Гений Одного Дня, глава 9

Глава девятая
- Итак, господа, позвольте представить вам мой новый усовершенствованный вид электродвигателя. Электромотор - только двигатель для ведущей машины, точно так же как паровой двигатель, за исключением того, что в нём используется электричество вместо пара. Электродвигатели настолько несовершенны теперь, когда паровые становятся более дешевыми. Человек, который узнает, как заставить электродвигатель сделать то, что теперь делает паровой двигатель, и сделает это наиболее дешево, наживет себе состояние, если у него будет своя голова на плечах. Моя нынешняя цель – как раз развить эту индустрию и сделать её максимально доступной для людей. Кое-каких успехов в этом деле я добился, - Александр Вингерфельдт довольно закрутил ус и отошёл назад. – Я ещё способен кое-чего вам продемонстрировать.
                Вся толпа пошла вслед за единственным источником электричества, представленного никем иным, кроме как этого великого учёного, и он провёл их в маленькую комнатёнку, которая была вместо офиса. На директорскую она далеко не походила. Стол был весь завален, и видно было, что его лишь недавно оставили в покое, а сама комнатка создавала далеко не прекрасное впечатление. Выцветавшие обои, лёгкий полумрак в светлое время суток и маленькое пространство. Впрочем, сам хозяин не спешил расстраиваться. Глаза его горели, он готов был поделиться всеми идеями, настигшими его в пору вдохновения. Он был счастлив, когда знал, что нужен кому-то. Люди в интеллигентных костюмах вскоре заполнили всю комнату, и Вингерфельдт, дожидаясь, пока они войдут и всё осмотрят, закурил дорогую сигару. Взглянув на них из-под густых бровей, какое-то подобие улыбки мелькнуло на губах изобретателя, после чего он взял в руки свою трость и застучал по полу.
- Господа! Я попросил бы вас разойтись, а то вы заслоняйте мне то, что я хочу вам показать. Всего-навсего, отойдите в сторону, и вы не пожалеете о своей потраченной сюда поездке, - дождавшись, пока люди отойдут к стенам, Вингерфельдт ещё раз многозначительно на них посмотрел и взял тросточку в руку. – Что ж, теперь я вам покажу это произведение, прославившее меня на весь свет. Посмотрите вниз, господа, не пожалеете.
                Лёгкое удивление мелькнуло на лицах собеседников великого учёного, когда они увидели под своими ногами… карту Европы. Она была искусно нанесена на пол, мало того, на ней самолично основателем компании были подписаны и подчёркнуты какие-то города. Карта была изрисована чем-то красным, не оттирающимся, как казалось на первый взгляд. Города и границы стран были подписаны на немецком языке, но нормальным, не готическим шрифтом. Дождавшись, пока все осмотрят это произведение искусства, Вингерфельдт, стоя на Дунае, начал говорить тихим, но полным удовольствия, голосом:
 - Посмотрите сюда, господа, - трость гулко ударилась о пол, и коснулась корявой надписи «Будапешт». – Здесь у нас недавно открылось новое предприятие. Вы думаете, чему оно посвящено? Да, электромоторам. Я пару недель провозился с ними, упорно совершенствуя их, и добился того, что теперь мой бизнес идёт вверх. Здесь же, в Будапеште,  и располагается то самое место, в которое я не жалея вложил большую часть своих средств, с надеждой, что это новая индустрия позволит мне продолжать своё великое кредо изобретателя. Я считаю, что в дальнейшем можно смело расширять просторы моих занятий. Было бы только финансирование, - он с укором взглянул на стоящих в плащах господ. – Вон там дальше (он указал на Швейцарию) располагается главная контора моей новой, очередной компании – «Wingerfeldt Electromotor Company», на которую  я и возлагаю большие надежды. Все мы знаем и помним Генри О`Читтера, я прав, господа? Я думаю, помимо прибыли, развитие новой индустрии принесёт мне помимо прочего полную победу в нашей затянувшейся борьбе друг с другом. Я могу показать и на деле свои моторы. Нам всего-навсего надо выйти на улицу, где у меня уже стоит автомобиль. Как вы помните, электромобили – лишь недавно развивающаяся индустрия, и такому политику в предпринимательском деле, как мне, было бы просто стыдно отстать от века и не понять этой простой истины. Бесспорно, сейчас уже начинается массовое производство других автомобилей, с двигателем внутреннего сгорания, но пока этот вид транспорта из-за своего шума и визга не приживается в нашем мире. Генри Форд, работавший в своё время на моё предприятие, и знавший мои первые шаги, организовал свою компанию по производству автомобилей с бензиновым ДВС.  Пожелаем ему удачи, господа. Я намерен дальше идти по своей, заранее просчитанной траектории. Уже скоро будет пятнадцать лет, как я работаю изобретателем, за это время у меня ещё не было ни одного провала. Те достижения, к которым я иду сейчас, превосходят все ожидания даже видавших виды людей. К чему я это говорю? Я с уверенностью могу сказать, стоя одной ногой в Германии, а другой на Австро-Венгрии…
- И долго ты так будешь раскорякой стоять?
           По комнате пробежался громкий смех, который растворил грубый голос Вингерфельдта, рассмеявшегося громче всех.
-… Что я нахожусь в апогее славы, а мир у меня практически лежит в кармане. Большая часть новых развивающихся направлений промышленности были запатентованы мною, на моих патентах вырастает индустрия и энергетика двадцатого века. Вы слышали только про электромоторы, господа. Вы думаете, это всё, чем я страдал в последнее время? Я работаю по девятнадцать часов в сутки. Я одержим идеями, идущими откуда-то сверху. Да, да, я найду им применение, и уже нахожу, сидя за своим столом и вытягиваю ноги на протяжении площади всей Турции. Я хожу уже по миру, а скоро я могу держать его уже в своих руках. Нет, я не преувеличиваю, господа. Дела мои развиваются, причём в верном направлении. На изобретения я пока не истощим, что я сейчас и поспешу вам разъяснить. Я не считаю, однако, что стою твёрдо на ногах – ибо ничего в жизни нельзя предугадать. Так и тут получилось. Итак, господа, готовы ли вы посмотреть на то, чему я хочу посвятить в ближайшее время все свои умения и знания?
                Вингерфельдт гордо подошёл к своему столу, решительно сгрёб рукой в сторону все свои гайки, ржавые гвозди и другие принадлежности, без которых его стол был бы просто невозможен, а затем кивнул на развёрнутые чертежи на столе. Люди нависли над его столом, лишив учёного всякого пространства, дышали в затылок. Довольно посмотрев на них, дядя Алекс вновь обратился к чертежу:
 - Вот посмотрите, пред нами лежит попытка усовершенствования биржевого телеграфа. Да, да, того самого, с которого я и начал свою карьеру, как изобретателя. Если мне удастся воплотить в жизнь все свои идеи, мы получим незамедлительную прибыль. Сейчас я хочу смело вложить все свои капиталы в одно дельце – я хочу засветить весь мир. Нет, это не удачно подобранная метафора – я действительно хочу сделать так, чтобы тьме подвластна была лишь улица. Я хочу убрать в прошлое все нынешние разработки в виде керосиновых ламп и газового освещения и подарить миру новый вид освещения. Да, над лампой накаливания я трудился очень давно. Бесспорно, не я её создатель, как таковой, я уважаю деяния своих коллег, создавших её. Моя цель, как говорят американцы, довести её «до рыночных кондиций». Я начал давно проводить опыты с её усовершенствованием. Время покажет, напрасно или нет.
                Вингерфельдт, явно нервничая после своего большого монолога, полного пустых обещаний, принялся накручивать свои усы и искоса поглядывать на ожидающих чудес слушателей. Среди публики стоял один щуплый журналист, делающий какие-то  заметки в своём блокноте, и следящим за каждым движением великого учёного. Вингерфельдт сбросил в пепельницу от сигары пепел, и вновь взглянул на людей. Взгляд их был прикован к бардаку, царившему прямо тут же, на столе изобретателя. Дядя Алекс поспешил дать пояснение:
 - Чтобы что-то сотворить, мне нужно богатое воображение и куча хлама. В конце-концов, вещи должны всегда лежать под рукою, как верно заметил один из моих ценнейших сотрудников компании, Гай Гезенфорд, имеющий дома в точности так же заваленный стол. По-моему, наше отличие с ним в бардаках заключается только в разных марках ржавых гвоздей и яркости этикеток электротоваров.
- Кстати о вашем преемнике Гае, - вставил своё слово молчавший до сих пор журналист.  Это правда, что вы достали его из трущоб Уэльса, где он промышлял воровским делом?
 - Конечно же нет, как вы могли поверить в такую дурь? Он – один из ценнейших сотрудников нашей компании, и ни за какие гроши не повёлся бы на такую опасную и требующую ловкости работу. Личность он слишком благородная для этих целей. Опять же, мы берём человека, а не его прошлое.
- Но ведь он не имеет образования. А как же вы объясните все эти слухи и его вечно проявляющуюся сноровку?
              Вингерфельдт сокрушенно покачал тяжёлой головой, словно бы она весила несколько тонн, и с усмешкой обратил свой взгляд вновь на чертежи своих гениальных идей, которые он намеривался воплотить в скорейшем итоге в жизнь. Ещё сбив пепла с сигары, он повернул свою голову в сторону журналиста и нетерпеливо произнёс, обижаясь, что его оторвали от настолько важного для его судьбы монолога:
- С какой это стати вас интересуют простые работники моего предприятия? Вон их сколько у меня, волей-неволей собьёшься со счёта. Под моей властью уже 100 различных  компаний организовано, почему вы ими  не интересуетесь? Чем провинился мой служащий?
- Если вы так говорите, значит, вы что-то скрываете, - невозмутимо ответил журналист. – Оттого интересна эта личность, что в его руках сосредоточились все нити управления компанией.
- Что за вздор! Я – единственный руководитель всех своих предприятий, и больше никаких умников делить со мной славу мне не надо. Гезенфорд – рядовое лицо моей компании, осуществляющие с моего согласия всякие выгодные сделки и не больше. Если вы решили написать сенсационную статью о его воровской жизни, которой никогда и не было – то милости прошу, понимаю, вам деньги нужны больше, нежели знания. Только боюсь, это будут ваши последние деньги – потому как оскорбления своей сущности мой служащий не потерпит, и когда будете сидеть за печатной машинкой опять-таки моей компании прошу хорошенько подумать вас, прежде чем писать. Гай не сговорчив, груб, ля вас это очень плохо кончится. Вы потом пощады просить будете – но уже будет слишком поздно. Я тоже не имею образования. По вашей логике я жестокий мошенник и матёрый вор? Могли бы спросить и что-то более умное.
                Вингерфельдт фыркнул от презрения, и принялся долго исследовать взглядом свои бумаги и хаос, царивший на столе. Журналист ещё что-то отметил на своём блокноте, чему завтра суждено было появиться во всех газетах. «Характер у него не привлекательный: он тщеславен и груб» - царила запись прямо в блокноте. Характеристика, которую писали на Вингерфельдта, была далеко не приятна, как ему самому, так, вероятнее всего, и читателям. С газетами бороться бессмысленно, легче их игнорировать, – тем более, что сам Вингерфельдт успел в своё время запустить когтистую лапу и в эту отрасль – в бытность разносчиком газет, он на вырученные деньги организовал свою, которая выходила во всех поездах. На те же вырученные деньги можно было закупать инструменты и материалы для химических опытов, и дядя Алекс тратил на них все свои последние сбережения.
- Ах, мне не нужно кучи денег, дайте мне только хорошую лабораторию, - любил он говорить. Имея много денег от своих разработок, он применял их единственно в этом направлении, ведь на то и были все основания у него. Чтобы были изобретения, должны быть условия для их создания. Миллионы шли единственно лишь на изобретения. Он убегал роскоши и праздности – в этом величие его характера. Вингерфельдт никогда не жил в богатых роскошных домах или квартирах, был простым и не замысловатым. Всю свою жизнь он бы отдал, чтобы лишний раз посидеть в своей лаборатории. Второе, здоровое ухо, сильно болело от перенапряжений, в то время как в лаборатории кроме звуков, издаваемых при опытах, не было никаких других. Он работал сутками напролёт, буквально вырывая время для сна – такова особенность Вингерфельдта, злостного трудоголика, нещадно эксплуатировавшего свои возможности и всё, что он когда либо знал или умел.
                Журналист взглянул на сидящую мощную фигуру великого учёного и поспешил поинтересоваться, хмуро окинув взглядом его при этом:
- По неофициальным данным, говорят, в вашей компании появился новый человек, которого вы за копейки взяли и решили, что он будет работать за десятерых.
- Откуда такие данные? – усмехнулся Вингерфельдт, дымя сигарой в сторону журналиста.
- Я не буду их раскрывать, ибо тот человек пожелал остаться анонимным. Этого вашего  работника зовут Николас Фарейда. Примечательно, что вы сразу взяли его в основной костяк своей главной компании. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Фарейда? – глаза дяди Алекса поблёскивали от интереса. Он словно что-то бы припоминал. – Этот славный малый? Я уверен, что ему предназначается великое будущее в среде изобретателей, пусть и видел я его мельком лишь два раза. Внутренние дела компании не имеют к вам никакого отношения. Я не хотел бы, чтобы весь мир знал, какие сигары я курю, и какой пастой чищу зубы. Так что ограничивайтесь данными, которые вам по зубам. Что ещё о нём я могу сказать? Боюсь, как бы этот человек не затмил всю мою славу, которой я так успешно добивался в течении многого времени.
                Вингерфельдт в задумчивости подложил руку под  нос, и долго сидел, размышляя о своём. Тишина образовалась в этом маленьком пространстве. Учёный слышал даже вдохи и выдохи присутствующих. Да, он чувствовал в Фарейде что-то опасное. Способное лишить его чего-то важного. Восхищение Гая по поводу талантов Николаса тоже сильно настораживало. Вингерфельдт ещё несколько секунд выстукивал победные марши пальцами по столу, и всё же, придя к какому-то единому выводу, встал со стула, озарённый славной идеей творения будущего. В руке у него опять задрожала трость.
- Господа! Проследуйте за мной в лабораторию. Я ещё не договорил вам о своих лампах накаливания. Вы понимаете, как я нуждаюсь в финансировании. Иначе бы я вас сюда не звал. Да, на моём счету сотня компаний. Но расширение предприятий требует больших средств, вы знаете и прекрасно понимаете это, господа. Идёмте,  я покажу вам на делах свои изобретения, слов я использовал достаточно для их описания.
- Вы уверены, что затмите Читтера?- спросил кто-то из толпы.
- Затмить? Разве я собирался его затмевать? Я просто решил взять в руки свою заслуженную прибыль, которая до этого момента всё хранилась в его нефтяных источниках. Читтер – талантливый предприниматель, но в электричестве ничего не смыслит. Всё-таки он больше политик и нефтяной магнат, а для чего полез в это чуждое ему дело – я сам понятия не имею. Мало того, все свои средства он смело возложил в свои генераторы и другие машины постоянного тока, которыми угрожает моей репутации. Только боюсь, ни к чему это не приведёт.
- Вы долгое время конкурировали с ним за право быть на большом рынке.
- Что ни говори, а у Читтера имеется куча связей, недаром он – нефтяной король. Нажил себе хорошее состояние за счёт разворовывания нефтяных запасов Аляски, один из моих работников раньше работал на него. Это жестокий человек, ищущий выгоду лишь для себя. Сейчас наступило время денег – и он поплёлся на эту удочку в том числе, о чём вероятно никогда не жалел. Я сам толком не понимаю, зачем он полез в то дело, где всё уже до него расхватали, а кусочками маленькими он далеко не привык манипулировать. Может, это объясняется гораздо проще – попытка борьбы с моей империей. Александр Македонский, Ганнибал, Тамерлан, Чингисхан – все они пытались завоевать мир. Не удалось никому. Первым это удаётся мне, - сделал откровенное признание Вингерфельдт, задумчиво куря дорогую сигару.
- Вы считаете, что он не справится со своим делом и заранее обречён на поражение от вас?
- Я не считаю, я так и не познал высшей математики. Я только чувствую и излагаю свои мысли по тому или иному поводу, опираясь на свой опыт и знания. Так вот, Читтер – поступил очень недальновидно, вкладывая свои миллионы в это сомнительное для него дело. Он прогорит с  ним, как бы оно прекрасно у него не шло и не развивалось. В конце концов, доходов от нефти, я считаю, уже хватит на безбедное существование. Мы ещё не упоминаем, сколько он утащил золота во время Золотой лихорадки, или от испытания динамита Нобеля. Чего только стоит сказать о его способностях по поводу прекрасного уничтожения всех своих конкурентов, не смотря на довольно безобидный вид, который часто любят снимать журналисты. В душе это самый хитрейший лис всей Америки.
                Больше Вингерфельдта не расспрашивали ни о сотрудниках его компании, ни о планах, ни о злостном конкуренте по ту сторону света, вынашивающего свои чёрные планы по свержению устанавливающейся монополии постоянного тока, единственным источником которого служил, естественно, сам учёный. Дядя Алекс дальше продолжал увлечено рассказывать о своих занятиях и делах, надеясь таким способом взбодрить этих каменных господ финансировать его дела. После отказа банкира из Госпича, требовалось вернуть себе расположение этих людей – без денег нет и изобретений. Люди слушали его с излишней придирчивостью, словно бы он сдавал экзамен в свой университет, где преподавал. Когда начали расходиться люди, обещая всё же помочь с деньгами,- всё-таки лекция Вингерфельдта произвела на кого-то впечатление, один финансист и поспешил задать ему один-единственный вопрос, удививший изобретателя:
 - Вы рассказывали о своей лампе накаливания. Сколько вами уже проведено опытов?
- Более пяти тысяч.
- И все не удачные? – удивился финансист, сняв с головы чёрный цилиндр.
- Ну почему же? – разбушевался Вингерфельдт. – Я приобрёл сразу несколько преимуществ этим ударом. Во-первых, теперь я знаю 5 000 способов, как НЕ надо делать лампу накаливания. Во-вторых, я на 5 000 способов ближе к верному варианту.
- А вы оптимист, - отметил, улыбнувшись, финансист. – Но это же и 5 000 поражений. Неужели вы считаете, чтобы подарить людям свет, надо пройти через 5 000 провалов?
- Изобретая лампу, я не прошёл через столько поражений. Я открыл 5 000 способов не делать этого! – нахмурился Вингерфельдт, дав понять, что всякий другой разговор окончен.
                Можно было отсчитывать деньги. И великий учёный задумчиво в своём кабинете отметил на карте Европы несколько новых ярких красных точек.  Там где заканчивалось вдохновение изобретателя, открывался талант бизнесмена. Прибыль – вот что стало главной целью всех людей мира. Но если кто-то жил не столько ради обогащения, сколько ради пользы человечеству, то большая часть всё равно отводила деньгам главную часть своей жизни. Такой манией, к примеру, дядя Алекс никогда не страдал.
                Вингерфельдт опустился в своё кресло и прикрыл глаза – это был своеобразный вид отдыха от переутомлений и нагрузок, выпадавших то и дело на его долю. Так же от умственных перенапряжений спасал «Валлийский кролик» - гренки с сыром. Иногда дремота заменяла сон. Она позволяла все мысли привести в порядок, выбрать нужные и забыть бесполезное. Итак, чего он добился за несколько часов – получил финансирование от высших лиц. Это хорошо. Были бы деньги. Продолжаются искательства в пользу человечества – поиски лучшей лампы накаливания. Тоже хорошо – верный вариант он найдёт своим упорством и трудом. А чего же тогда плохо? Хм, нет ничего такого примечательного. Отсутствие плохих новостей –есть хорошая новость. Хотя да, Фарейда… Как он мог забыть этого нервного серба со смешной фамилией?  Недаром же напомнил журналист об этом человеке.
- Могу ли я зайти к господину Вингерфельдту? – спросил Николас секретаря.
                Из-под очков взглянул несколько раздражённый, нервный взгляд женщины. Она быстро окинула взглядом высокого и худого молодого человека, несколько смущённого и ожидающего ответа от неё.
- Господин Вингерфельдт не имеет возможности принять всех желающих его видеть, - последовал механический отчеканенный ответ секретарши. – У него только что прошло важное совещание, ему нужен отдых.
- Я работаю в его компании! Он сам меня звал к себе!
                Секретарь подняла глаза на худощавого и начинающего раздражаться мужчину и без тени удивления заметила, записывая что-то в своих бумагах:
- К Александру Вингерфельдту приезжают с других концов света, но это не увеличивает числа часов в сутках. Сначала запишитесь к нему на приём, а потом и будем разговаривать.
                Николас потерял всякую надежду и стал дальше раздумывать о плане  действий в его ситуации. Словно пришло озарение, и он положил руки на стол, с жаром выпалив несколько фраз – его последнюю надежду заставить секретаря исполнить требование.
- Профессор Драгнич, из маленького посёлка Слимян. Он преподавал вместе с Александром в Карловом университете. Они были коллегами. Он послал меня с заявкой сюда. И да, у меня есть очень, очень важные сведения от господина Драгнича.
- О! Это другое дело. Я сейчас доложу о вас, господин…
- Фарейда. Николас Фарейда.
                Через несколько минут раздались громкие шаги человека и вразвалочку, словно морской волк, из кабинета вышел полноватый мужчина, хитрым взглядом зорких глаз окинувший Николаса. Он усмехнулся, поняв, как удачно вспомнил об этом человеке, после чего приказал секретарше запомнить нового работника. Через пару минут они вошли в кабинет того, кого во всех уголках мира именовали «чародей из Праги».
- Так вы говорите – Драгнич? – спросил тихо Вингерфельдт вошедшего Николаса, смотрящего под ноги. – Вам он был знаком?
- Да, - кротко сказал серб. – Он преподавал в нашей школе физику. Это он отослал меня к вам сюда. Учиться. Мои мысли были поехать в техническое училище в Граце.
- Хм, и с какой же рекомендацией он отослал вас сюда?
- «Я знаю в мире двух гениальных людей – один из них, человек, к которому вы едете, а второй из них – вы! И попробуйте мне на это возразить – даже слушать не буду».
- Как это на него похоже. Я рад даже, что вы какое-то время учились у такого прекрасного физика, как он. Увы, сам-то я не имею и малейшего намёка на образование, естественно, приходится все свои незнания компенсировать множеством различных опытов и различных книг. Когда вы в последний раз видели профессора Драгнича, как он выглядел? Что говорил? Чем занят в настоящее время? Ну, не молчите же!
                Такого града вопросов Николас меньше всего ожидал, и поэтому на какое-то время даже растерялся от неожиданности. А Вингерфельдт закрыл глаза, что на миг создалось впечатление, что он потерял всякий интерес к стоящему робко сербу. Николас же прекрасно понял, что на самом деле тот всё слышит и ждёт ответа на выше поставленные вопросы. Надо отвечать…
- В последнее время он кроме книг и преподавания ничем не занимался. Я же просто оказался его способным учеником, и вот он решил всю свою энергию передать мне. С ним всё хорошо было на тот момент, когда я уезжал. Он верит, что мне суждено великое будущее. Осталось поверить самому.
- Довольно пафоса, - оборвал его Вингерфельдт. – не для того я вас звал, чтобы вы мне тут расписывали свои планы на будущее.  Видите вон ту карту Европы? На полу которая? Красными точками отмечены все мои предприятия  и фабрики. Недавно появилась новая возможность развивать свой бизнес, и я не стал его упускать. Я первый, кто занимается продажей электросистем (генераторов), естественно, я рад, что у меня есть люди, разбирающиеся в этом. Вы толком пока ещё не знаете – что за работа вас ждёт, верно? А я могу открыть вам эту тайну…
            Сказав эти слова, Вингерфельдт сделал величественный жест рукой, а взгляд Николаса упал на маленькую брошюрку, лежащую на столе у великого учёного. На ней был изображён в точности с таким же жестом человек. Вероятно, Вингерфельдт тоже посмотрел в этом  направлении, потому что поспешил подметить сербу, буравившему взглядом эту бумажку:
- Это так меня прославили в среде прессы… - он многозначительно посмотрел на Николаса и замолк, ожидая реакции серба, который поспешил взять в руки эту брошюрку.
                На листочке, несколько потрёпанном, была нарисована небольшая юмористическая картинка, напомнившая Нииколасу о своём детстве, полном преданий и различных народных сказок, рассказанных матушкой. В центре красочной картинки был изображён волшебник с хмурым лицом и одержимыми идеями глазами Вингерфельдта в длинном, опускающимся до пола наряде, чем-то напоминающем звёздочёта. В руке у него, как и положено волшебнику, была зажата палочка, из которой падал сноп искр, другая рука показывала что-то величественным фирменным  жестом учёного, а сам он стоял на облаках. Вся картинка была наполнена светом и яркостью, а подпись внизу загадочно гласила: «Чародей из Харватова» -последнее слово означало улицу, на которой стояло главное здание компании Вингерфельдта, широко известное на всю Европу. Место пусть и не  совсем удачное для известной личности, однако тихое, и этим оно привлекало сюда людей. Улица находилась на исторической границе Старого Места и Нового Места и представляет собой практически прямой угол. Она c двух сторон огибала здание пражского магистрата.
- Вас что-то смущает? – прервал тишину голос Вингерфельдта, эхом отразившийся от стен. – Ах да, как я мог забыть… Вы в Праге не как я, многого не знаете. Вас наверное смутила подпись – чародей из Харватова, я прав? Тогда позвольте окунуть вас в историю Праги вместо справочника. Названа улица в честь Якуба Харвата  члена магистрата Нового Места, жившего во второй половине 14 века. В свое время он был владельцем этой территории, здесь стоял его дом и прилегавший к нему сад. Позднее он велел сад застроить: здесь было возведено 18 домов, которые, собственно и образовали улочку, очертания которой сохранились и до нашего времени. Мне сразу понравилось это место, и я решил организовать здесь своё местопребывание. Мои товарищи, конечно особо не заценили моей идеи, однако позже вынуждены были смириться с ней, и позднее поняли мою правоту.
- Мне всё-таки непонятно, - сиплым голосом произнёс Николас, у которого откуда-то ком встал в горле. Он поспешил прокашляться. – Неужели  вы не можете сотрудникам своим дать отдельные офисы? Почему они вынуждены работать в таком пылу и жаре?
- Ах, мой юный друг, сколько тебе ещё предстоит понять и узнать, - вздохнул обречённо Вингерфельдт, после чего отложил брошюрку в сторону, присыпав её солидным ворохом всяких там бумаг. – Мне нужны деньги. Да, это кажется, что дядя Алекс успешно развивается, что он держит мир в кармане, отчего и ходит так успешно по Европе каждый день. Да, я говорю всякие сказки известным банкирам и финансистам, рассказывая им о том, как у меня прекрасно продвигаются дела вперёд. А на самом же деле всё обстоим совсем не так. Я всё время нахожусь на грани срыва, чем-то я напоминаю акробата, идущего с балластом по протянутой от одного дома до другого верёвкой – один неверный шаг – и я свалюсь в бездну отчаяния. Вся эта карта под твоими ногами – лишь блеф моего могущества. Опять же, из-за экономии я не стал покупать и вешать её на стену, зато в моём доме всегда были припасены краски, действие которых и можно здесь увидеть. Я часто размышляю, смотря на эти красные кружки, означающие наши многочисленные предприятия. Мне легче так, на полу, видеть, что происходит и подбирать наиболее правильные решения, надеясь на свою интуицию, обычно меня не подводящую. Что мне ещё сказать? Ах да, я первоначально замышлял сделать отдельные офисы для своих сотрудников, но тут каждая копейка на счету,  и я не мог позволить себе такой роскоши. Впрочем, народ был рад в принципе, что их дядя Алекс приобрёл солидное здание для такой могущественной компании. Они не жалуются. И все те, кого ты видел, так и знай, работают на чистом энтузиазме, веря в счастливое будущее. Причём работают за копейки.
- Это конечно, печально, - согласился Николас.
- Да брось! – махнул рукой, словно мух отгоняя, Вингерфельдт. – Это я склонен извечно всё преувеличивать. Да, выберемся и из этой ямы. С такими головами не пропадёшь. Конкуренция пусть и обострилась на рынке, но я уверен в дальнейшем процветании нашей компании. Да, мы потерпели поражение с электрическим счётчиком голосов на выборах, и меня частично лишили финансирования. Но я уверен, моя последняя лекция возбудит интерес к скромной персоне с Хорватова.
- Вы ведь долгое время занимались наукой. И сейчас продолжаете. Неужели вы успеваете и в университете преподавать, и делами компаний заниматься?
- Мою деятельность это никак не подрывает изнутри, как это часто бывает у всяких учёных… Мне терять нечего. Я работаю по 16-19 часов в сутки, - отрезал Вингерфельдт, и, выждав определённой паузы, с живостью решил продолжить неожиданно оборвавшейся разговор. – О да, наука… Но я не отношусь к когорте учёных: я – профессиональный изобретатель, и только. Эти две вещи, названные ранее, очень разные. Изобретательство одно из самых дорогих и ценимых вещей во всё мире. У него нет конца времени, нет конца денег. Время - деньги, и в нашем мире  больше востребованы именно такие люди, как я. Нежели те мелкие профессора, читающие и переписывающие книгу за книгой, и не приносящие особой пользы людям, впрочем, как и вреда. Правда, зачастую они уводят людей с пути истины своими поверхностными рассуждениями, и клевещут на того, кто избрал верный путь вопреки их воле. Эти мелкие, серые людишки порой готовы на всё, доказывая, что того или иного явления не может  быть, даже если оно и может быть, и происходит у них на глазах. Они будут с пеной у рта доказывать какие-то формулы и в итоге добьют тебя на суде общественности своим коронным вопросом: «А есть ли у тебя высшее образование?»
                Вингерфельдт вздохнул с некоторой печалью, поняв, что мог наговорить лишнего. Однако сделанного уже не воротишь. Он достал некоторые из своих бумаг и принялся их быстро заполнять ручкой, качая головой вверх-вниз, как китайский болванчик. Кроме шороха бумаг в кабинете больше ничего не было слышно. Николас некоторое время размышлял над только что сказанными в запале словами Вингерфельдта, после чего поспешил напомнить о своём существовании одним-единственным вопросом:
- Так что там, с моей работой-то?
- Ах, работа же, - виновато улыбнулся дядя Алекс. – Виноват, что забыл.  Я всегда теряюсь в пространстве и времени, когда занят своей любимой работой. Ну-с, посмотрим, что мы имеем на данный момент.
               Рука его решительно сгребла в сторону все бумаги, которым он несколько минут назад так рьяно уделял внимание, и стала рыться в завалах на столе, пока, наконец, не выгреб небольшого формата толстую папку. Раскрыв её на нужной странице, Вингерфельдт довольно улыбнулся.
- Ну вот, я нашёл работу, которая должна прийтись вам по душе. Как вам нравиться работа по устройству и ремонту генераторов и электродвигателей? Пусть и однообразная, но зато прибыльная. Перспектива есть хорошая, - Вингерфельдт напряжённо вглядывался в свои бумаги, и, почесав в голове, оторвался от них с просветлённым выражением лица. – В Швейцарии наша телефонная компания так же делает успехи. Если у неё и дальше всё будет хорошо, я вполне могу направить вас работать туда – заодно уж и незнакомую страну посетите. Или в Будапешт. В общем, перспектива есть. Вам главное – работать и оправдать мое доверие.
             Николас согласно кивнул, поняв, что ему доверили великое дело. Да, тут есть где размахнуться… Гай был прав, говоря, что будет ещё благодарить его за эту встречу с ним. Серб некоторое время размышлял о перспективах великого изобретателя Вингерфельдта, смотря на карту Европы под своими ногами.
- А сейчас ваша компания, собственно, на чём специализируется? Чем занимается сейчас?
- О, об этом можно поговорить, зайдя ко мне в лабораторию. Главное, не позволяй мне засиживаться в ней за работой – я тут же уйду в себя, и меня оттуда даже сам сатана не вытащит. Пошли, там я покажу, чем занимаюсь в последнее время…
                Александр Вингерфельдт проворно вскочил на ноги и быстро, что казалось почти невозможным представить, поспешил куда-то наверх, за ним так же проворно кинулся Николас, боясь упустить из виду озарённого идеей свыше учёного. Резко дядя Алекс остановился, открыл дверь и они оказались в лаборатории. Большой, просторной. Вингерфельдт гордо обозрел взглядом своё детище, после чего не спеша вошёл в него, поманив рукой Николаса. На улице к тому времени медленно спускался вечер, весь день был напряжённый, что только сейчас они оба заметили,  что произошло на улице. Вингерфельдт в этом усмотрел свой знак, слегка улыбнулся и поспешил произнести вслух:
- Вот видишь, на улице наступает тьма. А я скажу, что скоро человек будет вправе распоряжаться этой тьмой, и она попадёт в полную зависимость от нас. Я работаю над этим проектом увлечённо. Русские учёные изобрели лампу накаливания, быстро угасающие и недолговечные, недавно моя компания закупила все патенты у него на производство подобной чудо-техники. В один прекрасный день, зажигая его лампу, я пришёл к неожиданному для себя решению: в ней было много недостатков, а следует сказать, что любая вещь, попадающая ко мне в шаловливые руки, живой уже не уходит – не важно что это за вещь, но я прежде всего начинаю думать и строить планы, как её можно усовершенствовать. Эта загадка меня не покидает много дней, пока я не начинаю экспериментировать. Постоянно. Час за часом. День за днём.
- Но разве не проще ли было все свои опыты просчитывать и вычислять? – искренне удивился этому необычному способу решения поставленной задачи Николас. – Ведь это гораздо проще и быстрее получается. И меньше усилий.
- Всё это конечно прекрасно, молодой человек, но… За свою жизнь мне так и не суждено было постичь высшей математики, и других наук, о чём я глубоко сожалею. И вынужден теперь всё своё время тратить исключительно на то, чтобы компенсировать свои глубокие незнания постоянными опытами и экспериментами. Они приносят определённую пользу. Ах, я всё рассказываю о себе, а вы всё молчите, да на ус мотаете, хитрец! Так не пойдёт наш разговор, о нет!
                Оба негромко рассмеялись, но их смех отразился от стен подобно раскатам грома. Николас обозрел огромную лабораторию своего начальника и невольно поразился её размерам. Это было самое большое помещение во всём здании! Уж чего-чего, а денег для своей лаборатории Вингерфельдт никогда не жалел. Его работники, как выяснилось несколько позже, тоже пользовались этой одной лабораторией, в ней был просто рай для проведения самых различных опытов. Грех этим не воспользоваться! И пользовались, по полной программе. Столы здесь, на удивление, не были завалены всякими бумагами и хламом, не смотря на грозное заявление самого великого изобретателя, по поводу того, что для создания изобретения нужно богатое воображение и куча хлама. Она была больше всего освещена, и чем-то напоминала маленький зал, по крайней мере, акустика была как в больших театрах…
- Да, ради этой лаборатории, я, пожалуй, и закупил это здание со всеми его потрохами… - Вингерфельдт ещё раз оглядел помещение, и Николасу даже на миг показалось. Что изобретатель прослезился. – Впрочем, от ответа на мой выше поставленный вопрос это тебя не спасёт. Что хочешь изобрести? Откуда такая тяга к физике? С рождения, или же профессор Драгнич оказал на тебя страшное влияние?
- Ну, тут повлияло много факторов, - начал рассказ Николас, смущённо оглядывая столы в лаборатории Вингерфельдта. – да, можно сказать, такие наклонности изобретателя начались у меня очень давно. В детстве часто проявлялись вспышки неведового мне происхождения, я долгое время был не решительным, и ещё не знал, где лежит моя судьба. Лет с тринадцати я увлёкся уже техническими книгами, стал строить на местной реке турбины, уже начал понимать своё призвание. Да, профессор Драгнич оказал на меня большое влияние своими опытами с его самодельными изобретениями – я до сих не могу прийти в себя после того восторга, который испытывал на его занятиях при виде этих чудес техники.
                Тревога мелькнула в глазах Вингерфельдта, когда он услышал эти откровения. На это обратил внимание и сам Николас, однако вслух ничего спрашивать не стал, так как испуг в глазах великого изобретателя сменился привычной простотой и весёлостью. Он резко прервал серба с его идеями, подвёл к столу и извлёк несколько материалов из-под небольшой кучки использованных.
- Я ищу наиболее подходящий материал для моей нити накаливания. Наиболее экономный. Я провёл уже более пяти тысяч опытов. И сегодня продолжу это печально занятие во благо великой цели, для которой я и живу здесь. Вот, над этим я буду проводить свои эксперименты сегодня. И всё же, я добьюсь своего, вот увидишь!
                Вингерфельдт резко прервал свою лекцию, с  выжиданием вглядываясь в лицо стоящего рядом Николаса. Глаза учёного долго и сосредоточенно пожирали лицо нового работника компании, затем дядя Алекс словно что-то отметил про себя, обернулся, убрал со стола всё лишнее, что он доставал и прошёл куда-то вперёд. Немного постояв, он вернулся обратно к сербу, зажав в руке какую-то бумагу и загадочно сверкая своими печальными глазами.
- Ну вот, кажется, я сказал практически, всё что мог, - вздохнул с неприкрытой грустью Вингерфельдт. – Завтра ты после занятий приходишь в это наипрекраснейшее здание и попадаешь с этих пор всецело под влияние Аваса Бекинга, пусть не  талантливого, но довольно полезного работника. Я думаю, работёнку он тебе найдёт прямо завтра – не сможешь долго выпутаться. Однако ж, деньги получать как-то надо, согласись? Вот и со мной так же.
- Я одного понять не могу по поводу той брошюрки… Почему вы прославились, как «Чародей из Харватова»? И откуда у вас такое прекрасное умение владеть своими пальцами рук, как у искусного и матёрого вора?  - полюбопытствовал Николас.
 - Любопытство – не порок. А причина смерти, - усмехнулся Вингерфельдт, пытаясь скрыть своё удивление. – Да, чёрный юмор дяди Алекса. Так я прославил себяв узких кругах народа. Слава меня уже давно догнала и обогнала вперёд. Я уже за ней не поспеваю. Но я скажу один факт, и я думаю, тебе всё станет сразу же понятным – когда я начинаю что-то изобретать, на биржах начинаются паники и обвал котировок и акций. О чём это говорит? Я и впрямь похож на чёрнокнижника нынешнего столетия… Счастье моё всё же в том, что у меня независимость какая-то имеется – часть своих опытов и компаний я финансирую сам, поэтому никто не вправе потребовать с меня лишних денег. Хм, в твоих суждениях замешан Гай Гезенфорд?
- Пожалуй, - улыбнулся слегка Николас, как будто его раскрыли, оставив грусть в глазах.
- Ах он сорванец! – не смог удержаться Вингерфельдт. – И эту историю о нашем с ним знакомстве ты тоже знаешь, да? Что ж, мне остаётся признаться в оправдание, что да мол, не безгрешен ваш дядя Алекс. В пору своего прекрасного детства я делал, что только пожелаю (впрочем, этим же я занимаюсь сейчас), естественно, как человек, не имеющий образования, я обязан был знать всё. С девяти лет я работал. Неустанно. Без перерывов. Помимо продажи газет меня особенно прославили моя ловкость и сноровка. Да, мне не суждено было быть вором таким, как Гай, однако, при своём желании, я вполне могу этого добиться в самые короткие сроки, быстро  и безболезненно. Я прекрасно владею многими фокусами и с картами, и с вещами, прекрасно справляюсь со многими виртуозными деяниями, наподобие того же мародёрства. Мне кажется, что тебе по ночи идти – удовольствия мало доставит, так что, дружок, ты ведь ничего не будешь иметь против, если я выставлю тебя самым наглым образом за дверь? Дяде Алексу нужен отдых – день был полон событий, я обязан отдохнуть. Мы обсудили всё, что должны были, так что теперь моя совесть перед тобой полностью чиста…
                Николас понял прекрасно, что его выставляли за дверь, и нисколько не стал противиться этому, прекрасно понимая все эти чередующиеся вспышки вдохновения с приступами усталости у Александра Вингерфельдта. Домой он ушёл, озарённый верой в счастливое будущее, обеспеченное и закреплённое лично самим великим учёным…
- Ну и что ты думаешь об этом работничке, дядя Алекс? Завтра устроим ему испытание?
- Испытание будет. Как без этого? Что я могу, сказать, Нерст, чует моё сердце – не к добру это. Уж слишком он талантливый, неприхотлив, кроток. Вполне возможно, у него будет грандиозная жизнь. Если я прав в своих подозрениях, мы ещё увидим этого человека  в деле, и он задвинет меня с моими успехами на полку, как ненужную вещь. И что тогда? То, ради чего я создавал это, убил всю свою жизнь – пойдёт впустую?
                Альберт Нерст поправил пенсне, после чего выразительно взглянул на своего босса.
- Мы оба с тобой знаем, что в жизни случается всякое, не подвластное логике. Я верю твоим суждениям, и не стану их проверять – ты человек дальновидный и давно всё распланировал вперёд. Меня тоже напугал этот рассеянный и смышленый человек с внешностью Дракулы, но поверь, Алекс, я не вижу поводов для беспокойства. Мы не знаем ещё, получится что-то у него или нет. В любом случае – пока он трудится на нас, а не на конкурентов, и это существенный плюс…