Эх, яблочко...

«Но будет день.
Живи, к нему готовясь,—
Подымется с протраленного дна,
Как наша мысль, достоинство и совесть,
Прозрачная и чистая волна».
Юрий Инге


1
«Ивану Прокофьевичу Старыгину, город Новый Оскол, Курской области. На ваш запрос о судьбе Инны Иосифовны Старыгиной, 1921 г. р. сообщаем, что в Архиве Министерства Обороны
СССР сведений о ней не имеется. 14 февраля 1952 г.».

* * *
Город пылал. По улицам, дробя булыжник, цокотали гусеницы уходящих танков, в воздухе в ошметках пепла кружились бумажные листы сжигаемых архивов. Все, что еще могло двигаться, стремилось в сторону Купеческой гавани. На башне Длинный Германн сквозь облака дыма просматривался красный флаг.
Немцы уже входили в Таллин с юга, а в порту чумазые дизелисты держали под давлением системы жизнеобеспечения кораблей. База Балтийского флота с минуты на минуту начинала эвакуации.
Волнами на корабли и портовые постройки заходили немецкие бомбардировщики. Непереносимый вой бомб и грохот двигателей мешал разговаривать. Чтобы тебя услышали, приходилось кричать. Младший политрук транспорта «Узбекистан» Иван Старыгин за руку подтянул к трапу теплохода «Вирония» упирающуюся жену:
— Всем гражданским велено плыть этим кораблем! — убеждал он, но жена упорно не хотела становиться на металлический переходный мостик, норовя пропустить многочисленных эвакуирующихся.
— Я с тобой! — упрямо топала она ножкой, и при этом ее тяжелый живот мягко колыхался. Раздерганный и без того младший политрук мельком глянул на циферблат ручных часов. «Батюшки-светы, через семь минут надо быть на «Узбекистане». Резко одернув жену на полуслове, он прокричал:
— Встретимся в Кронштадте!.. Не реви, с тобой плывет и жена командира, и семья лейтенанта Коваленко. Я побежал!
И, сломив сопротивление рук Ирины, наскоро поцеловав ее, Иван Старыгин прыжками метнулся вдоль дебаркадера.
Он взбегал на свой транспорт уже по поднимающимся сходням. Капитан, Владимир Николаевич Калитаев окинул его недовольным взглядом.
— Опаздываете, младший политрук.. Мы отходим, и прошу вас постоянно находиться там, где труднее.
Иван Старыгин повернулся в сторону города. Все таю же на Длинном Германне тяжко шевелился советский флаг, но уже в ближних улицах показались немецкие мотоциклисты. Откуда-то справа веером начал строчить крупнокалиберный пулемет, но он не доставал судов на рейде. «Узбекистан» мягко вздрогнул и зашелестел винтами. Транспорт занимал свое место в кивальтерной колонне.
Где-то впереди, судов за пять, грозно возвышался самый большой корабль конвоя — крейсер «Киров». Построенный всего за два года до войны, он считался самым мощным и неуязвимым кораблем Балтийского флота. Под его прикрытием, как надеялось руководство флота, эвакуация Таллинской базы пройдет успешно.
Иван Старыгин насчитал в конвое сорок девять боевых вымпелов. Пассажирских же и вспомогательных судов колыхалось на волне до полусотни.
И сразу же, лишь корабли растянулись кильватерной колонной, самолеты немцев перенесли на них свою воздушную «карусель». «Узбекистан» тоже, задрав в году счётверенные крупнокалиберные пулеметы, беспрерывно отвечал на рев самолетов.
Уже минут через пять хода заполыхало где-то на судах сопровождения. «Уж не «Вирония» ли горит?. Зря я так черство попрощался с Ириной». И тут же забыл об этом, увидев, как резко оседал на бок идущий впереди эсминец «Бдительный». Из под-бока эсминца вырвалось яркое пламя, и корабль пошел резко в сторону, очевидно, потеряв управление.
Он погружался в воду прямо на глазах, и «Узбекистан» застопорил машины, чтобы подобрать оказавшихся в воде моряков с «Бдительного». Другие суда, не останавливаясь, шли мимо.
Справа, со стороны финского берега показались немецкие корабли. Уже издали они начали обкладывать конвой снарядами, и рядом с кораблем, спасающим утопающих, сразу взбурунились десятки взрывов.
Стоящий на месте «Узбекистан» оказался хорошей мишенью, тем не менее основной огонь немцы повели по плывущим кораблям. Самолеты, мины и артобстрел делали свое дело: позади полыхали уже несколько транспортов сопровождения, а впереди горели военные корабли. Крейсер «Киров», заглатывая через пробоину у ватерлинии тонны морской воды, не молчал ни минуты. Орудия главного калибра крейсера держали немцев на расстоянии, и это мешало им вести расстрел конвоя в упор. Сквозь огненную завесу конвой, уже давно потерявший строй, все-таки упорно шел к востоку.
Младший политрук Старыгин некстати вспомнил утро нынешнего дня. Тогда, собрав всех коммунистов и политработников в штабе Флота, секретарь ЦК Эстонии, невысокий мужчина с острой бородкой, говорил:
— Главная задача коммунистов на переходе к Кроншадту — не допустить паники и предательства. Поэтому поведение личного состава, его дисциплинированность — целиком на вашей совести, товарищи. Помните, что если командирам доверены корабли, то вам — люди. Четкость, уверенность в своих силах — все это должно стать правилом для каждого краснофлотца.
Но сейчас, скользя по мокрой палубе транспорта, младший политрук чувствал себя явно лишним на корабле. Ведь даже по боевому расписанию ему не отводилось места. Лишь в случае гибели старшего политрука он обязан, заменив его, находиться при командире. Иван Старыгин вдруг увидел, как заклинило подающий элеватор, и замерли масляно поблескивающие снаряды к орудиям в ячейках подачи.
—Сюда,—скомандовал он сигнальщику, который уже был никому не нужен, и вдвоем с матросом начал вручную подносить к орудию снаряды. Дело теперь нашлось и для него.
Дымы поднимались в гору, стлались над водой, и уже невозможно рассмотреть, кто же горит, а кто цел. Неожиданно на перильце мостика опустилась взъерошенная чайка и своим истошным криком напомнила, что «Узбекистан» еще держится на плаву.


2
«Ивану Прокофьевичу Старыгину, город Новый Оскол, Курской области СССР. На Ваш запрос о судьбе Инны Иосифовны Старыгиной, 1921 г. р. сообщаем, что в Архиве Народной Армии ГДР сведений о ней не имеется. 17 июня 1954 г. Подпись.»


* * *
.. Из пелены дыма, словно айсберг, вырос серый борт крейсера «Киров». Крейсер горел, сильно накренясь, но его орудия продолжали методичный выброс снарядов. Капитан-лейтенант Калитаев, чтобы избежать столкновения, скомандовал «полный назад». Так, серой неуправляемой глыбой, крейсер и проплыл по носу «Узбекистана». Вой бомб и самолетных двигателей, султаны взметенной взрывами морской воды, мокрая, все норовящая ускользнуть из под ног палуба — все это делало происходящее сущим адом. И если бы не кричащая чайка, Иван Старыгин не принимал бы происходящее за действительность.
«Узбекистан» отбивался всеми своими стволами. Транспорт, предназначенный для доставки военных морских грузов, он мало годился для боевых действий. Но теперь выхода не оставалось. И младший политрук вместе с сигнальщиком и еще тремя краснофлотцами бегом опускались в арсенал по оставшемуся элеватору и носили, носили с каждым разом все тяжелевшие снаряды.
...Конвой горел почти весь. Жаркое августовское солнце неподвижно висело над местом гибели флота, безразличное к судьбе кораблей и людей. А немецкие летчики отлично видели плавающие на много миль окрест обломки утонувших кораблей, шлюпки, спасательные круги, бочки... С особым азартом пикировали они на погружавшийся в пучину транспорт «Урал». Этот корабль в Таллине загрузили полусотней пустых пятикубовых автомобильных цистерн. И теперь бензозаправщики — «ЗИСы» неуклюже сползая в воду, как поплавки повисали на своих бочках. Выкрашенные в белую солнцезащитную краску, эти бензовозы с облепившими их людьми стали отличной мишенью для асов... А там, поодаль, уже в хвосте погибающей колонны, горела потерявшая управление «Вирония». Вокруг нее барахтались утопающие, и уже два немецких эсминца кружились поодаль, то ли добивая, то ли вытаскивая из воды ее пассажиров... И лишь крейсер «Киров» пока не сбавил своей огневой мощи, хотя принял на себя уже не одну тонну смертоносного металла.
Конечно, немецкие летчики, как и моряки, прекрасно по контуру знали все русские корабли. И потому удар их рассчитывался точно: к вечеру из 49 боевых вымпелов на плаву оставались едва ли десять. И с непонятным для немцев упорством держался неповрежденным простой транспорт «Узбекистан».
Но напрасно на том же «Узбекистане» надеялись, что ночь принесет облегчение и даст передышку. Нашпигованная немецкими минами Балтика и тут не стала союзницей — взрывались и тонули корабли — один за другим. Но стрелять в темноте не по ком, и младший политрук вместе с краснофлотцами заснул прямо па палубе.


3
«Ивану Прокофьевичу Старыгину, город Новый Оскол, Курской области, СССР На Ваш запрос о судьбе Инны Иосифовны Старыгиной, 1921 г. р.
сообщаем, что в Архиве Бундесвера ФРГ сведений о ней не имеется. II декабря 195-1 г. Подпись».


* * *
Иван проснулся от крика чаек. Они ходили над палубой, едва не чиркая крыльями о детали такелажа. Всходило солнце. Но напрасно капитан-лейтенант Владимир Калитаев и его офицеры с краснофлотцами обшаривали горизонт. Во все стороны ни одного корабля, и лишь гормадное светило поднималось из воды, словно на цыпочках и еще не верило в то, что не видит на море вчерашнего кошмара.
— Неужели прорвались? — нарушил молчание лейтенант Коваленко, земляк и товарищ Ивана Старыгина. Он все пытался приладить на воротничек оторвавшуюся петлицу. Капитан же окликнул штурмана:
— Лейтенант, определите местонахождение корабля и расстояние до базы. Прошу всех офицеров и команду занять места согласно боевому расписанию. Лейтенанту Коваленко и младшему политруку Старыгину осмотреть корабль на предмет выявления повреждений. Выполнять!
Загрохотали по палубе и трапам тяжелые матросские ботинки, молча и сосредоточенно все на корабле готовились к бою. Но каждого мучил вопрос: «Неужели погиб весь конвой?»
Иван гнал от себя мысли об Ирине, а потом представил себе лицо ее мамы, Натальи Ильиничны. «Время неспокойное, Ваня, — говорила она в прошлом году зятю в день свадьбы- — ты уж побереги ее, коли что, я несчастья не переживу». Цвели в Великомихайловке сады, а вечером в темном закоулочке у кирпичного завода подстерегли бравого политрука пятеро местных парней с обиженным воздыхателем Ирины. И совсем плохо пришлось бы морячку, кабы не подоспел Витек Коваленко.Вдвоем они так отметелили парней, что те через два дня еле приползли с бутылкой, мировую пить.
«Где они, теперь, те парни? — без злобы подумал Иван. — Наверняка, на фронте поди... Вот дураки-то были, господи! Ну, а теща, что ж? У всех беда, авось переживет. Да и неизвестно еще, утонула ли «Вирония»?
— Воздух! — протяжно закричал сигнальщик, и счетверенные пулеметы чутко повернулись на далекий зуммер уже хорошо видимого «юнкерса». Начиналась морская работа.
Коваленко и Старыгин осмотрели корабль. Вопреки ожидаанию, «Узбекистан» не имел пробоин и серьезных повреждений. Но лейтенанта несколько смутил скрежет у днища, когда спустились на самое дно:
— Не иначе, зацепили минтреп и тянем под собой мину.
Доложили капитану, застопорили машину. Пока отгоняли самолет — за борт опустили двоих водолазов. Капитан озабоченно оглядел горизонт:
— Чертов фриц, коли не собьем, наверняка наведет на нас корабли. Прицельней бейте, ребята! — Это он пулеметчикам. И когда нахальный немец осыпал пулями палубу, стрелки поймалитаки его крестатое брюхо в прицел. Едва не зацепив мачту, самолет почти без всплеска ушел под воду.
Водолазов долго не было, по телефону доложили: точно — мина. Да не одна, а целый минный барраж. Непонятно, как они вообще до сих пор не взорвались, ведь гирляндой тянулись за кораблем.
Под воду отправили еще и сварщиков, чтобы обрезать минтрепы — тросы, на которых держались мины. И все это в неведении о судьбе каравана, в ожидании нападения.
К полудню дизеля взбурунили воду освобожденными винтами, «Узбекистан» лег на курс. И все облегченно вздохнули, лишь когда на горизонте замаячили огни Кронштадта...


4
«Ивану Прокофьевичу Старыгину, город Новый Оскол, Белгородской области, СССР. На ваш запрос о судьбе Ирины Иосифовны Старыгиной, 1921 г. р. сообщаем, что в Архиве Комиссии по репатриированным и военнопленным лицам в период второй мировой войны 1939—1941 года сведений о ней не имеется. 17 января 1969 г. Гаага Подпись».


* * *
Едва «Узбекистан» перебросил на причал трап, как по нему легким шагом поднялись трое в синих фуражках. Особисты тут же опечатали корабельный телеграф, изъяли корабельный журнал и выставили на выходе охрану. Команде велено оставаться на борту до особых распоряжений. Капитан Калитаев собрал в кают-кампании офицеров:
— Худо дело, — сразу сказал он, — нам не верят, что мы в целости и сохранности прошли Балтику без согласия немцев. Мне прямо заявили, что отдадут под трибунал за пособничество врагу.
Все это было столь нелепо, что младший политрук Старыгин не выдержал:
— Но ведь дрались все — от офицера до последнего краснофлотца!
-Обо всем этом у вас еще будет случай рассказать в трибунале, — оборвал политрука командир. — Команда же будет снята на берег и придана стрелковой части. Прошу товарищей офицеров привести в порядок все свои бумаги.
...Еще день их не отпускали на берег. Сновали по кораблю незнакомые военные, а скоро грузный пожилой капитан-лейтенант представился Калитаеву:
— Новый капитан «Узбекистана». Прошу ознакомить меня с корабельным хозяйством.
А к вечеру два буксира вытянули на рейд полузатопленный крейсер «Киров» Показывая на крейсер, майор-особист сказал офицерам «Узбекистана».
— Вот как надо драться. Герои, не чета вам.
И никто не возразил, потому что это уже никому не принесло бы облегчения участи.
Команду транспорта «Узбекистан» влили в стрелковый полк и отправили на Пулковские высоты. Здесь же, в качестве рядового второй роты, занял свое место в окопе и бывший младший политрук Иван Старыгин. Как и другие офицеры транспорта, он был разжалован трибуналом Балтийского флота. Им же за пособничество врагу и уклонение от выполнения боевой задачи капитан- лейтенант Калитаев приговорен к расстрелу.
Перекинув через бруствер винтовку, Иван Старыгин вспоминал судилище, на котором Калитаев говорил:
— -Прорыв кораблей Балтийского флота из Таллина в Кронштадт можно смело назвать рывком в никуда. Повторилась история Цусимского сражения, мы перевернули еще одну не лучшую страницу в истории флота. Как и в 1905 году, теперь до цели дошел тоже всего один корабль. Один из 49 боевых вымпелов! Как и тогда, капитана прорвавшегося корабля ждала печальная участь. С той лишь разницей, что в начале века под Цусимой погибли пять тысяч, а теперь — двенадцать тысяч моряков. Балтийского флота больше нет. И это в самом начале войны!
.. Нет, не о себе теперь думал Иван Старыгин. И даже не о расстрелянном капитане Калитаеве. Он думал об Ирине, хотя теперь уже точно знал, что теплоход «Вирония» затонул.
Экипаж «Узбекистана» под Пулково дрался по- матросски зло и храбро. Через неделю боев Старыгин и Коваленко уже стали сержантами. Во время атак они слыхали, как глухо за их спинами кашлял орудиями главного калибра лишившийся хода крейсер «Киров». Грозный корабль громил немцев и стоя на якорях, через головы оборонявшихся красноармейцев.
Но всех бывших офицеров «Узбекистана» арестовали снова, и закачались они в теплушках через всю страну. Коваленко и Старыгина разлучили, и к декабрю Иван оказался под Норильском. Там, на цветном руднике и работал он до 1952 года, бок о бок с другими несчастными, и с пленными немцами, которые заканчивали тут свою сталинградскую эпопею.



5
Иван Прокофьевич разговаривал со мной, время от времени направляя себе в рот раструб карманного ингалятора. «Совсем плох старик, вы уж не особенно досаждайте ему, — просил меня перед этим Владимир, его племянник. Но так уж получилось, что я лишь слушал да записывал, а рассказчик Иван Прокофиевич оказался — дай Бог каждому.
— Я бы в Норильске не выжил. Уж совсем опух, выгнали меня из барака подыхать на улицу. Июль, кругом ягод полно, а у меня сил нет даже ветку наклонить. Вот тут и спас меня немец пленный, Вольфганг Штумп. Им, пленным, против нас делали послабление. Вот он меня черникой и отходил. Два дня я пролежал в кустарнике, потом чую — силы вернулись, ну, и доплел до столовой. А там конвоиры увидели — и опять на работы попал. Правда, потом нашел того немца, адрес его взял. Тогда даже не знал — зачем, хотя подсознательно думал через Вольфганга поискать в Германии Ирину.
Отсидел все десять отведенных мне трибуналом лет. Может и добавили бы еще, но никелевая пыль почти начисто сожгла легкие — отпустили восвояси.
С тех пор Иван Прокофьевич живет в семье племянника. В колхозе работал конюхом до середины семидесятых, сейчас вот — на ферме у сына сестры.
— Так и не женился больше — Иван Прокофьевич принял еще порцию лекарства. — Куда только не писал запросы об Ирине — тщетно! Погибла, видно тогда в Балтике. Ведь не только архивы — даже Вольфганг Штрумп не сыскал ее следов в Европе.
...Племянник Володя подошел к нам и увел дядю под навес. Оттуда долго еще раздавался его кашель.
— Дядю реабилитировали лишь в восемьдесят седьмом году, — сказал дюжий фермер, загорелый до нельзя. — Пенсию вот назначили, да к чему она ему теперь?
И я уехал с фермы. И с тех пор попутно занялся изыском документов и свидетелей того страшного перехода кораблей Балтийского флота из Таллина в Кронштадт в августе 1941 года. Исподволь готовился этот материал, а свести его в общий сюжет я надеялся, навестив Ивана Прокофьевича еще раз. Но получилось иначе. Месяц назад, как раз 9 мая, ко мне приехал племянник Ивана Прокофьевича.


* * *
«Ивану Прокофьевичу Старыгину, город Новый Оскол, Белгородской области, Россия. По запросу бывшего обер-лейтенанта Вермахта Вольфганга Штрумпа архив земли Баден-Вюртемберг, ФРГ, проверил наличие документов на бывших граждан СССР, военнопленных и интернированных в годы второй мировой войны и среди прочего установил, что с сентября 1941 года по август 1943 года гражданка СССР Старыгина Ирина Иосифовна и ее сын Иван Иванович Старыгин, без гражданства, 1941 г. р. находились в бауэрском хозяйстве Иоганна Ротенверка, имение Биберах. В августе 1943 года во время налета авиации союзников Старыгина Ирина погибла. Ее сын, Иван Иванович Старыгин, до мая 1945 года находился в семье бауэра Ротенверка, после чего командованием оккупационных войск передан в американскую зону оккупации.
Справка: гражданин ФРГ Вольфганг Штрумп, 1919 года рождения, скончался 14 марта 1994 года в военном госпитале Штутгарта от туберкулеза легких Печать, подпись».
— Ну, и как отозался на это Иван Прокофьевич? — спросил я.
Фермер свернул немецкую справку, аккуратно вложил ее обратно в конверт:
— Дядя умер в апреле. А я вот теперь думаю поискать его сына, Ивана Старыгина. Хотел бы узнать у вас все о переходе кораблей Балтийского флота, в 1941. Может, еще какая зацепка появится .Да и ехать в США с пустыми руками нет смысла. Он ведь теперь, поди, граждани Штатов, вряд ли что о своем прошлом знает.
Прав фермер. Но тогда он очень торопился, сев как раз шел. И побеседовать нам особенно не удалось. Поэтому я надеюсь, что мой сегодняшний рассказ хоть в чем-то поможет ему в предстоящих поисках.



июнь, 1989 г.