Красные петухи полуночи

1
Тихая Сосна стала через две недели после Покрова, и к Филлипову посту по ней уже установилась прочная санная дорога. Варфоломей Деркачев с гиком гонял свою бешеную тройку от Бирюча к Острогожску и всякий раз успевал отгрузить там на обоз до Дивногорья свежую партию свечей. И чадил Варфоломеев свечной заводишко оттого и денно, и нощно.
А коней своих роскошных не жалел купчишка потому, что за лето выстоялись они, жирком заплыли. Летом-то груз сплавляется речкой, млели кони без пользы на конюшне.
Пятерых своих работных гонял Варфоломей безжалостно, хоть и платил им немалые деньги. И выплавляли работные такие добротные свечи, что настоятель Задонского монастыря отец Парамон только и покупал их, что у Варфоломея. Потерять такой сбыт для бирюченского купчишки равнозначно было разорению. И потому стегал, безжалостно стегал он по спинам своих рысаков, а узкий полоз резал на льду Тихой Сосны тонкий крошенный след...
А на этот раз не успел. Громадный сивобородый ключник у лабазов иронически осмотрел лошадей в мыле и взъерошенного возницу, и руками развел: нету, дескать, обоза. Уж второй час, как ушел.
Плюнул Варфоломей, укрыл коней попонами. Заглянул в корчму при гристани, водки шкалик выпил.В корчме мутно от пара и дыма, люд всякий сермяжный во множестве  и даже  белеет узкой полоской  у стойки погон станового пристава.Варфоломей  все размышлял: ехать самому в Дивногорье, или ждать следующей оказии.
А тут мужик подвернулся, рыжий, без шапки, с топором за веревочным поясом. «Тут и верст-то, всего осталось, — говорит, пятнадцать, так я тебя, купец, через косогор, напрямую проведу. Еще раньше обоза в Дивногорье будем».
Оно понятно, странный мужик, ненадежный с виду... За поясом — топор. Только вот нельзя задонского отца Парамона без свечек оставить: мигом перекупщики к другому купцу обратятся.
И — прощай безбедная жизнь!..
— Ладно, — хлопнул Варфоломей свою ладонь о потную руку мужика. — Коли проведешь поперед обоза — в долгу не останусь. А пока выпей за меня, добрый человек, шкалик водки.
Время-то — уже к вечеру. Попоны с лошадей сняли, сели в сани, поехали. Мужик рыжий сел на ящики со свечами, все ощупывал их углы. Варфоломей будто не видел этого, постегивал коней. По снегу тонкий полоз шел с трудом, но рысаки споро подняли возок на гору, быстро потянули по белой степи. Потом нырнулив лес, где уж совсем не было торной дороги. «Погоняй давай, — говорит мужик, — тут совсем недалече». А сам все углы ощупывает у ящиков. В самом ложке, уже совсем в темном месте, мужик рыжий вдруг потянул у Варфоломея вожжи и резво заорал:
— Тпру-у, родимая! — и выпрыгнул на снег. Варфоломей даже испугаться не успел, как рыжий отвесил ему поклон:
— Спасибо, купчина, что подвез. Тебе тут через бугор самая малость осталась, держись только этой дороги. И запомни лихого человека Проню Чалого. Коли понадоблюсь, приходи в этот ложок, да об этот дуб три раза обухом стукни.
И — пропал мужик. Перепуганный Варфоломей дернул вожжи, и кони вынесли его на взгорок. А через четверть часа привезли его рысаки на кручу над Доном, откуда на многие десятки верст виден был во все стороны Дон да веточка Тихой Сосны. И еще обоз, который медленно катился по льду, втягиваясь в Дивногорье.


2
Дым в корчме спиралью — хоть топор вешай. Чубатый балалаечник в красной рубахе тренькает с цыганским подвыванием:

— Словно ягодка лесная
И укрыта, и спела,
Свет княгиня молодая
В крепком тереме жила.

Рябой, с проломанным носом, монастырский рядчик дышит в самую бороду Варфоломея:
— Тут дело верное — баржа крепкая и недорогая. До Задонска птицей сама летит. А обратно бродяги за копейки в ярмо сами набиваются. Покупай баржу, Варфоломей, не прогадаешь.
Думает Варфоломей. Крепко думает. Соблазнительное дело предлагает ему рядчик. Продается, дескать, на Воронеже баржа с торгов после смерти ее хозяина. И он, рядчик, может похлопотать.
— Ладно, — соглашается Варфоломей, — жди меня с ответом, рядчик, на следующей неделе. К Рождеству, глядишь, и сладимся.
  А в избе — кутеж. Щупает Варфоломей вырученные за свечи деньги за пазухой и бочком-бочком — да к выходу. Пока снимал попоны с коней, услышал разговор двух барыг у коновязи:
— Они чать, темным временем нападают. Надысь фельдъегеря конного с казной порешили, а деньги умыкнули. Да и нынешний обоз из Острогожска, слышка, за малым ушел от разбойников. — Тихо говорил толстенький дьячек в сапогах, вонючих от дегтя. А его собеседник лохматый мужик в кафтане, облепленном рыбьей чешуей, перекрестился и добавил:
— С Пронькой Чалым, брат, не шути: мигом повесит или застрелит.
И на постоялом дворе о том же молва идет: шалит, дескать, Пронька Чалый, а жандармы изловить его не могут. «Вот те крест, — румяная баба подобрала под себя нижние юбки, заерзала на лавке,—сваха Матрена сказывала, а у ей сын у офицера в денщиках. Так та сваха сказывала, что как только поймают Проньку, так он и уходит.
— Эт как же он из темницы уходит? — Недоверчиво дымит цыгаркой перекупщик на полатях.
— А с водицей уходит, батюшка, с водицей. — Баба еще раз крестится и добавляет: — Вот как подадут Проньке ковшик, он туда — нырь, и поминай, как звали.
Словом, наслушался страстей Варфоломей. Он и раньше слышал о страшном разбойнике Проньке Чалом, а вот свидеться пришлось нынче впервой. «И ведь не боится по селам шастать, стервец» — последней мыслью плывет в голове Варфоломея, и он сладко засыпает под своею овечьей шубой.


3
В Бирюче дымит свечной заводишко. Варфоломей сам заколачивает свечи в ящики, готовит к отправке. Но сначала идет он в церковь Успения Богородицы, к своему духовнику, отцу Арсентию. «Прими, батюшка, исповедь раба божьего Варфоломея». Сухонький отец Арсентий располагается на правом клиросе, Варфоломей опускается перед ним на колени.
— Ел, батюшка, надысь курицу. Прости Бога ради за скоромное.
— Бог прощает тебе этот грех, сын мой.
— А еще положил я косой глаз на женку почтмейстера, Арину Стародубцеву с тайными помыслами о прелюбодеянии и она мово намерения не отвергла.
— И этот грех Бог прощает тебе, сын мой.
...Много набралось грехов у Варфоломея. И когда облегчил душу полностью и очистился от грехов, испросил у духовника совета:
— Покупать ли мне баржу, святой отец? Будет ли на то Божье благословение?
Отец Арсентий запнулся на минуточку, а потом говорит:
— Отвечу завтра, сын мой. Ступай теперь с богом.
Натягивает Варфоломей треух, торопится на заводик. И стук молотка по свечным ящикам еще долго слышится по округе.
   Отец Арсентий считается духовником не только у Варфоломея Деркачева. Среди его паствы — еще и купец Фаддей Монин. Человек начитанный, в гимназиях учился, Фаддей держал на Бирюче галантерейные лавки, маслобойку имел и свечную мастерскую. Варфоломейка Деркачев с его заводом поперек горла стоял у Фаддейки. Мечтал Монин сам развернуться, сам хотел выйти на прямую торговлю с Задонским монастырем. Где только мог, подставлял Фаддей Варфоломею ножку. То масло прогорклое продаст — не годится такое для дела. То мелкий подряд перехватит. То перед городничим выставит Деркачева так, будто тот доходы от пошлины скрывает. И уж как обрадовался Феддйй, когда его духовник отец Арсентий, словно ненароком, объявил:
— Варфоломека-то, сын мой, — совета испрашивает: брать ли ему баржу на торгах? Гонять он ее думает от Дивногорья к Задонску.
И не расчитывал вовсе Монин на такое откровение отца Арсентия. Да поп сам раскрыл душу: как никак, купчиха Неонила Монина ему племянницей приходится. Как же не порадеть родному человечку? Видит ведь отец Арсентий, как мыкаются Монины, им расширять производство в самый раз. «А тайна исповеди?» — мелькнуло было в голове у священника. Но тут же и пропало. Да и при чем тайна, ведь иначе, как неправдой, в этой жизни и не выплывешь. Не скоро еще, — утешает себя отец Арсентий, — наступит эра милосердия. А ежели осилит муж племянницы Варфоломея, то, глядишь, и приберет к рукам свечной заводишко. А там...
Впрочем, загоняет отец Арсентий тайную мечту под спуд, а сам слушает Фаддея:
— Вы уж посоветуйте ему, отец Арсентий, эту сделку совершить. Пусть он выложится с покупкой до копейки. Еще и в долг придется влезть нечестивцу. А выйдет из этого пшик.
— Это как? — не понимает поп.
— А так! — Фаддей ликующе поднимает в гору палец. — Известно мне, что через Бирюч, Алексеевку и дальше на Воронеж и Задонск по весне зачнут железку тянуть. Паровозы будут возить по
ней грузы, и выйдет Варфоломейке полный разор.
Отец Арсентий молчит. И сомневаться, что дело это скорое. Пока железку протянут, Деркачев состояние с баржей сколотит.
— И-и! — укоризненно вертит головой Фаддей. — Да за год все сладят, батюшка. Нынче вон до Палатовой насыпь дотянули. Там ведь солдат да каторжных нагнали — тьма тьмущая. Они и сейчас чугунку волокут. Землю кострами оттапливают, а работы не оставляют... Благослови, батюш¬ка, Варфоломея на сделку. А я уж в долгу не останусь. Заводишку свечному ведь рука крепкая нужна будет.
...Подбирает рясу на ходу, отец Арсентий, торопится. Будет тебе, Варфоломей, Божье благословение.

4
Пристроившись за обозом от Острогожска, Варфоломей опять сам ехал в Дивногорье. Везет он для рядчика купчие бумаги да немалые деньги на покупку баржи. В долг влез Варфоломей, но наскреб четыре с половиной тысячи рублей.
Поземка бежит вдогонку за обозом, задувает за высокий воротник шубы. День шибко морозный, солнечный. При обозе два солдата по бокам верхом скачут, потыкивая в небо длинными штыками. Висят сосульки на лошадиных мордах и на усах у мужиков и солдат.
Торопится обоз. Все в нем боятся Проньку Чалого. Совсем уж распоясался варнак, среди дня может напасть на обоз. Перетрухнул и Варфоломей. Черт его знает, как оно обойдется, коли доведется встретиться со старым знакомым.
...Пронесло. В Дивногорье быстренько сдал свечи и встретил знакомого рядчика. Тот обрадовал, что баржа оказалась еще дешевле, чем ожидал Варфоломей .Сладили в таможне купчую, ударили по рукам.
— Владей, — передал рядчик Варфоломею паспорт на судно. — Теперь «Птица» твоя.
Но была та «Птица» на зимовке аж в Воронеже, и поглядеть на нее новый хозяин решил на масленой неделе. Пока же обмыли сделку. Выставил новый владелец баржи на средину корчмы бочку анисовой водки, оплатил и закуску. Подходили к нему купцы, и барыги, чекались. А потом выплыло знакомое рыжебородое лицо, подмигнуло: «Легкой дороги тебе до окиян моря, купец». «Пронька!..» ахнул про себя Деркачев, но разбойник приложил палец к губам, зыркнул по сторонам, да и был таков.
    На крыльцо Ссудного банка в Бирюче Варфоломей Деркачев поднимается, легким перестуком сбивая снег с новеньких сапог. Шапка у Варфоломея тоже новая, бобровая. И шуба роскошная, медвежья. Купил всю эту обнову Деркачев на деньги, сэкономленные от покупки баржи.
Учтиво пропускает его служка, склоняются поясно чиновники. Столоначальник берет Варфоломея под руки, ведет к управляющему.
Управляющий  отделением Ссудного банка, титулярный советник Ипполит Львович Лотарев приглашает сесть в кресло. Он говорит, и при этом бакенбарды у него шевелятся, как у обезьянки:
— Чем могу служить, господин Деркачев? Я слышал, завод дает вам устойчивую прибыль?
— Это так, — подтверждает купец, принимая у управляющего тоненькую папироску, — но теперь мне нужна ссуда, ваше благородие.
— Позвольте узнать, под какое предприятие,— пускает струйку дыма управляющий, шевеля бакенбардами.
Деркачев объясняет, что для покупки баржи он влез в долги, и теперь нужны деньги, чтобы расплатиться и организовать нормальную работу баржи на период новигации.
И по мере того, как развивал свою мысль Деркачев, управляющий становился все строже и строже. Под конец тирады купца Лотарев уже сидит в кресле и чеканит слова.
— Мне очень жаль, господин Деркачев, но я не дам вам и одной копейки под водные перевозки. Это совершенно бесперспективное дело, потому что уже через год-другой на Воронеж будет протянута железная дорога. Перевозки по Дону и Тихой Сосне станут убыточными... Мне кажется, вы банкрот, господин Деркачев.
И ведь верно — банкрот! Куда ни бросится Деркачев за помощью — всюду от ворот поворот. Гильдия купеческая в деньгах отказала тоже, в земстве и слушать не стали. Побывал у многих городских воротил, то те лишь руками развели. А купец Фаддей Монин угостил наливкой, а потом и предложил:
— Могу дать деньги под свечной заводишко... Ну и как тебя угораздило с этой баржой, брат?
Начал было Варфоломей жаловаться Фаддею на судьбу, как тут вбежал в горницу отец Арсений. Глянул на него Варфоломей, и тут как молнией ожгло купца:
— А ведь ты, батюшка, — говорит, — и у Фаддея духовник?
— И что с того? — щурился поп.
«Сговорились!» Понял тут Варфоломей и страшно выругался. А Монин нагло ухмыльнулся:
— Не докажешь!


5
На третий день Рождества исправник с двумя городовыми описал заводик, обстановку небольшого купеческого дома, занес в реест и трех коней.
— Буланого оставь, — попросил Варфоломей. Офицер согласился, но за коня записал в список медвежью шубу. Новый владелец свечного заводика, Фаддей Монин, придирчиво сверил список с наличным имуществом;
— Пойдем, угощу напоследок водочкой, — приглашает Варфоломея. А тот, уже не хозяин в своем доме, покорно садится за стол.
— Не держи на меня и отца Арсентия сердца, — поучает Фаддей. -У нас, купцов, известное дело так: только раскроешь варежку, как слопают. Нынче я тебя, завтра ты меня. Выпей ,лучше да не переживай. Чай, не последнюю копейку с тебя забрали. Есть кубышка-то, а, брат?
...Все пятеро бывших рабочих Варфоломея молча глядят, как их бывший хозяин без седла садится на буланого. Поклонился им напоследок, и крупным наметом — за ворота. Только снежок схватился.
Гнал буланого Варфоломей, торопится к заветному ложку. Вот уже и Алексеевка осталась по левую руку. Запыхавшись, выносливый конь крупной рысью проходит мимо Острогожска. Труден неезженный подъем, уж совсем взмылилась конская спина под попонкой, но уже маячит впереди знакомый дуб... Свалился в снег Варфоломей, на ходу выдернул из-за пояса маленький топорик. И пошел редкий громкий стук по округе -тук-тук-тук..!
Но напрасно стучал Варфоломей Деркачев. Не вышел на его зов лесной разбойник. С полчаса сидел под дубом купец, а потом махнул рукой, и понуро поехал в Дивногорье. Не в Бирюч же ему было возвращаться после дикой скачки.
В съезжей избе все так же плавал густой дым и смрад, а балалаечник, словно и не прерывался вовсе, вторил балалайке:

— У княгини муж ревнивый,
Он и сед, и нравом крут.
Царской милостью спесивый,
Ведал думу лишь да кнут.

Взял штоф, выпил под маслята. Потом еще. Подошла развязная молодайка. «Угости, — говорит, — красненьким, — всю тоску развею». Красненького взяла — потянула за собою за перегородку. И там, уже разморенного хмельным, облапил Варфоломея... Пронька Чалый!
— Почто звал, братан! — кричит. оказалось - был разбойник далеко от дуба, стук призывный за три версты услышал. Пока добежал — никого под дубом. Пронька и понял, что искать купца в съезжей надобно.
Шарит Варфоломей у себя за пазухой овечьего кожуха и мечет на стол мошну с остатками богатства:
— Бери, Пронька Чалый, что у Меня осталось, только помоги с врагами расчитаться. И не токмо с жуликом Фаддейкой, как с клятвоотступником попом Арсентием.
И выкладывает купец свою беду лесному разбойнику. Тот улыбается широко в рыжую бороду и деньги обратно толкает:
— Я ведь тебя и в прошлый раз пришить мог, купец, коли не нащупал бы в щелочке ящика свечи. На кой они мне, разбойнику? А что подвез тогда к лесу — благодарен тебе за то.Ты ж меня из-под носа у станового вывез! И уж злодеев твоих пощупаю — спокоен будь.
...За стенкой гремит—сыплет балалайка:

— Ай, да сказка! Видно хвата!
Исполать, за то люблю!
Вы приладьте-ка, ребята
Да шелковую петлю.

Сидят и пьют до петухов. А потом спотыкается конь на поводу за спиной у Варфоломея, а перед купцом темнеет широкая спина Проньки Чалого. В глушь лесную идут путники, в логово разбойничье.

6
   ...Заполыхал, заколыхался ночью огонь над свечным заводиком в Бирюче, выкупленным Фаддеем Мониным. Загудел колокол набатный, заржали кони, залаяли собаки. Пока сбежались к заводику да с приоханием и криками похватались за багры — галантерейные лавки Монина брызнули искрами на городской торговой площади. И уж совсем по дневному осветил близлежащую улицу пожар нового дубового дома отца Арсентия...
Всю ночь горело — сгорело дотла. Фаддей понял, что дело это без Варфоломея не обошлось. Кинулся к нему  с полицейскими — а там лишь жена бывшего купца да малые глазастые дети. Заарестовали их, посадили в холодную. Ну, три дня продержали, думали — явится сам хозяин, да с тем и отпустили.
А Варфоломей так и не объявился. Только сказывали потом мужики, что видели его в шайке у Проньки Чалого. Да, правда, и шайка та скоро ушла в тамбовские леса, как только железка пролегла по нашей местности. Обозы извозничьи ходить перестали, а поезд на ходу как ограбишь?
Конечно, состоятельные Фаддей Монин и отец Арсентий отстроились заново, и завел таки поп свой свечной заводишко. Но свечи у него получились никудышные, отец Парамон от них отказался. А получал свечи с тех пор Задонский монастырь от  какого-то заводика из-под Тамбова...