(Отрывок из романа "Страна Сияющей Богини")
1.
– Я приведу тебе тысячи примеров неэффективности нашёй экономики! – кипятился Венгеров. – Страна производит горы никому не нужного оружия, и в то же время мы закупаем на миллиарды долларов обычный и далеко не самый качественный ширпотреб, производить который в стране не кому. Да и продовольствия не хватает, несмотря на громадные земельные ресурсы. Помогаем, кому не попадя. Кормим десятки отсталых стран, которые пообещали нам, что будут строить у себя социализм. Тратим нефтедоллары, заработанные на продаже нефти и газа на то, что могли бы производить сами. По поводу строительства магистрального трубопровода, на которой у нас не нашлось собственных труб большого диаметра – покупаем на «загнивающем Западе», народ, озлобленный нарастающим дефицитом, язвительно шутит: «им газ – нам труба»! – Мне, как старшему экономисту Госплана всё это видно гораздо лучше других. Нам нужна коренная перестройка, «Перестройка» с большой буквы! Слава богу, наконец-то у нас появился молодой и энергичный руководитель, которого приветствуют на Западе за политику демократизации нашего общества, за новое мышление!
– Да ну тебя, Сашка! Отстань от Генриха Ярославовича! – Светлана включила на полную мощность уже старенький, однако продолжавший прекрасно работать транзисторный радиоприёмник «Сувенир», который мама подарила Генриху на двадцатилетие, и пробежалась по средневолновому диапазону, рассчитывая найти хорошую мелодию. Ей это удалось. Из динамика послышалась яркая, любимая молодёжью песня, под музыку и слова которой студенты выезжали работать на стройки страны в свой третий трудовой семестр, возвращались домой солдаты, отслужив срочную службу в разных концах необъятной страны и за её рубежами: в ГСВГ, СГВ, ЦГВ, ЮГВ1, Афганистане…
Колеса диктуют вагонные,
Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные
Разбросаны по городам.
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз...
Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес — Советский Союз!
Вы, точки-тире телеграфные,
Ищите на стройках меня.
Сегодня не личное главное,
А сводки рабочего дня.
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз...
Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес — Советский Союз!
Я там, где ребята толковые,
Я там, где плакаты: «Вперед!»
Где песни рабочие новые
Страна трудовая поет.
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз...
Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес – Советский Союз!2
Подпевала Светлана, но вот песня закончилась, началась какая-то неинтересная передача, и она выключила приёмник, заметив, что Венгеров не отстаёт от Генриха, прилип к нему со своей «перестройкой».
– Саша, отстань же, наконец, от человека! Остынь! Если жарко, сбегай и искупайся в Караганке! – Никто не спорит, что из Госплана видно лучше. Видно-то видно, только толку от этого никакого. Словно кто-то нарочно делает всё не так! Не время заводить такие разговоры. Ты мешаешь Генриху Ярославовичу сосредоточиться! – решительно одёрнула Венгерова Светлана. – Мы что сюда приехали обсуждать планы перестройки? Нет, мы приехали сюда любоваться природой, насыщаться высокой энергетикой этих мест и искать следы древних цивилизаций! И ведь нашли! – Одухотворённое красивое лицо Светланы светилось от счастья. Ещё бы! Ранним утром Соколов, которому никак не спалось, словно что-то предчувствуя, окопал показавшийся ему необычным камень цилиндрической формы, выступавший из земли на полметра и носивший следы обработки. Внешним видом камень напоминал небольшой менгир3, глубоко упрятанный в землю и с отколотым верхом. Копал Генрих минут десять-пятнадцать. Углубился в иссохшую почву сантиметров на сорок и совершенно неожиданно наткнулся на глиняные черепки, из-под которых, процарапанная сталью туристической лопатки, в лучах восходящего солнца блеснула бронза самой высшей пробы…
*
Сильнейшее волнение охватило Генриха. Он не верил своим глазам. Древняя керамика, рассыпавшаяся на мелкие части и не сохранившая рисунка, и нетленная бронза древнего металлурга, подёрнутая местами тончайшей малахитовой зеленью окисла. Генрих протёр бронзу суконкой, и она ожила, блеснув в восходящих лучах солнца благородным металлом…
Дух захватывал от такой находки. Генрих опустился на колени и осторожно взял в руки находку, отлитую из практически неподдающейся коррозии бронзы, рецепт которой был известен древнему мастеру.
«Но почему же древнему?» – Мелькнула и пропала тревожная мысль. «Именно древнему!» Неизвестный мастер отлил из бронзы голову женщины с красивым лицом и высоким узлом из волос, украшенных, по-видимому, брошью или гребнем. Соколов повернул находку. На тыльной стороне виднелся отчётливый солярный знак – восьмилучевая посолонь из двух наложенных друг на друга правосторонних свастик – символика распространённая у всех индоевропейских народов, поклонявшихся с глубокой древности Богу-Солнцу Ра-Хору-Яру.
«Кто она была эта земная девушка, женщина или богиня? Кого создал древний металлург, смешав в тигле медь с оловом, добавив серебро, золото, возможно ещё что-то? Кем был тот древний мастер, влюблённый в созданный им образ? Иного быть и не могло, достаточно лишь посмотреть на бронзоволикую улыбку…» – Генрих опустился на колени и, положив драгоценную находку на ладонь, залюбовался бронзовой улыбкой таинственной незнакомки.
«Боже мой!» – Едва не вскричал он, с изумлением обнаружив сходство бронзового лика с лицом Светы Беловой, а более всего их сближали улыбки. Соколов любил, когда Светлана улыбалась. Не смеялась, просто улыбалась. Ему нравилась Света. Не только нравилась, он был в неё влюблён, не решаясь признаться в том себе самому, а тем более ей, набраться смелости и признаться что любит. Увы, он был не «современным мужчиной», каких становится всё больше и больше, которые зачастую относятся к женщине как к объекту сексуальной эксплуатации, не признавая ни высоких чувств ни длительной привязанности. Кроме того, Соколов был по факту женатым, да и не слишком молодым человеком – перешагнул в начале марта значимый сорокалетний рубеж…
Генрих очнулся и осмотрелся. Утреннее солнце освещало западные склоны холмов, окружавших живописную долину, по которой протекала глубокая и чистая речка Караганка. Туман, скопившийся за ночь над водой, быстро таял. Лёгкий ветерок шелестел кронами берёзок, росших по берегам Караганки и едва подёрнутых ранним осенним золотом. В чистом утреннем небе виднелось единственное облачко – чуть неполная Луна.
Товарищи по самодеятельной экспедиции, состоявшей из членов исторического клуба, посвятивших свой отпуск путешествию по Южному Уралу, ещё не пробудились ото сна. Генрих взглянул на часы, запоминая время находки.
«Шесть двадцать утра. До подъёма ещё сорок минут». – Соколов положил находку на широкий плоский камень и, время от времени любуясь ею, собрал фрагменты керамики, уложив их на расстеленный рядом носовой платок. Собрав всё что смог, с удвоенными силами принялся вгрызаться в сухую слежавшуюся землю, надеясь докопаться до основания камня, принёсшего такую удачу, но скоро наткнулся на сплошную скальную породу. Цилиндрический камень, который можно было принять за менгир, установленный древними обитателями долины, уходил в глубину сплошного камня, в природное или искусственное отверстие, и извлечь его целиком, имеющимися инструментами было невозможно, а потому Соколов вернул землю на место и притоптал почву вокруг камня-менгира, принёсшего токую удачу.
«До следующего лета», – подумал он, всё ещё не веря своим глазам и рукам, державшим бронзоволикую девушку, женщину или богиню.
*
– Боже! Какое чудо! – глядя восхищёнными глазами на драгоценную находку, – тихо, едва ли не шёпотом радовалась Света, словно боялась кого-то разбудить. – Это же сенсация, Генрих Ярославович! Следующим летом сюда придут археологи и приступят к широкомасштабным раскопкам! Но всё равно мы были первыми!
Светлане двадцать шесть лет, она влюблена в сорокалетнего Генриха Соколова и это ни для кого не секрет, но в виду значительной разницы в возрасте обращается к старшему товарищу и начальнику лаборатории одного из московских НИИ4, где работает после окончания института, по имени и отчеству.
На Венгерова, которому тридцать пять, такая привилегия не распространялась. В свою очередь Александр, будучи человеком семейным и с «крепким тылом», каковым чаще всего бывает не слишком привлекательная, но верная жена, тем не менее, позиционировал себя обделённым женским вниманием мужчиной во цвете лет, и настырно подбирался к Свете. Смуглый и темноволосый Венгеров зачислял себя в брюнеты к тому же с горячей кровью южного народа, о чём красноречиво говорила его фамилия, а таким мужчинам обычно нравятся синеглазые блондинки. Именно такой была Света Белова – девушка рослая, стройная, красивая и не замужняя. Венгеров полагал, что незамужняя девушка в двадцать шесть лет вполне созрела для «самостоятельной жизни», не обращая внимания на Соколова, к которому тянулась Светлана Белова.
«Не до тебя, девушка, «нашему Шлиману5», – мысленно рассуждал Венгеров. «Ищет товарищ Соколов свою Трою. Начитался записок какого-то француза, который копался в этих местах больше двух с половиной веков назад, а после утренней находки сам не свой от радости Генрих Ярославович. Впрочем, находка и в самом деле того стоит. Настоящая удача. Великолепный образец бронзового литья и несомненно вещица эта древняя».
Любуясь бронзовой улыбкой девушки, женщины или богини, Соколов рассказал, что у француза Жозефа Делиля6 были две бронзовые вещицы найденные в этих местах. Это были крылатые человечки, да утеряны они с частью вещей, которые пришлось бросить, укрываясь от внезапно появившегося отряда конных киргизов, орда которых ворвалась в российские владения.
«Неужели это бронзовое женское лицо, с улыбкой, застывшей тысячелетия назад изготовлено здесь?» – завидуя случайной находке Соколова, размышлял Венгеров, посещавший исторический клуб оттого, что дома ему было совсем неинтересно». Впрочем, о Свете, улыбка которой по единодушному мнению всех участников напоминала бронзовую улыбку древней красавицы, лик которой запечатлел в металле неведомый мастер, Венгеров был такого мнения: «Ещё чуток потянешься к нашему «Шлиману», да перестанешь. Хотел бы Генрих приголубить – давно б была его. Да видно не хочет. Глупец или что другое? А я не откажусь. Всё равно моею станешь, Светочка!» – размечтался Венгеров. – «Дожму!»
– Спасибо тебе, Света, за то, что «мы были первыми», – улыбнулся Соколов девушке, которая увлекалась историей и пробовала кое-что писать в стихах и прозе о духовном мира древних славян. Отдельные страницы своего творчества она показывала старшему товарищу, сильно при этом волнуясь.
«Хорошая девушка», – глядя на Белову, подумал Соколов, которому не повезло с женой. Моложе почти на десять лет, после рождения ребёнка не пожелала вернуться на работу, постоянно попрекала недостатком денег, тратя то, что было на всякую ерунду. Год назад ушла к другому, забрав с собой ребёнка, а на требование дать развод, тянула время. В общем, вела себя, Маша, как порядочная дрянь. Жаль сына. Егорке десять лет, а живёт с чужим дядей-полукровкой, тяготеющим к «исторической родине» своей всё ещё активной мамы, перебравшейся недавно в Израиль и ждавшей сына к себе. Но прежде следовало сколотить капиталы для переезда, вот и занимается гражданин Рубин Илья Маркович чёрти чем – что-то покупает и перепродаёт, имея доходы неизмеримо большие, чем кандидат технических наук и начальник лаборатории НИИ, работающего на «оборонку», как в те времена упрощённо называли Министерство Оборонной промышленности.
«А тебе, Сашка, ничего не светит», – глянув на Венгерова, подумал Генрих: «Света тебе не светит. Каламбур да и только. Тебе, Генрих Ярославович, светит. Не отталкивай девушку. Ведь она тебе очень нравится. Молодые люди на неё заглядываются, да она ни в какую. А ведь ей двадцать шесть. Возраст для девушки не малый. Умная и красивая. Вот и эта драгоценная находка не спроста. И в самом деле удивительное сходство. Все заметили! Один лишь недостаток – молода она для тебя, Генрих Ярославович, да и ты всё ещё семейный, не разведённый человек, от которого ушла жена и забрала сына. Жена не права, но что это меняет?»
Что касается Венгерова – коллеге по историко-археологическому клубу, в рамках которого Соколовым был организован поход по Южному Уралу, то Генриха он раздражал своими назойливыми разговорами о «неправильной стране», какой, по его мнению, был СССР и отношением к Беловой, к которой приставал, не имея ни капли совести. Временами Соколову хотелось дать в морду этому Венгерову, однако сдерживал себя, ведь мордобой не метод воспитания.
«Ни за что бы не взял с собой, кабы знал каким ты окажешься!» – раздражённо подумал о нём Соколов, присматриваясь к местности и время от времени сверяя маршрут с планом, который составил ещё в Москве согласно описаниям, сделанным более двух с половиной веков назад астрономом Жозефом Делилем.
Делиль прожил в России больше двадцати лет. Был членом Российской Академии наук и современником Ломоносова7, хорошо знал Михаила Васильевича. В свою очередь Ломоносов упоминал в своих трудах об астрономе.
Читая записки Делиля, сделанные по результатам своих трёх путешествий по Южному Уралу, которые француз совершил на собственные средства, Соколов пришёл к выводу, что места для своих экспедиций астроном выбирал не случайные. Все три его маршрута проходили в районе между 52 и 53 градусами Северной широты.
В Россию Делиль прибыл из Индии, где проводил астрономические наблюдения, упомянув, что принял такое решение после доверительной беседы с одним из брахманов. Учёный и священник, проповедующий индуизм, поведал французу, о том что арьи – предки индийцев тысячелетия назад пришли на берега тёплого океана, названного Индийским, с севера, гонимые резким похолоданием. Но прежде чем разойтись по разным землям, арьи долго жили на южной оконечности Рифейских гор8, вдоль которых продвигались с севера на юг. В тех местах, и поныне богатых медными рудами, изготавливались изделия из бронзы. Из мест, указанных брахманами, велись наблюдения за солнцем, планетами и звёздами.
Об этом Делиль упоминал скупо, вскользь, словно что-то скрывал. Соколов обратил внимание на то, что и упомянутый им знаменитый Стоунхендж9 – древняя обсерватория в Британии был расположен на градус южнее10, чем маршруты экспедиций француза, очевидно не случайно поселившегося в России.
«Делиль что-то искал на Южном Урале» – сделал для себя такой вывод историк-любитель Генрих Соколов. Не будучи астрономом, он познакомился со специалистами в этой области, которые подтвердили, что астрономические наблюдения на широтах в 50 – 53 градуса имеют заметные преимущества в сравнении с наблюдения на других широтах. «Но только ли это интересовало Делиля?» – задумался Соколов, и, возвращаясь к сообщениям француза, пришёл к выводу, что его интересовали древние стоянки арьев, возможно города, существовавшие некогда в этих местах.
Со склона горы Аркаим, Генрих окинул взглядом обширную долину длинной в семь и шириной в три километра, окружённую семью сопками или невысокими горами – потухшими миллионы лет назад вулканами. По долине протекала речка Караганка с замечательной питьевой водой с большим содержанием серебра. В древности склоны гор вероятно были покрыты лесами – словом красивое и благодатное место, которое не могло не привлечь людей.
*
Дневной зной постепенно спадал. Прокалённая солнцем южно-уральская степь, выгоревшая к концу лета, медленно остывала. Лёгкий ветерок трепал ковыль, переливавшийся всеми оттенками серебра. Казалась, что горная степь пребывала в каком-то древнем пленительном танце, от которого невозможно было оторвать глаз. Стой, смотри и наслаждайся. Так красиво, что забудешь обо всём на свете! Однако в конце августа день заметно короче, а вечерами темнеет быстро, так что пора было определяться с местом для ночлега.
Признанным руководителем туристической группы, состоявшей из членов исторического клуба, был Генрих Соколов. Помимо основной профессии, Генрих был известен среди друзей и знакомых как большой любитель истории, пишущий статьи и рассказы на волнующую его тему, и человек, увлечённый теорией северного происхождения индоевропейских народов.
Друзья шутливо называли его «Шлиманом». Во-первых тоже Генрих, во-вторых историк-любитель, только не купец, а кандидат наук, пока не нашедший свою Трою. Однако успокаивали Соколова тем аргументом, что Шлиман открыл легендарный город, в котором укрывалась Елена Прекрасная, в возрасте пятидесяти лет. Так что всё ещё впереди!
Вторым по старшинству в группе туристов, путешествующих в августе 1986 года по Южному Уралу, был старый знакомый и школьный товарищ Соколова, закончивший МИФИ11 и трудившийся по его словам техническим специалистом в организации, которая в последнее время подвергалась нападкам со стороны значительной части общества. Более всего ей доставалось от радикально настроенной творческой интеллигенции, которую подкармливали из-за рубежа грантами, премиями и крупными гонорарами в валюте подчас за всякую чепуху.
Такой организацией после объявленной в стране «гласности» стал Комитет государственной безопасности, в котором до середины семидесятых годов служила мать Соколова Елена Васильевна. Ветеран Великой Отечественной войны, военная пенсионерка и человек с активной жизненной позицией, Соколова не сидела дома и, уйдя на пенсию, трудилась в издательстве «Правда».
В совершенстве владея английским и немецким языками, Елена Васильевна занимаясь переводами и немного знала Владислава Урицкого, пришедшего в Комитет сразу же после окончания института.
Когда Генрих сообщил матери, что старый школьный товарищ Владик Урицкий, которого он не видел лет двадцать, вдруг появился в их историческом клубе и при этом был весьма начитан и сведущ в вопросах истории Древнего Мира, мать предостерегла сына:
– Будь с ним, Генрих, поосторожней. В учреждении, в котором я работала, – мама старалась избегать слова «служила», хотя и была майором в отставке, – немало людей не только недобрых, но и опасных. А этот Владик знаком с неким Белецким, бывшим генералом, который теперь работает в ЦК. Урицкий его родственник, племянник, хотя этим не афиширует. Белецкого я хорошо знала. Много крови попортил мне товарищ полковник, а затем генерал. Очень неприятный тип. Прошло много времени, но Белецкий всё ещё «точит зуб на меня». Так что будь с ним осторожен, остерегайся лишних слов, которые могут стать известны недобрым людям и навредить тебе. Надо же такому случиться, что ты, Генрих, учился с ним в одной школе и в одном классе …
– Зря, Генрих, мы забрались так высоко. До воды далеко, да и хорошего топлива для костра поблизости не наблюдается. Голая степь. Сухая полынь, да камни. У меня на эту полынь аллергия, вчера принимал таблетки, – пожаловался Урицкий, – Хорошо, что захватил с собой. Не поздно повернуть обратно к Караганке. Можно и искупаться. – Засомневался в выборе места для ночлега четвёртый участник самодеятельной экспедиции и член клуба, о каких принято говорить – «клуб по интересам».
Владислава Урицкого Генрих знал с детства. Они были одноклассниками, но не более того. Друзьями никогда не были, но год назад Урицкий неожиданно появился в клубе, одним из организаторов которого был Соколов, и школьное знакомство бывших одноклассников возобновилось. Весной, когда Соколов стал готовить поход на Южный Урал, Урицкий неожиданно обратился к Генриху с просьбой включить его в состав участников экспедиции. Желающих отправиться на Урал оказалось немного, и Соколов согласился взять с собой Владислава, у которого семейная жизнь тоже не сложилось – был разведён, к счастью бездетен.
– А вдруг, Генрих, ты там что-то найдёшь и прославишься как Шлиман – открыватель Трои и твой тёзка? В ваших биографиях есть сходство: оба историки-любители и неудачники в семейной жизни, – подметил Урицкий, сознательно или нет уколов Соколова, впрочем, он и сам был неудачником на семейном плане. – Тогда и моё имя будет прославлено, ведь я буду рядом с тобой! – Шутил тогда Урицкий, добавив, что ехать в отпуск на надоевшее Чёрное море совсем не хочется. Лучше уж Южный Урал…
– Всё правильно, Влад, именно сюда я стремился все последние годы. На этом самом склоне горы Аркаим, которую Жозеф Делиль называл в своих записках горой Арка, в августе 1727 года он останавливался на ночлег. Думаю, что вот там, – Соколов указал рукой на некое подобие грота или неглубокой пещеры, еда прикрытой стенкой, сложенной из крупных плоских камней пастухами, которые прогоняли отары совхозных овец по склонам местных невысоких гор, которые проще называть холмами или сопками. Вот и сегодня они проходили мимо одной из таких отар, и пастухи угостили их свежей брынзой.
– Уверен, именно отсюда он и его спутники любовались ночной долиной и раскинувшимся перед ними звёздным миром! С Делилем были слуга по имени Якоб и проводник по имени Иван, которого француз называл Жаном. Именно здесь, на этом склоне горы их нагнали казаки, высланные предупредить француза о киргизской орде12, которая ворвалась из дикой степи в русские владения, угрожая казачьим станицам и новым меднолитейным заводам. Именно здесь они приняли бой и вышли из него победителями.
Сегодня последняя ночь, которую мы проведём под уральским небом. Пройдено не менее двухсот километров, составлен подробный план местности, а утренняя находка – наша драгоценная награда. Я до сих пор не верю такой удаче! – Взволнованный Генрих был искренен в своих словах. – Завтра к обеду мы доберёмся до совхоза13, а оттуда автобусом или попутной машиной до железной дороги и в Москву…
– Что думаешь делать с находкой? – Спросил Соколова Урицкий.
– Передадим в Академию Исторических наук. Пусть проведут тщательное исследование находки. Она поможет выбить средства для археологических раскопок. Можно, конечно передать находку Челябинским учёным, но коллеги из Москвы имеют большие возможности, – заключил Соколов.
– Пожалуй ты прав, – согласился Урицкий. – Челябинским ребятам лучше её и не показывать. Чего доброго потребуют оставить им. Дескать, в нашей земле найдена.
– Не челябинцы меня беспокоят, Влад, тревожат планы создания в Караганской долине водохранилища. Никто не спорит, водохранилище позволит оросить тысячи гектаров засушливых земель. Но если здесь скрыты древние памятники? А ведь они именно здесь и тому подтверждение наша утренняя находка. Повсюду столько нетронутых курганов, что в них? Что скрывает древняя уральская земля. Вот и утренний менгир. Имеем ли мы право на их уничтожение?
– Ладно, Генрих, уговорил, – меняя тему, Урицкий вернулся к началу разговора о месте для ночлега. – Возвращаемся не с пустыми руками, так что имеем право полюбоваться напоследок ночной долиной и звёздным небом. Только следует поторопиться. До грота подниматься ещё с четверть часа. Пока поставим палатки и соберём, хоть что-то для костра, стемнеет. Зато у костра за чаем наговоримся, – заключил Владислав Урицкий, фамилия которого практически у всех, услышавших её впервые, вызывала живой интерес: «а вы случайно не родственник Соломона Урицкого – председателя петроградского ВЧК14?»
В школьные годы на такие вопросы Владислав Борисович отвечал: «Дальний», не вдаваясь в подробности. Однако позже родства не признавал, уверяя, что просто «однофамилец».
– Надеюсь, что сегодня мы не подвергнемся нападению киргизской орды? – пошутил Урицкий, поправляя рюкзак.
За ними подтянулись остальные участники маленькой любительской экспедиции, по виду напоминавших скорее туристов, забравшихся в глухой уголок Южного Урала.
События происходившие в этих местах более двух с половиной веков назад отчётливо и с немалой долей фантазии представлялись Генриху Соколову, прочитавшему записки французского астронома и путешественника Делиля, которые удалось разыскать в Государственной исторической библиотеке.
– Хотите, расскажу, что происходило здесь в конце лета 1727 года, спустя два года после смерти царя Петра15 и спустя месяц после кончины его супруги Екатерины I16? – Обратился Соколов к пяти своим спутникам: Александру Венгерову, Светланой Беловой, Владиславу Урицкому и молодыми супругам – Ирине и Виктору Кольцовым, которые отработали свой первый учительский год и завершали первые большие учительские отпуска-каникулы. Оба преподавали историю в расположенных по соседству средних школах и были влюблены в науку, ставшую для них профессией.
– Станем на ночлег, согреем воду, заварим здешними травами, и я вам расскажу историю, которая произошла в этих местах с французом Делилем и его спутниками 259 лет назад, – подсчитал и пообещал Соколов.
2.
Дневной зной затихал. Остывавшая степь дышала пряным запахом увядающих трав. Стало еще прохладней, как только зажглись на распахнутом небосводе первые звезды, столь желанные и любимые астрономом, посвятившим их изучению всю свою жизнь. Иван оглядел окрестности. Контуры ближних холмов потемнели, очертания их стали резкими, а дальние, наоборот, посветлели, разгладились, сливаясь у горизонта с небом. Их окружала величественная первобытная тишина. Звон неутомимых цикад, остался далеко внизу. Ветер покинул долину, оставив её в покое, и тростник в пойме Караганки стоял не шелохнувшись. Совсем близко, и в то же время казалось что далеко, горел огонек, возле которого неспешный и основательный Якоб собирал сухую траву для прожорливого костра и готовил ужин. Отсюда, с вершины горы, он казался древним дозорным, который охраняет покой уснувшей долины, наблюдая за звездами, слушая дыхание Космоса и открывая для себя новые нити, связующие Небо и Землю…
Вспыхнул тончайший серп нарождающейся Луны. Иван принялся устанавливать штатив для астрономических наблюдений. Почва вокруг была высохшая и плотная словно камень, и совершенно лишена растительности, бесследно выгоревшей к концу лета под лучами беспощадного солнца. Иван принялся углублять в почву железные ножки штатива, прикладывая к тому немалые усилия. Что-то звякнуло под острой железной ножкой. Показалось что не камень. Иван нагнулся и извлек из разрытой глинистой почвы осколок керамики от горшка или вазы.
Делиля заинтересовала находка. Он взял ее в руки. Стряхнул остатки земли. И даже при слабом свете разглядел на осколке керамики фрагмент незнакомого орнамента и знаки. Это были не буквы и не рисунки. Это были пентаграммы17, отдаленно напоминавшие те, которые он видел и не раз в парижском и лондонском исторических музеях.
– О, Жан! Это ценная находка. И если этот осколок от древнего сосуда не потеряли здесь французские или британские археологи, что просто невероятно, то он пролежал здесь тысячи лет! Вот, смотри, что мне удалось найти прошлым летом в ста верстах отсюда к востоку.
Осип Николаевич извлек из походной сумки натуралиста, перекинутой на ремне через плечо, с которой никогда не расставался, две металлические фигурки размером в палец. Иван разглядел в них при скупом свете ночи крылатые человеческие фигурки. Французу было необходимо выговориться в этот момент, поделиться тайной своего открытия.
– Понимаешь, Жан, таких фигурок я нигде и никогда не встречал. Это совершенно новая культура не менее богатая, чем греческая. К тому же металл, из которого отлиты эти удивительные фигурки, нам не известен. Похож на бронзу, но какая-то необычная бронза, почти белая. В Петербурге я показывал их профессорам химии. Они лишь пожимали плечами, не ведая, что это за сплав. Я ведь выкопал их год назад из осыпавшегося берега ручья, над которым возвышался холм. Копал несколько дней, но кроме истлевших человеческих останков больше ничего не нашел. Возможно, там было древнее кладбище?
И вот новая находка. Здесь уже есть рисунок и надпись. Возможно текст, который удастся прочесть. Но, увы, я не специалист в этом. Завтра мы обязательно покопаем здесь, и возможно найдем другие черепки от сосуда с вином или водой, который разбился на этой горе, по неизвестной причине. Эта находка, Жан, знак свыше! Но он пока нем. А вот звезды не безмолвны. Давай у них спросим?
Делиль установил на штатив астролябию и поймал в окуляр Полярную Звезду. Сверив угол наклона звезды со своими расчетами, принялся наблюдать движения планет и звезд, указанных ему бенгальским брамином. Все расчеты, выполненные им не раз и запомненные наизусть, он просчитывал еще раз в уме.
– Знаешь ли ты, Жан, что такое географическая широта? – спросил Осип Николаевич.
– Да, господин астроном, Вы мне об этом и о том, что Земля круглая рассказывали.
– Вот как? Ты запомнил? Молодец! Но, верно, еще не всё понял. Я потом объясню. Так вот, поверь на слово. Я рассчитал широту, и она составляет пятьдесят два градуса и тридцать девять минут18! И сейчас мы с тобой это проверим с помощь прибора, который ты устанавливаешь. Это астролябия, она же используется в качестве секстанта, который позволяет определять наше местонахождение на земле по солнцу или по звездам. Но по звездам точнее.
Иван инстинктивно сохранил в памяти пока непонятные цифры, названные французом, и, уже опережая собственные познания, мир которых необычайно расширился за последнее время, спросил:
– А какова широта того места, где притаилась Мировая Гора, ныне утерянная людьми?
– О! Жан, ты делаешь большие успехи! Хороший вопрос. Так и быть, расскажу. Мировая Гора теперь недоступна, так как там, где по сто дней длится день и ночь, в нашу эпоху стоят страшные холода, земля скована льдом и засыпана снегом. Людям она пока не доступна. Я и сам мечтаю об экспедиции в те места, но боюсь, что мои мечты не исполнимы, – с сожалением заключил Делиль.
– А широту я вычислил, это несложно. Сто дней не заходит солнце под широтой между семьюдесятью шестью и семьюдесятью восемью градусам северной широты.
– Так нам ли, русским бояться снега и льда! – еще не понимая сколь он наивен, воскликнул Иван.
– Ты, Жан, еще очень юн. Не понимаешь, что такое Арктика. Позже я расскажу тебе о ней поподробнее. А пока слушай, Все точно как в моих расчетах! Представь себе, что именно здесь под этой степью лежит древняя страна, значительно древнее Гомеровской Трои, которая так и не найдена и превратилась в прекрасный миф! А здесь, у наших ног, возможно, лежит легендарный Асгард19, указанный мудрым индийским брамином! – Размечтался француз. – Как называются эти речки, что орошают долину у наших ног? – словно спохватившись, спросил Делиль.
– Эта Караганка, – указал Иван. – По ее имени и долина Караганская. А другая, поменьше, Утяганка.
Француз силился вникнуть в названия речек, но они ему ничего не говорили.
– А как называется эта гора, на которой мы стоим?
Иван пожал плечами. Он не знал.
Вдруг в ночной тиши послышался мушкетный выстрел. Осип Николаевич и Иван разом вздрогнули и обратили взор к костру, у которого остался готовить ужин Якоб.
Там что-то происходило…
– Бог мой! Что там случилось, Жан? – вскричал Делиль. – Кто стрелял? Почему погас костер?
– Не ведаю, Осип Николаевич. Может быть, там дикий зверь или лихой человек?
– А мы даже мушкеты не взяли, Жан! Бежим скорее вниз. Может быть Жаку нужна помощь?
Они оставили тяжелые инструменты и сумки на горе, и налегке устремились вниз, не чуя под ногами земли.
– Господин Делиль, здесь казаки! – наконец донеслись до них крики Жака. И, уже через несколько минут, Осип Николаевич и Иван оказались у затоптанного костра, возле которого помимо растерянного слуги и двух казаков, спешившихся с усталых потных лошадей, больше никого не было.
– Ваше благородие, господин… – старший из казаков замялся, забыв имя француза.
– Осип Николаевич, говори, в чем дело? – назвался Делиль, вопрошая казака.
– Осип Николаевич! Ваше благородие! Киргизы в округе! Орда с полтысячи конных киргизов вырезала реданки20 между двумя станицами и окружила станицу Мироновская, что верстах в сорока отсюда. В ней укрылись жители станицы Лебяжьей, которую басурманы разграбили и сожгли. Казаки и царские солдаты, размещённые в станице, пока отбиваются, помощи ждут, а по степи рыщут конные разъезды киргизов. Набега такого давно уже не было!
Мы посланы, капитаном Барановым, уберечь вас от беды, и препроводить в безопасное место.
– Кто же стрелял?
– Ваш человек. Испугался конского топота, да пальнул в темноту. Хорошо, что не попал, – объяснил казак.
Жак виновато закивал головой, подтверждая сказанное.
– Вы уж извините, ваше благородие, что костер затоптали, и кулеш не сварился. Огонь издалече виден. Как бы киргизов не навел.
– Да уж, – успокоился, наконец, Делиль. – Придется нам, Жан, лечь спать натощак. Ничего не поделаешь.
– Ваше благородие, только нам лучше уйти отсюда. Вон там есть скала, а под ней небольшая пещера. Лучше укрыться в ней. А если киргизы появятся, то к нам смогут подобраться только с одной стороны. Там и переждем, пока казаки и солдаты не отгонят киргизов за Яик21.
– Нам бы вернуться на гору, забрать инструменты и вещи, – забеспокоился Делиль.
– Далеко и темно уже, ваше благородие, – принялся отговаривать его старший из казаков по имени Матвей. – К тому же опасно. Что если киргизы нагрянут сейчас? Уж лучше завтра утром сходим.
– А если на лошадях?
– Камней кругом полно. Ноги переломают в темноте. Лучше утром.
– Хорошо. Так тому и быть, – согласился Делиль. – Веди, Матвей к пещере.
Крохотная экспедиция в сопровождении двух казаков, отправилась пешком к темной обрывистой гряде, где, по словам казака, находилась небольшая пещера, в которой в случае чего можно было укрыться от стрел и пуль степных воинов. Лошадей вели за собой. Верхами ехать по ночному бездорожью не решались, то тут то там зияли глубокие ямы, а под ногами гремели камни.
Вот и долгожданная пещера. Переход занял около получаса, и было уже близ полуночи. Лошадей укрыли за стенкой сложенной из камней, а сами разместились у входа в пещеру, где хорошо сохранились следы от кострищ.
– От башкирцев остались, – пояснил Матвей. – И стенку они выложили. С весны и до середины лета, пока не выгорит трава, пасут табуны в этих местах.
Нелегкий ночной переход усилил муки голода. Якоб достал сухари и лук, казаки предложили хлеб, копченое засохшее сало с чесноком, малосольные огурцы, ключевую воду из фляг и початый штоф водки. Все, кроме Ивана, выпили, кто по чарке, кто по две. При этом Делиль, нахваливал крепкую анисовую русскую водку, которую успел оценить и полюбить за два неполных года жизни в России. Этим и поужинали, после чего стали размещаться на ночлег.
– Семён! ступай, братец, в дозор, – приказал Матвей младшему казаку, ровеснику Ивана.
Семён повязал синий суконный кафтан красным кушаком, засунул за пояс пистолеты, на плечо повесил мушкет и, глубже нахлобучив черную овчинную папаху, отправился выбирать позицию для наблюдения. Теплый вечер сменился ночным холодом. Делиль поежился и принялся утепляться.
– А что, киргизы могут напасть ночью? – спросил он Матвея.
– Могут, ваше благородие. Если заметили огонь, или следили за нами, то могут подползти незаметно и броситься на нас с кривыми саблями. Не дай бог! – Матвей истово перекрестился.
Делиль занялся своими делами, а казак пристально посмотрел на Ивана.
– А я тебя парень помню. Из Калиновки ты. Старосты Всеслава сын?
– Я Вас тоже узнал.
– Отойдём чуть в сторонку. Поговорить надо.
Ивана охватило недоброе предчувствие. Они отошли к лошадям.
– Слушай, Иван, – начал слегка захмелевший от водки Матвей, с трудом подбирая слова, – ты в Калиновку не возвращайся.
– Почему! Что случилось! – едва не вскричал Иван, томимый недобрым предчувствием.
– В Яицкий Городок22 новое церковное начальство нагрянуло. Свирепости невиданной. От него и православным муки немалые, Всё ересь ищут. Доносы разбирают. Прознали, что в крае немало старообрядцев и того хуже – язычников! Попов да дьяков с солдатами рассылают по глухим деревенькам. Крепостные на рудниках и заводах мрут, как мухи. Новые им нужны работники. Хватают всех без разбора. Старообрядцев вразумляют плетьми и новыми церковными правилами. Язычников крестят, кнутом учат, клеймом метят, семьи разлучают, везут горемык на рудники. А нас, казаков, который раз лишают законных прав.
Казак был явно возбужден. Желваки так и играли на его коричневой, продубленной солнцем и ветром шее. Видно сильно болела душа Матвея за казацкое дело.
– Это ж до чего дошло! Атамана казаки выбрать не могут. Царь, тьфу! царица, а теперь и вовсе непонятно кто, утверждает! А ведь сказано было святым старцем, кто есть Антихрист! Петр! И «число зверя» его! Бритье бороды, куцее немецкое платье! А сатанинский дым из ноздрищ! Не ушел он, не сгинул, змеем-чудищем обернулся и лег на землю, для людей не видим…
Иван молчал. Такие речи ходили в его общине, и они не поразили его.
– Вот так-то, парень, – спохватившись, что многое чего наговорил, за что в ином месте вздернут на виселицу, умолк Матвей, и возбуждение, вызванное выпитой водкой или чем иным, стало постепенно угасать.
– А Калиновка, что с ней? Да не томи ты так! – чуть не рыдал Иван.
– Казаки загодя предупредили Всеслава. Люди все ушли. Скот и имущество забрали. А попы и дьяки с солдатами деревеньку-то сожгли, ироды!
Иван закрыл пылавшее лицо руками, слезы навернулись на глаза.
– Так что не возвращайся, – отсоветовал казак, – оставайся с нами. Прогоним киргизов, вернемся в станицу, станешь жить меж нами. Не выдадим, парень. С Яика и Дону выдачи нет!
– И куда же они ушли?
– Куда, не ведаю. Не знаю. Должно быть, подальше в горы и в леса. Главное, что живы. А теперь вернёмся. Скоро мне в караул. Отдыхать надо. Еще не ведомо, каков будет завтрашний день.
Весть потрясла Ивана. Был он словно не в себе, и было не до сна. Укутавшись в кафтан, прижался спиной к большому камню, и целиком ушел в свои переживания, украдкой смахивая слезы, пролитые по любимой жене Любавушке, с которой прожил-то всего неполный год, да по месячной доченьке, народившейся с золотыми волосиками и названной Златочкой.
– Ох, и не легко же им будет в глухом лесу в крутых горах, да накануне зимы. Землянки нароют, пока избы не поставят. Всевышний своих детей не оставит. Что бы не говорил казак, уйдет он завтра же в Калиновку. Может быть, знак там оставил батюшка Всеслав? Может быль, Любавушка что обронила? – думал Иван, ворочаясь на охапке сухой травы.
Делилю тоже не спалось. То ли от волнения, то ли водка подействовала. Жак похрапывал. Жан долго ворочался, но тоже притих. Делиль успел мельком рассмотреть бледное несчастное лицо своего славного проводника, еще не зная, как скоро они расстанутся, но ничего у него не стал спрашивать. Француза тянуло к казаку. Они на пару допили остатки водки, закусив огурцами, и француз принялся расспрашивать казака обо всем, что приходило ему в голову в этот ночной час.
– Скажи-ка, братец казак Матвей, что это за местность? Нет ли в ней каких останков от древних селений или захоронений?
– А что же вы ищете, ваше благородие, в наших краях? – вопросом на вопрос ответил казак.
– Понимаешь, Матвей, Есть у меня догадки, что в этих местах были древние города, и святилища, откуда наблюдали за солнцем и за звездами наши далекие предки. Слышал ли ты что-либо об этом?
Казак, будучи не без хитринки, насторожился. Что это за местность он знал от мудрых стариков, а те, в свою очередь, от не менее мудрых их предшественников. Но открывать здешние тайны чужим не полагалось. А была здесь в стародавние времена Страна Городов, о которой говорится в древних сказах, передаваемых из уст в уста. Казаки здесь не селились, соблюдая покой спящей под степью страны. Да и башкиры, проходя по этим местам с табунами, подолгу не задерживались. Те сказы, где говорилось о Стране Городов, хранили как великую ценность просвещенные старцы в скитах. А церковные люди разыскивал и сжигали списки с тех сказов, как нетерпимую ересь. Матвей тех списков не видел, но сказы слушал. А француз, похоже, про это знает, а потому и ищет страну древних городов…
– Может быть, что и есть, ваше благородие, да мы ничего необыкновенного в этих краях не находили, – после длительных раздумий осторожно ответил казак.
– И уж городов никаких, тем паче, не знаем, ваше благородие. Может они и были, а может и нет, – хитро прищурясь, добавил Матвей.
– Ну ладно, не знаешь, так не знаешь. Хотя, кажется мне, что хитришь ты братец! – подумал про себя Делиль, и принялся расспрашивать про другое.
Иван притих, но не спал, и, понемногу свыкаясь с происшедшим и надеясь разыскать своих, прислушивался к беседе астронома и казака.
О Стране Городов он не ведал, но понял, что Всеслав владел этой тайной, а с ним пока не поделился.
– Значит, время не пришло, – разумно рассудил Иван, продолжая прислушиваться к беседе.
– Раз уж ты местный, братец, расскажи-ка мне, что это за гора, где остались наши вещи и инструменты.
Как она называется?
– Гора обыкновенная. Зовется Аркаим. Таких гор, да и повыше, много вокруг долины, – ответил казак, и эта фраза накрепко сохранилась в памяти Ивана, и она многого стоила, когда его мысли вновь собрались в порядок.
Захмелевший от удивительной русской водки француз, однако, ничего не заметил в словах казака и принялся дальше расспрашивать Матвея, не давая спать ни себе, ни ему.
– Знаешь, Матвей, скоро в эти края нагрянет много государственных людей. Экспедицию готовят в Петербурге и Москве. Только вот заминка вышла… – Делиль не стал делиться с казаком своим видением на смену власти в Петербурге после внезапной кончины императрицы23.
– Я надеюсь принять участие в этой экспедиции, если Бог даст здоровья. Будем по рубежам ставить крепости, города закладывать. Ходят слухи, что Младший Жуз24 просится под покровительство России.
– Это нам известно, Осип Николаевич. Хана Младшего Жуза, Абулхаирку25, теснит хан Старшего Жуза26. Это его нукеры27 пошли ныне на нас набегом, – вздохнул казак, размышляя о дне завтрашнем. Капитан Баранов сказал – «головой за француза ответишь, если не убережёшь»!
А Делиль продолжал донимать зевавшего Матвея.
– И что это за такое сословие казаки? Нигде больше такого в Европе нет. Разве что в древней Индии, где мне довелось побывать, были кшатрии28, да теперь их не осталось, а народ индийский томится под чужеземцами. Ты слышал, Матвей, об Индии?
– Слышал, ваше благородие. Там она, за степями киргизскими, за Арал морем, за землями хивинскими, за городами бухарскими, да за горами персидскими… – казак показал рукой на юг. – Томится под басурманами29. Туда пути ходил разведывать через Хиву князь Черкасский30.
В том отряде отец мой был, да пропал. И где косточки его белеют, не ведомо нам, – с грустью поведал французу яицкий казак Матвей.
– А тебе не доводилось ходить в дальние походы? – продолжал расспрашивать Делиль.
– Доводилось, – оживился Матвей. – Эх, жаль, всю водку выпили!
Делиль пошарил в походной сумке с провизией и извлек небольшую бутылку.
– Этот напиток ты вряд ли пробовал. Держу на случай простуды.
– Что это? – казак повертел, переданную ему бутылку.
– Ром. Открывай.
– Матвей вытащил пробку зубами и разлил содержимое по чаркам. При этом Делиль незаметно перелил почти весь свой ром казаку. Выпили.
– Ну как? – спросил Делиль.
– Хороша твоя водка, барин, крепкая! Только больно уж сладкая, огурцом не закусишь. Жаль вся. Вот теперь расскажу я тебе о персидском походе31. О множестве стран, где довелось побывать, о дивных местах, неизвестных плодах и красавицах персиянках. Все преклонились перед русским оружием, а басурманы сдавались со всем свои богатством, не смея воевать с нами… – казак пустился в долгие хмельные воспоминания, рисуя перед Делилем сказочные картины виденных стран, при этом правильно их называя.
– Да ты, братец, просвещенный казак! Довольно о походе. Ну а скажи, откуда пришли твои предки в эти места? Я читал «Государев родословец»32, сочинения господина Байера33 и еще кое-что по русской истории. Вот мне и интересно сравнить твои познания с этими трудами.
– Да ни откуда мои предки не приходили на Уральский Камень34. Тут мы всегда и жили! – твердо ответил казак, здоровьем много крепче француза, а потому уже почти протрезвевший.
– Так уж и всегда? – удивился француз.
– А как же славяне?
– Те нам родня. А мы, русы, сами по себе. Про Русколань35 слышали, ваше благородие?
– Нет, не слышал, – искренне удивился Делиль. – В тех книгах, что довелось читать, о ней не помянуто. А ты откуда знаешь?
– Старики рассказывали, – просто ответил Матвей.
– Так что же, вы значит не славяне? – заключил француз.
– Славяне и русы – одно! Вместе русские мы! Так говорится в старинных сказах. А сюда к нам, исконным казакам, прибыло немало народу славянского из-за Волги. Надо заселять Рассению36. Почти вся пустая она пока раскинулась до самого Восточного океана. Обезлюдела в вековых битвах с ногаями, киргизами, кипчаками, и прочими татарами. С тех пор, как Ермак Тимофеевич пришел из Сибирской земли на Русь Московскую за помощью, немало воды утекло из Яика. И вот Сибирь опять наша вся до Охотского моря! А Москва у нас ныне старшая! – заключил измученный расспросами казак.
– А как же Петербург? – опять удивился все еще не протрезвевший астроном.
– Извиняй меня, ваше благородие. Идти мне надо сменить Семена. А Вы поспите до утра… – Так и не высказав своего мнения о Петербурге, Матвей скрылся в ночи и скоро к пещере подошел молодой казак с охапкой сухой травы, на которую тут же улегся и заснул.
Заснул, наконец, и Иван, сморенный трудным днем, дурными вестями и долгой содержательной беседой Осипа Николаевича с казаком Матвеем.
Очнулся Иван оттого, что толкал его в плечо Семен – молодой казак.
– Просыпайся живее, парень! Гости незваные к нам!
Делиль и Жак были уже на ногах и суетились возле огневых припасов, разложенных на разостланной по земле конской попоне. Семен укладывал на землю лошадей под защиту стенки, выложенной башкирами.
– Вот, Осип Николаевич, разлюбезный мой товарищ! – деловито гудел в усы и бороду Матвей. – Чего я более всего опасался, случилось. Так что предстоит нам здесь баталия! Вот и Иван продрал глаза, знать сон хороший видел. Стрелять умеешь?
– Умею. На оленей, на косуль ходил. Волка бил, – отозвался Иван, принимая из рук Матвея и пистолет, совсем не лишний, в пару к своему охотничьему ружью под крупную свинцовую пулю, бившую зверя наповал.
– Тут не волка, а злого киргиза бить будем. Вот он, родимый! – Матвей указал рукой на конный отряд, стоявший на вершине горы, с которой они с Осипом Николаевичем прошлым вечером наблюдали за звездами.
– Пропали наши инструменты и вещи! – едва не рыдал Делиль об утрате. Особенно жаль ему было фигурок крылатых людей, каких уже больше не сыщешь.
– Не огорчайтесь так, ваше благородие! – принялся успокаивать его казак. – Как бы они нас жизни не лишили, или в полон не взяли, что того хуже. А потому берите-ка свой мушкет и выбирайте для боя позицию.
– Может быть, они нас не заметили? – предположил взволнованный астроном.
– Заметили, ваше благородие. Они, словно волки, в степи все видят, обо всем знают. Так что заряжайте скорее мушкет и не жалейте пороха.
– Плохой я стрелок, – признался Делиль.
– Ладно, будете вместе с вашим слугой заряжать мушкеты и пистолеты. А мы втроем займем позиции для стрельбы.
– Я никогда не стрелял в людей, – напомнил Иван.
– Да эти люди хуже зверей! – удивился Матвей. – Басурманы, да и только. Не робей парень. Стреляй в них, как в волка стрелял! Иначе изрубят нас на куски.
– Да видят ли они нас? – вновь засомневался Делиль. – Далеко ведь.
– Еще как видят! Только сейчас совещаются, как им нас взять, – пояснил казак. – Хорошо, что ночью не напали.
– Сюда бы дедовскую пищаль. Она бы достала басурман и отсюда! – размечтался молодой казак.
– Спроси еще пушку! Голова ты садовая, – урезонил его Матвей.
– Киргизов будет сабель с двадцать, – прищурив зоркие глаза, оценил противника казак. – Не взять им нас! – ободрил своих соратников.
– Выстоим, если станем дружно обороняться. Да и ружей у них одно – два. Вот стрелы опасны и бьют дальше. На стрельбу из луков они большие мастера. Если не устоим, или меня вдруг убьют, то забирайтесь подальше в пещеру и обороняйтесь там. Туда им на конях не ворваться. А дальше… как Бог даст! – напутствовал опытный казак своих соратников.
Тем временем над холмистой грядой вспыхнул край восходящего солнца, и утро окончательно вступило в свои права. Конный отряд стремительно спустился с горы, несмотря на множество камней, рассыпанных под ногами у лошадей, особой древней степной породы. Теперь киргизы видны как на ладони, освещаемые солнцем. До них было шагов пятьсот, не более.
Вот расстояние сократилось вдвое, Иван занервничал, в ожидании, когда старший казак даст команду «пли». За его спиной стоял внешне невозмутимый, бледный от напряжения Жак, с заряженным пистолетом. Рожок пороха и пулю для перезарядки мушкета он уже приготовил и ждал выстрела с не меньшим напряжением. Иметь четыре мушкета и три пары пистолетов было не плохо против двух десятков конников, но их могло не хватить в случае дружной атаки. У казаков имелись еще сабли, но они были слабым утешением. Кругом валялось еще множество камней любой величины, тоже оружие для ближнего боя.
– Укройсь! – скомандовал Матвей, когда в них полетели стрелы.
Все наклонили головы за стенку и стрелы попадали не причины никому ущерба.
– Вот теперь пли! – скомандовал казак.
Грянули три выстрела, и в мгновенье трех конников смахнуло с лошадей.
Иван заранее выбрал цель. Толстого киргиза в кольчуге поверх халата и с железным шишаком на голове, каких уже давно не носили русские воины. Целил он в грудь, зная, что его пуля порвет кольчугу, да попал чуть выше, прямо в горло. Пуля была велика, и пороха он не пожалел. Удар был такой силы, что голова киргиза отвалилась в сторону и беспомощно повисла на обрывках кожи. Степной батыр рухну коню под ноги. Лошадь упала на сраженного киргиза, попыталась вскочить, но на нее налетела другая и произошла свалка.
– Да ты молодец, парень! – похвалил Ивана Матвей. – Добрый казак из тебя выйдет!
Нападавшие расстроились, и, пока приводили себя в порядок, удалось перезарядить казачьи мушкеты и ружье Ивана. Грохнули еще три ружейных выстрела, сбившие с лошадей еще троих нападавших. В ответ полетели стрелы, и одна из них неожиданно вонзилась в голову Жака. Слуга Делиля, обливаясь кровью, замертво упал на землю. Помочь ему уже было нечем.
– Заряжай мушкеты, ваше благородие! – закричал Матвей и матерно выругался, чего никогда бы не сделал в другое время. На Делиля подействовало. Он схватил мушкеты и принялся засыпать в них порох, закатывать в стволы пули и забивать пыжи.
Киргизы между тем перестроились, и, выпустив стрелы, устремились на оборонявшихся русских с новыми силами. Одна из стрел ранила Семена в плечо, и молодой казак, схватившись за стрелу, торчавшую из раны здоровой рукой, взвыл от боли. В этот миг он был не боец. Положение сложилось критическое. Пистолет – не мушкет. Далеко не стреляет, да и кольчугу не пробьет, а киргизы все как один в кольчугах. Тут грохнули два киргизских ружья, и пуля убила смирную серую кобылу Делиля, неудачно поднявшую из-за стенки голову. Казацкие кони, прирученные не подниматься с земли во время боя, не шелохнулись. Лишь учащенно раздувались их чуткие ноздри, да влажные темные глаза раскрылись шире обычного. Хуже было с лошадьми Жака и Ивана. Иван свою удержал, а лошадь убитого Жака поднялась, выбежала из укрытия и ускакала в степь. Киргизам было не до нее.
Нападавшие были уже шагах в двадцати. Иван хорошо различал их дикие, вымазанные салом коричневые лица с жестокими глазами-щелочками. Все происходило словно во сне. Летели стрелы, но Иван был, словно заговоренный. Ни один мускул не дрогнул на его лице. В этот миг он ощутил присутствие Сварога и Перуна37 за своими печами, умножившими мужество воина. Руки его сжимали пистолеты. Два других, взятых у Семена, торчали за поясом. Казак свалил еще одного киргиза выстрелом из перезаряженного Делилем мушкета. Затем, отбросив мушкет, выстрелил сразу из двух пистолетов почти в упор, сразив двух нападавших, и, выхватив из ножен саблю, зарубил третьего. В следующее мгновение отважный казак был бы изрублен страшными кривыми саблями киргизов, да один за другим прогремели четыре пистолетных выстрела Ивана и два мушкетных, сделанных опомнившимся Делилем.
Эти драгоценные выстрелы, сделанные в упор, решили исход скоротечного боя, смели первый ряд киргизов, а оставшиеся дрогнули, и, развернув коней, с жуткими криками поскакали обратно.
– Ура! – закричал Матвей, потерявший папаху, забрызганную кровью зарубленного киргиза.
– Урр-ра! – подхватили в едином порыве Делиль и Иван. Осип Николаевич бросился в объятья к Ивану, восторженно бормоча что-то уже по-французски.
– Жан! Мы победили! Мы опрокинули диких варваров! Этих настоящих потомков Чингисхана!
Прекрасная Франция! Это я, Жозеф Николя Делиль, совершил этот подвиг во имя тебя о, Святая Дева Мария! – слезы радости и гордости брызнули из карих глаз француза.
Между тем, неутомимый Матвей добивал саблей и старинным извилистым бухарским кинжалом раненых пистолетными пулями киргизов. Одного самого толстого и, возможно, старшего, легкораненого, принялся деловито вязать его же арканом, приговаривая:
– Вот подвесит тебя на дыбу, капитан Баранов, да поджарит тебе пятки, а ты все расскажешь ему, басурманин!
Позорно бежавших киргизов, за которыми потянулись несколько лошадей потерявших своих всадников, и след простыл. Только тут Иван заметил полоску пыли на краю степи.
– Смотри, дядя Матвей!
Казак прикрыл широкой залитой вражеской кровью ладонью глаза от солнца и устремил тревожный взор в степь.
– Наши, казаки! Ну, слава Богу. Скоро будут здесь! Нет, не все, – заметив, что часть казаков отделилась от отряда и пытается преследовать киргизов.
– Но это вряд ли, не догонят…
Уже вдвоем с Иваном они крепко спутали пленного, оставив его на земле, и поспешили на помощь Делилю, который склонился над раненым Семеном.
Молодой казак морщился от боли, но не кричал и не стонал. Стрела пробила насквозь плечо, перебив ключицу.
– Это хорошо, что насквозь, легче вынуть, – молвил Матвей. Сломал наконечник и резко выдернул древко стрелы. Семен охнул.
– Терпи казак, атаманом будешь! – наставлял его старший.
– Эх, Осип Николаевич! Водку всю выпили! Было бы чем промыть.
– Есть чем! – Француз вывернул на землю содержимое объемистого саквояжа Жака и разыскал флакон со спиртовой настойкой календулы, йода и еще чего-то, придававшего составу бурый цвет – средство для ран, еще не известное в России. А вот и полотно на бинты.
Рану Семена промыли настойкой, причинив казаку немало страданий, а потом плотно забинтовали.
– До свадьбы заживет! – ободрил товарища Матвей.
– Да женат я, – подал тихий голос Семен.
– Значит, быстрее заживет! – поправил казак.
– Ты, Иван, успокой лошадок, да собери имущество, а мы с Осипом Николаевичем осмотрим добычу.
– Что за слова ты мне накричал, Матвей, когда я перезаряжал мушкеты? – дождавшись случая, спросил Делиль.
– Ох, и не спрашивай, барин! Такие слова, что совестно их сейчас повторить.
– Но они вывели меня из оцепенения, – признался Делиль. Он слышал о русской брани. Кое-что знал и сам, но такого еще не слыхивал.
Принялись считать убитых киргизов. Оказалось их девять. Десятый, пленный, тихо лежал на земле.
– Пол отряда мы перебили! Ай да молодцы! И Вы, Осип Николаевич, не подкачали. Все хочу спросить, Вы из немцев будите, или как? – с тревогой спросил казак о том, чего не решался сделать накануне.
– Нет, француз я. О Франции слышали, господин казак?
– Слышал, ваше благородие, не самый темный. У нас среди казаков есть два шведа и один немец, а вот французов пока не было. Это хорошо, что француз, а не… – казак замялся, – иудей. А то я уж подумал, черненький Вы, да курчавый…. Про указ покойной царицы38 слыхали?
– Читал, Матвей, еще в дороге, вместе с вестью о кончине императрицы, царствие ей небесное, как говорят у вас на Руси. Давай больше не будем об этом, тем более, что императрица умерла и теперь царствует юный император Петр Второй. Не вышлют меня, француз я, – Делиль расстегнул воротник запыленной и пропотевшей, прежде белой сорочки, и показал Матвею маленький золотой католический крестик на цепочке.
– Померла, – печально молвил Матвей, – Да мал новый царь, дитя еще. Ну да Бог им судья. А то я никак не пойму, откуда вы. Вот и подумалось… То-то слушаю вашу речь, немцы хуже говорят, их и понять сложно, так коверкают слова. Это хорошо, что Вы француз, – заключил казак.
– А меня ты хорошо понимаешь? – улыбнулся астроном, обнажив белые зубы, сверкнувшие сквозь черные усы.
– Не то слово, Осип Николаевич! Все понимаю, хоть и быстро Вы говорите. Однако отвлекаю я Вас. Ищите свои вещицы.
– Да нет тут ничего. Видно те киргизы, что бежали, унесли! – сожалел Делиль, собирая оружие убитых. Особенно ему понравилось длинное ружье с серебряной насечкой на замке.
Казак принял его из рук француза и осмотрел.
– Знатное ружье, Осип Николаевич, бухарское. Понравилось? Берите, ваша добыча.
– Можно я еще шлем возьму на память, и саблю, и этот кинжал? У нас это называют трофеями.
– Собирайте, что хотите, хоть кольчуги снимайте. Ваша добыча, в бою взята, – деловито рассудил казак, рассматривая другое ружье, короткое, похожее на мушкет, с непонятными знаками на хорошо обработанной стали.
– Увидев, что казак в затруднении, Делиль осмотрел трофей. – Английское ружье, должно быть не плохое, – определил он по надписи:
«Maintone» 76/100 Birmingham 1723.39
– Вот откуда тебя занесло! – удивился Матвей. Это ружьецо беру себе.
Заметив, что Иван выполнил его указания, казак послал парня ловить коня погибшего Жака, благо тот ускакал не далеко, и, успокоившись, мирно щипал натощак сухую траву.
– А мы будем встречать казаков, ваше благородие. Вы уж замолвите за нас слово перед начальством.
3.
– Замечательный рассказ, Генрих Ярославович! – воскликнула Светлана, посмотрев влюблёнными глазами на Соколова. – Замечательный! Так и хочется записать! Можно?
– Записывай, Света, Получится рассказ или повесть – напечатаешь в журнале, а нет, так почитаем в клубе, – улыбнулся девушке Соколов.
– Красиво излагаешь, Генрих! – похвалил Соколова Урицкий. – Так ли это было или нет, но красиво! Только не очень верится, что три или четыре тысячи лет назад в суровых климатических условиях Урала, хоть и южного, ведь это всё-таки не Средиземноморье, существовала высокая культура. Поселения возможно и были, но всего вероятнее они появились значительно позже. Скорее всего, здесь обитали кочевники – сарматы, тюрки или иные племена. А родина нашей прекрасной незнакомки, – Урицкий перевёл взгляд с Беловой на бронзоволикую девушку, женщину или богиню, – где-нибудь в иных местах. Сюда её занесли кочевники, зачем-то закопавшие в глиняном горшке под камнем, который так похож на менгир.
– Вы не правы, Владислав Борисович! – Возмутилась Светлана. – Неподалёку от этих мест восемнадцать лет назад на берегу речки Синташта было обнаружено древнее городище40. Раскопки показали, что городищу, по меньшей мере, три с половиной тысячи лет и согласно археологическим находкам жители Синташты были индоевропейцами, а никакими не тюрками и не кочевниками. Жаль, что Синташтинское городище сильно пострадало от разливов рек и находок сравнительно немного. В челябинском музее есть керамика из Синташты и бронзовые изделия высокого для того времени качества. Так почему же в этой прекрасной долине не могло быть подобных городищ? Просто они ещё не найдены!
Не соглашаясь с Урицким, Светлана посмотрела на бронзовое чудо. В богатом воображении инженера-программиста и девушки, которой не чужда романтика, именно такой была ведическая богиня Лада, которая разместилась по другую сторону от костра на большом, сверху плоском камне.
– Пусть полюбуется в последний раз на родные звёзды, – пошутил Генрих, оставляя Ладу, как назвала бронзовую девушку, женщину или богиню Света Белова, на ночь. – Пусть полюбуется…
Венгеров пожал плечами, будучи не готов принять чью-либо сторону, а молодые супруги Ирина и Виктор Кольцовы, им было по двадцать три года, захлопали в ладоши.
– Замечательный рассказ, Генрих Ярославович! Верим, что всё было именно так! Обязательно расскажем нашим ученикам о вашей находке и об истории Южного Урала. Сделаем это в дополнительное время. Ирина и Виктор преподавали в разных школах, но по одной программе, которая была утверждена Министерством Среднего и Высшего образования СССР.
**
Стрелки часов приближались к полуночи, но спать совершенно не хотелось. Последняя ночь под высоким полным звёзд небом Южного Урала. Всё было точь-в-точь, как в только что оконченном долгом и интересном рассказе Генриха.
Стало ещё прохладней Печальная луна освещала контуры холмов. Очертания ближних стали резкими, а дальние, наоборот, посветлели, разгладились, сливаясь у горизонта с небом.
Величественная первозданная тишина пролегла между небом и сглаженными вершинами древних вулканов – ровесников станового хребта России Уральских гор. Песни неутомимых цикад, звучавших так же, как и два с половиной века назад, едва доносились из долины, которую покинул ветер, и пожелтевший тростник в пойме Караганки стоял не шелохнувшись.
Близ вершины одной из гор, которую жители соседних сёл называли горой Аркаим, горел огонёк. Возле костра, жадно пожиравшего стебли сухих трав, запасы которых были не ограничены – только собирай, разместились московские туристы – любители истории и пеших походов с рюкзаками на плечах по просторам необъятной страны.
Ирина Кольцова – невысокая, худенькая и симпатичная жена Виктора увлечённо рассказывала о высокой энергетике, царившей в первозданном мире Караганской или Аркаимской долины, которую спас от распашки под зерновые культуры сложный и каменистый рельеф. Семь невысоких, но всё-таки гор, причём потухших вулканов окружали долину. В лунном свете все они хорошо просматривались, и, указывая поочерёдно на каждую из гор, Кольцова рассказывала о них, всё, что удалось узнать.
– Вот там, – указала рукой Ирина, – гора Покаяния. Её энергия очищает человека, взошедшего на вершину. С неё мы начали свой путь по долине, который привёл нас к огромному успеху! – Кольцова указала глазами на утреннюю находку.
– А эта гора – Шаманиха, которая дарует человеку здоровье, наполняет его силой и помогает в исполнении желаний. Мы провожали на ней вечернюю и встречали утреннюю зарю. Помните клубок змей, который нам встретился? Эта гора зовётся ещё и Змеиной.
А вот там Грачиная гора – высокая и крутая. Говорят, что эта гора рождает любовь, – Ирина посмотрела на мужа и улыбнулась.
– А та гора – гора Видения, обладающая сильной энергетикой. Её мы посетили первой. Теперь не верится, но на её вершине у меня словно открылся «третий глаз», – с чувством призналась Ирина. – Очень красивая гора. Очень!
Там, поблизости одна от другой – гора Разума и гора Счастья. Горы с особой энергетикой. Каждый, кто побывал на их вершинах, это почувствовал. И, наконец, мы на горе, которую называют Аркаим. Говорят, что название это происходит от тюркского слова «арка», что значит хребет, спина или основа. Основа чего? Как вы думаете, Генрих Ярославович?
– Продолжай, Ира, я знаю, что на этот счёт у тебя есть своя гипотеза, – попросил Кольцову Соколов.
– Спасибо, – поблагодарила Ирина, с воодушевлением принялась развивать свою мысль. – Вполне возможно, что «арка» – слово не тюркское, а если и появилось в языке тюрок, то от других народов. Вспомните Древнюю Грецию и архитектурный стиль прекрасной Эллады. Одним из главных фрагментов древних дворцов была арка – часть здания, а из домов состоит город. А столица Ругии город Аркона ведь тоже от слова Арка! Кстати слово «арка» в качестве всем известного архитектурного элемента дошло до наших дней. Теперь вспомните имя первочеловека в древнеарийской ведической мифологии?
– Ману, он же Има41, – подсказала Светлана.
– Правильно, – согласилась Ирина. Вот и ответ на вопрос о происхождении названия горы, на склоне которой мы устроили свой последний ночлег: Арка Имы или Аркаим – город или страна первочеловека, каким согласно ведической традиции являлся Има! И не здесь ли близ горы, на которой мы сейчас находимся, стоял когда-то легендарный Асгард, как красиво пофантазировал Генрих Ярославович в своём замечательном рассказе о приключениях француза Делиля? – Ирина с гордостью посмотрела на коллег и после короткой паузы Генрих, Светлана и Виктор одобрительно захлопали ей в ладоши. Чуть позже к ним вяло присоединился Венгеров, ударив пару раз ладонью по ладони. Лишь Урицкий сделал вид, что не заметил открытия молоденькой учительницы истории в средней школе.
Смолкли аплодисменты, и Виктор обнял жену. Все посмотрели вниз со склона горы, близ вершины которой устроили свой последний ночлег в красивой долине, которую жители окрестных совхозов-гигантов Измайловского и Амурского называли Караганской по имени реки или Аркаимской по имени этой горы.
– Я вот что думаю, товарищи дорогие, – поведал свои сокровенные мысли Генрих. – Россия очень древняя страна, существовавшая отнюдь не тысячу лет, как это принято исчислять от крещения якобы «диких славяно-русов» просвещённым князем Владимиром42 и не от призвания на Русь варягов, которые, впрочем, и не были таковыми. Свои же славяне из Ругии43, которую терзали даны и саксы44, прибыли на Русь во главе с Рюриком, чья мать приходилась дочерью словенскому князю Гостомыслу, правившему в Новгороде45.
Летоисчисление славян на пять с половиной тысяч лет старше христианского летоисчисления. Представляете, сколько там было событий – великих и важных, о которых мы теперь почти ничего не знаем. Древние письменные источники, сохранившиеся в России до конца XVII века, безжалостно уничтожались, предавались огню, так же, как это делали испанские конквистадоры, покоряя великие цивилизации Центральной и Южной Америки. Возможно, что в том древнем славянском летоисчислении, окончательно отменённом в царствование Петра Первого46 были даты рождения и основания древних, ныне не сохранившихся стран и городов, в том числе той цивилизации, к которой мы сегодня прикоснулись, открыв миру эту бронзовую улыбку! – Генрих с любовью посмотрел на найденную ранним утром бронзоволикую богиню, женщину или девушку.
Россия, хоть так она и не называлась, существовала за тысячелетия до тех событий. Это и Троя – третье русское царство, и Этрурия, от которой родился могучий Рим, и Русь Словенская с древними Словенском, Новгородом, Ладогой, Изборском и Старой Руссой47, от которой позже родилась Русь Киевская и Московской царство.
Вот что писал Ломоносов в своей «Древней Российской истории», наделавшей в ученых кругах так много шума. Эту рукопись не признавали и рьяно ругали Байер, Миллер48 и Шумахер49, да и прочие академические немцы, засевшие в Российской академии наук, всячески принижая роль славян в мировой и русской истории. Слишком уж много появилось в нашей стране всяких «немцев» и прочих прохвостов в правление Петра, Анны и двух Екатерин50. Вот о чём он писал, обращаясь к оппонентам:
«Да ваших стран и народов в помине не было, когда уже была разорена Троя – третье Русское Царство, от которого и Рим поднялся. А где троянские руины схоронились, не вам знать. А ведь были и Первое и Второе Царство! Где они?
Так ведь сам Плиний51! Не чета вам, безродным, писал: «Венеты от троянского народа происходят…», а Вергилий52 поведал нам, как троянцы попали на Италийскую землю. Император римский, Юлий Цезарь, помышлял о восстановлении Трои и переносе в неё столицы империи! Придет время, отыщем место, где она прежде стояла! Выстроим там столицу Российского государства, восходящего от Дарданова царства53!» – продекламировал Соколов слова великого Русского учёного, происходившего из простого народа.
Примерно так Ломоносов делился своими мыслями и делами с близким человеком и женой, тоже немкой, с которой познакомился во время учёбы в Марбурге54, – улыбнулся Генрих, фантазируя, как это могло бы быть:
«Слушай, Лиза, что пишут тут твои земляки-немцы – этакая напасть для Руси! Сначала гадил Байер. Языка русского так и не выучил, академик хренов! Синопсис55 почитал за летописца вроде Нестора56. Не удосужился прочитать даже то, что составил к тому времени Татищев57. Видите ли – некому было перевести ему сей труд с русского языка! Придумал какую-то нелепицу – норманнскую теорию. Дескать, Рюриковичи – немцы, и Руси без них и не было бы! Теперь вот Миллер гадит...»
Елизавета Васильевна обиженно поджимает губы, – шутливо показал Генрих, как она это сделала.
«Никакие они мне теперь не земляки, Михель. Я православная, русская женщина!», – словами супруги Михаила Васильевича закончил свою импровизацию Генрих.
– Ну и фантазёр ты, Соколов! Тебе бы романы сочинять, а не программы для ЭВМ58 составлять! – Рассмеялся Венгеров. – Вот и разговор Ломоносова с женой выдумал. Был ли такой разговор?
– Был! – Убеждённо подтвердила Белова.
– Конечно же, был такой разговор! – Захлопала в ладоши Ира Кольцова. – Продолжайте, Генрих Ярославович. Очень интересно!
– Знаете ли вы, что за свои труды по русской истории, которые противоречили официальной версии, Михаил Васильевич Ломоносов был приговорён к смертной казни? – спросил коллег Генрих.
– Что-то я об этом слышал, – откликнулся Урицкий, но подробностей не знаю. Интересно послушать.
– Ой, расскажите, Генрих Ярославович! – Попросила Кольцова.
– Хорошо, слушайте, – согласился Генрих. – Против искажений русской истории Ломоносов вёл долгую и упорную борьбу, выступив против взглядов на русскую историю господ Миллера и Байера. Михаил Васильевич подверг резкой критике диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского», а также труды Байера по русской истории. Ломоносова поддержали многие русские ученые. Член Академии наук Мартов подал в Сенат жалобу на засилье иностранцев в русской академической науке. Ее подписали также Горлицкий, Греков, Коврин, Носов, Поляков, Шинкарёв и другие русские учёные.
В Сенате была создана комиссия для расследования во главе с князем Юсуповым. К сожалению, комиссия встала на защиту Миллера и Байера. Комиссия посчитала выступление русских ученых «бунтом черни» против начальства и рекомендовала Горлицкого казнить, Грекова, Носова и Полякова сослать в Сибирь, Шишкарева и других взять под стражу до решения дела будущим президентом Академии.
В отношении Ломоносова комиссия вынесла такое решение: «за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к Академии, так и к комиссии, и к немецкой земле подлежит смертной казни, или, в крайнем случае, наказанию плетьми и лишению прав и состояний». Почти семь месяцев Ломоносову пришлось просидеть под домашним арестом в ожидании утверждения приговора.
Указом императрицы Елизаветы Петровны, Ломоносов был признан виновным, однако от наказания освобожден. Ему лишь вдвое уменьшили жалованье, и он должен был «за учинённые им «дерзости» просить прощения у профессоров-немцев. Миллер собственноручно составил издевательское «покаяние», которое Ломоносов был обязан публично произнести и подписать. Михаил Васильевич, чтобы иметь возможность продолжить научные исследования, вынужден был покаяться и отказаться от некоторых своих взглядов.
Но и на этом немецкие профессора не успокоились. Они продолжали добиваться удаления Ломоносова и его сторонников из Академии. В 1763 году по доносу Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других Екатерина II уволила Ломоносова из Академии, но вскоре указ о его отставке все же отменила. Продолжая работать над «Древней российской историей», Ломоносов стремился опровергнуть тезисы Байера и Миллера о «великой тьме невежества», якобы царившей в Древней Руси. Особый интерес в этом труде представляет первая часть – «О России прежде Рюрика», где Михаилом Васильевичем изложил теорию этногенеза народов Восточной Европы и, прежде всего, славяно-русов. Ломоносов указал пути движения славяно-русов или, как сейчас принято называть наших предков, праславян, по огромной Русской равнине с севера на восток, с востока на запад и в иных направлениях.
Возможно из этих мест, где мы сейчас находимся, часть индоевропейских племён ушла на юг, создав индийскую и иранскую цивилизации, другая часть ушла на запад, создав русскую, славянскую и другие европейские цивилизации. Сохранись письменные источники, которые непременно были, достаточно вспомнить о ведах индийцев и иранцев, которые сохранились в более благоприятных условиях до наших дней, мы могли бы проследить основные вехи утерянного древнего календаря. Увы…– Вздохнул Генрих. – Не сохранились. А то, что есть, в том числе «Книга Велеса»59, то этот древнейший манускрипт новые и невежественные «немцы» причисляют к фальсификациям, продолжая придерживаться ложной нормандской теории, которую состряпали господа Байер, Миллер и прочие ненавистники всего русского. Да и наши авторы Карамзин, Ключевский60 и другие были в своих трудах во многом согласны с ними и продолжали повторять вредные выдумки.
К сожалению, большая часть трудов Михаила Васильевича по русской истории не сохранилась. На следующий же день после смерти Ломоносова его библиотека и все бумаги были по приказу Екатерины II опечатаны графом Орловым, перевезены в его дворец и бесследно исчезли…
– Грустная история, – согласился с Соколовым Урицкий. – Однако, что же это за такие новые «немцы» в советских академических кругах?
– Свои доморощенные западники, вот кто эти новые «немцы», твердящие не более чем о тысячелетней русской истории, – не вдаваясь в подробности, ответил Генрих, возвращаясь к событиям завершавшегося дня.
– И вот здесь, на Южном Урале, ждёт своего открытия ещё одна частичка предтечи нашей России. Я уверен, что после Синташты обязательно последуют новые открытия. У меня предчувствие, что они будут именно здесь в Аркаимской долине, где сегодня нами была найдена эта бронзовая девушка, женщина или богиня, – Генрих взглянул на найденное им сокровище. Блики пламени играли на бронзовом лице неведомой красавицы, оживляли её улыбку, так походившую на улыбку Светланы.
«Только бы одумались местные хозяйственники и отказались от строительства водохранилища, которое скроет эту прекрасную долину», – вздохнув, подумал он.
Сквозь дымку тумана скопившегося на дне красивой долины, на водной глади притихшей Караганки блестела луна, казавшаяся бледным фонариком.
«Кто знает, быть может, именно здесь был Ирий – ведический рай, в котором поселился Има – первый на земле человек», – подумала Светлана и грустно улыбнулась Генриху.
«Вот и заканчивается наш поход», – вздохнула она, искренне сожалея, что на исходе лето, подходит к концу очередной отпуск, которого теперь ждать целый год, и скоро она не сможет быть рядом с Генрихом все двадцать четыре часа. А очень хочется…
Она любила Генриха, чувствовала, что и он к ней не равнодушен. Долгие месяцы терпеливо ждала, когда он сделает первый шаг, не дождалась, а значит, этот шаг ей следовало сделать самой, и чем скорее, тем лучше! Иначе…. – Что будет, если она так поступит, Светлана не знала…
«Ну и что из того, что женат? Жена ушла он него, значит не любит. Глупая женщина, если не хуже», – думала Светлана. Жену и сына Соколова она видела только на фотографии, да и то в самом начале своей работы в лаборатории, куда её распределили молодым специалистом после окончания МИРЭА61.
Фотография оказалась на столе начальника лаборатории Генриха Ярославовича Соколова, и она случайно взглянула на неё, отметив про себя, что женщина, изображённая на ней вместе с мальчиком лет пяти-шести довольно красивая, но лицо её Светлане не понравилось: «не доброе какое-то…»
А прошлой весной, в мае, когда уже была влюблена в Соколова «по уши», Светлана увидела его маму и сестёр, которые встретили Генриха в какой-то особенный для семьи день прямо у институтской проходной. Все вместе они сели в его машину – «Жигули» первой модели, которую автолюбители называли «Копейкой», и куда-то поехали.
Света до сих пор не могла забыть мать Генриха, узнав чуть позже, что Елене Васильевне – так звали маму, уже шестьдесят пять лет, которые ей никто не давал, так пряма и по-девичьи стройна была её фигура в красивом платье. Красивая мама у Генриха – на лице ни морщинки и сёстры – старшая Лада и младшая Вера и лицом и статью и ростом обе в маму. Позже Светлана узнала, что Лада врач-офтальмолог, а Вера закончила факультет журналистики МГУ62 и работала в редакции «Комсомолки»63. Вера была всего лишь на год старше Светланы. Ещё у Генриха был старший брат Богдан – доктор физико-математических наук, перебравшийся лет пять назад в Самарканд, куда его пригласили возглавить кафедру математики старейшего в республике университета64.
«Вот и верь после этого тем, кто утверждает, что роды портят фигуру женщины, – вспомнив маму Генриха», – подумала Светлана, сидя возле костра на камушке рядом с любимым человеком.
Пели песни од гитару Виктора Кольцова, с которой молодой учитель не расставался. Пели старинные русские песни, советские студенческие и туристические, наконец ставшую народной песню на слова Сергея Есенина.
Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню прогуляться вышел
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу,
Ах, и сам я ныне что-то стал не стойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни, под метель о лете.
Сам себе казался я таким же клёном,
Только не опавшим, а вовсю зелёным.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал берёзку.
«Был ли в России другой такой поэт, как Есенин? Пронзительно русский, с даром от Бога?» – Задумалась Светлана, наблюдая за распахнутым звёздным небом синими печальными глазами. Ждала когда упадёт звезда чтобы загадать желание. Ждала и неожиданно для себя запела одну и самых грустных народных песен. Ведь так, как грустит русский человек, вряд ли может грустить кто иной.
Что стоишь качаясь, тонкая рябина,
Головой склоняясь до самого тына,
Головой склоняясь до самого тына.
А через дорогу, за рекой широкой,
Так же одиноко дуб стоит высокий.
Как бы мне, рябине, к дубу перебраться,
Я тогда б не стала гнуться и качаться.
Я тогда б не стала гнуться и качаться.
Тонкими ветвями я б к нему прижалась
И с его листвою день и ночь шепталась.
Но нельзя рябине к дубу перебраться,
Знать, ей сиротине век одной качаться,
Знать, ей сиротине век одной качаться.
Словно «тонкая рябинка к дубу» Светлана прижалась к Генриху, возложила светлую головушку на его плечо, и пела, наслаждаясь проникновенными словами неведомого сочинителя, не слышала собственного голоса. Пела она одна, без гитары. Остальные зачарованно слушали, даже Венгеров разинул рот от удивления. Слушали в полной тишине, не переговариваясь, а когда песня кончилась, ей захлопали в ладоши. Светлана смутилась, закрыла лицо руками и испугалась. Так была потрясена судьбой «тонкой рябины», за которой угадывалась чья-то судьба…
Вот пролетела мерцающая звёздочка.
«Нет, это спутник», – догадалась Светлана, наблюдая за траекторией полёта искусственного спутников земли, который возможно был запущен с Байконура – самого крупного советского космодрома, расположенного между южным подножьем Урала и Аральским морем, имя которого сохранилось несомненно от ариев, чьи грубые колесницы, запряжённые могучими прирученными турами65 катились тысячелетия назад по степям и пустыням в сторону Инда и Ганга…
А вот, наконец, и болид66 – падающая звезда! – Вздрогнула Светлана: «Какое же загадать желание?» – Растерялась она. Посмотрела на Генриха, глаза их встретились, и загадала, успела, пока падала далёкая звезда…
– Я вот что думаю, товарищи, – отложив гитару, неожиданно заявил Виктор Кольцов. Давайте дадим нашей находке имя.
– Имя? – задумался на секунду Генрих. – Какое же ей дать имя? Говори, Виктор, ты, наверное, уже всё продумал, если предлагаешь. Назови.
– Давайте дадим нашей богине имя «Россия»!
– Почему богине? Почему Россия? – удивился Урицкий.
– Да потому, Владислав Борисович, что на древнейшем из языков, на котором разговаривали наши общие предки индоевропейцы или арийцы, Россия и есть «Сияющая Богиня». Вот почему! Смотрите, как сияет она в лунном свете! Генрих Ярославович, назовём находку «Россией»? – Едва не взмолился Кольцов, с надеждой посмотрев на Соколова.
– Назовём «Россией»! – горячо поддержала супруга Ира.
– Назовём! – присоединила свой голос Светлана.
– Хорошо, назовём её «Россией»! – Согласился Генрих. – Пусть будет богиня Россия – покровительница нашей страны! – И с любовью посмотрел на бронзоволикую богиню.
– Назовём, – присоединился ко всем Венгеров, прикрыв рот ладонью от зевоты.
– Как все, – согласился Урицкий, не став оспаривать термин «арийцы», о происхождении которого накануне ему подробно разъяснил Кольцов, отвергая обвинение в том, что слово «арийцы» придумали немецкие фашисты. Виктор аргументировано сослался на известного английского историка Гордона Чайлда67, на старинное название Афганистана, который в древности называли Арианой, да и река там имелась с названием Арий – ныне Герируд, которая течёт и по территории СССР, орошая Туркмению. Только река эта у нас называется Теджен. И в Индии есть штат Харьяна – чего же больше?
Доводы, с которыми умный человек не поспорит. Сомневался Урицкий лишь в том, что Кольцов владеет пракритом68, о котором почти ничего не известно. Это ведь не санскрит69, который медленно, но уверенно возвращается к жизни в Индии, которая со временем будет говорить на своём древнем языке, как это делают израильтяне, взяв в качестве государственного языка язык древних иудеев – иврит. На иврите записаны святыни иудеев – тора и талмуд, так же как на санскрите веды древних арийцев Индии и Ирана.
– Не пора ли, товарищи, спать? – Зевая и ёжась от ночного холодка, предложил Венгеров, которому песни наскучили. – А то наша Светочка так и уснёт на плече нашего предводителя товарища Соколова как «тонкая рябинка, перебравшаяся к могучему дубу», – съязвил противный Венгеров. – Встрепенулась, словно что-то увидела, а глаза-то сонные.
– Никакие не сонные! – возмутилась Светлана, которую Венгеров злил все последние дни. – Если ты, Саша, устал – ложись и спи, а нам не мешай петь и любоваться небом. Где ещё увидишь такие звёзды? Правда, Генрих?
«Опять назвала по имени», – с раздражением подметил Венгеров. «Ну, держись, товарищ Соколов. Похоже, что наша скромница с минуты на минуту пойдёт на приступ твердыни, каковой ты ей кажешься. А в тебя, Венгеров, так и мечет глазами молнии! Ничего, Светочка, с Генрихом не получится – придёшь ко мне. В двадцать шесть незамужняя женщина, а тем паче девушка, – в таких пикантных вопросах Венгеров был дока, чуял, догадывался по поведению, – заждавшаяся принца, которого нет, теряет голову, и ничего с этим не поделаешь – природа-матушка берёт своё! Природа! В конце концов придёшь и ко мне, Светочка, вот тогда и дожму!» – Изобразив на полноватом лице безразличие, Венгеров повернулся ко всем спиной и направился к большой шатровой палатке в которой спали он, Соколов, Урицкий и Белова. Причём Белова отгородилась о мужчин пологом – этакой перегородкой из тонкого брезента. Супруги Кольцовы спали в обычной двухместной туристической палатке.
– Пора спать, поддержал Венгерова Урицкий, – Назначай Генрих в караул.
Генрих посмотрел на часы.
– Я дежурю до трёх. Ты, Влад – с трёх до пяти. Ты, Виктор – с пяти до семи. Ну а тебе, Александр, заступать с семи и готовить завтрак. Остальным подъём в восемь часов. Всем всё ясно? Александр, ты меня слышишь? – спросил Генрих Венгерова, который уже скрылся в палатке.
– Слышал, командир, не глухой! – отозвался Венгров. Сидя у костра он несколько раз прикладывался к своей заветной литровой фляге, в которой хранил чай с коньяком. Впрочем, чая в ней было чуть-чуть или того меньше, а от Венгерова после таких возлияний попахивало коньяком. Как однажды он признался: «хороший напиток. Нервы успокаивает и спится хорошо».
– Дежуришь с семи утра и готовишь завтрак, – повторил Генрих .
– Чего только в костёр подкладывать? Поблизости кроме травы ничего нет, – промычал из палатки Венгеров, очевидно добавив до полного счастья ещё глоток.
– Сухая полынь хорошо горит. Вон её сколько, – указала рукой в ночь Светлана.
– От полыни каша будет горькой, – недовольно пробурчал из палатки Венгеров.
– Спокойной ночи, – попрощались Ирина и Виктор, укладывавший гитару в чехол.
– Разбудишь в три часа, – напомнил Урицкий. – Идёшь спать, Света?
Мне не дежурить, – улыбнулась Владиславу Борисовичу Белова. – Посижу ещё немного. На звёзды полюбуюсь. В Москве таких не увидишь.
– Тогда спокойной ночи. – Урицкий скользнул взглядом по находке, бронзовые глаза которой смотрели в ночное небо. – Может быть убрать?
– Пусть посмотрит в последний раз, полюбуется звёздами, – улыбнулся Соколов. – Правда, Светлана?
– Правда, пусть полюбуется, – грустно улыбнулась Белова и Урицкий вздрогнул, от схожести улыбок бронзовой дамы, чей портрет был запечатлён в металле тысячи лет назад, и советской девушки, жившей в конце двадцатого века, но ничего не сказал и скрылся в палатке.
– Света, давай я тебя сфотографирую рядом с нашей бронзовой богиней! – неожиданно предложила Ирина. – Виктор, принеси фотоаппарат! – попросила она мужа.
– Темно, – засомневался Виктор. – Надо было фотографировать днём.
– Днём нашу находку Генрих Ярославович сфотографировал несколько раз, попробую ночью при лунном свете. Выдержку сделаю от руки. Что получится – то получится! – Настояла Ирина.
Виктор принёс фотоаппарат – обычную «Смену»70 и передал жене. Светлана взяла в руки бронзовую богиню и, улыбнувшись, посмотрела в объектив.
Ирина сделала несколько фотографий и, пожелав спокойной ночи, супруги отправились в свою палатку. Генрих и Светлана остались вдвоём у прогоревшего костра, распавшегося на мелкие угасавшие угольки – долго ли гореть сухим стеблям полыни?
Светлана вернула богиню на место, поймав на себе взгляд бронзоволикой красавицы, на которую падал лунный свет, и обернулась к Генриху. Глаза их встретились.
Чуть помедлив, они направились к ближайшим зарослям и принялись ломать толстые сухие стебли прошлогоднего чернобыльника71, не успевшего сгореть или сгнить.
Генриху показалось, что в глазах у Светланы блеснула слеза.
– Что с тобой, Света, Ты плачешь? – прошептал он.
– Плачу, Генрих Ярославович, плачу. Чуть-чуть, – улыбнулась Света. – Мама болеет. Врачи говорят у неё лейкемия. Она врач. Была командирована в Чернобыль. Принимала пострадавших во время взрыва на Чернобыльской атомной электростанции. Получила большую дозу радиации, – всхлипнула Светлана. – Как увижу эту полынь-траву, так вспоминаю о Чернобыле. Папа утверждает, что это диверсия – удар в самое сердце страны. Папа говорит, что в начале пятидесятых годов у Сталина, отказавшегося от идеи слепого интернационализма, была задумка построить новую столицу СССР там, где сходятся границы трёх братских народов: русских, украинцев и белорусов и даже вернуть древнерусский язык. Так говорит папа, – вытирая пальцами слёзы, добавила Светлана.
– Не столицу Руси построили, а атомную электростанцию, на которой случилась беда. Нельзя было строить электростанцию на таком мистическом месте. Папа говорит, что у нас много врагов, и диверсия была задумана, когда электростанцию ещё проектировали. Говорят, что и в святом писании сказано: «придёт время – взбеленится полынь-трава! И придёт на землю вместе со звездой Чигирь72 Зверь73, а с ними придёт большая беда…»
Враги наши знали об этом, вот и пришла беда на русскую землю, – добавила от себя Светлана. – Страшно…
Она прижалась к Генриху, словно к близкому человеку, и он услышал тревожное биение её сердца.
– Ну вот, Света, опять ты назвала меня по имени-отчеству, – покачал головой Соколов, желая на время уйти от темы чернобыльской трагедии, которая, здесь он был совершенно согласен с Беловой, нанесла удар в самое сердце его и её страны. В умышленно содеянную катастрофу Соколов всё же не верил. Он полагал, что трагедия произошла по вине разгильдяев, которых осудят, а станцию восстановят. Впрочем, ни Соколов, ни Белова ещё не могли знать о масштабах катастрофы, покрывшей радиоактивными осадками целые области России, Белоруссии, Украины, и даже часть территорий таких стран, как Польша и Швеция74.
– Мы ведь друзья. У костра назвала просто Генрихом, и вот опять...
– Не только друзья! – Глубоко вздохнула Света, – и, наконец собравшись с духом, призналась. – Люблю я вас, Генрих Ярославович, люблю тебя Генрих! – вздрогнула и поправилась Света. – Очень люблю! Просто голову теряю! Не могу больше скрывать своих чувств. Я же не ребёнок, я взрослый человек! Призналась, вся горю и пылаю! Если не так, то казните мня, делайте со мной что хотите, только не обижайте. А то побегу вниз и утоплюсь в Караганке. Говорят глубины там есть не измерянные…
Не выдержав, Света бросилась в объятья растерянного Генриха.
«Вот ведь, голова садовая! Тянул, тянул, заставил девушку первой признаться в любви!» – сокрушался Генрих, целуя Свету в щёки, глаза, губы. «Вот и свершилось. Вот и долгожданное признание в любви. Что дальше?» – терялся он в нахлынувших мыслях и чувствах, ощущая трепет её тела и биение сердца.
– Любишь меня? – спросила Света, с надеждой глядя Генриху в глаза. Он увидел отражение звёзд в её взгляде и с дрожью в голосе ответил:
– Да, Светочка, люблю. Очень люблю…
– Тогда здесь и сейчас! – Прошептала Светлана, решительно увлекая Генриха за собой…
*
«Боже мой! Да ведь она дева!» – Переживал первую близость Генрих, пытаясь подавить чувство растерянности.
– Шлиман женился на юной гречанке75, когда ему было пятьдесят, а ей всего семнадцать, – шептала Светлана. – Тебе всего лишь сорок, а мне двадцать шесть. Удивлён? Для тебя, себя берегла, родной мой, только для тебя! Терпеть не могу самодовольных юнцов! Скажи, Генрих, ты возьмёшь меня в жёны? Я согласно ждать сколько угодно, только не разлюби! – В словах, глазах, дрожавших губах Светланы было столько надежды, что Соколов, не веривший своему счастью, не знал как ей ответить, осыпая её горевшее лицо поцелуями. Наконец, не придумав ничего иного, ответил:
– Я добьюсь развода уже этой осенью, и к Новому Году мы обязательно поженимся. У нас ещё всё впереди. Ведь правда Света?
– Правда, мой Генрих! Правда! – сияли высохшие глаза Светланы, в которых отражались звезды ночного неба, сверкавшие, словно бриллианты над Южным Уралом – становом хребте России.
**
С охапками сухой полыни они вернулись к совершенно прогоревшему костру. Генрих взглянул на подсвеченные фосфором командирские часы, которые ему достались в память об отце – генерале ВВС, погибшем в авиационной катастрофе летом 1957 года, когда Генриху было всего лишь одиннадцать лет.
Они отсутствовали почти час. В палатках тихо. Наверное все спят. Только где-то поблизости заухал и взлетел филин – крупная ночная птица.
Генрих уложил часть сухой травы поверх пепла прогоревшего костра и чиркнул спичкой. Сухая полынь занялась мгновенно и Генрих одернул руку.
– Ой! – вскрикнула Светлана и испуганными глазами посмотрела на Соколова.
– Её нет! – прошептала она, указывая на камень, на котором лежала бронзоволикая девушка, женщина или богиня, удивительным образом найденная утром прошлого дня и названная «Россией». Находка исчезла.
******************* СНОСКИ ************************
1. Вооружённые силы СССР, размещённые в странах Варшавского договора: Группа советских войск в Германии, Северная группа войск (Польша), Центральная группа войск (Чехословакия), Южная группа войск (Венгрия).
2. Популярная песня «Мой адрес – Советский Союз» на слова В. Харитонова, музыка Д. Тухманова.
3. Древнейшие мегалиты, первые из известных сооружений древнего человека в виде грубо обработанных каменных столбов, врытых в землю. Встречаются одиночные менгиры, групповые и даже в виде аллей. Распространены по всей планете. Назначение менгиров, скорее всего, ритуальное.
4. Научно-исследовательский институт.
5. Генрих Шлиман (1822 – 1890). Родился в Германии. В 1846 г. был направлен в Россию в качестве представителя голландской торговой компании, где вскоре стал успешным коммерсантом. Принял российское подданство и православие, вместе с русским именем Андрей, которым, впрочем, практически не пользовался. Женился на дочери петербургского адвоката Екатерине Лыжиной, от которой имел троих детей. Однако Екатерина не любила Генриха, и брак практически распался. Чтобы получить развод, Шлиман отправился в США, но, получив там развод, вступил в конфликт с православной церковью и тем самым закрыл себе дорогу в Россию. Имея к тому времени немалые средства, Шлиман поселился в Греции, сравнительно недавно освободившейся от турецкого рабства, женился на юной семнадцатилетней гречанке и посвятил остальные годы жизни своему любимому увлечению – древней истории. Многократно перечитывая «Илиаду» Гомера, Генрих Шлиман воссоздал события трёхтысячелетней давности, когда разразилась Троянская война. По описаниям, сделанным Гомером, Шлиман предположил, что Трою следует искать близ пролива Дарданеллы в Малой Азии (Турция). Его предположения блестяще подтвердились и в 1871 – 1973 гг. Шлиман и члены его экспедиции, раскопав холм Гиссарлык, на котором местные жители пасли коз, открыли миру останки легендарной Трои. По мнению великого русского учёного М.В. Ломоносва Троя была «третьим русским царством, располагавшимся на берегах пролива Дарданеллы, названного так в память о царе Дардане, при котором в результате землетрясения образовался пролив, соединивший бессточное Чёрное море со Средиземным морем. После этих событий солёные воды Средиземного моря хлынули в слабосолёное Чёрное море, вызвав массовую гибель его богатейшей фауны, после чего га глубинах свыше 100 – 200 метров Чёрное море стало мёртвым, заражённым сероводородом, образовавшимся в больших количествах при разложении погибших морских обитателей.
6. Жозеф Николя Делиль (Осип Николаевич), 1688 – 1768 – французский астроном и путешественник. С 1725 жил в России, был директором астрономической обсерватории. Современник М.В. Ломоносова. Покинул Россию в 1747 году.
7. Михаил Васильевич Ломоносов (1711 – 1765). Первый русский учёный-естествоиспытатель мирового значения. Ломоносов был энциклопедистом, химиком, физиком, астрономом, географом, металлургом, геологом, историком, писателем, поэтом и художником. Он принял активное участие в создании современного русского литературного языка, являлся поборником развития отечественного просвещения, науки и экономики. Разработал проект Московского университета, названного его именем.
8. (Рифейские горы) – древнее название Уральских гор.
9. Древний мегалитический комплекс (кромлех), сооружённый в бронзовом веке на равнине Солсбери в Южной Англии. Использовался древними кельтами в культовых целях и в качестве обсерватории.
10. Стоунхендж расположен на широте 51 градус 11 минут.
11. Московский Инженерно-физический институт.
12. Предки казахов, которых русские в те времена называли киргизами.
13. В 8 – 9 километрах от горы Аркаим находится посёлок Амурский – в советские годы центральная усадьба совхоза-гиганта Амурский, на земельных угодьях которого располагалась долина реки Караганки не распаханная по причине гористого ландшафта и используемая лишь в качестве пастбищ для овец.
14. Моисей Урицкий (1873 – 1918) – известный российский революционер и политический деятель, председатель Петроградской ЧК. Был убит 30 августа 1918 г. эсером Л. Каннегисером. В это же день эсерка Фанни Каплан тяжело ранила В.И. Ленина.
15. Император Пётр I.
16. Вдова Петра I Екатерина I (Марта Скавронская), царствовавшая в 1925 – 1927 гг. Скоропостижно скончалась в мае 1927 г. спустя месяц после своего Указа.
17. Древнейшие письменные знаки.
18. Географическая широта обнаруженного в 1987 г. древнего городища Аркаим.
19. «Город небесных воинов» известный из древних германо-скандинавских эпических саг (эдд), которые сохранились в Исландии. Впервые эти саги записал со слов сказителей (скальдов) Снорри Стурлусон в XIII веке, собрав их в двух книгах – «Старшая Эдда» (веда) и «Младшая Эдда». События, описанные в сагах, разворачивались далеко на востоке, в так называемой Великой Свитьоф (Великая Швеция), которая располагалась далеко к востоку от Дона. Возможно, что на Урале. Следует отметить, что русские былины охранились на севере России в поморских деревнях и были записаны по большей части в XIX веке.
20. Казачье военное укрепление (редут). Выставляли между станицами.
21. Старинное название реки Урал.
22. Старинное казачье поселение на реке Яик (Урал), основанное в конце XVI века. Позднее назывался Уральском. Ныне бывший русский город Уральск оказался в Казахстане.
23. Императрица Екатерина I скоропостижно скончалась 6 мая 1727 г.
24. Средневековое Родоплеменное объединение, малое ханство киргиз-кайсацкой орды, на северо-западе современного Казахстана.
25. Хан Малого Жуза Абулхаир, попросил защиты у Анны Иоановны от Большого Жуза и Хивинского ханства в 1731 г.
26. Большое средневековое киргизское ханство. Центр современного Казахстана.
27. Тюркский воин.
28. Военное сословие (каста) в древней Индии, общественное устройство которой являлось, отчасти, моделью всего древнейшего ведического арийского мира.
29. С 1526 г. по 1858 г. почти вся Индия была под властью мусульман, основавших империю Великих Моголов. Прибрежные города на юге принадлежали португальцам и, отчасти, англичанам и французам.
30. Хивинский поход князя Бековича-Черкасского в 1717 г. окончился полным разгромом 3 тыс. отряда хивинским ханом, заманившим русских в засаду.
31. Персидский поход 1722 г. по берегу Каспийского моря и на кораблях из Астрахани. Все прибрежные ханства Азербайджана и Персии были покорены практически без сопротивления и включены в состав Российской империи. После смерти Петра I войска были постепенно выведены и приобретенные земли утеряны.
32. «Государев родословец». Первая официальная версия русской истории, вышедшая в 1674 г.
33. Байер Готлиб Зигфрид, 1694 – 1738, – немецкий историк, филолог, член Петербургской академии наук. Основоположник лженаучной «норманнской теории» возникновения российской государственности.
34. Уральские горы.
35. Древнее государство русов, существовавшее на территории южной степной Руси. Границы Русколани достигали гор Кавказа, рек Дона, Терека и Урала. У античных авторов Скифия. На момент расцвета Киевской Руси – объединённого государства славяно-русов, осколками Русколани являлось Тмутараканское княжество XI – XII веков Н.Э., а так же небольшие общины, из которых позже выросли Терское, Донское и Уральское казачьи войска. Помимо этого, потомками русов Русколани очевидно являются и современные осетины (аланы), сильно ассимилированные соседними тюркскими и кавказскими народами. Русколань погибла под ударами готов, пришедших на Русскую равнину из Скандинавии в IV веке. Последний правитель Русколани князь Бус Белояр был распят готами в 368 г.
36. Славяно-русское название всей территории от Волги до Тихого Океана, которую античные авторы целиком называли Скифией.
37. Сварог – верховный бог в ведическом дохристианском мировоззрении индоевропейских народов. Другое его имя – Дый. У древних балтов (литовцы и латыши) – Девс, у древних греков – Зевс. Сварог – бог- создатель Мира. Перун – бог громовержец, почитаемый славянами. У индусов Варуна.
38. Имеется в виду указ второй жены Петра I императрицы Екатерины I от 26 апреля 1727 г. «О немедленной высылке иудеев из России и наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных российских денег». (Екатерина I, в девичестве Марта Скавронская, царствовала с января 1725 по май 1727).
39. «Мэнтон» 76/100 Бирмингем 1723 – мушкет английского производства калибра 0.76 дюйма, изготовленный в промышленном и оружейном центре Англии городе Бирмингеме.
40. В 1968 г. в Челябинской области РСФСР на берегу реки Синташта, впадающей в реку Тобол, примерно в ста километрах от Аркаима экспедицией Уральского государственного университета по руководством В. Генинга и Г. Здановича было открыто древнее городище. Основанное ариями, городище датировалось серединой второго тысячелетия до н.э. К сожалению, городище, которое раскапывалось в течение 1968 – 1986 гг. было сильно повреждено разливами рек. Находок было сравнительно немного: изделия из обожжённой глины с орнаментом, включавшим изображение свастики, что было характерно для всех индоевропейских народов, изделия из бронзы, кости и камня. Были так же обнаружены захоронения с останками жителей. Реконструкция черепов позволила сделать вывод, что жители древнего городища были европеоидами. Так в истории и археологии появился термин Синташтинская культура. Следует отметить, что упомянутый выше историк и археолог Г. Зданович стал одним из открывателей Долины Городов и городища Аркаим. Это назревавшее событие произошло в 1987 г. всего год спустя после самодеятельной экспедиции наших героев. Зданович стал первым директором государственного музея-заповедника Аркаим, занимающего в наши дни территорию в 3700 гектаров. Уникальное городище Аркаим находится всего в восьми километрах от посёлка Амурский – главной усадьбы бывшего совхоза-гиганта.
41. Има (Ману) – первочеловек в мифологии арийских народов. Отсюда русское слово «имя», отсюда же немецкое слово «ман».
42. Киевский князь Владимир, прозванный крестителем. Сын внука Рюрика князя Святослава от простолюдинки Малуши (по другим данным хазарской пленницы-рабыни Малки, служившей в княжьем тереме ключницей). Владимир не считался законнорожденным сыном князя, однако ему удалось победить в борьбе за престол законного наследника князя Святополка. Правил князь Владимир в 9хх – 9хх гг. Принял христианство греческого (православного) обряда в 988 г. в Херсонесе (современный Севастополь) и в этом же году приступил к крещению своего народа, которое растянулось на долгие годы, десятилетия и даже века. В 1988 г. Русская православная церковь праздновала тысячелетие крещения Руси.
43. Ругия – земля западных славян, расположенная на юго-западном побережье Балтийского моря и на островах (Руян и другие). Центр Ругии – древний город-крепость, выстроенный на вершине меловой горы на острове Руян (ныне Рюген). В русских былинах остров Буян. Другие известные города Ругии: Аркона, Любеч, Ростов, Старгард, Зверин, Витемир, Рерик, Ретра либо были разрушены и не возродились, подобно Трое, оставив миру свои сокровища, найденные века спустя (сокровища Ретры). Названия других городов германцы исказили и до наших дней они дошли под именами Любек, Росток, Ольденбург, Шверин, Висмар и только название маленького городка Рерик, что значит сокол, в котором родился внук Гостомысла, осталось неизменным. Видимо хранили его славянские Боги: Сварог, Световит, Даждьбог и другие осталось неизменны и поныне.
44. Германские племена. Даны – предки датчан, саксы – одно из восточногерманских племён, из которых века спустя, сложилась немецкая нация.
45. Гостомысл – Новгородский князь, правивший в словенских землях в 850 – 861 гг. Легендарная мать Рюрика – словенская княжна Умила Гостомысловна была дочерью князя Гостомысла. К моменту призвания Рюрика на княжение в Новгород, в живых не осталось ни одного из четверых сыновей князя Гостомысла, погибших в непрерывных войнах со скандинавами (варяги). Это обстоятельство побудило его вспомнить о своём внуке Рюрике (Рерике) – сыне дочери Умилы, чтобы не дать угаснуть древнему княжескому роду.
Умила была выдана замуж около 800 года Н.Э. за князя славянского рода Рарогов Годолюба (в западноевропейских хрониках он назывался Годлавом). Рароги – одна из ветвей балтийских славян, правивших городом Рарог или Рерик (так его называли позже, и под таким названием он сохранился у немцев до наших дней). Рароги (или Рерики) входили в родовой союз бодричей, потомки которых сохранились на юго-западном побережье Балтийского моря до наших дней. Теперь их называют под общим именем Лужицкие сорбы (сербы). В существовавшей с 1949 по 1990 годы Германской Демократической Республике (ГДР), потомки балтийских славян имели свою культурную автономию.
Рароги (Рерики), согласно преданиям, вели свой род от священного сокола-Рерика – воплощения славянского огнебога Семаргла. (Не здесь ли кроется загадка имени сына былинного богатыря Ильи Муромца – Сокольничек?).
В 808 году датчане покорили земли Годолюба, казнив князя. Овдовевшая Умила с малолетними детьми скрывалась в соседних славянских землях, сохранивших независимость. С 826 года, собрав отряд отчаянных славянских воинов, Рюрик начинает походы в богатые западноевропейские города за добычей. Казна была нужна для того, чтобы отвоевать у врага родовое гнездо – Рерик. Но история распорядилась по-другому, и Рюрик, получивший большой воинский опыт в походах и военных экспедициях в Германию, Францию и Испанию, был призван родным дедом Гостомыслом возглавить русское воинство в Новгороде, где и был посажен князем.
После того, как в 850 году северные славянские племена: Словене, Кривичи и Русь, объединившись под началом князя Гостомысла, освободились от норманнского (варяжского) владычества, изгнав захватчиков со своей земли, словенскому князю Гостомыслу, потерявшему в войнах всех своих (четверых) сыновей, почти десять лет удавалось сохранять единство племен, оберегая его от родовой вражды. Но в 861 году князь умер, сделав завещание своему духовнику волхву Бакоте. Дабы избежать междоусобиц, Бакота, созвал совет и сообщил о последней воле Гостомысла. По его словам, почивший князь завещал позвать на княжение сына своей средней дочери Умилы. Бакота утверждал, что боги услышали князя и волею своею повелели призвать Рюрика с дружиною в Новгород.
46. Подстраиваясь под христианскую Европу, ярый западник Пётр I повелел считать 7208 год от «Сотворения Мира» древнерусского (славянского) ведического календаря 1700 годом от «Рождества Христова». Таким образом, завершился переход страны на новое летоисчисление или европейский календарь, берущий начало от «Рождества Христова». В современной России старого летоисчисления придерживаются лишь некоторые общины староверов. Следует отметить, что «Сотворение Мира в Звёздном Храме» подразумевает не создание материального Мира, а обретения Мира после длительных и кровопролитных войн между расами, в которых рождались предшественники современных индоевропейских народов. Так 1 января 2010 г. от Рождества Христова соответствует 1 января 7518 г. от Сотворения Мира. В Индии, не изменившей ведической традиции, летоисчисление по арийскому (ведическому) календарю ведётся по настоящее время, а Новый год в индуистском календаре празднуется в начале апреля, что соответствует появлению солнца над северным полюсом после полугодовой полярной ночи и началу полярного дня, подчёркивая память об арктической прародине предков индоевропейских народов, о чём, опираясь на тексты индийских вед рассказал в своей книге «Арктическая прародина в ведах» великий индийский философ-санскритолог, брахман, историк и писатель Бал Гангадхар Тилак (1856 – 1920) .
47. Русь, как самое раннее государственное образование славяно-русов (словен, кривичей, русов) и финских племён (чудь), возникла в первых веках н.э. на северо-западе Русской равнины в бассейнах рек Волхов, Порусья, Великая и по берегам озер Ильмень, Псковское, Чудское. Наидревнейшие города Руси:
Словенск (ныне не существует);
Новгород (неподалёку от Словенска, и названный Новым городом), известный из письменных источников с первой половины IX века;
Изборск, основанный в первой половине IX века князем Словеном – сыном князя Гостомысла Словенского (Новгородского) и названный Изборском в честь его сына Избора. Ныне Изборск утратил статус города и является посёлком;
Ладога (Старая Ладога), основанная по всей вероятности скандинавами в первой половине VIII века и позже занятая славяно-русами. В Ладоге в 862 – 879 гг. правил князь Рюрик (Рёрик). В это время Ладога была столицей Руси. Однако с 1703 г. Ладога утратила статус города и сохранилась до наших дней как село Старая Ладога;
Старая Русса по всей вероятности самое древнее поселение слявяно-русов, сохранившееся до наших дней. Ныне районный центр в Новгородской области России. Согласно «Сказания о Словене и Русе и городе Словенске» город Старая Русса был основан князем Русом и до сегодняшнего дня окончательно не решён вопрос и времени основания укреплённого поселения – возможно первого русского города (самого старого) на севере Русской равнины, где зарождалось Россия. Не в самом ли названии Старой Руссы скрыт ответ?
48. Миллер Герард Фридрих, 1705 – 1783 – немецкий историк. В России с 1725 г. Академик Российской Академии наук. В течение десяти лет провел в поездках по северу России и Сибири, якобы в поисках и собирании старинных приказных книг, которые потом исчезали. Однако Миллер делал с них свои выписки, на основе которых, а также, используя якобы не опубликованные работы по русской истории В.Н. Татищева (1686 – 1750), которые не были найдены, составил первую официальную историю Российского Государства. Все последующие разработки по официальной российской истории строились на его сфальсифицированных трудах.
49. Шумахер И.Д. Правитель Академической канцелярии. Злейший враг М.В .Ломоносова.
50. Имеются в виду император Пётр I, императрица Анна Иоанновна, императрица Екатерина I и императрица Екатерина II, царствовавшие с перерывом на двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны, при которой «немцев стали прижимать», почти весь XVIII век.
51. Плиний Старший (23 – 79 гг. н.э.). Римский историк, который провёл исследование происхождения первых римлян и пришёл к выводу, что «Венеты от троянского народа происходят».
52. Древнеримский поэт Вергилий в 29 – 19 гг. до н.э. написал поэму «Энеида», в которой поведал о сыне Троянского царя Приама, который после разрушения Трои данайцами (греками) вывел остатки своего народа на Аппенинский полуостров. Переселенцы основали цивилизацию этрусков, а затем и римлян. А Римский историк Плиний Старший (23 – 79 гг.) провёл исследование происхождения первых римлян и пришёл к выводу, что «Венеты от троянского народа происходят». У славян (вендов) известно древнее имя Эней.
53. Легендарный царь, во времена которого случился «Дарданов потоп» – воды Средиземного моря прорвались в Черное, бывшее прежде огромным пресноводным озером. При этом море поглотило большую часть его царства. События случились за несколько тысячелетий до разрушения Трои греками. Последние попытки вернуть Российской империи земли Дарданова царства вместе с Троей предпринимались в Первую мировую войну, когда Россия воевала с Турцией за освобождения Константинополя и проливов от османского владычества. Кстати, имя Дардан легко разбирается на два русских слова «дар» и «дан».
54. Будущая супруга Ломоносова Елизавета (Эльза) Цильх была дочерью степенного церковного старосты. Их познакомил разбитной гуляка Виноградов, с которым Ломоносов был в те времена не то чтобы дружен, но больше дружить в Марбурге было не с кем. Виноградов сам пытался ухаживать за очаровательной шестнадцатилетней фрейлен Лизхен, но девушке он показался чересчур активным, и она предпочла веселому Виноградову молчаливого Михеля Ломоносова, который был старше и серьезнее много пившего и кружившего головы марбургским девушкам повесы. Кроме того, Михель был высок, статен, и силен. А такие парни особенно нравятся умным девушкам. Помимо прочего, ходили слухи, что русские студенты богаты и в России, которая была где-то на краю света, у них большие поместья. Так что Лизхен не хотела упускать своего счастья и с легкостью забеременела. После рождения ребенка было скромное венчание в церкви реформаторской общины Марбурга, мало походившей на православный храм. Потом Ломоносов, ничего не сказав жене и наделав, как и большинство русских студентов, немалых долгов, уезжает в Россию с пустыми карманами. По пути обманом попадает в прусскую армию, но благополучно из нее бежит, и с большими трудами добирается до Петербурга, где предъявляет аттестат и получает научную должность. Верная и милая Эльза, о которой он тогда почти и не думал, всецело поглощенный работой, все же отыскала, своего супруга и приехала в Петербург. Елизавета была верной женой и прожила все эти годы затворницей, мало общаясь с обществом, не любителем которого был и он сам Михаил Васильевич.
55. Иное название первой официальной версии русской истории, которая вышла в 1674 г.
56. Летописец, которому приписывают написание «Повести временных лет».
57. Татищев Василий Никитич, 1686 – 1750. Управлял казенными заводами на Урале. Позже был назначен Астраханским губернатором. Автор трудов по этнографии, географии, истории. В своем главном труде «История Российская с самых древнейших времен» пытался найти закономерность в развития человеческого общества, обосновать с рационалистической позиции причины возникновения государственной власти. Был, немного ни мало, обвинен в «вольнодумстве и ереси». Это и явилось причиной того, что напечатание 20-летнего труда ни в 1740 г. ни позже не состоялось. Труды Татищева впоследствии были «переработаны» Г. Миллером и включены в написанную им историю России.
58. Электронная вычислительная машина. До 90-х годов прошлого века в стране применялась в основном отечественная вычислительная техника и термины «компьютер» или «сервер» употреблялись редко.
59. Праславянское, древнерусское литературное произведение – священные тексты волхвов, записанные (переписанные) на буковых дощечках в IX веке в Новгороде. В 1919 г. дощечки (оригинал) были вывезены белогвардейским офицером Изенбеком из разграбленной усадьбы князей Задонских в Брюссель. В 1941 г. дощечки попали в руки гестапо и затерялись в архивах СС или же были уничтожены. Сохранились лишь списки с оригинала и фотографии буковых дощечек.
60. Н.М. Карамзин (1766 – 1826), русский литератор, журналист, историк, редактор «Московского журнала», автор «Истории Государства Российского». В.О. Ключевский (1841 – 1911), русский историк, академик. Широко известна его «Русская история», опубликованная в виде лекций по истории России. Оба автора придерживались нормандской теории происхождения династии Рюриковичей.
61. Московский институт радиотехники, электроники и автоматики.
62. Факультет Журналистики Московского Государственного университета.
63. Там любовно называли советские люди всех возрастов свою любимую газету «Комсомольская правда», которая сохранила своё название после распада СССР и роспуска ВЛКСМ.
64. Основан в 1927 г. постановлением правительства Узбекской ССР как Узбекский государственный университет. В 1961 г. был переименован в Самаркандский государственный университет.
65. Крупное животное, обитавшее в лесостепи и смешанных лесах Евразии. Предок современного крупного рогатого скота (коров). Последний дикий Тур был убит в Беловежской пуще во время охоты в XVII веке.
66. Одно из названий метеорита – падающей звезды.
67. Британский историк Гордон Чайлд (1892 – 1957). Автор ряда капитальных трудов в том числе научного исследования, названного им «Арийцы. Основатели европейской цивилизации», изданного в 20-х годах XX века.
68. Древнейший язык индоевропейцев, предшественник санскрита, на котором были записаны индийские и иранские веды.
69. Древний язык индо-арийцев, на котором были записаны индийские и иранские веды: «Ригведа», «Махабхарата», Рамаяна, «Авеста» и другие.
70. Наименование семейства советских фотоаппаратов, выпускавшихся на Ленинградском Оптико-механическом заводе в 1939 –1941 и 1953 – 1993 гг. Фотоаппараты «Смена» предназначались для массового потребителя, отличались простотой устройства, надёжностью и невысокой ценой.
71. Другое название полыни обыкновенной.
72. Название планеты Венера, принятое у древних славян.
73. В Библии упоминается число скрытого апокалиптического Зверя, который придёт и погубит род людской. Число Зверя – 666 и будет он меченым.
74. 26 апреля 1986 г. произошла авария на крупнейшей в СССР Чернобыльской АЭС – самая масштабная ядерная катастрофа в истории планеты. Якобы мощным взрывом от перегретого пара, что произошло по вине персонала станции, был полностью разрушен четвёртый реактор, и в окружающую среду было выброшено громадное облако, насыщенное радиоактивными веществами. Радиоактивное облако покрыло огромную территорию трёх братских славянских республик общей площадью свыше 200 тысяч квадратных километров (чуть меньше территории Великобритании). Более 60 % территорий, попавших в зону радиоактивного заражения, пришлись на Белоруссию, и просто чудо, что это государство продолжает динамично развиваться, обгоняя страны СНГ по многим показателям. От радиации пострадали многие области России, в том числе Брянская, Смоленская, Курская, Тульская и другие. Радиоактивные осадки выпали на территории Польши, Литвы, Латвии и Швеции, куда их занесли господствующие ветры. Потери от Чернобыльской катастрофы огромны. Из сельскохозяйственного пользования выведено свыше 5 миллионов гектаров земли (площадь, превышающая территории таких стран, как Дания, Голландия или Швейцария). Из пострадавших районов были переселены свыше 200 тысяч людей. Согласно данным организации Союз «Чернобыль» из 600 тысяч ликвидаторов в последующие годы от заболеваний, вызванных облучением, погибли свыше 60 тысяч человек, а 165 тысяч стали инвалидами. Чернобыльская авария (катастрофа) стала событием огромного общественно-политического значения для СССР. У советских людей была подорвано вера в КПСС и руководство страны. Всё это наложило особый отпечаток на ход расследования причин аварии. Многое было скрыто, и полной правды об этой катастрофе мы не узнаем никогда. Чернобыльская катастрофа подтолкнула СССР к распаду, к которому нашу страну кропотливо готовили «агенты влияния» Запада в КПСС, Политбюро, а так же недалёкий генсек Горбачёв, ставший на путь предательства, сдавший страны Восточной Европы, разваливший Варшавский договор и Советскую Армию. На место наших полков и дивизий в Восточную германию пришли войска НАТО, и в этот агрессивный блок ряд бывших республик СССР. Под лозунгом построения «социализма с человеческим лицом» Горбачёв привёл страну к дикому капитализму и разгулу бандитизма, царившего в стране в «штормовые» 90-е годы XX века.
75. Семнадцатилетнюю Зою (Софью) Энгастроменос, которая стала его женой, пятидесятилетний Генрих Шлиман фактически выкупил за долги её отца.
Аркаим, 08. 1986
© Copyright: Вячеслав Макеев, 2012
Свидетельство о публикации №212032501511
Свидетельство о публикации №212032501511
Рецензии