варвара

Он тихо шёл по улице. Чувство полной отчужденности. Полнейшей независимости от того, что происходит в мире. В жизни. От всего на свете. Он шёл. И мог идти ещё очень и очень долго, не взирая на дождь и ветер. И на то, что промок до нитки, и на то, что уже давно пора домой. Он просто шёл. А дождь мягко капал снизу вверх. Капли еле ощутимо били по щекам и вновь отскакивали от кожи, разрываясь на тысячи осколков. Машины носились туда – сюда, обдавая тело волнами холодной, грязной воды. Лишний раз напоминая о том, что он не один на этой земле и что его уединённое состояние на самом деле соткано из иллюзии и в любую минуту может рухнуть, словно стены Трои. Но он упрямо шёл вперёд. Не замечая проходящих мимо людей, смотревших на него хищными глазами. Пожирающим взглядом, который проникал под кожу, прожигал мышцы, кости и насытившись возвращался к хозяину. Казалось, будто весь мир ополчился против него. Против маленького человечка, шедшего против толпы. И он было хотел сдаться. Упасть на мостовой и притвориться мёртвым. Лишь бы они отстали. Лишь бы побыстрее. Но вдруг, его взгляд привлекло небольшое пятно. Он подошёл поближе, пытаясь разглядеть сквозь стену воды очертания прижатого к стене предмета, но тщетно. Тогда он протянул руку к этому загадочному пятну и мягко, на ощупь узнал приятные, женственные изгибы. И длинный, твёрдый гриф, завершающий всю картину, словно шея модели из журнала. Он прислонился к стене и застыл в немом ожидании хозяина этого сказочного предмета. Пол часа…час…время стекало каплями по струнам, но ему, кажется, было всё равно. Или почти всё равно.
Так и не дождавшись никого, он схватил вожделенный предмет, который в свою очередь обиженно зазвенел струнами, в ответ на столь непочтительное обращение. Побежал домой. Как можно быстрее. Лишь бы побыстрее защитить инструмент от вездесущих капель, которые серой бахромой рассыпались по городу. Он забежал в комнату и первым делом вытер инструмент. Начистил её до некоего пугающего блеска. Блеска абсолютнейшей чистоты. Мягко подтянул все струнки, прошёлся по ним тёплой тряпочкой. Он делал всё, лишь бы ей было хорошо. Словно это не обычный кусок древесины, а живой человек. Девушка. Женщина. Прекраснейшее из всех созданий. Он нежно взял её за гриф, положил на колено и попытался сыграть незатейливую мелодию, но в ответ инструмент отозвался лишь недовольным воем. Решив, что лучше ей будет полежать и обсохнуть парень оставил бедную гитару лежать на небольшом диванчике, предварительно накрыв её тонким одеялом, дабы пыли не садилась на корпус инструмента, и попытался забыть о ней до следующего утра. Он болел ею. Он обожал её. Она была для него всем. Пресловутая любовь парня к девушки приняла у него столь необычную и непонятную многим форму. Каждый день, каждую минуту своего свободного времени он уделял ей. Мягко проходил пальцами по грифу, пробегал по натянутым струнам, наигрывал лёгкие, почти невесомые мелодии, пронизывающие пространство и словно застывавшие во времени. Каждый вечер он нежно протирал её корпус, прекрасно понимая, что ни о какой пыли или грязи не могло быть и речи. Он баловал её. Он любил её. Всецело принадлежал ей. Сложно назвать эту любовь взаимной. Но всё же и статуса безответной она недостойна. Её вообще сложно называть любовью. Это некое глупое, нелепое обожание. Вознесение абсолютнейшей простоты в статус великолепнейшей изысканности. Тупая, сложная и непонятная зависимость. Но в один прекрасный день всё изменилось.
Он пришёл домой и сразу почувствовал что-то неладное. Из квартиры словно ушёл весь тот магический, притягательный свет, что заставлял его желанного. Будто взяли и вырвали сердце из груди. Из глаз лились слёзы. Его глаза. Они абсолютно переменились. В них была видна боль и страх. Страх величайшей из потерь. Он был словно зачарованный. Его будто подменили. Не было боле того задора, того невыносимого жизнелюбия. Осталась лишь тупая боль. Боль, которая резала изнутри, не давая возможности даже вздохнуть. Хотелось просто резко перестать дышать, лишь бы не чувствовать этих мук. Он словно резко стал никому ненужным. Таким же, как и был. До неё. До того момента, который изменил всю его жизнь. А за окном уже занималась весна. Глубокая, цветущая. Но все краски словно поблекли. Их словно забрали. Навсегда.
Он беспристрастно посмотрел на столь глупый, никчёмный подарок. Разве не глупо – дарить то, от чего хочется плакать. Лишний раз проходил взглядом по мягким изгибам и не чувствовал той волны эмоций. И не узнавал ни одной черты. Это было нечто чужое, нечто пугающее. Словно взамен погибшего хомячка дали крысу и сказали, что они ничем не отличаются. Каждый изгиб, каждая засечка. Она была другой. Неприятной, режущей взгляд. Не хотелось лишний раз брать её в руки, но нужно было. Это было необходимо. Или нет. Через несколько недель такого существования он попросту забыл о ней. Перестал протирать время от времени и подтягивать струны. Положил в длинный, тёмный ящик и больше не собирался доставать. А зачем?