Их жизнь. В краю голубых озёр. Книга 3. Часть 14

               
    Наступила осень. Ушли в прошлое чудесные летние вечера, когда солнце долго-долго не хотело уходить на покой и становилось темно только в 12-ом часу ночи...
    Теперь темнело значительно раньше, уже в 9 часов без света нельзя было почитать книгу. Последние две недели шли дожди, каждый день, висели, казалось, над самой головой, грязно-серые тучи, пронизывающий ветер заставлял плотнее запахивать телогрейки, которые не успевали просыхать...
   
    Вездесущая, ужасно липкая, глина цеплялась за сапоги, висела пудовым грузом, выматывала к вечеру так, что ноги становились ватно-чужими,непослушными. Придя домой, не хотелось даже есть, хотелось, больше всего, только одного: спать, спать...
    Тракторок Т-16, который рабочие ласково прозвали "Бибочкой", безнадёжно зарывался в грязь, зарывался так, что приходилось идти всей бригадой его вытаскивать из провалов. И, всё же, в эти дни он оказывал бригаде неоценимые услуги.
   
    Целыми днями тракторок, весь облепленный глиной, натужно рыча и обволакиваясь чёрным дымом, подвозил кирпич и раствор к башенному крану. И каждый раз, услышав это рычанье у стен общежития, рабочие облегчённо вздыхали и думали: "Слава Богу! Прорвался, не надо вытаскивать!"
    Но, иногда, проходило время, крановщик высовывался из своей кабины и кричал:
  - Бибочка зарылась, идите вытаскивать! - И приходилось бросать в раствор кельмы, спрыгивать с подмостей и тащиться по глине, в тяжелеющих с каждым шагом сапогах к тракторку, и потом, под крики: - Раз, два, взяли! - Напрягаться изо всех сил и вырывать его из цепких лап глины.

    Потом шли обратно, запаленно дыша, вытирая пот, чумазые, как черти, чистили сапоги щепками и опять лезли на подмости, брались за кельмы...
    За эти дни у Вадима Степановича застрял в горле один и тот же вопрос:
   "Когда же, мать твою, бульдозер пришлют?" И вот, наконец-то, прислали бульдозер! Ура!!!
 
    Трейлер пришёл в пятом часу, подполз к куче земли, тракторист забрался в кабину, выстрелил в светлеющее небо облачком дыма, задрал лопату и сполз на дорогу, лязгая гусеницами.
    А на следующее утро выглянуло из-за горизонта солнышко, удивлённо осмотрелось вокруг, почесало в затылке: "Ого! Что тут натворили, пока я спало!"- Подумало... И принялось за работу: шёл пар от сохнущей земли, всё меньше становилось луж с коричневой водой.
 
    Большущая стая скворцов облепила высокую, увешанную ярко-красными ягодами, рябину... И так стала её шерстить, что только листья посыпались! К обеду рябина из красно-зеленоватой превратилась в буднично зелёную...
    И солнце разошлось не на шутку, будто чувствовало свою вину за двухнедельный простой, уже и в одной рубашке становилось жарковато, но так приятно было это тепло после пронизывающей сырости!
    На лицах у всей бригады светились улыбки, работалось легко и радостно, и к вечеру совсем не чувствовалась усталость.
 
    Роберт бегом залетел на третий этаж, сбросил в коридорчике резиновые сапоги, фуражку и куртку, приоткрыл дверь и просунул голову в комнату:
  - Ку-ку! Это - мы!
  - Робка, здравствуй! - Людмилка смотрела на него счастливыми глазами, сидя на тахте. Она пришивала пуговицу к халату, который сама сшила.
  - Ты ничего не замечаешь? - Робка бегло обежал глазами комнату: радиола на тумбочке, круглый стол, стулья, диван-кровать, книжные полки, тахта, на которой сидит Людмилка... вроде, всё, как было... И тут его глаза наткнулись на увеличенный цветной снимок, прибитый к стене над головой Людмилки.
 
    Голенькая Ауричка лежала на двухспальной кровати на животике, подняв черноволосую головку и недоумённо таращила широко открытые глаза, опираясь на руки и привольно разбросав по одеялу ножки. Её окружали полукругом  чинно сидевшие шесть кукол! Снимок - мастерский!
  - Прелесть какая! - Воскликнул Робка, подошёл к Людмилке, поцеловал её в кончик носа, стал разглядывать фотографию.
  - Хороша наша дочурка? А? Ох, хороша!
  - Спит сейчас?
  - Нет, я уходила из спальни, а она просто лежала, пыталась ручкой погремушки достать... Ты знаешь, она, почему-то, больше левой пытается достать... Неужели левша будет? Меня это очень тревожит...
  - Ну, Людмилка, не переживай... рано ещё говорить об этом. Я пошёл мыться, да? - Робка улыбнулся, поцеловал её в губы, шепнул: - Какие сладкие! - И пошёл в ванную.
   
    Стал под душ, сделал воду прохладной, долго плескался, подставляя тело под сильные струи воды, закрутил краны, докрасна растёрся полотенцем, оделся.
  - Кушать сейчас будешь? - Спросила она, когда он вошёл в комнату. Ауричка была у неё на руках.
  - Ага, а ты?
  - Мне пока не хочется.
  - Тогда я сам подогрею. - Он пошёл на кухню, подогрел еду, поужинал, посматривая на проплывающие белые облака, тихо шелестевшие листья ясеней. Под окном прошуршала колёсами легковая машина, несколько секунд ещё слышался затихающий звук мотора.
 
    Робка налил в кастрюлю воду, подогрел её на газе, помыл свою посуду.
  - Пойдём погуляем, а? Погода сегодня - прелесть! - Сказал он, зайдя в комнату.
  - Да, после этих проклятых дождей душа радуется на такой денёк! А мы, вообще-то, уже и погулять успели, вот! - Людмилка тряхнула головой, рассыпались по плечам волосы, она поправила их, перебирая пальцами. Роберт залюбовался ею, он он очень любил смотреть, как она причёсывает волосы, укладывает их в причёску. Волосы у неё - удивительно густые, волнистые, поблескивают золотом.
  - Пойдём и... погуляем, - засмеялась Людмилка, увидев его взгляд:
  - Что так смотришь? Аль не хороша?
  - Хороша! Ох, хороша! - Не удержался он и притянул её к себе, зарылся в волосы лицом, вдыхая нежный запах ромашки, которой они пахли. Людмилка замерла, так стояли они несколько секунд, прислушиваясь к стуку сердец друг друга. Потом она мягко отстранилась:
  - Я сейчас Ауричку соберу.
 
    Они шли по уже сухому асфальту, ещё не успевшему запылиться. С обеих сторон дороги стояли ровными рядами тополя, вверх тянулись молодые и густые побеги, вымахавшие за одно лето на полтора-два метра.
  - Какая, всё-таки, сила жизни! - Задумчиво сказал Роберт, смотревший на верхушки деревьев. - Каждый год их безжалостно вырезают, а они, всё-равно, упрямо живут, тянут в небо свои ветви, поближе к солнышку.
  - А помнишь, лет десять назад этих домов ещё не было? И рос здесь сад... Какой белый налив вкусный был! - Мечтательно сказала она. - Сколько раз мы сюда в яблоки забирались! А однажды за нами сторож погнался! Я бежала, а ноги со страху не слушаются... Больше всего боялась упасть...
  - Знаешь, а я, ведь, тоже в этом саду сторожем работал... - Улыбнулся Роберт и, увидев недоверчивый взгляд Людмилки, засмеялся: - Нет, правда! Погоди, когда же это было? Да, после седьмого класса. Я два месяца отработал, июль и август.
    И зарплату получил, по 300 рублей в месяц... Ещё на старые деньги... И ребят мы часто с Лёней гоняли; я Лёню часто брал с собой, чтобы одному не скучно было... Девчонку мы однажды поймали, она через забор перелезала, зацепилась платьем, висит на заборе и ревёт, слёзы в три ручья... Ну что... Сняли мы её, пожурили и отпустили с Богом... А потом вспомним, как она ногами дрыгала и хохочем... А, может, и за тобой гнались? А? - Он посмотрел в её глаза и засмеялся.
  - Я уже не помню... Кто тогда за нами гнался, помню только, что очень стыдно мне было... С тех пор я уже больше в сад не лазила...

    Ауричка лежала в коляске, морщилась от солнца, иногда любопытно заглядывавшего к ней, бормотала что-то своё, пыталась достать ручкой до погремушек, натянутых поперёк коляски, пускала пузыри губками...
   
    Последние дома остались позади. Теперь с левой стороны виднелись здания строящегося СПТУ, с правой -  среди высоченных тополей находились гаражи Райпотребсоюза, белело невысокое здание магазинчика, в котором продавали бензин, керосин, автол и солидол.
   
    Слабо потягивал тёплый ветерок, шевелил подол простенького лёгкого платья Людмилки. Пролетела, громко каркая, стая галок.
  - А вот там живёт тётя Люба, мы у неё долго молоко брали, - показала она на утопающий в зелени сада дом Сырьевых, обшитый вагонкой. Молодые яблони опустили вниз увешанные яблоками ветки, часто торчали подпорки.
  - Ну и яблок у них в этом году! Смотри, какие красивые, крупные, особенно антоновка! - Восхитился Роберт. За садом земля круто горбилась вверх, золотились на солнце тёмно-коричневые стволы сосен, часто чернели среди ветвей грачиные гнёзда.
   
    В разгар лета здесь стоит неумолчный шум и гам. Грачи каркают так громко, что звенит в ушах. Родители, с утра и до ночи, добывают корм своим ненасытным грачатам, непрерывно свистят в воздухе их крылья, и пройти в это время по сосоннику, довольно опасное дело, то здесь, то там часто падают на землю  комочки птичьего помёта...
   
    Но вот птенцы вырастают и покидают родительские гнёзда, в сосоннике становится тихо, наконец-то!
  - Людмилка, сходим в сосонник?
  - Я с удовольствием! Но мы же коляску не втащим на такую верхотуру! И Ауричку растрясёт!
  - Я возьму её на руки, а ты - коляску, или наоборот, как тебе легче, а?
  - Тогда я лучше Аурику возьму, а ты - тащи коляску. - Она наклонилась, взяла на руки дочурку, а Роберт потащил коляску.

    Подъём довольно крут, шли не спеша, разглядывали тихо шумевшие вершинами сосны, старались не наступить на коровьи лепёшки, совсем недавно здесь пасли стадо коров, следы их жизнедеятельности частенько попадались под ноги...
  - Такой изумительно красивый сосонник... издали... А войдёшь в него, и настроение портится! Можно подумать, что коров абсолютно пасти больше негде, кроме, как здесь!  - Расстроенно сказал он и... чуть не влетел ногой в лепёшку, в последний миг среагировал, сделав при этом такой комичный пируэт, что Людмилка расхохоталась, глядя на него:
  - Ну и вид у тебя был, когда ты прыгнул, жаль, что со стороны себя не увидел! - Они проходили мимо огромной воронки, про неё старожилы говорили, что это - след от авиабомбы, память войны.

    Сосны впереди расступились, открывая взгляду плывущие белые облака.
  - Как соснами пахнет! - Тихо, с восхищением, сказала она, тяжело дыша, крутой подъём с ребёнком на руках утомил её.
  - Давай, я Ауричку подержу, - попросил он. Людмилка молча кивнула.

    Роберт осторожно принял из её рук драгоценный свёрток. Аурика молча и удивлённо смотрела в небо, на верхушки сосен, на розовых губках появились маленькие пузырьки воздуха.
  - Любит пузыри пускать наша крошка! - Ласково сказал он и тихонько притронулся пальцем к кончику её носика. Девочка перевела взгляд на его руку и... ослепительно улыбнулась! Это было так неожиданно и приятно, что Роберт замер и еле слышно прошептал, боясь спугнуть улыбку:
   -Смотри, она - улыбается! - Людмила медленно наклонилась к её личику. Аурика всё ещё улыбалась, эта улыбка так украшала её лицо, что возникло неудержимое желание поцеловать её. Она поцеловала её улыбающийся ротик, отстранилась, напряжённо всматриваясь в любимые до боли черты ребёнка, прижалась к плечу мужа и... заплакала...
 
  - Что ты, Людмилка? Почему плачешь? - Поражённо спросил он.
  - Ничего... ничего... просто мне... так хорошо! - Она стыдливо улыбнулась, вытирая глаза ладонью, прижалась щекой к его щеке, поцеловала мокрыми от слёз губами.
  - Так зачем же плакать, если хорошо? Лучше петь... смеяться!
  - И плачут от счастья тоже... только женщины...
  - И, всё же, не плачь, не надо... я не могу смотреть, когда ты плачешь... даже от счастья... мне тогда хочется...   голову себе разбить. - Роберт осторожно обнял её за талию и повёл вперёд. Они остановились на самом краю обрыва.
 
    Поросший травой очень крутой склон сбегал прямо в Лубанец, замерший в неподвижности, как огромное зеркало.
  - Красиво как! - Восхищённо прошептала она. - Ни одна морщинка не пробегала по глади озера. В воде отражались плывшие по небу красивые белые, замысловатых очертаний, облака.
  - Острова вон там, да? - Показала она рукой на восточный берег. Роберт всмотрелся, щурясь от солнца. Острова плотно прижались к берегу, слились с ним в одно целое. Неопытный глаз вообще не нашёл бы их. Он узнал их по знакомым очертаниям кустов, потому что они часто приходили сюда, любовались озером, соснами, небом.
  - Знаешь, мы однажды купались с мамой в озере, потом залезли на островок, идём по нему, а он прогибается под ногами, так и кажется, что расползётся под ногами...  Там ещё какие-то квадратные оконца вырезаны, заросли травой, не видно, я провалилась одной ногой и упала... Как закричу со страха! Мама тоже испугалась...
 
  - Через эти оконца мальчишки раков ловят... Мы в детстве любили на этих островках кататься по озеру... Залезем несколько человек, возьмём какие-нибудь доски, гребём ими, как вёслами...
 
    Один раз надумали понырять в них... В эти окошки. Подпрыгнем и ногами вниз ныряем, а потом, через них, выбирались наверх... Я, однажды, и говорю: - Давайте нырять, как можно глубже! - Нырнул, опускаюсь всё глубже, вода стала очень холодной, я быстрей наверх... И уткнулся головой в дёрн, шарю руками, а окошко найти не могу...
 
    Страшно стало, ужас, воздуха уже совсем нет... Так жить захотелось! Рванул в сторону, плыву под островом, уже красные круги перед глазами, глотнул воды пару раз... Всё же, выплыл... Пацаны смотрят на меня, белые все от страха.
  - Помогите! - Хриплю. Выволокли меня на траву, лежу, сил нет пошевелиться, и дышу... дышу... Таким воздух сладким показался!
   
    Солнце ощутимо опустилось к горизонту, сияло крупным золотым шаром. Небо постепенно бледнело, затягивалось белым прозрачным покрывалом. Воздух свежел, становился сырым и знобким. Людмилка поёжилась, прижалась тесно к мужу:
  - Холодно мне что-то, - прошептала тихо, как будто рядом были люди и она не хотела, чтобы её слова были услышаны.

    Роберт улыбнулся, снял пиджак и накрыл её плечи.
  - Пойдём домой, Робка, пока дойдём ещё, как бы не простудить её, сколько ей надо, такой крохе. - Они вернулись к коляске. - Теперь я её погоню, под гору же труднее катить, чем вверх, правда?
  - Эт-то-то точно!- Засмеялся он. - Людмилка пошла вниз, Роберт осторожно шёл за нею, боясь оступиться или выпачкать ноги.
  - Скоро мы будем дома, моя маленькая, потерпи немножко, - тихонько бормотал он, заглядывая Ауричке в глаза. А она, почему-то, смотрела на него так напряжённо, так старательно, пытаясь что-то понять для себя.

    Горячая нежность к этому крошечному существу заполнила его сердце, туманилась в глазах. "Какое это счастье - ребёнок! Мой собственный ребёнок... моя дочь... моя девочка!
    И как мы были бедны без неё... И как мы могли раньше жить без неё? А если бы её сейчас, вдруг, не стало?" - Эта безумная мысль, как огнём, обожгла его мозг... Он еле сдержал рванувшийся из груди крик. На лбу выступила испарина. - "Фу ты, чёрт, какая дрянь в башку лезет!" - Ругнул он себя.
 
    Робка задрожавшей ладонью вытер пот со лба, но пришедший, какой-то непонятный страх за ребёнка, не уходил, рождая в душе в то же время чувство невероятной ценности этого комочка жизни, который он держал в руках.
    Он нёс этот лёгкий свёрток, как несут хрупкий хрустальный сосуд - одно неосторожное движение - и останутся только сверкающие осколки под ногами... Людмилка оглянулась удивлённо:
  - Ты что так медленно идёшь? - Робка смешался, стало как-то даже неловко за свои мысли:
  - Да, понимаешь, накидали тут... лепёшки под ноги... - Буркнул расстроенно.

    Небо стало бледно-серым. Не проглядывала больше голубизна сквозь тонкое покрывало. Только на западе желтело уходящее солнце.
    Ветер вновь зашевелил вершины сосен, этот шуршащий шум тревожил.
  - Неужели завтра опять дождь будет? Как он надоел, проклятый! - Проговорил Роберт. - Я уже обрадовался, думал, погода установится, в грибки схожу.
  - Ну, пока ещё рано судить, может, и не будет дождя, - ответила Людмилка, всматриваясь в небо. - Хотя закат плохой, к дождливой погоде...
    Они выбрались на дорогу, уложили Ауричку в каляску и направились к дому.
   
    Два дня простояла пасмурная, сырая погода. Изредка накрапывал дождик, но вскоре замолкал, очевидно, пугаясь проклятий, которые посылали на его бедную головушку рабочие.
   
    Следующие дни опять победно светило солнце, ощутимо припекало наклонённые спины каменщиков, вызывало улыбки на лицах, весёлые шутки, смех.
  - Степанович! - Окликнул проходившего мимо прораба Робка, - надо бы одному товарищу премию вручить за содействие в повышении производительности труда!
  - Кому же это?
  - Солнцу!  Сами видите, как хорошо работается!
  - Да, ты прав, надо будет занести в список, под первым номером!

    Робка вывернул на стену шуфлей раствор, грубо разровнял его, и беря левой рукой кирпич за кирпичом, набрасывал кельмой немного раствора на боковые грани кирпича, прижимал его плотнее к предыдущему, подстукивал кельмой, осаживая кирпич к жилке... Вот и последний ряд готов. Он заполнил раствором оставшиеся пустыми вертикальные швы между кирпичами.
  - Эй, Феликс! - крикнул он задремавшему без дела крановщику, Феликс вздрогнул, высунулся из кабины.
  - Чего тебе?
  - Подмости давай перебросим к следующей стене! - Крановщик согласно кивнул головой, кран медленно стронулся с места и переместился поближе к Робке. Раздался звонок, стропы поползли вниз и ударили крюками о поверхность подмостей. Робка зацепил крюками за  скобы подмостей:
 
   -Вира! - Снова продребезжал звонок, стропы поползли вверх, натянулись, приподняли подмости. Робка спрыгнул с них, показал рукой на следующую стену. Звонок, подмости стали подниматься вверх с двумя наполовину опорожнёнными поддонами кирпича и двумя ящиками раствора. На высоте метра подмости замерли, кран вздрогнул и покатился по рельсам, перемещая подмости к другой стене.
  - Поберегись! - Крикнул Робка, увидев вблизи подмостей Татьяну Кудрявцеву. Та испуганно прыгнула в сторону.
  - Фу ты, чёрт, испугал! - Засмеялась она.
  - А вдруг  кирпич упадёт на твою красивую головку, а?
  - Так уж, и красивую! - Польщённая улыбка осветила её лицо.
  - Ну, ты у нас, женщина хоть куда!  - Робка махнул рукой, подмости стали опускаться. У самых панелей он остановил спуск, и придвинул подмости поближе к  выложенной на 12 рядов кладки стене, крикнул:
  - Майна! - Подмости опустились, хрястнул раздавленный обломок дырчатого кирпича. Робка влез на подмости, отцепил крюки и показал рукой подъём. Стропы высоко поднялись и замерли, кран прокатился по рельсам метра два в сторону и остановился.
 
    Робка долил в раствор немного воды, размешал его и начал выкладывать облицовочным кирпичом пилястру (столб с наружной стороны стеновых панелей, на стыке двух соседних...). 
  - Робка! - Подошёл к нему Василий Балясников.
  - Секундочку! - Сказал Робка, пристреливая глазом угловой кирпич по линии, пристукнул по нему, слегка поправляя, подрезал раствор и бросил его в ящик. Он сел, свесив ноги вниз, около Васьки.
  - Слушай, Робка! - Начал, оживлённо блестя глазами,  Васька. - Вчера мой батька ходил за грибами, приволок домой целую корзину и полиэтиленовый мешок! А в него больше корзины лезет! Говорит, что в лесу опят - море!
  - Ух ты! - Загорелся Робка. - А я, ведь, не знаю эти грибы... - Сконфуженно закончил он.
  - Ну так что!  Я тебе покажу! Будешь знать! На всю оставшуюся жизнь!
  - Так ты пойдёшь? - Обрадовался Робка. - Я - с превеликим удовольствием!
  - Ну во! Значит, приедешь к моему дому, там оставим велик, и в лес, лады? Я тебя буду ждать! - Васька хлопнул его рукой по колену.
  - Спасибо, Васёк!
  - Только ты поспеши, сейчас рано темнеет, не успеем набрать!
  - Я - мигом! Спасибо, Вась! - Улыбнулся благодарно Робка.

    Теперь он с нетерпением ждал конца рабочего дня. Подняв пилястру на 12 рядов, он остаток раствора выработал на стене, почистил облицовочный кирпич куском пакли, расшил швы, осмотрел напоследок пилястру, не забыл ли чего... Нет, всё нормально.
 
    Он вымыл кельму и лопату, протёр рукавицей расшивку и спрятал инструмент, накрыв его сверху перевёрнутым ящиком. До утра цел будет. Посмотрел на часы: без десяти пять.
  - Иван, мне надо смыться пораньше, - сказал он, подойдя к Вишкеру.
  - Так уже конец работы, иди!
  - Спасибо! И - пока! - Робка махнул на прощание рукой  и бегом скатился по лестнице вниз.
   
    На одном дыхании он залетел на третий этаж, сбросил туфли, просунул голову в щель двери:
  - Здрасте! Леди и джентльмены! Это мы - Роберт первый!
   
    Сидевшие на тахте Людмилка и мама одновременно заулыбались, увидев его блестящие глаза.
  - Приветствую вас, сир! - Склонила голову в поклоне Людмилка.
  - Здравствуйте, ваше величество! - Засмеялась мама.
  - Дорогие мои девочки! Дайте бедному и голодному королю заморить червячка! Только побыстрее, пожалуйста! Еду в грибы! А вы - точите ножи!  Потому что грибов будет - море!
  - Болтун несчастный! Можно подумать, ты, хоть раз, много грибов привозил! - Расхохоталась Людмилка.
  - А сегодня будет много! Слово короля! Беру самую большую корзину!
   -Ну, ну, посмотрим! - Засомневалась Людмилка.
  - Ты во мне сомневаешься? - Вытаращил глаза Робка.
  - Мама, ты видишь, какой он у меня хвастун! - Счастливым голосом спросила Людмилка.

    Мама молча подошла и поцеловала Робку в щеку.
  - Вот! Спасибо, мама! - Робка поступил взаимно. - А ты не догадалась! - Укорил он жену.
  - Простите, ваше величество! - Людмилка присела в глубоком реверансе. И, выпрямившись, поцеловала его в губы долгим поцелуем.
  - Ухожу, ухожу, - засмеялась мама и скрылась на кухне. Робка воровато оглянулся и... сам поцеловал жену.
  - Робка, я буду тебя ждать, смотри, не лихачь по дороге!
  - Ну что ты, миленькая... я, очень осторожный человек! Господи! Мне же торопиться надо! - Он торопливо проглотил суп, от второго отказался, выпил стакан киселя, открыл шуфлятку, вытащил оттуда длинный складной и острый нож, положил его в карман.
  - Спасибо, мамулька!  - Он поцеловал маму, выскочил в коридорчик, обул туфли.
  - Ни пуха тебе, Робка! - Сказала вышедшая к нему Людмилка.
  - К чёрту! - Он поцеловал её и скрылся за дверью.
   
    Робка выкатил из сарая велосипед, проверил накачку камер, требуется подкачать! Накачал их велосипедным насосом, повесил на руль большую плетёную корзину.
   
    На улице уже поубавилось машин. Он проехал мимо дома родителей, автостанции, свернул на Лиепайскую улицу, одолел, с силой нажимая на педали, подъём, набирая скорость, промчался мимо конфетного цеха, в прошлом - спиртзавода...

    Вот и конец посёлка. Слева от дороги виднелся высокий холм, поросший красавицами соснами. Поблескивали под лучами солнца могильные плиты, металлические ограды, мрачно темнели кресты...
 
    Вот и кладбище осталось позади. Колёса велосипеда мягко шуршали, накатываясь на асфальт. Робка проскочил по мосту, задержал взгляд на удившем рыбу неподалёку мальчишке. Ещё несколько минут езды и показался скрывающийся в зелени сада дом. Вот в нём, вместе с родителями, и живёт Василий. Робка соскочил с велосипеда и прислонил его к обшитой вагонкой стене.
 
    Заливисто лаяла собака, посаженная на цепь возле дверей хлева.
  - Быстро ты, однако! - Сказал, выйдя на крыльцо, Васька. - Сейчас пойдём, я только доем. Ты проходи в дом.
  - Нет, Вася, я лучше тебя здесь подожду. Остыну маленько. - Отказался Робка. Он сел на лавку, вытащил из  кармана платок, вытер потный лоб.

    Через несколько минут Васька вышел на крыльцо, на ходу застёгивая пуговицы у куртки.
  - Цыц, Чёрный, что глотку дерёшь? - Прикрикнул он на пса. Тот сразу присел на задние лапы. Васька на ходу погладил его по лохматой голове, взял валявшуюся под навесом корзину.
  - Пошли Робка, мало времени остаётся.  Робка снял с руля корзину, пошёл за Васькой. Они завернули за угол хлева и быстрым шагом пошли по узенькой тропке, вившейся среди кустов. Вскоре тропка поползла круто вверх, запетляла среди стволов сосен и елей.
 
    Лучи солнца ослепительно били по глазам, прорываясь между пушистых ветвей, золотили искусное пряжево паутины. Заливались птахи, дятел в ярком кафтане старательно молотил клювом по стволу сосны.
 
    Робка невольно залюбовался открывшимся видом, шёл, задирая вверх голову, несколько раз споткнулся за выступающие над землёй корни деревьев. Вскоре они вышли на небольшую вырубку. Здесь и там торчали невысокие пни, ещё не успевшие одряхлеть, всё, что осталось от некогда шумевших  здесь красавиц сосен.
  - Мачтовый лес был, - с грустинкой проговорил Васька и остановился возле одного пня:
  - Вот чёрт! Уже кто-то добрался! - Широким поясом вокруг пня торчали ножки от грибов, по верхушкам их старательно прошёлся чей-то острый нож.
  - Так это и были опята? - Спросил Робка. - Вот это - да! Наверно, пол-корзины от одного этого пня нарезал!

    И все соседние пни окружали такие же широкие пояса обрезанных ножек.
  - Ну ладно, топаем дальше, не может быть, чтобы и на нашу долю не осталось! - Расстроенно сказал Василий и пошёл к густым зарослям довольно чахлых елей. Их нижние ветви на треть высоты потеряли хвою и совершенно засохли. За ними стволы елей стояли пореже, высоко над землёй покачивались длиннющие ветви со свисающими золотистыми шишками, а ещё повыше виднелись новенькие, ярко-зелёные шишки.
  - Робка, ты чего ворон считаешь? Так без грибов останешься! Они, ведь, на ветках не растут! - Засмеялся Васька. - Смотри, вот они, опёнки! - Робка подошёл к нему и недоверчиво спросил:
  - Опёнки? Так много? Может, это несъедобные какие?
  - Ну... я их с детства собираю! Гарантия, как в аптеке!

    Робка присел на корточки, разглядывая тесно прижавшиеся друг к другу грибы. Серовато-жёлтенькие  шляпки покрывали частые круги тёмных крапинок, похожих на веснушки, на тонких ножках виднелись манжетики.
  - Знаешь, Вась, а я, ведь, их и раньше часто находил... Но я думал, что они несъедобные, уж больно много их в одной куче растёт!
  - Ты многое в жизни потерял, дорогуша! Опята - это вещь! - Хохотнул Васька.
   
    Робка выпрямился, полез в карман за ножом, оглянулся вокруг.  Почти под каждой елью и просто на траве, желтели опята, их было много, очень много!
  - Ух ты, чёрт, сколько их! Аж глаза разбегаются! - Радостно воскликнул Робка. Васька уже аккуратно срезАл ножом шляпки, складывал их в корзину. Робка тоже присел, и подрЕзал первые шляпки, поддерживая их левой рукой, они покорно легли в ладонь, он перевернул их нижней стороной вверх, ища следы червей.

    Шляпки были чистые, ни единого изъяна.
  - Вась, а червивых много бывает?
  - Нет, редко, в основном, у старых, лупи подряд, дома разберётесь!
  - А как их чистят? Кожу надо снимать?
  - Не надо, мы смотрим только, чтобы червивые не попались, грязи не было... Потом промываем, и в кастрюлю.
  - А как их приготавливают?
  - Их можно, и солить, и мариновать, и сразу на сковородку, после того, как отваришь. И суп из них отличный! В общем: пальчики оближешь! - Робка резал и резал шляпки, бережно укладывал их в корзину, которая быстро наполнялась.
   
    Весёлый азарт охватил его.  Он чуть ли не бегом переходил от дерева к дереву, натыкаясь лицом на часто висящую паутину, смеясь, вытирал лицо. У одного дерева ему попались опята с толстенькими красивыми ножками, жаль было оставлять их.
  - Вася, а ножки можно нарезать? Мне тут попались такие крепенькие, красивые ножки...
  - Режь, раз красивые! Молодые ножки тоже вкусные!

    Солнце висело ярким золотым шаром низко у горизонта, прорывалось сквозь деревья, ласкало лица тёплыми лучами.
  - Скоро уже темнеть начнёт, - обеспокоенно, сказал Василий.
  - Как у тебя дела? - Подошёл к нему Робка и заглянул в корзину. Она была заполнена больше половины. Все шляпки красиво лежали крапинками вверх, ровными рядами.
  - Как ты их красиво уложил! Ножки не брал?
  - Нет, у нас грибов много, батя часто собирает.
  - А я и красивые ножки беру, жаль оставлять, они такие аппетитные!
  - О, так у тебя корзина уже почти полная! Взял мешочек какой-нибудь?
  - Я ж не думал, что и корзину полную наберу.
  - Знаешь, что? Погоди... я сейчас... - Вася снял куртку и стащил с себя тонкий свитер, тёмно-серого цвета, быстро рукавами связал ворот:
  - Во, сыпь сюда грибы!
  - А ты?
  - А что я? Думаешь, замёрзну?
  - Нет, но ты сам мог бы в свитер грибов набрать...
  - Да брось ты! Мне корзины хватит! Что мне, свиней грибами кормить? Давай! - Грубовато сказал Васька и раздвинул руками низ свитера. - Сыпь! - Робка переложил половину грибов. - Все сыпь!  А в корзину ещё наберём, я тебе помогу, знаю, что ты в грибы ещё не ходил...
  - Спасибо, Васёк!
  - Ребёнок маленький, я ж понимаю, - блеснули в улыбке белые зубы Василия.

    Он осторожно прислонил к стволу ели свитер:- Пусть пока полежит здесь.   Робка резал грибы, с опаской поглядывая на скрывающееся за горизонтом солнце, боясь, что не успеет набрать корзину, а так хотелось! Он представил радостно-удивлённые лица Людмилки и её родителей, улыбнулся, ещё быстрее заработал ножом.
  - Васёк, а опята каждый год так растут?
  - Да нет, не каждый, просто в этом году их на редкость много! - Васька поставил свою корзину рядом со свитером, стал помогать Робке ...

    Темнело быстро. И всё же, они успели набрать полную корзину.  Василий помог пристроить свитер на спине у Роберта, чтобы меньше помялись грибы, понёс обе корзины, несмотря на протесты Робки.
  - Ничего, ты ещё успеешь попотеть, пока до дома доберёшься! - Они старались идти быстро, чтобы успеть выбраться из леса, пока совсем не стемнело. Наконец тропинка вывела их на лужайку, довольно густо заросшую лозняком.
  - Ну и прут эти кусты, чёрт бы их побрал! С каждым годом всё труднее косить сено! - Сказал Василий. 

    На открытом месте было значительно светлее, чем в лесу. Солнце скрылось, хотя ещё давало о себе знать, подкрашивая золотом тонкое длинное облако. Воздух быстро становился сырым и холодным, обильная роса покрыла траву.
   
    Где-то вдалеке залаяла собака, ей немедленно отозвался Чёрный, залаял хрипло, загремел цепью.
  - Да стихни ты, окаянный! - Послышался женский голос.
  - Маманя корову подоила, попьём парного, - облизнул губы Васька.

    Тяжёлые корзины порядком оттянули ему руки, ноющей болью отзывались мускулы, но не хотелось опустить ношу раньше времени, показать, что устал.
  - Вася, - дай, я корзины понесу, отдохни!
  - Дом уже близко, донесу! - Холодный туман затягивал низкие места, повисли капельки воды на ветвях кустов. Под ногами безмолвной тенью прыгнула крупная жаба. Чёрный заскулил, завилял хвостом, почуяв подходившего Василия.
 
    Старший Балясников набирал дрова на руку у поленницы.
  - Здравствуйте, дядя Ваня! - Поздоровался Робка.
  - Привет, привет, грибники! Ну молодцы, накосили опят! - Похвалил их васин отец. Вася опустил корзины рядом с крыльцом, потряс руками, разгоняя боль в мышцах.

    Робка осторожно положил свитер с грибами на крыльцо, покрутил занывшей шеей.
  - Прошу в хату, - распахнул дверь дядя Ваня, проходя боком, боясь зацепиться дровами за косяк двери.
  - Поздно уже, пока до дому доеду, - стал отказываться Робка.
  - Ничего, несколько минут большой роли не играют! Выпей, хоть, кружку молока! Парное! - Стал соблазнять его Василий.
  - Перед парным не устою! - Сдался Робка.
  - А, Роберт! Здравствуй! - Тепло улыбнулась ему тётя Аня.
  - Ну, как грибочки?
  - Много набрали! Здравствуйте, тётя Аня!
  - Маманя, некогда ему! Лучше молочка парного налей!
  - Я сейчас, сейчас, - заторопилась она, наливая ему пол-литровую металлическую кружку. - Пей на здоровье, сынок! - Подала ему молоко. Он выпил его, вытер ладонью губы.
  - Ой, какая прелесть! Будто в детство попал! Спасибо большое, тётя Аня!
  - На здоровье, на здоровье, сынок! Заходи ещё, гостем будешь!
  - Вася, а как со свитером быть? - Спросил Робка.
  - Отдашь потом и всё, что у меня, свитера нет, что ли?
  - Спасибо вам большое! Пойду я, до свидания!

    Вася вышел вслед за ним на улицу, включил уличное освещение, помог привязать верёвкой свитер на багажник велосипеда.
    Робка повесил корзину на руль велосипеда, крепко пожал руку Василию.
  - Спасибо тебе за всё, Васёк! Если бы ты знал, как я тебе благодарен! Никогда в жизни я домой столько грибов не привозил! Спасибо!
  - Да ладно! Чего там! Подумаешь! - Грубовато ответил Василий, скрывая этим своё смущение.
  - Ну, до завтра! Спокойной ночи! - Кивнул ему головой Роберт и погнал велосипед.

    Выйдя на большую дорогу, попробовал ехать. Корзина тянула руль в левую сторону, неудобно, конечно, но ехать можно. Всё ж быстрее, чем пешком... Стало совсем темно. По обе стороны дороги угрюмо шумел лес. Робка больше всего боялся напороться в темноте на камень, упасть и рассыпать грибы.
 
    Сзади послышался звук мотора, фары осветили дорогу. Он нажал на педали, торопясь проехать как можно больше, пока светло. Машина всё ближе, ближе, обогнала... Сразу нахлынула темнота. Робка напряжённо всматривался в дорогу, "Только бы не упасть!"  Крутить стало труднее, подъём и начало посёлка. Зато легче тем, что, хоть редкие и тусклые, но, всё же, фонари, видна дорога - это главное.
 
    Надо слезать. Погнал велосипед в руках. Призывно и как-то очень уютно светились окна домов. Поневоле хотелось на них смотреть, больше, чем на дорогу. Вот в одном из них чётко обозначился женский силуэт, она стояла, опустив голову, думая какую-то тяжёлую, может, и не радостную думу.
    К ней подошёл мужчина, о чём-то спросил, положив руку на её плечо. Она подняла голову, постояла так мгновение и, вдруг, резко, как-то судорожно, прильнула к нему. А он гладит её волосы...
 
    Тёплая волна тронула сердце Роберта, заставила улыбнуться.  "Счастливые... А шторы такие тонкие, всё сквозь них видно... А подглядывать - нехорошо, молодой человек!" - Подъём кончился. 

    Робка взгромоздился на велосипед и стал крутить педали; скоро пришлось притормаживать, чтобы не выскочить на главную улицу.
   
    Через короткое время он уже отвязывал свитер с грибами, ставил велосипед в сарай, потом взвалил свитер на плечо, другой рукой взялся за корзину и понёс эту тяжёлую ношу домой, поднялся на третий этаж, постучал ногой в дверь, услышал торопливые шаги, дверь распахнулась.
  - Ну, наконец-то! Мы уже волноваться начали, на улице - совсем темно, а тебя всё нет и нет... - Стала укорять его мама, потом глянула на его ношу и всплеснула руками: - Батюшки светы!  И правда, приволок! Как же ты столько дотащил? - Она шла за ним на кухню и всё ахала и охала...
   
    За ними на кухню пришли Людмилка и отец.  Роберт поставил на пол корзину, опустил осторожно свитер с грибами, начал поспешно  снимать куртку  и рубашку - ему было очень жарко, пот покрыл всё лицо. Он вытер его подолом рубашки, устало опустился на табуретку.
 
    Мама склонилась над корзиной, взяла несколько опят, поднесла поближе к глазам, недоверчиво разглядывая, потом заглянула в свитер:
  - Роберт, а они - хорошие? - Почему-то шёпотом, спросила она. - Ведь это ж... ужас... сколько грибов! Я их никогда не собирала, думала - плохие!
  - Хорошие, мама, хорошие, Васька сказал, что точно, как в аптеке! Они их много лет собирают, что это - самые лучшие грибы! Боровики, конечно, лучше... но, ведь, их много не соберёшь,  а этих, вон сколько!
  - А как их готовить?
  - Вася говорил, что их можно и солить, и мариновать, и жарить на сковородке, и варить суп грибной... В общем, всё, что хочешь!
  - Я пойду, всё же, Гайду спрошу... Страшновато мне что-то, сынок, ты уж, прости! Не дай Бог, отравимся! - Мама захватила в ладонь несколько грибов и, с виноватым лицом, исчезла за дверью.
 
    Двери на стук открыл Винцис.
  - Сосед, извини, что так поздно... Я пришла спросить вас насчёт грибов... Я их не знаю, а Роберт принёс их очень много, боязно мне... не знаючи...

    Винцис взял в руки несколько шляпок, долго разглядывал их, потом спохватился:
  - Ой, да проходите в комнату! Гайда укладывает детей спать. Она сейчас выйдет... - Они прошли в комнату. На столе, стоявшем на ковре посреди комнаты, лежали кипы тетрадей.
  - Винцис, а когда же ты их проверишь? Ведь десятый час уже, - спросила Тамара Николаевна.
  - Да, времени совсем нет, пока проверишь тетради, пока подготовишься к завтрашним занятиям... Не то, что в кино сходить, или телевизор посмотреть... Даже газету некогда почитать! Другие отработают пятницу и отдыхают, как люди, два дня, а нам и в субботу работать надо! Другой раз так злость заберёт, ну, думаю, всё! Уйду! А куда уйдёшь?  Люблю, ведь, свою работу! Не знаю, что бы я делал без неё?
  - Вы его не слушайте, Тамара Николаевна!  Привык он на педсоветах выступать! - Шутливо сказала Гайда, выходя из спальни и поправляя растрепавшиеся волосы.
  - Гайда, ты уж, извини, что поздно... Вот, грибы принесла... может, ты их знаешь? Боюсь, что несъедобные... отравимся все, - протянула она грибы Гайде.

    Та тоже долго разглядывала их, потом вопросительно взглянула на Винциса:
  - Может, ты их знаешь, Винцис? Я не собирала такие... Правда, мы с ним такие грибники... - Она извинительно перевела глаза на Тамару Николаевну.
  - Нет, я тоже точно не знаю, - осторожно сказал Винцис.
  - Ой, погодите, погодите, у меня же книжка про грибы есть! - Гайда положила грибы на газету, подошла к секции с книгами, стала рыться в них.
  - Ага, вот она! - Гайда положила книгу на стол, принялась листать страницы. В цветных вкладышах она нашла похожий гриб.
  - Вот он! Опёнок настоящий. Видите? И круги из тёмных точек такие же. Рядом ложно-опёнок кирпично-красный и опёнок серно-жёлтый... ну, они, совсем не такие!
  - Да, - вставил Винцис, - значит, опёнки! Вот и книга дома есть, а сходить в грибы - не выходит!
  - Надо будет книгу с собой в грибы брать, - засмеялась Гайда. - Нашёл неизвестный гриб, порылся в книжке - и порядок! Я где-то вычитала, что в наших лесах растут около 200 видов съедобных грибов... А сколько мы знаем? Хорошо, если 15-20, правда?
  - Пойду я, - заторопилась Тамара Николаевна, вспомнив, что её ждут. - Вы уж, извините меня, что я так поздно к вам ворвалась!
  - Ну, что вы Тамара Николаевна! Мы рано никогда не ложимся! - Сказал Винцис.
  - Да и на пользу нам будет, теперь будем знать, как выглядят опёнки настоящие! - Добавила Гайда.
  - До свидания! Спокойной вам ночи! - Улыбнулась Тамара Николаевна и вышла.
 
   -Ну, что? - Спросил Роберт, как только она переступила порог. Он уже помылся и переоделся.
  - Да они сами эти опёнки не знали, - сказала мама. - А потом Гайда вытащила книжку про грибы, там мы нашли эти опёнки. Цветной снимок, всё - точь в точь!
  - Ну вот, а ты мне не поверила! - Сказал Роберт, радуясь, что оказался прав.
  - Кушать будешь? - Спросила Людмилка.
  - Нет, не хочется, разве что чайку...

    Она заварила чай, поставила на стол сахар, маслёнку со сливочным маслом, пол-батона. Роберт пил чай, посматривая, как остальные перебирают грибы, потом и сам присоединился к ним.
 
    Когда кончили перебирать грибы, и невольно, все разом, взглянули на часы, Роберт воскликнул:
  - Уж полночь близится, а Германа всё нет!
  - Всё, всё, мои дорогие, вам пора в люлю! Грибы я и одна отварю! - Выставила всех из кухни мама.
   
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/03/29/40