Записка композитору и постскриптум

               

      Я испугалась своего поступка, словно преступления. Будто ударила невиновного. Но поздно. Моя записка белым барашком плывет по волнам, и вот уже старый композитор наклоняется, чтобы взять ее, а затем кладет на рояль. Своей речи он при этом не останавливает, афоризмы веселят зал. «Совесть у него была. Но у нее не было зазрения.  К старости он не поседел: в этом ему любезно помогла лысина». Я смотрю на ворох бумажек на черном рояле. Если зал дружно вздохнет, какая-нибудь записка слетит на пол и, возможно, моя. Зал дышит нестройно, записки никуда не слетают, и наконец, на сцене, как на краю пропасти, Никита Богословский разворачивает и читает мое послание.

– Песня «Широка страна моя родная» появилась в самый пик репрессий – в 1937 году. Как мог Дунаевский написать музыку на эти слова – «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», ведь не мог же он не знать о расстрелах, арестах?

Зал, только что дышавший вольно, затих.

     Богословский сосредоточенно молчит, опустив голову.  Мою записку он держит, как билет, предъявляемый контролеру. Я отмечаю это мгновенно и снова корю себя за что-то.
– Это разговор не скорый, – раздается, наконец, негромкий голос, – не в двух словах. Но могу вам сказать твердо, что Дунаевский – один из самых искренних композиторов, каких я знал. Эту песню он писал трудно. Только пятый, как помнится, вариант удовлетворил Александрова, режиссера фильма «Цирк».

             Объявили антракт. В буфет не иду, сижу в одиночестве.  Как я любила эти разливающиеся на весь мир позывные:  Ши-ро-ка-стра-на-мо-я-род-на-я. Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. На орбите – новый космический корабль!   Общее ликование. Вера, надежда и любовь. Вера в свою страну, надежда на нее и любовь к ней.

…Во втором отделении снова звучат песни. Спокойно слушает их вместе с нами сидящий на сцене живой классик. А солист добросовестно поет «под Кобзона».  О шаландах, полных кефали,  о любимой, которая снилась три года… . Размягченная публика внимает.

           После концерта идем за кулисы благодарить. 

 – Эти грибы готовила очень хорошая хозяйка. Если хотите, могу при вас попробовать! –  моя остроумная коллега  Галина Михайловна подает кошелку с банками.

             Никита Владимирович на шутку не  реагирует, рассматривает нас усталыми глазами. Зато его солист не теряется: «Давайте, давайте!». И банки исчезают в дорожном портфеле.

--------------------------------------------------


Неожиданный постскриптум.

Я потрясена стихотворением Наума Коржавина, ибо он разоблачал автора стихов этой песни еще в 1945 году. А я-то думала, что их лживость (стихов)стала видна гораздо позже:

Еще в мальчишеские годы,
Когда окошки бьют, крича,
Мы шли в крестовые походы
На Лебедева-Кумача.
И, к цели спрятанной руля,
Вдруг открывали, мальчуганы,
Что школьные учителя -
Литературные профаны.
И. поблуждав в круженье тем,
Прослушав разных мнений много,
Переставали верить всем...
И выходили
       на дорогу.
1945
                ------------------------------
-------------------------------


Молчите?  Вот и я молчу...