жаловались, что не видят дома – внезапно проснулся интерес ко всем результатам геологоразведок - и он чувствовал, что рано или поздно, но дело дойдет и до них, силовиков.
- О фантастике. – Соломатин нажал на кнопку селектора. – Светлана Львовна, сделайте чаю, пожалуйста. – Затем сел поудобнее и с некоторой мечтательностью повторил, - О фантастике.
- И какого рода фантастика? Пост-апокалипсис? Так не надо себя обнадеживать, не будет никакого «после».
- Все гораздо интереснее, Всеволод Алексеевич. Мне этой информацией испортили Новый год, а я вам испорчу сезон отпусков. Спасение цивилизации не терпит отдыха. Прошу вас, ознакомьтесь. – Соломатин подал моряку заранее заготовленную распечатку. – Потом чай, потом обменяемся мнениями.
Последующая четверть часа прошла в молчании, хотя надо заметить, что чай заслуживал искренних похвал. Но даже если б Куницына напоили вокзальным «Липтоном», это осталось бы незамеченным - все его внимание было приковано к документу, невероятнее которого он ничего не мог даже представить. И чем больше он обдумывал невероятность, тем точнее прорисовывалась картина всех происходящих событий. В том же феврале, одновременно с началом подвижек, поступил однозначный приказ ликвидировать у всех военнослужащих мобильники, планшеты, ноутбуки – а выход в интернет тут же карался нарядом военнослужащему и урезанием премии его командиру. Следствием этого приказа стало резкое увеличение числа нервных расстройств, многих пришлось отправлять в госпиталь и комиссовать как негодных к военной службе, а весенний призыв почти провалился, по той же причине нервных расстройств.
- Здесь нет прогноза. – Наконец произнес он. – Только констатация происходящего и динамика за полгода. Однако вы развернули деятельность, да еще и в масштабе страны. Значит, прогноз есть, и он не радует.
- Да. И мы вынуждены действовать быстрее. Методики составления мемоидов появились в сети. Мы ожидали этого не раньше следующего года, но, увы, время на подготовку резко сократилось. Коллективный разум не всегда быстр, но рано или поздно будет создан мемоид полностью реализующий стремление к саморазрушению. Обычные граждане будут просто кончать с собой, поагрессивнее – убивать тех, кто рядом, ну а политики отдадут команды на пуск. Достаточно нескольких стартов ракет – и процесс уже будет не остановить. И как вы сказали? «Никакого «после» не будет»? Примерно так.
- Какой вариант решения вы предлагаете? Куда вы собрались выводить флот спасения избранных? – На слове «избранных» контр-адмирал скривил губы, словно попробовал полыни.
- Не куда, а в «когда». Оказывается, в СССР были разработки, почти решившие эту проблему. Мы сейчас пытаемся восстановить аппаратуру, первые испытания завершились, можно сказать, успешно. Установка при запуске не взорвалась. По уверениям разработчиков, это огромный успех, - Соломатин слегка улыбнулся.
- Снова какое-то кино. Вы сами-то в это верите?
- Это шанс. Мы ничего не теряем, если опыты не удаются, и приобретаем возможность построить свою новую страну, если все получится. По расчетам, переброс будет поведен на 250-260 лет назад, это середина восемнадцатого века. Мы достаточно хорошо впишемся практически в любое общество, вольёмся, так сказать, в элиту, дадим толчок прогрессу, а главное – предпримем всё необходимое, чтобы история не повторилась.
- И все же, это сильно похоже на измену Родине. Вы предлагаете бежать, вместо того, чтобы защищать свою страну. Мне не нравится деление на чистых и нечистых. – Куницын понял, что именно это и мучило его последние полчаса.
- Бегство? – Соломатин вопросительно приподнял бровь. – Ни в коем разе. Это выдергивание из-под лавины тех, до кого успеваем дотянуться. Мы оцениваем количество устойчивых к мемоидам людей в одну десятую процента, даже меньше. По России это составит около ста десяти-ста пятнадцати тысяч. А мы с трудом за три месяца наскребли семь, и дай бог, успеем наскрести еще хотя бы двадцать.
- Интересно. И что же их держит? Неверие? Ведь не рассказываете же вы им всей правды сразу? Если уж мне-то по капельке выдаете…
- И это тоже. Основных же причин две: во-первых, это близкие. Не каждый решится оторвать себя от семьи, признать, что люди, которые дороги, уже умерли. Личность уже стирается, а скоро и совсем пропадет. А вся деятельность – набор условных рефлексов и профессиональных навыков. У молодежи это проходит проще, они принимают, что надо строить свою жизнь. Мало их только, вот беда. Средний возраст – там уже держит семья, но по нашим расчетам, когда ситуация начнет ухудшаться, многие придут. Но далеко не все. И старше пятидесяти – почти никого. – Соломатин увлекся, и вложил в слова гораздо больше эмоций, на что Куницын сразу отреагировал:
- Вас это тоже задело?
Это был крайне бестактный, грубый вопрос, словно Куницын нарочно старался задеть побольнее, но Соломатин откровенно ответил:
- Да. Жена и дочь. Сын и два внука уже у переселенцев, – ответ дался нелегко, Георгий Яковлевич подумал, что за две недели ни жена, ни дочь не вспомнили о детях. – Так что вы нам посоветуете, Всеволод Алексеевич?
Куницын помолчал, потом, когда Соломатин начал говорить, что мол, не обязательно отвечать прямо сейчас, решительно прервал его:
- Оставьте, Георгий Яковлевич. Не будем рубить кошке хвост по частям. Какие у меня будут полномочия?
- По морским делам – полные, по остальным – на уровне моего заместителя. Министерство обороны, командование ВМФ и Совет Безопасности будут выполнять ваши запросы приоритетным образом.
- Хорошо. Я согласен.
Контр-адмирал Куницын встал, расправил плечи и протянул поднявшемуся из кресла Соломатину раскрытую ладонь. Они пожали друг другу руки, подтверждая союз, затем сели и разом выдохнули.
- Значит так, Георгий Яковлевич, - Куницын снова приобрел невозмутимость, а в голосе зазвучали знакомые въедливые нотки. – Прежде всего, мне нужна методика проверки на поражение мемоидами. Затем - методика профилактики и сдерживания воздействия.
- Этим занимается Осовец, связывайтесь, ставьте задачи. – И мысленно дополнил: «И еще посмотрим, кто кого поставит».
- Списка гражданских судов еще нет? Жаль. Фрахтом надо заниматься уже сейчас, чтобы горячку не пороть.
- Пожалуй, вам надо бы поговорить с Юшмановым, закупками и перевозками руководит он.
- Юшманов тоже с вами? – Куницын удивился. – Я думал, он из тех, что в поводу ходят.
- И, тем не менее, оказался самостоятельным. Я так думаю, что вам с ним придется очень плотно работать.
- Ясно. Сейчас перейдем к вопросам прозаичным – кто занимается сухопутными силами? – И еще почти час шло утрясание деталей предстоящего дела.
Когда они уже прощались, Куницын вдруг спросил:
- Георгий Яковлевич, а вторая причина какова? Первая – тяжело расставаться с близкими. А вторая? Почему люди не хотят к вам присоединяться?
- А причина проста и глупа. – Соломатин раздраженно взмахнул рукой. - Они считают, что все как-нибудь образуется само собой.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, июнь
«Сегодня имел очень тяжелый разговор с сотником. Шуточное название организаторов на манер старой Руси вдруг разошлось среди «ростков», каждый из нас числит себя ратником, хотя будем честными – все мы пока что новики, зеленые новики, несмотря на возраст. Так вот, подтвердил он мои домыслы, почти все.
Первое – целенаправленная разработка мемоидов. Понятно было, что это все, с одной стороны – продолжение технологий манипулирования группами людей, начинавшегося с безобидных флеш-мобов «давайте в 12 часов на Красной площади разом развернем газеты и начнем читать две минуты». На этом, собственно, отборном стаде и были отработаны первые элементы. С другой стороны, рекламщики уже давно знали наиболее важные визуальные образы – голые девушки, дети, еда, огонь и так далее. Дело было за небольшим шагом – разработка символьной системы для подмены непосредственного образа. Анализировали алгоритмы распознавания, схему движения взгляда по узловым точкам, целенаправленное внедрение символики (например «смайлики» - и это самый простой и обыденный пример) – и добились своего. Синтез этих двух направлений естественным образом слился с разработками в области построения текстов – и готово, получили на выходе мемоиды. Странная кривая, движение взгляда по которой вызывает из памяти ассоциативные образы, мода на «правильную» реакцию, бессмысленные на первый взгляд выкрики в сумме побуждают человека к неосознаваемым действиям.
Сейчас «джага», когда-то так меня поразившая, кажется нелепой, милой шуткой. Подумаешь, небольшой выплеск эндорфинов и лакуна в кратковременной памяти. Это не «амиш», под воздействием которого человек кружится на месте до изнеможения, не «эсток», когда слова начинают литься нескончаемым потоком, и уж тем более, не «шанхай», погружающий на десяток минут в состояние беспредельной паники. Все гораздо хуже, сила и разнообразие воздействия нарастает, и что самое скверное – пораженным мемоидами все время требуются новые. В сети уже появились самописные программы-генераторы, и одним из развлечений стала проверка на себе случайно созданных мемоидов. Интересно, что после этого остается от исходной личности?
Второе – нас специально собирали. Тех, кто менее других подвержен действию мемоидов. И нас готовят к жизни без большинства современных технологий. Либо мы выедем на какой-то достаточно изолированный кусок территории и будем жить там самостоятельно, либо будем разгребать руины рухнувшего общества. Сотник и сам точно не знает, но активно ходят слухи, что на каждого переселенца будет выделяться один контейнер, стандартная морская двадцатка. Бесплатного сыра не бывает, я думаю, что сбор припасов в дорогу - это еще один способ проверки. Надо будет как следует посчитать. К тому же придется контактировать с «внешними»: кроме продажи всего ненужного нет способа обеспечить себя финансами для закупок запасов.
Я не хочу задумываться о том, как живет сейчас «внешний мир». Похоже, он функционирует уже по инерции. Сокращается количество полетов, разом – за месяц – были угроблены как не оправдывающие вложений крупные морские пассажирские суда, остался с пяток огромных круизников, да и те стояли на приколе у побережья США. Зато активизировались морские перевозки – Цемесская бухта просто забита судами. Стаи контейнеровозов и танкеров, сухогрузы, балкеры, военные корабли – все это постоянно перемещается, как клецки в кипящем супе, создает картину бурления жизни по контрасту с сонной, дремлющей Анапой.
Завтра у меня зачет по вождению погрузчика, а послезавтра – начало морской практики, плюс ежедневное часовое занятие по стрельбе, плюс турецкий и испанский языки – времени катастрофически не хватает».
2015, июнь
Юшманов не любил долгих предисловий и начал сразу же с цифр.
- Нами закуплено около сотни разного рода производств. Большинство из них компактны, требуют небольшого количества персонала, по большей части достаточно ремонтопригодны при низкой технологической базе. Многие специально разрабатывались по программе развития африканского континента, поэтому при снижении требований к качеству позволяют обходиться без большого количества квалифицированного персонала. Это производство стройматериалов, стекла и керамики, текстиля, бумаги, мелких металлоизделий – свыше восьмидесяти процентов заказов уже закрыты, оборудование готово к погрузке. Остальные – транспортируются. При отсутствии сбоев через две недели эта программа будет выполнена целиком.
Хуже дела обстоят с энергетикой и сырьевой промышленностью. Зачастую заказы очень габаритны, требуют высокой квалификации сборщиков и рабочих, цикла подготовительных работ и развертывания инфраструктуры. Например, для построения металлургической базы нам потребуется собственное производство огнеупорных материалов, для энергетики – разведка, добыча и транспортировка теплоносителей. Ввиду неизвестных географических условий переноса, в качестве основы энергетики принята модульная многотопливная установка на 500 киловатт, закуплена в количестве ста двадцати модулей. Также закуплено оборудование для строительства шести крупных ТЭЦ на двадцать пять мегаватт каждая, но до их ввода в строй пройдет не менее полутора, а то и двух лет. При этом следует учитывать, что закупленных проводов и оборудования подстанций достаточно для организации рядом с ТЭЦ энергоемких производств, типа химического синтеза, но совершенно недостаточно для организации передачи электроэнергии между населенными пунктами. Отсюда вытекает необходимость хотя бы в первое время осваивать территорию вдоль морского побережья либо вдоль рек для возможности транспортировать нефть и нефтепродукты танкерами в больших объемах.
Далее Юшманов говорил еще и еще, сыпал цифрами, раскрывал построение промышленной базы этап за этапом, оглашал прогнозы и пожелания к присутствующим, и когда закончил, все некоторое время молчали, придавленные таким объемом информации. Соломатин подождал с десяток секунд, потом неспешно сказал:
- Прекрасная работа, Максим Юрьевич. Просто прекрасно. А сейчас, буквально в двух словах – ваш прогноз и ваши пожелания.
- Прогноз положительный, - незамедлительно отозвался Юмашев. – Большинство из задач будут выполнены. Колония выживет при двух условиях: нас не затопчут в первые три года и у нас будет прирост рабочих рук как минимум в пятнадцать-двадцать тысяч ежегодно. Хотя бы в те же первые три года, потом можно поменьше.
По залу пробежал шелест – уж слишком благими выглядели пожелания. Сейчас в проекте «Росток» обучались и жили уже одиннадцать тысяч людей – и это было мало, запредельно мало. Соломатин неспешно кивнул Юмашеву:
- Спасибо, Максим Юрьевич. Продолжайте по графику. Что с данными геологоразведок?
- Доступные – скопированы и сдублированы, как в бумажном, так и в электронном виде.
- Так, - Соломатин глянул в список вопросов – А технические библиотеки?
- Укомплектованы. Правда, занимают очень большой объем ввиду того, что многое только в бумажном виде.
- Объем не важен, пароход большой… - Соломатин снова уткнулся в свой список. – Спасибо еще раз. Кстати, о пароходах: Всеволод Алексеевич, вы чем порадуете?
- Все штатно, Георгий Яковлевич. – Куницын был все так же вычищен и надраен, как адмиральский катер. Вот только голос сел, да под глазами залегли тени. – Флот готовится. Экипажи набраны, суда в поход назначены. Всего отобрано для несения службы тысяча двести восемнадцать офицеров, мичманов и матросов, также собрано два батальона морской пехоты. Я понимаю, что шестьсот человек – немного, но уж чем богаты. Еще ведется работа среди отслуживших – предположительно еще двести – двести пятьдесят человек.
- Однако… - протянул потрясенный Соломатин. – Вы уверены, что они все устойчивы? Это ж гораздо больше стандартного числа, нет?
- Физические нагрузки творят чудеса, - наставительно поднял палец Куницын. – Я полагаю, что у сухопутчиков будет похожая цифра. Сработал февральский приказ о строгом запрете среди военнослужащих всякой электронной ерунды.
- Что за приказ? Если в рамках «Ростка» - почему я ничего не знаю? Если вне – кто и зачем?
Осовец слегка кашлянул, привлекая внимание встревоженного координатора:
- Георгий Яковлевич, этот приказ проходил еще в первом пакете неотложных мер, вместе с диспансеризацией и разработкой методики проверки. Один из моих людей – кстати, вы его знаете, это Скорняков, с которого все и началось – предположил, что поскольку эпидемия началась не так давно, то есть шанс, что найдутся люди в принципе восприимчивые к мемоидам, но еще не пораженные ими. Если не давать им возможности как-то включаться в эти игры, то вполне можно сохранить их в стабильном состоянии. Поэтому был предсказан повышенный процент годных и условно годных людей среди призванных в прошлом году. Прогноз оправдался на море, и полагаю, похожий результат будет на суше. Информационная изоляция плюс физические нагрузки дают хороший результат. Правда, среди командного состава это сработало не полностью.
- Ладно. – Соломатин совершенно не помнил ни этого предложения, ни проекта приказа, вообще ни одного упоминания о возможности существования условно-годных (мерзкое словосочетание, словно в общепите продукты разбирают!) людей, но решил не настаивать. – Товарищ контр-адмирал, у вас всё?
- Так точно. В июле начнем пробные выходы для отработки слаженности экипажей, в сентябре, я полагаю, будет достигнута суточная готовность к выходу всего флота, со всех трех точек базирования. Также мне потребуются резервисты из числа переселенцев.
- Это вряд ли получится. Переводите часть морской пехоты в состав экипажей. И какой у нас получается общий размер флота?
- С конвоем – порядка сотни судов.
- Ну вот. И на гражданские суда тоже экипажи нужны. В конце концов, если в армии с отбором состава все так же хорошо, как и у вас – пусть помогут. Кстати, а условная точка сбора?
Куницын усмехнулся:
- При выходе в Атлантику капитанов известят.
По залу пробежали смешки, но Соломатин никак не отреагировал.
- Благодарю вас, товарищ контр-адмирал. На флоте, значит, порядок. Так… а в армии?
Генерал-лейтенант Чукавин уверенно ответил:
- Не хуже флота, Георгий Яковлевич! Почти четыре тысячи, в основном – контрактники и с осеннего призыва. Правда, тех, кто весной увольнялся в запас, пришлось долго уговаривать на контракт, некоторые не уговорились.
- А по составу? Кто из них что умеет?
Генерал замялся, подбирая слова, потом все же сформулировал:
- Основной состав – сухопутчики. Затем – ремонтники, механики, инженерные войска, связь… Почти нет летчиков, практически никого нет из космических сил и ракетных войск, зато есть пвошники и немного десантников. Подробную справку могу предоставить позднее.
- Обязательно. Жду вас… - Осовец посмотрел в своем ежедневнике – завтра, в четыре часа. Кстати, товарищ Куницын, вас тоже. С таким же списком.
Заседание Большого Совета пошло дальше, выступающие рапортовали об успехах, их хвалили, иных – порицали, но обещали помочь, и опять следовал доклад – о подготовке базы для обучения своих и местных детей, о подготовке санитарных и эпидемиологических мер, об обеспечении продуктами и подготовке сельского хозяйства – словом, шла рабочая подготовка к созданию нового государства в далеком когда-то.
…После заседания Соломатин дождался, пока все разойдутся, подошел к сейфу и долго перебирал свои бумаги, пока не нашел тот февральский перечень неотложных мер. Запрет неуставных электронных устройств и несанкционированного доступа в интернет для военнослужащих срочной службы шел шестым пунктом. И на этом перечне красовалась его личная подпись с ремаркой «К исполнению».
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, июль
«Поселок растет. Уже почти пять тысяч человек, вполне сойдет за небольшой городской район. Жизнь не затихает ни на минуту, даже с наступлением глубокой ночи постоянно кто-то ездит, ходят дежурные, слышен шум работ из порта – но за день обычно устаешь так, что все это не мешает сну.
Интересно смотреть, как ведут себя люди на новом месте. Кто-то старается завести обширный круг знакомых, кто-то ударяется в дела и заботы, некоторые просто выпадают из жизни и прячутся в свой вагончик, как улитка в раковину, кто-то пытается сбить свою команду, правда, безуспешно – людей постоянно перемешивают, собирают в разные группы, но оно и к лучшему, успеваешь многих запомнить в лицо, да и привычка быстро срабатываться тоже не лишняя, вряд ли у нас будет большой выбор занятий. Выживание не приемлет длинных дискуссий и разборок за власть.
Вчера нас обрадовали – пришли деньги за проданную квартиру. Наконец-то можно начинать серьезно комплектовать свое хозяйство. Один контейнер мы с женой решили оставить жилым, поэтому в него будем складывать по остаточному принципу. А вот второй – надо собирать хорошенько подумав. Двадцать тонн груза – с одной стороны довольно много, с другой – совершенный мизер. Один из предметов раздумий – оружие. Личное оружие выдано каждому «ростку» - новенький СКС германского производства, еще ГДР-овский, также на каждого записан свой «Грач» - но я посчитал, что на всякий случай надо бы запастись и гладкостволом, не помешает. Мало ли, что и как будет дальше, а свой ствол – это все же надежнее. Второй предмет раздумий тяжких – инструменты. Самые разные, начиная от банальных лопат, ломов и ручных лебедок, заканчивая небольшим универсальным токарным станочком. Сюда же абразивные круги, точильные камни, напильники, сверла, метчики и плашки – голова пухнет. Засяду вечером играть в Робинзона: составлять длинные списки потребного в дивном новом мире. Но уже сейчас понятно, что прежде всего нужны автономные источники энергии, свой транспорт, своя пищевая база и свое производство одежды и обуви. С обувью проблемнее всего.»
2015, июль
Осовец кряхтел и растирал правый бок – жара плохо сказывалась на больной печени, прощальном малярийном подарке Африки молодому старлею. Лоскутов было прервался, но, уловив недовольное движение руки, продолжил:
- Так вот, товарищ генерал, похоже, что все более-менее крупные игроки в курсе грядущего апокалипсиса. Мы спохватились первыми, но нас уже настигают. Особую активность проявляют США, Китай, Великобритания и группа арабских стран. Я полагаю, что уничтожение пассажирского флота было одной из контрмер, принятых для создания помех нашей операции. Также наблюдается активная концентрация судов всех типов вдоль доступных участков побережья. По оценкам аналитиков, Китай ведет собственную игру, остальные консолидировались вокруг США. Основная ставка сделана на суда максимально возможного размера – крупные танкеры, контейнеровозы, круизные суда. Также наблюдается передислокация военных флотов США. Под видом плановой ротации их возвращают к побережью США, в основном – на восточное.
- А гражданские? – Осовец смотрел на карту, обильно усеянную цветными пометками. Боль неотступно царапала бок, требуя внимания, как назойливая хозяйская кошка в гостях. Таблетка скоро начнет действовать, надо только сделать над собой усилие. Сконцентрироваться.
- Почти семьдесят процентов – на восточном. Если по тоннажу – то восемьдесят три, на западном побережье собрались в основном мелкие и средние суда.
- И что с загрузкой? Какой у них процент готовности?
- Пока что неизвестно. Мы полагаем, что такое количество судов – это дымовая завеса, после комплектации флота спасения и вывода его в место ожидания будет нанесен удар.
Осовец поднялся от стола и принялся привычно наматывать километры вдоль длинного стола. Злые языки утверждали, что на один проход вдоль стола у генерала в мозгу происходит отработка одной версии, и чем проблема серьезнее, тем медленнее он ходит. Но ему и в самом деле легче думалось на ходу.
- Это очень по-американски, пусть они не используют ресурс сами, но не дадут использовать противнику. А что у них с кадрами? Есть что-то аналогичное «Ростку»?
- Да, конечно. Но не одно, а четыре разных движения, для разных социальных слоев. Правда, они избегают работать с афро и латино. Оценочно общая численность – двадцать - двадцать пять тысяч, но это очень общая оценка. И еще примерно с десять тысяч дадут Британия и арабские государства.
- То есть, общие оценки и мало конкретики?
Лоскутов пожал плечами.
- Эти программы идут по высшим степеням секретности, там и близко не подойти. Спутниковая разведка, открытые источники, перехват того, что идет в эфире, слухи и сплетни – все в дело тащим.
Далее пошли похожие оценки других крупных стран – Китая, сделавшего ставку на горные районы, ЕС, погрязшей в распрях и обвинениях, где только Германия и пыталась что-то сделать, Индии, где зрела гражданская война, Африки, на которую происходящее почти не подействовало, Японии, где подверженным действию мемоидов оказалось почти все население – доклад шел почти два часа, и финальной точкой прозвучала справка по Австралии, где возникла повальная мода на покупку морских яхт разного размера.
- В общем, товарищ генерал, почти во всех странах есть группы людей, принявших мысль о скором катаклизме, и все связывают надежду на выживание с морем. Мы будем не одиноки.
- Вот именно это меня и беспокоит – отозвался Осовец. Боль почти утихла, и генерал потирал бок скорее машинально. – Если мы начнем выводить свой флот в океан, то сразу начнется противодействие на всех уровнях, вплоть до закрытия проливов. Если позволить США вывести свой флот – по нам сразу нанесут удар. Ладно, это мы решим. Что по Украине с Белоруссией?
Лоскутов слегка пожал плечами:
- Наблюдаем. Пока не принято решений на верхнем уровне, мы можем только наблюдать и давать ненавязчивые советы. С Украиной, например, основная проблема в том, что на уровне государства никто вопросами мемоидов не занимается, а на самоорганизацию отдельных групп надежды мало. Но имеются некоторые подвижки, идут постоянные попытки связаться с нашими «ростками». С другой стороны, в Белоруссии все слишком плотно завязано на их лидера, а он считает, что никакой угрозы нет.
Осовец ненадолго задумался. С одной стороны, это было не в его компетенции, с другой – люди. Сходные по складу ума, единые по языку и культуре, по исторической памяти – ценнейший ресурс для будущей колонии.
- Там есть хоть кто-то, с кем можно говорить?
- Да, конечно. У нас есть контакт с людьми на уровне замминистра обороны на Украине и с министром МВД в Белоруссии.
- Неплохо, совсем неплохо. – Осовец подошел к окну, глянул на плавящуюся за стеклом летнюю столицу и снова неспешно пошел вдоль длинного стола. Лоскутов неотрывно провожал взглядом тощую начальственную фигуру и ждал решения.
В отличие от своих молодых подчиненных, Лоскутов знал, что слово иногда сильнее бумаги. Бумага может затеряться, ее можно невнимательно прочитать, ее можно не так понять. Вот слово, озвученное решение облеченного властью – это мощь. Бумага только зеркало этой силы, носитель, не более.
- Сделаем следующее, Игорь Сергеевич. Выходите на этих людей и аккуратно им намекните, что если им интересен выход из ситуации, то мы можем не обратить внимания на лишние суда, присоединившиеся к нашему флоту, скажем, из Севастополя и Калининграда, при условии полного подчинения, во-первых, стандартной комплектации переселенцев - во-вторых, и нашей командой на судах - в-третьих. Суда, естественно, только гражданские.
- Это не сработает, товарищ генерал. – с тоской отозвался Лоскутов. – На это они не пойдут ни за что. Если с Белоруссией еще как-то можно будет решить, то с украинской стороны точно понимания не будет.
- А мы разрешим «Ростку» принимать людей из этих стран. На наших же условиях – проверка, контейнер багажа, присяга Директории. – Осовец уловил недоумение на лице собеседника. – О, вы не в курсе. Это проектное название новой страны. Остальные принципы я вам попозже изложу, но один из основных прост: нет понятия автоматического гражданства. Присяга на верность стране должна быть сознательным шагом. Соломатин иногда много внимания уделяет символам, но вот эта идея мне понравилась.
- Понятно, – очередная пометка проставлена в памяти, новый значок нарисован в блокноте. – Что-нибудь еще?
- Самое тяжелое, Игорь Сергеевич. Что у нас с кадрами?
- Без изменений. – Лоскутов отслеживал результаты постоянно проводимых в Службе проверок, но никаких изменений не было, - Проведен набор новых курсантов, но большой отсев. Только из четверых толк будет. Нас по-прежнему двадцать семь человек, но мне кажется, что кое-кто просто прикидывается, имитируя реакцию на знаки. Либо не хотят присоединяться, либо нас контролируют.
- Для контроля как раз надо внедряться к нам. А вот не попасть под наш контроль – это может быть. Фамилии? – На стол лег очередной список, который с карандашом в руках и принялся изучать Осовец, надев очки. Вдруг колюче глянул на Лоскутова поверх стекол: - А почему только московские? Остальные управления проверяли?
- Еще нет, товарищ генерал, методика выявления симулянтов только отрабатывается. Моя промашка, каюсь. Не предположил, что кто-то еще будет знать про мемоиды и тем более – начнет маскироваться.
- В вашем списке – шесть фамилий, товарищ майор. – Осовец говорил негромко, но каждое слово ложилось на плечи Лоскутова тяжелой глыбой. Да еще это официальное обращение по званию, которое допускалось генералом в основном как способ высказать крайнее недовольство. – Это значит, мы лишились шести потенциальных сотрудников. Это значит, у нас остался не решенным ряд вопросов. Это значит, что людьми с независимым мышлением против нас в любой момент может быть развернуто осознанное противодействие. Вы мне только что доложили, что этим озабочены в разной степени все страны – и тут такой промах.
Лоскутова пробила обильная испарина: упущение космических масштабов угрожало всему «Ростку» - уж слишком сильно он стал полагаться на действенность регулярных проверок. Не оставалось ничего, кроме как в пожарном порядке решать еще одну проблему.
- Виноват, товарищ генерал. Методика отсева симулянтов уже проверяется, если все сработает, то через три-четыре дня будет готова.
- Три-четыре дня на разработку, три-четыре недели на проверку, пара месяцев на уговоры и ввод в дело, а там и Новый год можно праздновать. Да нет у меня уверенности, что доживем мы до Нового года, никак нету. Ох, Игорь Сергеевич, ну как же так… - Осовец бросил лист на стол и прижал его сверху пятерней, словно опасался, что написанные буквы разбегутся в разные стороны и попрячутся по щелям. – Ты хоть этот список анализировал?
- Да, - глухо отозвался Лоскутов. – Двоих притащил Фейгин, одного – перевели, как и Фейгина, приказом. Из остальных троих – двое местных и один из регионов.
- И что молчали? Ждали, пока нам бомбы на поселенцев кидать начнут?
- Этот вопрос у меня был запланирован на сегодняшнюю встречу, план выполнен - проблему обсудили. Предлагаю решить следующим образом: доказать симуляцию, приказом привлечь к работе, при этом контролировать. По результатам принять решение либо о дальнейшем вовлечении в работу, либо об… - Лоскутов сделал небольшую паузу, - Либо об отстранении.
- Сначала – прошерсти их прошлое. Далее, проверь, одинаково ли они симулируют. Может, они такие умные, а, может, и готовили их. И еще, свяжись с куницынскими ребятами, когда подготовите методику – пускай своих тоже еще раз проверят. Если вдруг возникнут непредвиденные проблемы – не жди согласований, действуй. Я, как заместитель Директора Службы, тебя прикрою, только жив останься.
- Так точно. – В блокноте появилась еще одна отметка.
Отметки ложились на листке блокнота, и вдруг Лоскутов подумал о игре в «Морской бой», такой простой, детской забаве. Каждый значок в его записной книжке – это выстрел. Мимо, ранил, убил. Только страна была уже смертельно ранена, уже шла ко дну вместе со всем остальным миром, а он лишь выигрывал время для спуска аварийных шлюпок. Каждый его промах оборачивается попаданием по стране, еще одной пробоиной, сокращением и без того маленькой горсти песка в часах, отмеряющих время на спасение.
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, август
«Контейнер заполнен уже наполовину. Руководство предложило нам помощь в закупках, ведь лучше все же иметь унифицированный парк техники и оборудования. Я не стал воротить нос и в качестве личного транспорта выбрал уазик, в варианте тентованного грузовичка. Запчастей набрал столько, что можно будет собрать второй при желании. Запасся парой генераторов, мотоблоками, изрядным количеством инструментов, по случаю приобрел компрессор и несколько пневмомашинок, все в рамках унифицированного снабжения. Швейная и вязальная машинки, наборы спиц, крючков и руководств по вязанию, запасы тканей, ниток и фурнитуры, иголки, ножницы, ножи, посуда и кастрюли – все это складывалось подчас в такую круговерть, что спасали только заранее подготовленные планы. И все равно, всплывали какие-то неучтенные вещи, которые просто необходимо взять с собой на новое место. Постоянно приходилось говорить себе: «Бери только то, что нельзя сделать на месте!» И тут же перебивал сам себя: «Поэтому все, что сделать нельзя – бери, не раздумывая!»
При здравом размышлении понятно, что одной из основных проблем будет сохранность продуктов. Пока что кроме связки «холодильник + генератор» в голову ничего не приходит. Строить ледник? Или какой самопальный холодильный агрегат спроворить, на аммиаке? Хотя, на первое время обойдемся тем, что есть, а там видно будет.
И снова кружатся в голове недовыполненные пункты: заказать набор чугунного литья для печей, посчитать, хватит ли банок для заготовок, перепаковать ручную таль на тонну веса, докупить сублимированных продуктов длительного хранения да и просто консервов, проверить запас семян и саженцев, прикинуть, хватит двух кошек или же взять третью, выбрать породистого щенка в питомнике… Робинзон составлял обширные перечни того, что ему принесло море. Мы составляем перечни того, что отправляясь в море возьмем с собой.
Судя по всему, ситуация начинает ухудшаться, все СМИ пересказывают одну и ту же новость: террористы украли ядерную боеголовку на пять мегатонн, но пока не назвали цель. Все волнуются, намечают жертву, ролик с обращением стирают, но он появляется снова и снова. Эксперты заявляют, что пять мегатонн – это не так уж и много по современным меркам, но уверенно подтверждают, что на ролике находится похожее на настоящее устройство из арсенала США. Сами американцы очень негодуют, но на вопросы о происхождении боеголовки не отвечают.
Нам же хватает забот и без международных скандалов: в России вдруг возникло движение против нас с красивым лозунгом: «Выпалывай ростки!» На базу около Петербурга было совершено нападение разбушевавшейся толпы, полиция открыла огонь, но все обошлось ранеными. У нас пока тихо, но в сети творится просто бедлам: нам приписывают все грехи, мыслимые и немыслимые. Все это приобрело невиданный мной ранее размах практически за три-четыре дня и оставляет ощущение четко спланированной кампании. Если бы подавляющему большинству не было абсолютно наплевать – нас бы просто снесли.
Сотник сказал, что до конца сентября надо завершать комплектацию контейнеров. Иными словами, надо шустрить, времени совсем немного осталось. Лучше всего, назначить себе срок готовности на середину сентября, а там уже по обстоятельствам. Жилой контейнер мы тоже решили оставить за собой – в него сложим самое необходимое на первое время – продукты, одежду, обувь, и разные предметы первой необходимости. Например, топоры. Есть смысл разделить запасы на два контейнера, ведь нельзя заранее сказать, как быстро и в каких условиях будет идти разгрузка. И наличие хотя бы одной укладки с запасами должно создать возможности выживания. Так что, как минимум, в контейнер с машиной нужно забросить палатки, а в жилой – запасную пару велосипедов со съемными движками.
После упаковки контейнеров будем жить в анапских санаториях, ждать команды на отплытие. Правда, еще не совсем известно, на чем будем уходить, пол-года назад был уничтожен почти весь пассажирский флот.. На одних посиделках, что частенько бывают вечерами на лавочках у перекрестков нашего поселка, кто-то грустно сказал: «На Ковчегах», и ведь похоже так и будет. Слышал, что разрабатывается проект использовать сухогрузы, но пока что ничего точно неизвестно. А что такое сухогруз? Ковчег прямоугольный, триста локтей длина его, да ширина пятьдесят, да высота тридцать. Вот и получается примерно сто пятьдесят метров в длину, да двадцать пять в ширину, да пятнадцать высотой. Балкер-сухогруз класса «хэндимакс». Настроить внутри ярусов для людей да скотины, да запасу продуктов на всех в достатке – и в путь.»
2015, сентябрь
Юшманов внимательно изучал свежую сводку, предоставленную ему логистами. Временами он начинал перебирать бумаги, громоздившиеся в лотках, сверял данные, затем обращался к длинному листу с нарисованной на нем диаграммой, что-то помечал там, и дальше вчитывался в цифры, превращая их в своем воображении в города, в заводы и электростанции, в дороги и порты, в неумолимую поступь новой страны.
- Так, тяжелая техника погружена вся, комбайны и сельхозоборудование – тоже, тракторы загружены. С горючим что? А, еще грузятся… - Он уже видел примерную дату, когда можно будет сказать: «Проект завершен. В путь – хоть завтра!». Оставались несколько мелких вопросов, но основная работа была выполнена. Юшманов взялся за телефон, но дозвониться до Соломатина удалось не сразу.
- Алло. Георгий Яковлевич? Юшманов беспокоит. У нас все идет по плану, погрузка почти завершена, по моим прикидкам, еще недели полторы – и все, можно отправляться.
- Прекрасно, Максим Юрьевич. Вы меня первый сегодня порадовали. – Голос Соломатина был сухим и каким-то рассеянным, словно звонок отвлекал от каких-то важных дел. – Извините, я тут немного занят. Свяжитесь с Куницыным, согласуйте порядок вывода флота. Возможно, перемещение большого каравана привлечет слишком много внимания, придется собираться на каких-то промежуточных точках. И спасибо вам, Михаил. Ваша часть работы сделана наиболее полно и успешно.
Юшманов с грустью посмотрел на замолчавший телефон и аккуратно поставил его на базу. Соломатин сильно сдал за последние недели. Он начал забывать какие-то мелочи, постоянно растирал переносицу и лоб, разговоры старался вести коротко, и все чаще говорил: «А это решайте сами. Не договоритесь – тогда ко мне». Да и проблем почти не возникало.
Разрушение личности странно подействовало на социум – с одной стороны, люди стали похожи на автоматы, работу выполняли от и до, не отвлекаясь, отчего резко сократилось количество аварий и поломок, с другой стороны, полностью сократилась инициатива, все действовали в рамках привычек и навыков. Он заметил это, когда его домработница неделю подряд привозила из магазина один и тот же набор продуктов. Люди на улицах перестали ходить группами, сейчас каждый шел сам по себе, перестали курить на ходу, сидеть на лавочках с пивом, разговаривать, смеяться, как-то реагировать на окружающих. Дворники неустанно убирались, красили, чинили заборчики, стригли пожухлые газоны – город стал выглядеть как картинка, да радости никакой не вызывал. Детские площадки стояли пустыми, куда-то пропали все собаки и кошки с улиц, да и домашние перевелись – казалось, все нелогичное, эмоциональное, все, что составляло обычную жизнь, вдруг бесследно исчезло, оставив после себя общество биороботов.
Конечно, определенные плюсы были - рост производства, снижение преступности, выполнение практически любых распоряжений точно в указанные сроки, но были и минусы. Причем такие, что Юшманова подчас пробирал холодный пот. Например, самоубийство перестало быть чем-то из ряда вон выходящим и перешло в разряд ординарных событий, типа внезапного дождя.
Почти до нуля упало потребление алкоголя, перестали покупать табак, разорялись кинотеатры и ночные клубы, позакрывались глянцевые журналы и бульварная пресса, зато невиданный бум переживали издания профессиональных сообществ.
Глядя на пустынные улицы вечернего города, он задумывался - а чем сейчас заняты остальные? Каково это вообще - быть мемоидозависимым? Быть не личностью, а набором деловых привычек? Вечерами сидеть перед телевизором или монитором, всем миром реагируя на появление новых шаблонов поведения?
Иногда он ощущал себя внутри какой-то компьютерной игры, где все окружающие - нереальные тени, куклы с записью трех вариантов реакции на подкорке. И да - если на этой неделе модно обращаться к собеседнику "эй, паря", то все так и будут обращаться, начисто выбросив из употребления недавние "кореш" или "чел".
Селектор пропищал незатейливый сигнал, привлекая внимание, и произнес голосом секретарши:
- Максим Юрьевич, к вам Осовец.
- Да, конечно же, пусть заходит! - Юшманов вскочил с кресла, и, застегивая на ходу пиджак, поспешил встретить первого замдиректора "Ростка" у входа.
После деловитого приветствия Осовец не стал присаживаться в кресло для посетителей, а подошел к окну и принялся неторопливо набивать трубку.
- Как у вас дела? - спросил он, ни на секунду не прерывая неторопливые движения? - Когда будет полная готовность?
- Не более двух недель. Мы опережаем график почти на месяц.
- Прекрасно. - Осовец наконец поднял глаза на собеседника. - Что еще не готово?
- А, небольшие мелочи. Не рассчитали пропускную способность нефтетерминалов, поэтому задерживается заполнение танкеров. Зато техника и контейнеры погружены практически все. Как раз к окончанию загрузки людей всё будет готово.
- Понятно. - Трубка пыхнула дымом с легким вишневым ароматом. - Значит, части поселенцев придется дней десять болтаться в море?
- А что делать, - развел руками Юшманов, - Хотя десять дней - перебор, дня два-три от силы. Сухогрузы уже переделаны, каждый берет примерно по тысяче человек. Плюс всякая живность - от коров и лошадей до кошек. Не думаю, что загрузка людей на один корабль займет больше трех-четырех часов, планы размещения составлены, грузить будем по списку, с поселенцами даже тренинги проведены. Ну ладно, пусть с одного причала за день можно будет загрузить только два судна - всё равно по срокам укладываемся. Подгоним электричку на десять вагонов, как раз под тысячу людей с грузом, потом загоняем ее на пирс - и вперед, в четыре ручья на борт.
- То есть, вы свою работу почти завершили? - Осовец был доволен, как сытый кот.
- Да. Хочу на оставшееся время в клинику лечь, что-то уставать сильно стал, да и вообще нервы...
Осовец кивнул, то ли соглашаясь с Юшмановым, то ли каким-то своим мыслям, а затем спросил:
- Кстати, Максим Юрьевич, а с Аттвудом вы когда последний раз связывались? - и внимательно посмотрел на замершего, словно статуя, чиновника. - Эрвин Аттвуд, лысый такой. Вы еще с ним всё в Чехии встречались. Неужто забыли? Так у нас и фото есть, напомним.
Чиновник, сидящий в своем кресле, с каждой секундой сжимался в размерах. Казалось, еще немного, и он превратится в лилипута, единственное спасение для которого - крохотный размер и быстрые ноги. Надо было что-то говорить, а голос, как назло, куда-то пропал, и только сдавленное шипение вырывалось из горла.
- В июне... - выдавил он из высохших глубин. - Я затягивал, как мог...
- О, да вы настоящий патриот! - восхитился Осовец медовым голосом, от которого Юшманову стало еще хуже. - Так ловко водить своего куратора за нос! - и добавил уже деловитым тоном куда-то в пространство - Кирьянов, забирайте его.
Попытки ответа были прерваны вошедшей в кабинет парой молодых людей, которые ловко извлекли взмокшего и ослабевшего Михаила Юрьевича из глубин кресла, быстро обыскали и повели к выходу. Он пытался что-то сказать, но пяти секунд оказалось недостаточно, а потом дверь закрылась, и Осовец остался в одиночестве. Так же в пространство сказал:
- Кирьянов, люди скоро будут?
Микронаушник в левом уже тут же отозвался слегка сдавленным голосом:
- Уже поднимаются. Еще три минуты.
- Пусть имеют ввиду - секретарша не инфицирована, пусть объяснят происходящее по-человечески.
И снова запыхтел трубкой, пропитывая атмосферу сладковатым дымом. "Интересно, скоро ли сумеем создать табачные плантации? Вряд ли кто сумеет сохранить табак несколько лет..."
Из дневников Михаила Дмитриевича Елисеева, переселенца.
2015, сентябрь
"Все поменялось неожиданно - отплытие назначено через день. Послезавтра. Это не пугает - всё, что можно, уже закуплено и упаковано. Контейнеры отправлены на загрузку неделю назад, оружие вычищено, первичный набор тоже готов - как для автономного похода по суше на месяц, только не придется тащить все это на своей спине - все упаковано в стандартный короб на двухколесной тележке. Но никак не отпускает предстартовый мандраж. Всё время кажется, что упустил что-то важное, без чего просто не получится выжить.
И постоянное чувство не то чтобы нереальности - скорее, какой-то недоговоренности. Если мы выходим в море и рассчитываем пробыть там не менее двух месяцев, то получается, что уже известна дата начала пресловутой катастрофы. Причем, не только начала, но и есть немалая вероятность, что за это время все так или иначе решится. И меня посещает мысль: а не станет ли наш выход в море именно тем камешком, что обвалит лавину?
Недаром заявления политиков становятся все жестче, уже никто не оглядывается на ООН или Совет Безопасности, рушатся старые союзы, зато вспоминаются старые распри, претензии позапрошлого века, у всех вдруг появились исконные территории, отнятые ближними и дальними соседями, и в этом случае наш караван будет выглядеть для многих как сигнал: "Началось!"
Остается надеяться, что генераторы защитного поля, которыми снабжена каждая группа, сработают в штатном режиме, и мы сможем перенести гипотетический удар ядерным оружием. При этом наши корабли еще надо будет сначала обнаружить, но тут уже все зависит от слаженности действий военных.
Но это всё потом. Пока же - дела насущные. Неожиданно возник вопрос: куда девать остатки денег? У нас оставалось еще около двухсот сорока тысяч рублей, и я подозреваю, что уже очень скоро они превратятся в резаную бумагу, поэтому решили не оставлять вообще никаких запасов, а быстро скатались в Краснодар и на все деньги купили то, что ценилось на нашей старушке-Земле у всех цивилизаций - золото. Скупили весь запас имевшихся в магазине одинаковых тонких обручальных колец (кстати, цены на золото изрядно упали), на оставшиеся деньги набрали тонких цепочек.
Нам повезло оказаться в первых рядах, потому что уже к вечеру все ювелирки были выметены подчистую. А по возвращению - очередная новость, погрузка завтра утром, и до полуночи мы с женой паковали и проверяли носильную кладь, чистили переноски для четырех котят и двух щенков, пытались поужинать, снова перепроверяли сумки - и только после небольшого скандала "мы ничего толком не взяли, мы не готовы!" успокоились и смогли уснуть.
Точнее, уснуть сумела жена - я же потратил некую толику времени на заполнение дневника, а сейчас тоже попробую хоть на немного отключиться."
Последняя волна эмиграции
© Copyright: Омар Хаим, 2012
Свидетельство о публикации №212032300938
Свидетельство о публикации №212032300938
Рецензии