Тишина. Размышления о творчестве

 "Мой друг постарел", картина автора 

  Земной и небесной тишины не сравнить. И я не могу знать небесную тишину, не могу описать её словами – это была бы выдумка, но душа чувствует, как сладка небесная тишина, как таинственно и мягко она поселяется в душе.
     Я пытался в живописи передать тишину. Было написано  несколько картин, с одной целью - передать эту идею, но понял, что это невозможно. Тишина в них относительная - Земля жива, действенна: даже в тлении  нет тишины. Все полно жизненной силы на Земле. Бог создавал Землю как источник жизни, микро и макро миры полны этой жизни, мы знаем - и в смерти жизнь продолжается.
      
     В картинах все зримо наполнено тишиной: недвижность изображения дает эту возможность. А в жизни? Небо, с массой облаков, журчание ручья, раскрывающиеся бутоны шиповника, выпорхнувшая птичка, тлеющий остов лодки … 
     В этом движении жизни не может быть полной тишины, она не вообразима.
     Земля, как Божье создание, со всеми творениями,  наполняющими её, полна жизни, полна любви к жизни и только грешный человек влечется к греху эгоизма.


     СЕМЕЙНЫЙ  ПОРТРЕТ.
               
     Я никогда не считал себя портретистом, но заказы случались; кормить семью я был обязан, поэтому брался и за эту работу.      Однажды случилось подрядиться на портрет отца с детьми. Жены отсутствовали, не знаю, по какой причине, о ней можно только догадываться. Двое сыновей от одной матери и дочь от другой. В жизни дети, уже взрослые люди, имели неприязнь друг к другу и отец, Василий  Лазаревич, желал хотя бы на портрете собрать их вместе.
     Условием заказчика было определено написать людей «самодостаточных, уверенных в себе и достойных в жизни». О том чтобы писать их с натуры не было и речи: люди имели бизнес в ломбардах, магазинах – заняты по маковку.
     С работой я не справился.
     Хотя художественно замысел был интересен, но что касалось другого… В глубине души я чувствовал провал, потому что нужно было идти на сделку с совестью.
     Ко всем этим людям я относился вполне с искренним интересом, но что касалось «самодостаточности» - душа не мирилась с этим определением.
     Чем объединить их? Каким незримым единством сплотить этих разобщенных самодовольством и эгоизмом людей?
     Провал был неизбежен и он случился. Я облегченно вздохнул, когда вернул аванс, отдал недописанную картину и услышал на прощание:
     -А ведь у нас были отношения! – Василий Лазаревич вложил в эту фразу огорчение и укорение за несбывшиеся надежды.
     Конечно, и я не думал прерывать наши отношения, но они были однобоки - от меня требовался только портрет «самодостаточных» людей.
     Василий Лазаревич все еще надеялся, что его замысел воплотится в жизнь; посредством другого художника он хотел собрать своих детей вместе, пусть даже на холсте.
     -Хотя бы на картине, собрать их вместе, - с горечью и надеждой говорил Василий Лазаревич.
     Жаль, безжизненная цель, не имеющая под собой основания. Только любовь может собрать нас вместе в живой портрет, только любовь и жертва своим «я», способна творить чудеса преображения. А разве мы любим друг друга?..


  ИСКАТЬ ТИШИНУ

     Я чувствую пришествие Любви Божией и скорбит душа моя, что Любовь эта безответна. Сколько не исследую свою душу – не нахожу следов любви, эгоизм заслоняет её. Какая тяжкая ноша!
               
     Тишину извне никогда не найти – её нужно искать в глубине своей души, трудное, но благое занятие. Душа, постепенно приходящая к этой умиротворяющей тишине, ликует и благодарит Бога за Его долготерпение к страстям и немощам человека. Сам человек дивится этому долготерпению и благодарит Бога, когда глаза и уши раскроются для видения и слушания. Бог, как терпеливый садовник, ждет, когда созреет плод – иной отпадет, иной окажется червивым, а иной будет крепко держаться за ветвь до полного созревания. Не понимая, говорит человек: Бог искушает меня.
     "Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его. В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть".
                Иак. 1, 12-15.

     На земле нет места, где человек мог бы найти покой, найти тишину. Нет этого покоя и в космосе, и на других планетах. Пока человек в теле тленном, пока он и обречён на борьбу за приобретение тела небесного.


     «ГОСПОДИ, НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ»

Сокрушаясь в своих грехах, сквозь время и годы, я вижу, как Господь исправлял мои пути, петляющие по жизни, по страстям и эгоизму своему.
Картина «Господи, не оставляй меня!» возникла внезапно, без предварительного обдумывания и осмысления.
Я поехал к брату в соседний город, тогда он жил и работал там. Но склонность к страсти выпить, поговорить, пооткровенничать вела к одному – запить до упора! Дня три мы безудержно предавались пьянству, наутро очередного дня, брат, лёжа в кресле-кровати, вслух включился в мои мысли:
-А «там» (подразумевая у меня дома) думают, где же он пропал? Они-то знают, что ты ко мне поехал, но где могут оказаться эти двое непутёвых, они не знают. М-да, а эти ребята и сами не знают, где они могут оказаться! М-да, там уже и пилку приготовили, бензином её заправили и ждут, когда же «он» на порог заявится...
Я, с кровати, не подавал голоса; мне было плохо; не только физически, но больше страдала душа, разливаясь болью по всему телу.
-М-да. А ехать, всё-таки, надо.
Молчание.
Его слова – продолжение моих мыслей, падают на сердце битым стеклом, оставляя кровью сочащийся след.
-А ребята в пивбаре уже пивко взяли, поглядывают: где же это братья задерживаются? Мы же задерживаемся?
-Угу.
-Правильно, задерживаемся. Эх, а по бокальчику пивка бы не помешало. Холодненького!.. Бокальчик такой запотевший весь; и оно проваливается, проваливается в тебя… Ух! М-да…
Брат решительно встаёт, убирает постель, складывает кресло. Я удивляюсь, его решительности и здоровью, понимаю, это он из любви ко мне, младшему брату, сам пытается бодриться, ему тоже плохо, он также винит себя, но не показывает вида. Борюсь с соблазном и чувствую: стоит поддаться себе, в надежде на «бокальчик», покатит второй, а за ним…
-Нет, я всё-таки поеду!
С подобной ему решительностью, встаю, убираюсь, одеваюсь.
-Надо ехать, - это уже больше говорю себе, чем брату.
С бурей чувств, влезаю в переполненный автобус; поднимать голову стыдно, дышать стыдно.
Душа полна укоризны; душа плачет навзрыд. Почему жизненный путь мой складывался из ям и ухабин? Почему, влекомый самохотением, я забываю всё на свете в угоду своим страстям? Кто поможет мне жить, никому не причиняя боли?
Забился в угол и весь ушёл в распиловку себя. «Как же это произошло? И почему это происходит так неожиданно? Ведь всё хорошо было и дома, и на работе, и всё теперь плохо».

Острые зубья пилы всё глубже впивались в душу, всё острее и острее боль раскаяния в содеянном. От мучительной сокрушительной боли, кажется, остановится сердце, а автобус всё ближе к конечной остановке.
Медленно, но с большей ясностью, зреет в голове образ себя самого и того положения, в котором я себя ощущаю. К кому обращусь с жалобой и болью на себя самого; я ощущаю свою немощь, пока не отдаю отчёта в этом, но уже близок к ясности: «Господи, не оставляй меня!», с полной ясностью говорю в себе. «Не оставляй меня, Господи! Я так ничтожен, так слаб; я всем приношу тягость и недовольство, и дома, и на работе. Вот поехал к брату, проведать, поговорить, порадоваться; и ему привез неприятность – три рабочих дня отобрал у него.
-Господи, - чуть не в слух кричу я, - не оставляй меня! Болото жизни засасывает меня, я вот-вот погибну в этой мерзкой жиже! Помоги мне! Не к кому воззвать, некому подать свою руку с просьбой о помощи! Господи, Ты один меня понимаешь, Ты один слышишь мою боль и разделяешь её.
От близости к Богу, Его слышанья и внимания ко мне хочется плакать; я чувствую в себе творческие силы и готов выплеснуть зреющую и ощутимую во мне боль картиной. Я уже в подробностях вижу образ погибающего человека: вдали, на горизонте равнодушными серыми коробками домов, видится город, а на переднем плане, в болоте – гибнущий человек. Это я, это такие же погибающие люди, братья. Они так же, как и я, страдающие; так же, как и я одиноки. Меня опутали водоросли, тина сковала мои движения, не даёт вырваться из этого болота, в которое я попал по своей неразумной воле, по своей неосмотрительности...

Придя в мастерскую, тихо произнёс:
-Здравствуйте.
Прошёл к мольберту, снял стоявший не нём недописанный холст; поставил чистый, метр на метр, начал готовить краски и кисти. Ребят моё появление слегка развеселило и подало настроение к подначиванию. Я же ничего не отвечал и не оскорблялся. Весь ушел в состояние творческого переживания; теперь я должен был выплеснуться, я чувствовал необходимость в этом физическом акте, душа была готова, покаяние успокоило и дало силы и уверенность - эту картину я напишу.
Весь день я не отходил от мольберта, весь день молча работал.
Сидящий в болоте, изможденный своими страстями, человек взывает к Богу – больше ему взывать не к кому. Болото жизни увлекло и засосало погибельно; водоросли-страсти оплели и сковали движения, человек на грани гибели вспомнил о Боге и взывает к Нему. Нет помощи от людей ни от добрых, ни от злых. Просвет в небе, куда протянул руку тонущий человек, вселяет надежду:
"Услыши, Господи, глас моления моего, внегда молити ми ся к Тебе, внегда воздети ми руце мои ко храму святому Твоему".
Пс. 27, 2.

Спустя годы с уверенностью могу сказать – это была молитва. Она без слов звучала во мне, она красками ложилась на холст; шуршанием кисти по холсту лились слёзы покаяния, боль сокрушения разливалась колоритом по картине.
Когда сама душа зовет тебя на какой-либо творческий процесс, и ты испытываешь мир и тишину в сердце, никакая буря не заденет и не надломит тебя. Благодари Бога за дар изъяснения своих покаянных чувств, на стыке этих ощущений зреет любовь к людям, к таким же чадам Божьим, как и ты.
Ребята иногда пытались посмеиваться надо мной, но начальник осадил их пыл, тихо, но сурово сказав:
-Не мешайте работать человеку, вы же видите – он работает.
К вечеру картина была готова.

      ДАЛЬТОНИК

      Саня – дальтоник и особых неудобств, ему это не причиняет. Он по профессии электрик, работает на заводе, причем рабочий совсем безынициативный – с нетерпением ждущий пенсии. Жизнь семейная ему не удалась и эту тему он старательно обходит.
      Его дальтонизм не был бы притчей во языцех, если бы не  показное суждение о живописи, которое вызывает смех в среде друзей знающих об этом недостатке его зрения. Например, при скоплении художников у меня в мастерской, подогретые все  выпитым, каждый высказывает своё мнение о том или ином творчестве. Саня тоже с видом знатока выкладывает «свою» точку зрения:
      - Да, в цвете его картины сероваты…
      Мы смеёмся или сдержано улыбаемся от Саниного замечания, а незнающие недоумевают от нашей реакции, пока кто-нибудь не пояснит происходящего.
      Сане нравится вертется в среде людей творческих и при случае он «со знанием дела» подхватывает любую тему. Книга постоянно у него в руках, но когда бы ты не взглянул на заголовок это всегда детектив. Читает он много – книги берет в библиотеке или у своих друзей. Решение кроссвордов – его страсть.
      - Ему бы ещё на лоб прилепить «Кроссворды» и его портрет готов, - говорит Виктор Стрельников, музыкант и оформитель.
      В своё время Саня потянулся, было к церкви, но после кратких посещений служб его интерес пропал – ожидаемого не происходило: никто не стреляет, чудес не происходит, с неба не льется и не падает…
      К концу своего бытия Санин интерес к жизни совсем пропал. Он уединился, интерес заострился на водочке и телевизоре; так в одиночестве и в угаре своей страсти он оставил эту земную жизнь, которая имеет столько граней, столько необъятного, что просто невозможно охватить ЭТО своей короткой жизнью.
      Всем знавшим его жаль, что он так рано покинул этот интересный мир, но никто не в силах помочь ЭТОМУ дальтонизму, даже Богу, ведь человек имеет свободу выбора и Бог уважает эту свободу.
               

     ОДИНОЧЕСТВО.

     Полезно побыть в одиночестве, полезно душе и сердцу спросить себя – для чего ты живешь? Извечный вопрос и рано или поздно человек задаёт его себе.
     Несколько дней подряд я не мог избавиться от ощущения присутствия какой-то мрачной силы рядом с собой. Эта сила подмывала меня к уединению; я уединился и решил написать на холсте эту тяжёлую силу. «Напишу, и она оставит меня», -  подумал я. Эта мысль вселила надежду избавления.
     Не было решения, что и как буду писать, что буду изображать на холсте? Потыкав кистью в чистый холст, вдруг понял – напишу «Странника». Образ уставшего от долгой дороги человека вставал предо мной.
     В процессе работы, осознавал – пишу мрачную картину, хочу избавиться от силы меня преследующей.
     На удивление, «Странник» вышел многокрасочный, очень экспрессивный, совершенно далёк от реализма, в том понимании, к которому мы привыкли. Мрачности картина не навевала, но что-то в ней было…
     Приехал ко мне мой брат, мы зашли в мастерскую и, только войдя, брат воскликнул:
     -Так это же Воланд!
     -А кто это?- в то время я ещё не читал романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Брат пояснил.
     -Удивительно верно ты почувствовал. Я писал какую-то мрачную силу, преследующую меня. Подсознательно написал «Воланда», хотя название «Странник» уже стоит. Что же, будет второе - картина с двумя названиями!
     Спустя годы, я хотел сжечь картину и несколько раз порывался сделать это, но постоянно что-то мешало мне. В итоге я, по настоятельным просьбам знакомого, подарил ему картину. Он, в свою очередь, подарил её своей знакомой, на этом следы обрываются.
     Позже я прочел роман, оставивший двойственный след в душе.
     В то время я был человек, легко колеблемый в вере, и бесы запросто понуждали меня творить их волю, мой талант, подаренный Богом, использовать в своих целях.
     Где теперь «Странник – Воланд»? На кого и как влияет он?
     «Наши душевные расположения, даже не выражаемые внешними знаками, сильно действуют на душевное расположение других. Я сержусь или имею неблагоприятные мысли о другом, и он чувствует это, и равным образом начинает иметь неблагоприятные мысли обо мне. Есть какое-то средство сообщения наших душ между собою, кроме телесных чувств».
                Св. Иоанн Кронштадский.

 
     Абсолютной, мирной тишиной может быть наполнена душа, избавленная от всех страстей. Может ли быть такое?
     "Стяжи дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся" - говорил Серафим Саровский и слова его по сей день звучат в сердцах людских.

     Когда я был далек от Тебя, и за греховными заботами не слышал зова  Твоего, жизнь, постоянно находилась в тесноте моей суеты.
     Теперь я предоставил все свои планы и заботы Тебе, и жизнь моя приобрела покой. Жизнь, искрящаяся многогранностью чувств, объемлема духовным видением, осмыслена и наполнена верой – я стал блаженный, по слову Спасителя:
     Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие.
                От Иоанна гл.21, 29.
 
     Я восторгаюсь сознанием множества творений Твоих! Как душа моя могла чувствовать себя одинокой в этом огромном мире, наполненном удивительной красотой созданий Твоих, Господи?!
     Грех затуманил очи мои, обеднил восприятие мира и сконцентрировал внимание на эгоизме и самолюбии.
     Грех закрыл мне зрение и видение этого чудного духовного мира!
     Слава Тебе, Господи, что еще в земной жизни мы можем зреть чистоту и красоту душ людских!


РЕМЕСЛЕННИК ИЛИ ХУДОЖНИК?

     Мое сознание сосредоточилось на вопросе: «Художник я или ремесленник?».
     Почему подобные вопросы смущают наш разум? Во-первых, потому что мы сами взращиваем в себе гордыню, от которой, труднее отказываться, по мере роста её. Как дерево, крепнет своими корнями в земле, так и наш рассудок, определив однажды место себе в жизни, потом с трудом смиряется с другим местом, которое избрал ему Господь, а это место в смирении.
     И я спросил отца Тихона:
     -Батюшка, а я ремесленник?
     -Конечно, вы ремесленник и нет в этом сомнения.
     Я уже взрастил в себе гордыню: художник выше ремесленника – я по образованию художник-оформитель, значит – художник! Но, занимаясь церковными нуждами, всё более чувствовал себя ремесленником.
     На самом деле душа ставила себя на своё место, разум искал авторитетного человека, могущего дать ответ на этот, будто незначительный вопрос.
     Ещё во времена пророка Моисея, Господь определил место художнику по таланту его – выполнять необходимую работу и этим служить человеку. Человек, взращивая свою гордыню, выдвинул лозунг: «Искусство для искусства». Таким образом, возведя стену между своей вознёй (элитностью), и потребностью в художнике- ремесленнике (смирением).
     И сказал Моисей сынам Израилевым: смотрите, Господь назначил именно Веселеила, сына Урии, сына Ора, из колена Иудина, и исполнил его Духом Божиим, мудростью, разумению, ведением и всяким искусством, составлять искусные ткани, работать из золота, серебра и меди, и резать камни для вставливания, и резать дерево, и делать всякую художественную работу; и способность учить других вложил в сердце его, его и Аголиава, сына Ахисамахова, из колена Данова; он исполнил сердце их мудростью, чтобы делать всякую работу…
                Исх. 35,30 - 35


     РАЗГОВОРЫ С САМИМ СОБОЙ.

    Я написал, будучи в городе М. портрет с Николая М. за один день.
Он поставил его на стул и провожал меня от своего дома до калитки дома, в котором я тогда жил.
Брат его – Виктор пришёл вечером домой, и в полутемной комнате принял портрет за оригинал.
Обращаясь к портрету, что-то рассказывал ему, потом возмутился молчанию:
-Ну что ты всё молчишь? Скажи что-нибудь что ли!
В ответ молчание. Виктор не выдерживает, включает свет, и озадаченный стоит, смотрит на портрет, потом изрекает:
-А я думал, ты живой, и разговариваю вовсю… Ну, дела!
Коля признавался, что довольно часто говорит своему портрету откровенности, задаёт вопросы в ситуациях неразрешимых и так же, как брат Виктор, спрашивает:
-Молчишь? Ну да, молчи, молчи. Что же ты ответишь!..
Человеку свойственно с кем-либо разделять свои сомнения и делиться своими недоумениями, но зачастую разговор с самим собой остается без ответа, а если бы человек понимал, что он всегда – в любой момент может обратиться к своему Ангелу Хранителю и он услышит его: без слов ответит и человек поймёт ответ сердцем, как бы радовало и укрепляло это общение человека с миром духовным!


     МЫСЛИ  О  ТВОРЧЕСТВЕ

     В искусстве не надо «разбираться» - надо уметь настроиться на волну произведения.
     В искусстве трудно обмануть зрителя, если он смотрит духовными очами.
 
     Мы часто в сердцах говорим: «У меня нет никакого таланта – Бог не дал мне». Такими  словами мы принижаем создание Творца, коими мы являемся и оскорбляем Самого Сотворителя всего зримого и не зримого. Каждый человек имеет таланты или талант,  и знать таковой необходимо, чтобы развивать его в служении людям, в исполнении воли Божьей.

     На протяжении жизни меня волновал ответ на вопрос: не трус ли я? Бывали жизненные проверки, говорившие – ты трус! И я сознавался себе в этом. Бывали проверки, в которых я выходил победителем, как физического свойства, так и морального. Не всегда, справедливо отмеченные ситуации, успокаивали душу, да и можно ли объективно посмотреть на себя и дела свои? Для этого прежде нужно освободиться от давления греха, который искажает взгляд на свою персону! 
     Чаще амбиции молодости берут верх: обиды, презрение, недовольство оппонентом и прочие мелкие страстишки застилают туманом зрение, но совесть неподкупно говорит – «Ты неправ».
     Но мне не стыдно сейчас признаться в своей трусости. Не стыдно, потому что я осознал; трусость моя – это плод эгоизма.
     Но жизнь земная ещё не окончена. Господи, при следующей проверке, не посрами меня, укрепи духовные силы в борьбе со своим злом. Я знаю: Ты не любишь трусости, и -
Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом.
                Лк.16, 10.

     Ты дивно и ярко наполняешь мою душу радостию общения с Тобою. Господи, верю что не оставляешь меня не на минуту без Твоего внимания – моя же суета земная, мои ничтожные заботы уводят от полноценного общения с Тобой.
     Как радостно соприкосновение с Тобой, Господи. Как Святый Дух озвучивает мою грудь тихой радостной песней – «Слава Тебе Боже! Слава Тебе Боже! Слава Тебе Боже!»
     Жизнь моя наполнена заботой о спасении своей души, я знаю что это спасение целиком в Твоих руках, мое же участие в этом – согласие к Твоему призыву: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас.
                Мф 11, 28.

   
     Более увлекаясь земным, чем небесным художник отдает свой талант на служение страстей, «справедливости», мнимой свободы.
     Якобы, обнажая изъяны общества, художник невольно становился судьей, обвинителем.   

     Творчество – это обоюдоострый меч.  Я часто замечал эти жала лезвий, их ранимую остроту. Творчество, выраженное в любой сфере искусства, если оно не направлено на открывание человеческих глубин души – это служение темным силам, силам зла.
     Мне однажды довелось принудительно, слушать творчество рок-музыкантов «Красная плесень».
     Я остался ночевать в своей мастерской, в «хрущевке». Стены и вентиляционное сообщение создавали такую «акустику», что у загулявшего соседа со второго этажа, слышно было каждое слово, не говоря уже о громкой музыке. А музыка состояла из композиций «Красной плесени».
     Всю безсонную ночь я провел в сообществе с матерными песнями группы. Очень талантливо звучала откровенная хула – этого не отнять от создателей.
     На утро я был совершенно изсечен мечем творчества, мозги наполнены извращенной матерщиной до предела; сопротивляться такому напору я не мог тогда и единственным моим «сопротивлением» было напиться и уснуть мертвым сном.

     Трусость в творчестве – это шествие по пути противоположному направлению познания себя. Для познания своего «я» нужно иметь мужество, а мужество может быть поддержано только верой. Только вера может укрепить человека и привести его к Истине.

      Животные так внимательны друг к другу. Они по запаху определяют намерения особи: соперник, враг, друг.  А мы, люди, чаще заняты собой, своими страстями, нам и дела нет до брата своего.
     У нашего зримого мира бездонное исследовательское пространство. Появились философы, затем ученые, занятые этим делом. Они исследуют, познают, зачастую до смертного часа и им будто дела нет до состояния собственной души.
     Слава Богу, если стопы исследователей будут повернуты к небесному – такое бывает не часто. Обычно гордыня всезнайства, тщеславие, отвращают человека от Бога и много нужно пострадать ему, чтобы в итоге придти к вере.
     Господь милостив и заботлив о душе человеческой и то, что нам кажется несправедливым по отношении к нашей особе, оборачивается осознанием и благодарностью к Творцу, по нашему прозрению, Его дивному долготерпению наших беззаконий!
     Тело, душа и дух – человек, этот венец творения и нет ничего важнее познания себя, своего спасения. Исследовать свою душу, прославляя Бога при этом,  вот -  не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим.
                Лк. 4, 4.


 ИЗМЫШЛЕНИЯ И ПОКАЯНИЕ

 Сколько их было в жизни, этих измышлений, и сколько ещё будет. 
 Ты врал себе и людям, ты делал ошибки в жизни, измышляясь? Но ты же жил, учился смотреть, думать, а в учебе невозможно пребыть безошибочным. Слабое утешение, да? Но не забывай, что есть покаяние!
 Один из примеров измышления и покаяния мне запомнился накрепко.
 Этот фрагментарный для меня случай произошел с человеком творческого направления. Он считал себя интеллигентом, и вел себя подчеркнуто по правилам этикета. На тот период, что мы общались, я считал его духовно слабым человеком, и принимал его приходы в мою мастерскую снисходительно. Он недавно похоронил мать, за спиной которой прожил всю свою жизнь, и чувствовал себя успешным писателем, правда, не признанным, потому очень редко печатаемым.
 Все житейские заботы, тогда ещё живая мама, возложила на свои плечи и, поддерживая сына, взгревала в нём убеждённость, что он непризнанный гений и, конечно, наступит время, когда его неоцененные труды захотят печатать все издательства свободной страны.
 После смерти мамы, он зачастил заходить ко мне в мастерскую. Его прежде ухоженный внешний вид пообтрепался, темы разговоров были не менее обтрепаны: денег нет, за трехкомнатную квартиру платить нечем, свобода печати обернулась полной продажностью и так далее.
 Я мало вникал в сферу его деятельности, переводя разговор на другие темы. Однажды он забежал ко мне возбужденный вином и новой идеей, о которой интригующе умалчивал, но, найдя во мне терпеливые уши, вызвался даже сходить за выпивкой. Это был из ряда вон выходящий случай, и я искренно изумился:
 -Да ты никак разбогател, Олег?
 -То ли ещё будет! Сейчас я сбегаю в магазин, а потом расскажу тебе…
 Вскоре он вернулся, неся в пакете выпивку и закуску, и как его не подмывало рассказать, всё равно не начал прежде пока не выставил с нарочитым торжеством всё содержимое пакета на стол и мы не выпили по одной за творчество.
 -И как нам не трудно в этой жизни – пробьемся,- с пафосною интонацией провозгласил Олег, явно чувствуя себя хозяином положения.
 Я не торопил его начать выкладывать новости, давая возможность Олегу насладиться каким-то своим триумфом. Второе поднятие граненых стаканов также увенчалось сказанным тостом:
 -И пусть нам ставят палки в колеса, мы всё равно – пробьёмся!
 Наконец его творческая натура созрела для изложения.
 -Эти заевшиеся буржуи всё равно будут к нам, русским ванькам, обращаться! У них своей фантазии не хватает! Ничего, я им напишу! Челюсти до пола виснуть будут!
 -Да в чём же дело, Олег, расскажи толком, - попросил, наконец, я.
 -Ко мне одно германское издательство обратилось, там у меня один знакомый есть, с предложением – написать порнографический рассказ, а если он будет иметь успех, то написать на его основе сценарий для фильма. И авансик небольшой прислали, так что всё путем! Пробьемся! Давай по третьей, за наши творческие успехи.
 -За это выпьем, только не кажется тебе это какой то авантюрой? Неужели у них там своих порнографистов нет, чтобы писать всякую чушь.
 -Конечно, есть, но в том то и дело, что пишут всякую дрянь! А я им такое заверну!.. Ну, будем.
 Олег пьянел на глазах, пора было его выпроваживать, чтобы добрался еще до дому, пока в состоянии, что-то соображать, хорошо, что жил рядом.
 Я проводил его до подъезда, в котором он жил и тоже отправился домой.
 Долгое время Олег не появлялся у меня, наверное, был в творческом «запое».
 Потом так же неожиданно появился; вид его был ещё более потрепанный, а глаза тускло прятались под веками. Разговор опять принял обычное направление, но я перебил его:
 -А что же с порнографическим рассказом? Написал?
 -Да, написал, и деньги получил за него. Со сценарием меня, конечно, кинули… да, ладно. Буржуи, они и есть – буржуи. Мне вот как теперь жить?
 -А что такое?
 -Так ведь стыдно за то, что я написал. Теперь думаю: до чего же я опустился! Зачем взялся за такую писанину! Денег всё равно не видел – за квартиру даже не заплатил.
 -Да, Олег, это дело непростое – идти на сделку с совестью.
 Мы немного поговорили; я больше помалкивал, давая возможность высказаться человеку; в этот раз он был как никогда откровенен и самокритичен.
После этого он пропал надолго. Я теснее прибивался к церкви, духовное зрение понемногу очищалось; начал более реально смотреть на мир, и однажды увидел рядом с отцом Михаилом – Олега. Оказывается, они были одноклассники. Олег был явно повеселевший и, хотя изрядно обтрепавшийся вид его, был чист и опрятен. Мы обрадовались встрече, но слов сказали друг другу мало и те были незначительные фразы, но в несказанных словах было больше сказанного.
 -Я теперь помогаю батюшке; он мне квартиру освятил; теперь из неё выходить не хочется. Тишина в ней такая… Исповедался за всю жизнь и причастился. Писать пока не пишу – материал накапливаю, наблюдаю жизнь.
 -Олег! Нам пора ехать на кладбище,- позвал его отец Михаил.
 -Ну, пока! Рад был встретиться, - сказал на прощание Олег и эти слова прозвучали не как обязательное правило этикета, но искренне и честно.

 
     БОГООСТАВЛЕНОСТЬ. 
               
     Часто приходит на ум сравнение: Господь Художник, Творец,  создающий Лик Отца Небесного. И это Творение Божие – мозаика, а модули, из которых составляется мозаика, души человеческие.
     Приобретшие более Славы в Царстве Небесном, составляют Очи Господни, менее – ланиты, уши, волосы и т.д. И всякий модуль на своём месте, всякий прославляет Бога. Гордые души, пестрые в своих страстях – расстраивают весь гармоничный Лик, потому отбрасываются, как негодный материал. Не желает такой модуль смиренно участвовать в Божественном Творчестве, не хочет прославлять Творца нашего.
     Это его воля:
     Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный Диаволу и ангелам его.
     Страшно такое отвержение! И часто еще при земной жизни человеку попускается испытать это чувство Богооставлености. Испытавшие его, никогда не забудут этого чувства, но зачастую забрасывают память хламом страстей, засыпают мусором «жизненных ценностей». 
     Враг рода человеческого помогает в этом забытьи, дабы погубить душу и увести её в ад. Жалок человек в своей безпечности и безучастности к Вечности ради скоротекущих удовольствий и мнимых ценностей житейских.


     СМИРЕНИЕ

     Кто вначале не жил в повиновении, тому невозможно приобрести смирения; ибо всякий, сам собою научившийся художеству, кичится.
                Святой Иоанн Лествичник

     Сталкиваясь по жизни с художниками-любителями, я очень часто замечал их ранимость на замечания. Эта ранимость переходила в ненависть к человеку делающему какое-либо замечание, касающееся живописи самоучки.
     Редкий и очень редкий случай встретить художника-самоучку не кичливого нрава.
     Мне однажды довелось встретить такого человека. Он жил в селе, в своем доме. Работал художником-оформителем на птицефабрике, но все свое творческое начало отдавал живописи, при этом осознавая свою безграмотность в живописи и сокрушаясь в этом недостатке знаний.
     Именно от сознания своей необразованности, в нем было не ранимое чувство смирения, и всякое замечание он воспринимал с благодарностью.  Его очень радовало, что «настоящий» художник уделил ему внимание, и благодарность его была искренна и неподдельна. 
     Живопись его заслуживала внимания и как творца, и как живописца, владеющего природным талантом, то есть талантом, наделенным Богом.


     ДИСЦИПЛИНА  САМОСЛЕЖЕНИЯ

     В моей мастерской, бывало, собиралось немало художников и людей разных профессий. Конечно, темы разговоров были самые разнообразные, у кого на сей момент, был преизбыток в сердце, тот и изливал его, разделяя с другим человеком. Всё это происходило будто бы стихийно, случайно – на самом деле, всё это было по произволению Божию.
     Подогревались разговоры выпивкой, иной раз обильной. Ссор не было, единственным условием, которого все, без исключения, придерживались, было опускание матерных слов из лексикона общения, на время пребывания в мастерской.
     -У Володи в мастерской не ругаются, - предупреждали бывалые посетители новичков.
     На время посещения всякий человек следил за своим словом, а если кто-то не уследил, то сами же и поправляли друг друга. Юрик Т. был страстным матершиником – из десяти произнесенных слов одно было разговорным, девять же вылетали привычно матерние. Причём в его произношении они редко были «для связки», но выражали тот или иной смысл.
     Самое удивительное, что Юрик в моей мастерской становился совершенно не «красноречивым» и мат, даже в состоянии опьянения, не вырывался из его уст.


     ВДОХНОВЕНИЕ

     Дух Святой, несмотря на греховность человека, посещает его душу. Это время, так называемого, вдохновения, результат наития души. Касаясь Своим посещением души человеческой Он вдохновляет её на высокое творчество, на высокие порывы, «души высокие порывы».  Не должно приписывать эти минуты или часы высокого творчества себе, что так свойственно эгоизму человека и его гордыни - «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!».


     «У МЕЛЬНИЦЫ»

     Два дерева – первое полно сил, оно колеблет свои ветви и движет, шумит листвою, которая сопротивляется падению и налипанию снега. Но, не смотря на шумное сопротивление и возмущение дерева, снег всё равно налипает на ствол, листву…
     Другое – засохшее дерево преисполнено тишины. Его ветви застыли в тихом созерцании своей глубины. Оно не сопротивляется ничему внешнему. Снег не цепляется к его омертвевшим ветвям, но ложится и лежит там, где может удержаться. Дерево полно  самопознания; ничто не отвлекает его. Оно не умерло – в нем другая жизнь – глубинная.
     Это небольшая картина «У мельницы», и я писал её осознано, усматривая духовный смысл, и удивляясь при этом, что такие высокие мысли посещают меня.
     Зайдя ко мне в мастерскую, отец Тихон остановил на ней своё внимание и выразил желание приобрести её.  Я охотно продал картину, не предполагая, что продаю её будущему Владыке Тихону (Жилякову) и, утешаясь мыслью, что она будет находиться у человека понявшего глубинный смысл сосуществования двух деревьев, двух душ. Образ созревшей в смирении души и отрешившейся от мира; и души полной протеста, самоволия и самолюбия.

«ЗЛОМЁТКА»

Небольшая по размеру картина «Зломётка» писалась в серии рыб, которых я любил писать в охотку. Вдруг хотелось написать рыбу, и я садился за мольберт, не думая, что у меня получится. Начинал писать очередную рыбу, придавая ей какой-то свой характер. Постепенно она начинала, как будто диктовать своё, и я либо шел на поводу её требований, либо противился и делал то, что хотел сам.
Так случилось и с рыбой «Зломёткой» - она сама себе выбрала название, и хотя внешне я награждал её всяческой цветовой красотой, её рыбий облик причудливо метал зло.
Рыба мне очень понравилась гармоничной красотой красок, но внутренним её содержанием я решил поделиться с женой – может быть, мне почудилось, что я назвал её «Зломёткой»?
Принёс картину из мастерской домой и поставил на мольберт жены (она писала дома).
-Хочу послушать твоё мнение об этой рыбе – как?
-О! Красивая… - жена некоторое время с удовольствием рассматривала рыбу, потом добавила:
-Это не рыба, это я.
-Как так? Почему такой вывод?
-Злая, как я.
Я не стал впадать с женой в духовный разбор картины, но остальные её достоинства мы оценили, как могли. Разбором картины я остался доволен.
В скором времени мы увиделись с Сережей – он покупал у меня картины, которые ему нравились. Надо сказать, он был очень разборчив – из моих картин ему нравилось то, что и мне нравилось.
-Что у тебя новенького, Володя? Есть, что посмотреть?
-Да, Серёжа, есть и думаю, тебе понравится. Рыба, называется «Зломётка».
-Уже заинтриговал! У меня как раз есть время, поехали, посмотрим.
Мы поехали ко мне домой, Сережа, прихватил с собой в презент для моей жены жестяную сантиметров в шесть-семь круглую коробку диаметром сантиметров в тридцать. Коробка была полна израильских карамелек – приятный презент, моя жена была восхищена им, ведь это было ещё во времена, когда у нас и слухом не слыхивали о такой экзотике.
Увидев «Зломётку» Серёжа даже засмеялся от удовольствия.
-Вот это да! Сколько ты за неё просишь, Володя?
Услышав цену, он не стал торговаться:
-Поехали ко мне, Володя, поможешь выбрать ей место. Это будет для моей жены подарок – у неё послезавтра День рождения.
В квартире мы прикладывали картину, чуть ли не к каждой стене и остановились на спальной комнате в расчете, что по пробуждению его женушка будет видеть подарок и любоваться им. Я вбил гвоздик (картина была легка) и только повесил «Зломётку» на место, как послышался щелчок замка – это Людмила, жена Сергея пришла с работы.
-А вот и Людмила, мы тебе с Володей подарок на День рождения приготовили. Иди – оцени.
-Дай же мне разуться,- Людмила была чем-то недовольна, но старалась не показывать вида.
Вошли в спальню и следили за реакцией на её лице:
-Так это же не рыба – это я!
Сергей рассмеялся:
-Вот это да! И Володина жена точно так на неё отреагировала, говорит: «Это не рыба – это я»; ну и ну! Вы что сговорились, что ли?
Ещё немного побыв, я уехал.
Прошло несколько лет, и Серёжа переехал с матерью и молодой женой (с Людмилой они развелись) в Москву. С собой он взял только рыбу «Зломётку» и свой портрет написанный так же мною в полный рост.
Я был дважды на московской квартире у Сергея и каждый раз он сокрушался об оставленных в проданной квартире картинах.
-Квартиру я продал своему товарищу со всей обстановкой и с картинами, а теперь жалею о них… В Москве таких не купишь.
Да, в этом он, конечно, прав – как и человек, так и авторская картина уникальны.
Однажды, проездом в Питер, мы с младшим сыном пробыли у него несколько дней. «Рыба» висела в прихожей на стене и по-прежнему веселила хозяина.

«РАНА»

Человек, находящийся в любом сословии общества, раним. Эту ранимость не буду сейчас рассматривать, как недостаток или достоинство человека – цель моего описания другая. Так уж повелось в обществе людей, что ранимость художника считается, наиболее ощутима в нём, нежели у представителей других профессий и других сословий общества. И я, поддавшись когда-то такой версии, тоже не раз ощущал эту «ранимость». Конечно – это от гордыни, конечно – это из-за своего самолюбия, конечно – это из чувства собственной значимости и ещё много разного «конечно».
И вот в очередной раз, испытав боль нанесенной мне раны, я поставил холст на мольберт и начал изливать без слов эту боль. Обнаженный торс художника изображен прозрачными светлыми красками, черты лица выражают испытываемую боль; в теле застряла маленькая хрупкая стрела, но она больно ранила художника в самое сердце его души. Впереди перед художником стоит грубо вытесанный из дерева истукан – это личные страсти каждого человека, собственные «знания» о мире, о себе и людях, наши клейма, которые мы так любим ставить на всё и вся. Немного в стороне за истуканом стоит грустно смотрящий на муки художника золотоволосый Ангел – истукан преграда между душой человека и духовными силами.
Некогда я подарил человеку эту картину, директору «Дома быта». Он отдал её столярам, которые располагались в подвале этого здания, чтобы они сделали раму для картины, но быстро сменялись тогда события – «Дом быта» перешел в частные руки; новый обладатель картины неожиданно умер, столярная мастерская рассыпалась; паровое отопление где-то прорвало и помещение наполнилось горячими парами.
Позже, когда новый хозяин восстанавливал и перестраивал все помещения под торговый комплекс, моя картина была обнаружена им, к этому времени мы уже были знакомы и однажды он сказал мне о том, что моя картина находится у него в полуподвальном помещении. Почему моя?- там стоит моя подпись.
-Можете её забрать в любой момент. Там сейчас начинаются очистительные работы, поэтому поторопитесь,- заключил он.
Я сразу же пошел в бывший дом быта и без труда нашел свою картину «Рана», перенес её в мастерскую и поторопился сфотографировать осыпающийся холст. Буквально в считанные дни красочный слой полностью осыпался.
Что ж, временность земного бытия давала знать о себе во всем.
Проходят боли от мнимых ран, ведь эти боли от собственных амбиций, мнений о себе… Полезные боли, полезные раны… Слава Тебе, Господи за то, что укрепляешь нас в эти осмыслительные моменты.


     «ОБНАЖЕНКА»

     На языке профессиональных художников обнаженка – это натура вообще, еще не имеющая названия или имени. Я по жизни не имел интереса писать обнаженное женское тело, однако это случалось со времен студенчества.
     Но вот в один из приездов к матушке Магдалине я услышал:
     - И будь внимательнее – ты теперь иконы пишешь!..
     Только я вернулся из Киева, пошли настоятельные просьбы: то жену написать обнаженной, то красивую натуру:
     - Как, и тебя не будет смущать, что я буду писать твою жену обнаженной?
     - Нет, я буду присутствовать на сеансах!.. – отвечал муж.
     Я не понимал подвоха со стороны врага рода человеческого, но отказывался от предложений, ссылаясь на запрещение мне писать женскую натуру потому, что теперь пишу иконы.
     И все-таки не устоял.
     Со стороны знакомого коммерсанта Сергея С. поступила соблазнительная просьба:
     - Если тебе попадется красивая натура – пиши, я готов оплатить расходы и куплю картину.
     Времена были очень непростые для провинциальных свободных художников, а тут – одно к одному! Все совпадало!
     Когда-то я писал портрет с натуры очень красивой молодой женщины, участницы конкурса «Мисс …», и каждый сеанс повторял ей:
     - Когда созреешь к позированию обнаженной – я готов писать тебя.
     Прошло некоторое время, и она изъявила желание позировать. У нее случился аппендицит, на теле появился шрам от операции и пути в изысканный «спорт» были закрыты – появилось много свободного времени. С Сергеем мы обговорили эту тему.
     Все сошлось! И «обнаженка», и заказ, и ей возможность заработка.
     Мы начали трудиться. Надо сказать, что натурщицей она была безукоризненной: приходила в назначенное время, позировала не шелохнувшись, а я увлекался работой и забывал, что передо мной живой человек и ни разу не слышал жалобы!
     Зная ревность своей жены, держал двери, не закрывая их на щеколду. Знакомых предупредил, чтобы не приходили и не отвлекали нас, но некоторые не могли справиться со своим любопытством – на этот случай у натуры под рукой был халат. Повертевшись под каким-либо предлогом, знакомый уходил, несолоно хлебавши, а мы вновь продолжали трудиться.
     Я искал пикантную позу - на грани дозволенности обнажения. Дозволенности кем? Только совесть могла дозволять или не дозволять творимого. Впрочем, совесть тихо вразумляла: «Не тем занимаешься, чадо!»
     Сделав восемнадцать рисунков углем в половину ватманского листа и развесив их по стенам мастерской, мы обсуждали проделанную работу за три дня. Остановились на варианте сидящей натуры на стуле: ноги широко раздвинуты, при этом спинка стула была ажурна, и только в «интересном» месте сгущались прутья, закрывая столь откровенно разверзающее ложесна.
     Выбрав подходящий холст и установив его на мольберте, я приступил к работе и к вечеру четвертого дня счел возможным показать всю проделанную работу Сергею С.
     Мы созвонились (тогда еще не было мобильной связи) по телефону, стоявшему у меня в мастерской. Сергей обещал вскоре приехать, но тут же перезвонил и огорченным голосом сообщил, что он с дочерью Мариной и охранником приедут троллейбусом – автомобиль закапризничал, не заводится. Просил встретить их на остановке и сопроводить в мастерскую.
     «Хорошо, что у меня только металлическая дверь с капризным замком», - подумал я, и решил не закрывать ее, чтобы потом не посрамиться.
     Я, бывало, минут десять-пятнадцать возился с замком прежде, чем открою его. Уже вечерело и вряд ли кто-нибудь придет – свет я выключил даже в коридоре. Прошел на остановку и стал высматривать каждый подъезжающий троллейбус, но время шло, а гостей все не было. Почти час я прождал их. Наконец-то, вот и они! Мы неторопливо прошли малое расстояние до моей мастерской, почти в полной темноте я нашел выключатель, включил… и замер от недоумения!
     Все рисунки были сорваны со стен – кое-где остались торчать кнопки; изорваны и брошены на пол; начатый холст был зло замазан едкой зеленой краской и сверху красовалась надпись – «Мразь!!!». Я был обескуражен, поняв, что содеянное было моей женой. Зло ревности владело ей!
     С трудом, собравшись, я извинился перед гостями и проводил их до троллейбуса.
     Вернулся назад опустошенный; взгляд скользил по обрывкам на полу… Каков конец плодотворной работы! Каков опустошительный конец многообещающим началам!
     Внизу живота созревало зло.  Оно волнами разливалось по всему телу и пенилось в голове мутными от бешенства клоками, зловонно выбрасывая брызги. «Убить мало!»
     «Мало! Мало! Мало!» - отзывалось в сердце, и всю дорогу колотилась тяжелым мраком ненависть!
     Дверь открыли дети, сразу охладив мой воинственный пыл.
     Жена, сидя на диване, мирно штопала детские колготы, не поднимая глаз – это было совершенно не свойственно ей, штопать колготы!
     Я молча порыскал взглядом по стенам, увидел её недавно законченную картину, снял со стены и со злорадством чувствуя, какую боль причиню жене, ударил кулаком в холст! Он с треском разорвался, и кулак вылез наружу.
     - А-а! Бей меня! Не бей мои картины! – вскричала женщина.
     А я, уже отбросив изувеченный холст на подрамнике, схватил картину на ДВП и вмиг разорвал ее пополам, отупев от злобы, сложил две половины и без труда разорвал их.
     - Тебе больно?! А мне – не больно, что ты изорвала мои работы?!
     Слезы! Гневные слова, бросаемые друг другу в лицо!..
     Тяжела человеческая злоба, мутящая рассудок и душу! Кажется, что ответная боль принесет тебе удовлетворение и умирит гнев – ничуть не бывало! Наверное, еще никому ответное зло не принесло удовлетворение, никого не утешило и не успокоило.
     На следующий день я, безрадостный, прикнопил чистый лист на планшет, готовясь к новому сеансу – все нужно было начинать снова.
     Пришла натура, она с недоумением посмотрела на изорванные рисунки. С глубоким вздохом я пояснил происшедшее и предложил поработать. Она разделась:
     - Как мне позировать?
     - Да вот так, как стоишь.
     Я начал шуршать по бумаге, не видя, что рисую, не понимая - зачем это делаю.
     - Давай прервемся, - предложил я, закуривая сигарету.
     Она молча кивнула, и обнаженная склонилась над обрывками, перебирая их. Слезы катились из её глаз:
     - Мне так нравился один рисунок, - она складывала на полу находимые обрывки. – Я их склею дома, можно?
     Я пожал плечами и шумно вздохнул:
     - Ты знаешь, я больше не могу работать. Все внутри опустело. Будем считать, что у нас ничего не получилось.
     Так же сказала и матушка Магдалина:
     - Как ты мог эту нечистоту рисовать? Ведь ты уже пишешь иконы!
     - Но ведь, матушка, человек обещал хорошо оплатить этот труд.
     - Да тебе эти деньги в прок не пошли бы.
     Прошли годы, с ними прошли былые боли непонимания, обиды, зла… 
      «Все пройдет, и это тоже пройдет», было написано на кольце царя Соломона. Согласно легенде, однажды царь Соломон обратился за советом к придворному мудрецу с просьбой: «Помоги мне - очень многое в этой жизни способно вывести меня из себя. Я очень подвержен страстям, и это мне мешает!». В ответ на это мудрец передал ему кольцо: «Надень это кольцо — на нем высечена фраза: „это пройдет!“ Когда нахлынет сильный гнев или большая радость, посмотри на эту надпись, и она тебя отрезвит. В этом ты найдешь спасение от страстей!». Соломон последовал совету мудреца и обрел спокойствие. Но как гласит легенда, однажды Соломон, взглянув, как обычно, на кольцо, не успокоился, а напротив - еще больше вышел из себя. Он сорвал кольцо с пальца и хотел зашвырнуть его подальше, но заметил, что и на внутренней стороне кольца имеется какая-то надпись. Он присмотрелся и прочитал: «и это тоже пройдет…». Царь успокоился и больше не расставался с кольцом никогда.


     «ПОЗНАНИЕ»

"Два древа насадил Бог в раю - древо жизни и древо познания: оба они благословенные источники всех благ. При их посредстве человек может уподобиться Богу, - при посредстве жизни не знать смерти, и при посредстве мудрости не знать заблуждения".
Преподобный Ефрем Сирин

     Однажды, движимый вдохновением, я поставил перед собой холст – 90х120, и без каких-либо эскизов начал работать над картиной.
     Стоит человек, его взгляд обращен в себя; на ладони лежит яйцо, в нем бьется рождающийся плод – по скорлупе яйца пошли трещины, вот-вот появится этот неизвестный плод, но кто он? Неизвестность скрывает тайну.
     За человеком, на выступах скалы, лежат другие яйца. Некоторые из них уже вскрылись и из них вылупились разные существа: птенцы, змеи, крокодильчики…
     Как распознать тайны познания, что несут эти тайны человеку?
Будет ли это познание полезно или вредно человеку, а может быть смертельно?
     Всякое познание – тайна; всякая тайна – меч обоюдоострый и только познание своей души ведет к очищению человека от страстей, ведет к тишине размышления.


     «ВОСХИЩЕНИЕ»
     В доме всё спало, а я не мог уснуть – новая волна вдохновения подкатывала ко мне призывом – «Вставай! Нужно выразить то, что ты чувствуешь».
     «Но я смутно чувствую нечто…  Как может художник выразить то, чего он не видит и не понимает?»
     «Пробуй – я помогу понять тебе то, что пока ты не понимаешь».
     Я тихо встаю с постели и ухожу в свободную комнату: сын в отъезде и у меня такая счастливая возможность – творить в тишине ночи, никем не отвлекаем. Все дневные заботы долой! Я один на один с чистым холстом!
     Что родится под струями вдохновения?
     Начинаю писать.
     Вот молодой человек, стоящий на земле. Почему он остановился – смерть застала его в пути. Ноги подкосились, он падает. Но дух уже в другой жизни! Он взлетает!.. Руки сложены, как для ныряния в воду, но здесь они сложены для уплывания в высь. Тело уже иного состава – это духовное тело, красками мне легко передать это. По пояс тело написано мягко в холодных тонах, ниже оно в джинсах и очень материально, ступни ног еще теплые, еще стоят на земле, но дубовый листочек упал рядом, как символ смерти. По улице идут редкие угрюмые прохожие, они заняты своими заботами; грузом бытия согнуты к земле их тела; им нет никакого дела до чьей-то смерти.
     Только в высоте ночного неба тихо, но стремительно летят журавли, клином разрезая воздух.
     Как назову эту картину? И будет ли она понятна людям?
     Уже почти утро.
     - Ты не спишь? -  удивляется мать, заглядывая в дверь. – Что всю ночь просидел? Рисуешь?
     Мать входит в комнату, чтобы рассмотреть картину и неожиданно восклицает:
     - Так это же восхищение!
     - Что, тебе нравиться?
     - Конечно, это же восхищение!
     Я все еще не понимаю смысла слова произнесенного матерью и радуюсь, что ей нравится моя картина.
     - А чем она тебя так восхищает?
     - Нет, это «Восхищение» - человек восхищается в иной мир…
     Я поражаюсь, как мать с первого взгляда проникла в смыл изображенного, и дала название картине.
     Тушью на обратной стороне холста подписываю – «Восхищение».
     Дивны дела Твои, Господи.


     «МОЙ ДРУГ ПОСТАРЕЛ»
     Я шел по улице и вдруг встретил друга своей юности. Я всплеснул от неожиданности встречи и преображения временем лица моего друга – он постарел!
     К своему то лицу мы привыкаем, видя его ежедневно, не замечаем следов перемен, не замечаем процесса старения.
     Возвращался домой, а в голове уже созревала картина: встретились друзья юности, их память сохранила своего друга молодым и вдруг… он видит, как время не пощадило и его!
     Мой друг постарел в моих глазах, а я чувствую себя по-прежнему молодым! Как и во времена нашей молодости нас окружает солнце, море, пальмы и белый пароход. Окно памяти раздвигается; я совсем молод и сидя на стуле, дрыгаю ножками от радости встречи, от бутылочки коньячка, стоящего передо мной. Мой друг не пьет; его рюмочка перевернута - сердце. А что это за маленький веселый человечек резво молотит литаврами? Это дух моего друга, он резв и радостен, а тело – тело умрет, и затем преобразится в иное тело, мы будем жить вечно в Боге! И, пока живы этим телом, с его болезнями и немощами – будем готовиться к жизни вечной! Господь обещал нам встречу! Душа верит Богу…
     Слава Богу, за все!
     За все!

     Для вразумления нам посылается акт творчества или в радость, или в муку. Этот процесс происходит то ли так, то ли иначе для того, чтобы человек понял – с Богом творить и легко, и радостно; без Бога, когда внутренне полагаешься только на свои творческие силы, и тяжело, и мучительно, и безрезультатно.

     Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии. 1 Кор. 6, 19,20.

                Март 2012 года.