Мера за меру, 4-2

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Помещение в тюрьме.

(Входят Провост и Помпей.)


ПРОВОСТ:
А ну-ка, парень, подойди сюда. Ты человеку отрубить башку способен?

ПОМПЕЙ:
Коль холост он — проблемы нет. А коль женат — проблема: ведь он — глава своей жены, а  женщину лишить главы я, сударь, не способен.

ПРОВОСТ:
Ты, парень, шутки не шути, на мой вопрос изволь ответить. Должна свершиться казнь для узников двоих, назначена она на завтрашнее утро. То — Клавдио и Бернардин. Палач в тюрьме всего один, ему необходим помощник. И если ты помощничек толковый, с тебя падут тяжёлые оковы. А если же откажешься помочь, придётся полный срок в оковах превозмочь и получить на выходе за сводничество порку.

ПОМПЕЙ:
Всю жизнь я вне закона сводником служил, теперь же я — палач в законе. Так пусть же истинный палач мне, палачу, назначенному горькою судьбою, со мною опытом поделится своим.

ПРОВОСТ:
Эй, Абхорсон, куда ты подевался?

(Входит Абхорсон.)

АБХОРСОН:
Меня вы звали, господин?

ПРОВОСТ:
Вот этот человек тебе поможет завтра выполнить работу. Коль гож тебе он — на год нанимай, коль нет — используй завтра и немедля отпусти. С ним церемониться не надо: сводник он.

АБХОРСОН:
Так говорите, сводник он? Дискредитирует он наше ремесло.

ПРОВОСТ:
Да , полно, вам — вы стоите друг друга. И неизвестно, кто из вас страшнее.

(Уходит.)

ПОМПЕЙ:
Хотел бы, сударь, я быть вашим исключеньем... да видит бог, конечно, исключеньем. Вы так милы, но виселицей пахнет за версту. Вы полагаете, что ваше ремесло таит в себе искусство?

АБХОРСОН:
Да , сударь, именно — искусство.

ПОМПЕЙ:
Я слышал, сударь, живопись искусством называют. И те красотки, под моим крылом, что живописно красили себя , искусством занимались. А потому я и себя к  искусству отношу. Но как же виселицу к этому причислить? Повесь меня — я не поверю.

АБХОРСОН:
Я говорю же вам — искусство это.

ПОМПЕЙ:
И чем вы докажете мне это?

АБХОРСОН:
Как каждая одёжка вору впору, так и петля для палача — искусство: любому вору петлю погонит впору.

(Возвращается Провост.)
ПРОВОСТ:
Вы сговорились меж собою?

ПОМПЕЙ:
Я послужу ему, поскольку ремесло его под епитемьей, а потому и кается он чаще, чем в сводничестве я.

ПРОВОСТ:
Готовь же, парень, ты свою рубаху, а к четырём утра топор и плаху.

АБХОРСОН:
Идём же, сводник, надо приналечь,  ты головы лишал ума, а я лишаю плеч.

ПОМПЕЙ:
Горю желанием такому научиться, ведь, если вас казнить случится, то можете надеяться, клянусь, что мимо головы не промахнусь. За эту вашу полачёву милость так послужу, что и не снилось.

ПРОВОСТ:
Зовите Клавдио и Бернардина.
(Помпей и Абхорсон уходят.)
Жалею одного, другого — ненавижу. Да будучи и братом — убийцу бы нисколько не жалел.
(Входит Клавдио.)
Взгляни-ка, Клавдио, на этот документ. Он смерть твою на завтра узаконил. Сейчас уж полночь, завтра — будет вечность. Где Бернардин?

КЛАВДИО:
Его вы не судите строго — он хочет отдохнуть перед судом у бога. Будить его пытались, но напрасно.

ПРОВОСТ:
Никто теперь ему уж не поможет.
Ну, что ж, иди и приготовься.
(Слышен стук в дверь.)
Что там за шум?
Дай сил тебе, господь!
(Клавдио уходит.)
Иду же я, иду.
Быть может это весть о милости, а может быть, отсрочке казни.
(Входит Герцог Винченцо, переодетый как и прежде в монаха.)
Добро пожаловать, отец.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Да будут благосклонны к вам все духи доброй ночи, мой Провост.!Не приходил ли кто сюда?

ПРОВОСТ:
Никто с тех пор, как пробил комендантский час.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
И даже Изабелла.


ПРОВОСТ:
И Изабелла даже.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Наступит время и придут.

ПРОВОСТ:
Ужели Клавдио надеяться возможно?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Толика есть такая.

ПРОВОСТ:
Уж больно строг наместник.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Нет, нет. И жизнь его и строгое судейство никак друг другу не перечат. Владеет им от всех пороков воздержание святое, за что карает он других. А если бы пороки в нём открылись  поздно или рано, прослыл бы он воистину  тираном. Но ныне он пока что справедлив.
(Слышен стук в дверь.)
Вот и они.
(Провост уходит.)
Провост душою очень добр. В тюрьме такую милость к людям редко встретишь.
(Стук в дверь повторяется.)
Что это, что за шум? Кому не терпится вломиться в эти стены?
(Возвращается Провост.)

ПРОВОСТ:
Придётся подождать, пока привратник встанет. За ним уже послали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Уже ли нет ещё отмены приговора и будет  Клавдио казнён?

ПРОВОСТ:
Пока что, сударь, нет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
До наступления рассвета новости придут.

ПРОВОСТ (радостно):
Вы что-то знаете, похоже. И всё же я на милость не надеюсь. Таких примеров на моём веку не знаю. К тому же —  сам Анжело перед всем судейством объявил решение своё.
(Входит посыльный.)
Наместника посыльный.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А вот и милость Клавдио явилась.

ПОСЫЛЬНЫЙ (вручая послание):
Хозяин мой записку посылает, а на словах мне велено сказать, что всё исполнено должно быть по приказу, не отступая ни на шаг от срока и инструкций. Вам утра доброго, оно уже пришло.
ПРОВОСТ:
Всё выполнено будет.

(Посыльный уходит.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (в сторону):
Сказал он приговору «нет»,
Но сам напакостил во след.
Где власти недугом страдают,
Пороки буйно расцветают.
Когда же милует порок,
Он зло пускает на порог.

И что же пишет он?

ПРОВОСТ:
Барон Анжело здесь письмом напоминает, как мне вести себя по долгу подобает. И это выглядит довольно странно, поскольку ранее такого не бывало.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Прочтите, что написано в письме.

ПРОВОСТ (читает):
«Каких бы указаний вы не получали, противоречивших сему,  казнён быть должен Клавдио в четыре по утру, а Бернардин — к полудню. А чтобы мне не сомневаться — пришлёте голову мне Клавдио к пяти часам утра. Всё это в точности исполнено должно быть, поскольку многое от этого зависит. Не дай вам бог ослушаться приказа.»
И что вы, сударь, скажете на это?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Что Бернардин собою представляет, которого казнят после полудня?

ПРОВОСТ:
По роду он — цыган, живёт и вырос здесь. Девятый год содержится в тюрьме.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А как случилось, что отбывший герцог его освободить или казнить не повелел? Был заведён такой у герцога порядок дел.

ПРОВОСТ:
До времени сего его друзья отсрочки просят, и только лишь сейчас в правление Анжело вина его доказана была.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Так преступление доказано его?

ПРОВОСТ:
Доказана вина и сам он этого не отрицает больше.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А, будучи в тюрьме, терзался ли раскаянием он? Не дрогнула ль его душа ?

ПРОВОСТ:
Смерть для него — не более похмелья. Он беззаботен, безрассуден и бесстрашен. Нет для него ни завтра, ни вчера, и даже смерть, усевшись на пороге, его уже нисколько не страшит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Напутствия ему необходимы.

ПРОВОСТ:
Не будет слушать он ни одного. Тюрьма ему — свободы слаще. И если б случай выдался бежать, то он его отверг бы напрочь. Он ежедневно пьян, а то и всю  неделю. Его будили иногда, грозя на плаху отвести, и приговором, якобы,  пугали, но на него нисколько не влияло это.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
О нём мы после говорить продолжим. Гляжу на вас и на челе читаю прямоту и явную решимость. И если ошибаюсь я, то многолетний опыт мой меня ничуть не научил. Рискую я, но всё же буду с вами откровенен. Не более достоин казни Клавдио, чем сам Анжело, осуждающий его. Для доказательства сего четыре дня необходимо. Сейчас должны вы оказать услугу мне, рискуя собственною жизнью.

ПРОВОСТ:
В чём заключается услуга?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
В отсрочке казни.

ПРОВОСТ:
Как сделать всё в такой короткий срок? Уже назначен казни час и дан приказ под страхом наказания наместнику послать отрубленную Клавдио главу. Я, уклонившись от приказа, за Клавдио последовать могу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Коль вы исполните инструкции мои, то саном собственным клянусь уберегу вас от всего, что может повредить вам. Казнить велите Бернардина утром и голову его Анжело отнесите.

ПРОВОСТ:
Анжело знает их в лицо и заговор раскроет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Под смертной маской все едины. К тому ж обрейте голову и бороду ему, сказав при этом, что  грешник пожелал обряд раскаянья пред смертью совершить. Такое часто происходит. И если не воздастся вам за то, святым угодником  клянусь — я жизнею своей не поскуплюсь в защиту вашу.

ПРОВОСТ:
Но это — нарушение присяги, падре.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Наместнику иль герцогу клялись вы?

ПРОВОСТ:
Я клялся герцогу, а значит и наместнику его.
ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Но вы ж не будете считать себя виновным, коль герцог сам поступок ваш одобрит?

ПРОВОСТ:
А может ли такое быть?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Не только может, но и есть. И если сан мой и одежда вас не убеждают, то мне придётся убедить вас кое-чем другим. Смотрите — вот его печать и подпись. Вы узнаёте руку герцога и государеву печать?

ПРОВОСТ:
И то я и другое узнаю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Письмо — известие о том, что герцог — на пути домой. Вы на досуге прочитайте то письмо, где сказано, что через пару дней наш герцог возвратится. Анжело этого не знает. Он получил другие странные посланья, в которых сообщается, что герцог либо помер, либо в монастырь ушёл и ни единого намёка на известия в письме, которое у вас. Смотрите-ка, звезда заутренняя будит пастухов. Все чудеса нам кажутся простыми, когда их суть становится ясна. Зовите палачей, пусть Бернардина обезглавят. Я отпущу ему грехи и дам напутствия к уходу в мир иной. Я вижу, вы под впечатлением пока, но прочитав письмо, вы обретёте полную решимость. Итак, идёмте. Ведь уже светает.

(Уходят.)