Имбунхе

(рассказ опубликован в сборнике "Русская фантастика - 2013")



Судорога свела его обезображенное тело в сумеречной зоне – границе между вечной ночью и вечным днём.

То был экватор Чилоэ, та самая серая полоса, где солнце показывается из-за горизонта, и глаза, наконец, начинают отвыкать от ночной мглы.

Земля сумерек – так зовут её обитатели светлой стороны, не смеющие пересекать этот рубеж.

Земля рассвета – так назвал её про себя Имбунхе.

Калека упал на бок и забился в конвульсиях на промёрзшей земле, невольно обратившись лицом назад, к звёздам. На блёклом, светлеющем небе тысячу глаз Кайкайвилу было почти не различить.

Имбунхе понял – владыка Кайкай теряет его из виду, и власть ночи над ним ослабевает. Этот приступ – последнее препятствие, что Беспощадный Змей мог ему учинить. Отчаянная попытка сохранить поданного.

Так уже бывало. Скоро пройдёт.

– Ты думал, что я не смогу, владыка бестий, – тихо прошептал Имбунхе. – Ты думал, что я сломлен. О, божественная опрометчивость.

Он проделал огромный путь, и всё, чем воспрепятствовал Кайкай – лишь наслал на него судороги. Эхо тревожной песни Туэ было его спутником, но разве могло оно считаться препятствием?

Пронзительная песня чёрной птицы Туэ – предвестник несчастья. Ничего хуже произойти с Имбунхе уже не могло.

Имбунхе смог перевернуться на спину – настолько, насколько позволяли деформированные, изломанные штуки, которые у обычных чилотов называются ногами. Он смотрел в небо, пытаясь восстановить контроль над мышцами. Левая половина небосвода, что потемнее, пестрела еле заметными точками, а правая... чудесная, восхитительная правая половина была озарена светом Ока Тентенвилу, блаженным сиянием с вершин самых высоких гор, что слепило тёмного бога – и охраняло Имбунхе. Теперь.

Снова.

В тёмной дали завывала Туэ – как-то особенно неистово и печально.

Мысль о том, что великая Тентен принимает его назад, в своё лоно, наполнила Имбунхе ликованием.

Он мечтал об этом столько времени, сколько дневные существа не живут. Кайкай награждает своих подопечных бессмертием и берёт за это немалую цену. Муки бесконечного существования может жаждать лишь тот, кто не вкушал его; Имбунхе испил эту чашу сполна.

На тёмной стороне Чилоэ трудно получить представление о течении времени, но с самого детства Имбунхе начал наблюдать за происходящим вокруг и делать выводы. Как только оправился от того, что ведьмы сделали с ним.

Фосфоресцирующие глаза Имбунхе буравили взглядом крупное красноватое пятно в зените. То была не просто звезда.

Звёзды не раз говорили ему, сколько минуло лет с того момента, как он последний раз видел солнце. Множество других вещей и явлений вокруг также содержало ценную информацию – цикл его собственного сна, скорость роста чахлых сциофитов поблизости от логова, конденсат, капающий со сталактита у входа в пещеру.

За двадцать тысяч капель ночной небосвод смещается на вертикальную проекцию расстояния от альфы Василиска до гаммы Жезла. Это приблизительно трое суток, судя по циклу сна и бодрствования. За двести тысяч капель кустистый лишайник разрастается на толщину пальца.

Нельзя верить лишайнику – его рост непостоянен и обманчив. Да и пальцы Имбунхе стали толще со временем. Капли куда надёжнее. Звёзды – надёжнее всего, но за ними сложно следить.

Значит, остаётся только считать звонкие капли. Постепенно это входит в привычку, совершается автоматически, помимо сознания. Просто слышишь их, и какая-то часть тебя передвигает костяшки на невидимых счетах.

Имбунхе сторожил ведьминское логово четыреста шестьдесят миллионов и около семисот тысяч капель. Погрешность связана с тем, что иногда его отвлекали.

Он смог вновь подняться и зашагать дальше по хрустящей, заиндевелой поросли – как обычно, на руках. Власти Кайкая над ним пришёл конец. Впереди было только солнце, показавшееся над горделивыми Андами.

Небо стремительно светлело и приобретало голубой оттенок. Имбунхе поглядывал вверх, с тревогой понимая, что разглядеть таинственное красное пятно на фоне яркого небосвода становится всё сложнее, хотя его глаза быстро привыкали к новому освещению.

Одно стало ясно наверняка, пока он валялся на границе между светом и тьмой: оно увеличивалось в размерах.

Возможно, именно поэтому нечисть тёмной стороны так волновалась последнее время. Даже местные сливки общества, ведьмаки и ведьмы, вели себя всё тише. Их неистовое упоение шабашами и набегами на пограничную землю сходило на нет.

Имбунхе знал – они обладали мудростью. Они даже научили его грамоте и многим другим вещам. У некоторых были телескопы. Наверняка они понимали больше, чем он, и вполголоса обсуждали это на ставших редкими в последнее время сборищах.

На краю земли рассвета Имбунхе наткнулся на патруль пограничного гарнизона. Он заметил всадников издали, но не остановился. И они не двигались вперёд, разглядывая в подзорные трубы странную фигуру – массивный человеческий торс в ржавой кольчуге, передвигающийся на необычайно мускулистых, удлинённых руках. Вряд ли они заметили мелкие детали – когти, толстую жёсткую гриву волос, похожую скорее на иглы дикобраза, на утопленной в широкие плечи голове. Длинную цепь, которой ведьмин страж был некогда прикован к скале за шею. Но они видели волочащиеся по земле изломанные ноги, и сострадание взяло верх над инструкцией по использованию арбалетов.

Приближаясь к патрулю, Имбунхе всё поглядывал вверх, но красной звезды уже почти не было видно.

– Назови себя, – потребовал один из всадников, когда их разделяло пятьдесят шагов.

– Я – Имбунхе, – сказал калека спокойным раскатистым голосом, который останавливал бешеных медведей. – Я существо одной с вами крови.

Всадники переглянулись и принялись о чём-то спорить. Это позволило продолжить сокращать расстояние.

Все чилоты знали о трагической судьбе похищенных ведьмами детей. Раз в столетие всевидящее Око Тентенвилу смыкалось. Великая Тентен теряла из виду своих подопечных, и им оставалось полагаться только на себя.

Звездочёты на пограничных землях видели первое предвестье беды – тусклую, бледную луну на горизонте сумеречного неба, пересекающую рубеж дня и ночи. То было Око Кайкайвилу, его сильнейшая манифестация среди обычных звёзд, его божественное могущество, простирающееся над землёй со дна чёрного океана. Беспощадный Змей шёл в атаку.

Следующие два с половиной десятилетия страна вечного дня жила в страхе и ожесточённой подготовке к кровопролитной войне.

Шло время. Луна двигалась к Андам и становилась всё заметнее. И вскоре наступали страшные тёмные времена, когда два могучих божества сталкивались в схватке на небосводе.

Луна затмевала собой неподвижное солнце, и светлая половина Чилоэ погружалась в хаос ночи, что несли с собой обитатели обратной стороны.

Тьма неизменно отступала, унося с собой урожай страданий. Око Кайкая двигалось дальше, позволяя живительному свету Тентен вновь пролиться на землю. Вместе с движением луны по Чилоэ прокатывалась и волна нечисти, вновь оказываясь на тёмной стороне. С потерями и приобретениями.

Цикл завершался. И начинался заново.

– Если ты попытаешься напасть, мы убьём тебя, – пообещал главный всадник, когда Имбунхе был уже совсем близко.

Калека покачал головой.

– Я не умею.

Поколению, родившемуся под знаком грядущего затмения, было суждено защищать стар и млад ценой своих жизней. Выжившие воины, искалеченные физически и морально, становились ветеранами и передавали свой опыт правнукам. Но никто не видел за свою жизнь двух затмений. Поэтому каждый раз всё начиналось с чистого листа.

Тёмные налётчики убивали на своём пути всех, но только не детей. Их они забирали с собой.

– Ты – имбунхе, страж ведьминского логова, – заключил всадник, глядя со своего скакуна вниз на калеку. – Ты рождён невинным, и твоя судьба была осквернена.

Имбунхе кивнул, изучая его своим светящимся взором. Он видел в ответном взгляде то, что согревало его веками.

То, для чего его сделали таким. Своего рода предназначение.

В глазах всадника читалась кристально чистая жалость.

– Я не сосуд зла, – спокойно молвил калека. – Но я вестник новой эпохи. Что-то странное случится в скором времени.

– И что же? – с недоверием спросил патрульный.

Имбунхе вздохнул.

– Я не знаю. Что-то происходит на земле и в небе. Сам Владыка Кайкай утратил столетний покой, и от его движений на морском дне содрогается земля. Примите меня как гостя. Прошу.

Всадники смотрели на него и не находили в нём угрозы. Они видели, что его тело, даже искалеченное, весит куда больше, чем любой из них. Они видели кольчугу и когти, но их сострадание было куда искреннее, чем ведьмово. Куда сильнее оно затуманивало взор, и строжайшие запреты на контакт с обитателями тёмной стороны рушились под его натиском.

"Он – один из нас. Он был рождён при свете дня, но силы ночи исказили его судьбу. Мы не можем отказать собрату в помощи, если Тентен вновь приняла его под свои лучи." – думали они, ведя его в форт.

На их счастье, Имбунхе действительно не таил в душе зла.

– Расскажи о тёмной стороне, – сказал комендант, глядя на него из–за массивного дубового стола.

Имбунхе предпочитал сидеть прямо на ковре перед ним, подобрав под себя ноги. Он отметил про себя, что гарнизон немногочислен – может, потому что набегов стало гораздо меньше.

– Ты не стар, – произнёс он, немного подумав. – Вряд ли ты помнишь последнее затмение.

– Я родился спустя десятилетие, – подтвердил комендант. – Неужели ты был среди налётчиков?

– Тогда я бы остался. На тёмной стороне жизнь подобна кошмару. Ночь, снег и холод, – Имбунхе поднял с пола свою цепь с острым наконечником. – Я – охранник. Двести лет я провёл прикованным у входа в огромную пещеру на побережье замёрзшего океана, в котором таится Владыка Кайкай. Пещера Кикави; огромная, священная, в ней самые могущественные ведьмаки и ведьмы собирались для шабашей. Я защищал вход от мелкой нечисти и диких животных. Какой из меня налётчик? Во мне нет чувства, которое заставляет их нападать и причинять зло.

Комендант хмыкнул.

– Ты рассуждаешь о противоестественных и неведомых жителю дня вещах с необыкновенным спокойствием. Должен признать, во мне самом это чувство есть. Ведь мы говорим о ненависти, имбунхе?

– Мы говорим о страхе, комендант, – калека приподнял цепь повыше. – Когда я справился с ним, я смог освободиться.

– И как же ты освободился?

Имбунхе замолчал, вспоминая, как два века назад удар брухо со сверхъестественной силой вогнал стальной наконечник глубоко в камень. Рядом рыдал изувеченный мальчик, не понимая, за что с ним так жестоко обошлись.

Они кормили и обучали его. Они калечили его и превращали тёмными снадобьями в монстра. Они жалели его и обращались как с любимым верным псом.

Они переломали кости ног четырёхлетнему ребёнку, все до единой.

Они любили его и ненавидели.

Впереди были четыреста шестьдесят миллионов капель.

– Капли, – наконец сказал Имбунхе.

– Что? – не понял комендант.

Капли падали и падали в расщелину, из которой торчал стальной клин. Имбунхе с детства отчаянно пытался выдернуть его, но тогда он ещё был слаб.

Капли падали. Время было на его стороне. Тогда он не знал, что терпение – величайшая добродетель. И вскоре он бросил попытки.

– Вода понемногу точит камень, – пояснил Имбунхе. – Однажды я смог вырвать клин. Я долгое время даже не пробовал – моя сила не сравнится с силой ведьмака. Они заставили меня так думать.

Комендант посмотрел на его крупные, поросшие чёрной шерстью руки. Такими можно разорвать человека пополам.

– Ты сказал, что ты не беглец, но вестник. О чём ты возвещаешь?

Имбунхе закрыл глаза, собираясь с мыслями.

– На ночном небе я заметил красную точку. Вначале я решил, будто Аликанто взвилась в небесную высь и залетела слишком далеко. Но то была не птица золотых приисков; напротив, это что–то далеко извне.

– Что–то за пределами Чилоэ? – поднял брови комендант.

– Пока что за пределами... – вздохнул Имбунхе. – Оно растёт. Приближается.

– Ты не лжёшь, ведьмостраж?

– Мне незачем лгать.

– Но кто управляет запредельным миром? Кто мог ниспослать это на Чилоэ?

– Есть лишь одна известная нам запредельная сила. Владыка Космоса. Повелитель Времени.

– Великий Генехен? – с сомнением произнёс комендант. – Это слишком фантастично. Мы сами в небе ничего пока не замечали.

– Свет Тентен слепит вас, – покачал головой Имбунхе. – Мне нужно попасть в столицу. Поговорить со столичными учёными. Я много слушал ведьм и брухо. Может быть, их знания будут полезны.

– У нас здесь есть свой астроном. А их знания... – комендант встал из-за стола и зашагал по направлению к окну-бойнице. – Их идеи... Ты же осведомлён, маленький калека, за что Тентен лишает своего покровительства.

Имбунхе был осведомлён. Он видел боль предательства и горечь разочарования вокруг себя много лет.

– Все эти колдуны – они ведь безумны, опасны, – продолжал начальник гарнизона. – Они отмечены Кайкаем. В их сердцах сомнение в самих основах светлого мира.

– Но они одарены.

– Их способности суть не дарование, но бремя проклятия. Ворожба, запретные науки... Ведь это они сделали тебя таким, имбунхе – те, кого мы изгоняем на тёмную сторону.

– Вы не поймёте, комендант, – голос ведьмостража дрогнул. – Они боялись.

– Чего? Они получили то, что заслуживают. Им сохранили жизнь и подарили свободу изгнания. Чего им бояться? Существ тёмной стороны?

– Всего. И меня. И других таких же, как я.

Комендант отвернулся от окна, чтобы смерить Имбунхе взглядом, но затем вновь повернулся обратно, всматриваясь в облака.

– Почему?

– Одиночество страшно. Если бы они не искалечили и не приковали меня – я бы тотчас сбежал. За их злобой стоял страх. Они очень боялись потерять меня. Никто не хочет жить там, даже они сами. Но у них нет выбора – солнце погубит их.

– А у тебя выбор был. И они его отняли.

– Они унижены и запуганы вами. Они лишены счастья искренней любви и бесплодны. Они делают существ, ещё более жалких, чем они сами, чтобы спастись от ужаса своего бессмысленного существования.

– То есть? Ведьмы изувечили тебя, чтобы жалеть?

– Да. Чтобы обрести в бездне отчаяния и страха искуственный островок любви, покровительства слабому. Такого извращённого благородства.

– Они могли бы действовать иначе. Любить друг друга. Помогать друг другу.

– Иначе они не умеют, комендант. Чтобы выжить, им всем приходится быть чересчур сильными. Они не могут верить друг другу. Их шабаши – всего лишь отчаянная истерия плоти, краткие периоды единения и избавления от страха.

Комендант разглядывал затянутое облаками небо и думал. Беседу прервало появление в дверном проёме стражника – одного из патрульных.

– У астронома есть тревожные новости для вас, сеньор.

Начальник гарнизона кивнул, не отрывая взгляда от небосвода.

– Ты попадёшь в Город Полудня, имбунхе. Расскажи им, что знаешь. Хуже не будет.

Сквозь белесый пух облачного слоя просвечивало едва заметное красное марево.

Его повезли в крытой телеге, запряжённой парой лошадей. Возничий и приставленная стража побаивались его и не горели желанием общаться. Имбунхе не винил их. Иногда он выглядывал наружу, отмечая, как быстро растёт алое пятно. Чем дальше повозка удалялась от зоны сумерек, тем больше оно смещалось к горизонту, а день становился всё ярче.

В путешествии Имбунхе попробовал настоящую, обычную еду и пришёл в восторг. Хлеб, солонина и сушёные фрукты – всё это ни в какое сравнение не шло с тем, чем его кормили на тёмной стороне.

Мир Чилоэ невелик. Путешествие к подножию Анд, где солнце всегда в зените, заняло бы всего несколько недель. Наблюдения за приближением таинственного объекта говорили, что этого времени у чилотов нет.

Красное пятно над горизонтом ещё не выросло до поистине исполинских размеров, но Имбунхе знал, как обманчивы звёздные габариты. Такими темпами оно вскоре сравнится по величине с луной, а столкновение с нею разнесло бы Чилоэ на куски. Даже если предположить, что сам объект куда меньше, чем кажется, а красный ореол – всего лишь преломленный свет... вмешательство Владыки Генехена сулило большие перемены.

Их небольшой караван остановился, наконец, в довольно крупном городе. Улицы сияли чистотой, красивые и крепкие здания радовали глаз. До Города Полудня было ещё далеко, но величие страны Тентенвилу уже давало о себе знать. Здесь начиналась центральная часть земли вечного дня – благополучная, спокойная и безбедная.

Кастро – кажется, это был он, ещё больше, красивее и светлее, чем двести лет назад. Значит, равнина впереди изрезана реками, путешествие с переправами будет долгим.

Имбунхе думал. Его расчёты говорили о том, что до столицы добраться вовремя невозможно. Значит, нужно было действовать прямо здесь и сейчас. Но как – он не знал.

Он попросил своих сопровождающих устроить ему встречу с мэром. Покидать повозку Имбунхе было запрещено, чтобы не волновать народ – людям достаточно было и багрового марева в далёком тумане. Возничий и стражники переглянулись и обещали попробовать.

Время не ждало. Имбунхе тайком проделал отверстие в матёрчатой крыше, чтобы следить за красной звездой. Его глаза, серебристые, светящиеся, натренированные двухсотлетием наблюдений, видели куда лучше человеческих. Дома сильно затрудняли обзор, но, к счастью, город был возведён на холме, а их небольшой караван ехал как раз к вершине.

Увиденное ужаснуло Имбунхе.

Когда он смотрел на красную точку в сумеречном небе, та оставалась на месте в зените и лишь медленно росла. Так всё виделось на границе между ночью и днём. Чем дальше он удалялся от экватора, тем больше объект смещался к линии горизонта.

Всё было вполне логично, но только сейчас, глядя на красную звезду сбоку, он смог оценить скорость её движения относительно земли. Это помогли бы сделать другие небесные тела, но на дневном небе их не видно.

Имбунхе смотрел сквозь облака на красное пятно и видел, как оно ползёт к горизонту. Очень медленно – вряд ли бы это заметил обычный человек невооружённым глазом. По космическим меркам – с бешеной скоростью.

Ни о каких неделях не могло быть и речи. Счёт шёл в лучшем случае на часы.

На мгновение Имбунхе поддался сомнению. Он не понимал до конца, что именно он делает и зачем. Он вспомнил время, когда тёмный океан ещё бушевал, и корабль-призрак Калеуче не стоял на якоре у берега, навечно вмёрзший в лёд. Совсем мальчик, он с восхищением лицезрел на палубе брухо, поющих и пляшущих вместе со своими прислужниками-имбунхе, отмечающих неведомые триумфы, и мечтал, что однажды и его возьмут в безумное плавание. Если бы только не эта цепь...

Тёмная половина Чилоэ была ночным кошмаром, но порой удивительно интересным. Имбунхе привык. Решиться на побег было очень трудно. И всё же что-то менялось в уютном мирке не в лучшую сторону. Кайкай всё реже показывался на поверхности, и порождаемые им морские волнения становились всё тише. Покой штиля и губительной стагнации сковал океан льдом. Имбунхе готов был спорить, что и Тентен уже давно не появлялась над заснеженными вершинами Анд.

Имбунхе осмелился выглянуть из повозки. Его конвой удалялся по направлению к трактиру. Остался только один охранник, и тот задремал. Ведьмостраж ещё раз посмотрел на красное марево и принял решение действовать.

Эти несколько беглых взглядов дали ему всю необходимую информацию. Высокое здание с башнями и шпилем – несомненно, его путь лежал туда. Имбунхе аккуратно обмотал цепь вокруг предплечья, на секунду пожалев о том, что не позволил кузнецу в форте снять с себя ошейник. На это ушло бы драгоценное время.

Затем он выпрыгнул из повозки и ринулся по мостовой к своей цели, на глазах у всех прохожих. Кто–то закричал, кто–то взвизгнул – но дорога перед ним стремительно расчищалась. Никому не хотелось оказаться у него на пути.

Ходить, опираясь на раскрытую ладонь, получается медленно, зато весьма устойчиво. Это хорошо подходит, чтобы разогнаться. Затем пальцы, особенно когтистые, становятся помехой, но инерция уже позволяет использовать для поддержания скорости бег на сжатых кулаках с энергичной работой плечами. Сейчас Имбунхе нёсся как горилла – он выбрасывал вперёд обе руки, опираясь на скрюченные ноги, переносил вес тела на костяшки и затем снова использовал ноги для опоры.

Имбунхе смутно помнил, что это здание со шпилем, почти дворец, называется Приорат. Мэр живёт там и оттуда же управляет городом и окрестностями. Компанию ему составляют учёные и высшее чиновничье сословие.

Но Приорат обнесён решётчатой оградой высотой в два человеческих роста. Ворота закрыты и хорошо охраняются.

Ничто не способно остановить тебя, если ты – целеустремлённый косматый калека героических пропорций. Не останавливает отсутствие функционирующих ног – не остановит и забор.

Имбунхе припал к земле и оттолкнулся руками изо всех сил, на лету разматывая свою цепь. Он перевернулся в воздухе, запустив её вверх и вперёд, в острия прутьев металлической ограды. Когда его тело врезалось в ограду (та покачнулась и заскрипела), цепь уже крепко запуталась над его головой, позволив подтянуться и осторожно перевалиться через наконечники.

Держась одной рукой за прут, другой Имбунхе высвободил цепь и понял, что не спланировал приземление. Медлить было нельзя. Он спрыгнул, попытавшись приземлиться на ладони. Удар об землю, даже смягчённый, отозвался острой болью в раздробленных ногах.

Действо заняло дольше, чем он рассчитывал. Когда Имбунхе вновь уверенно встал на руки, его обступила стража.

– Я хочу поговорить с мэром, – сказал он, глядя в землю перед собой и не шевелясь.

Его лаконичность и негромкий, но отчётливо слышимый голос обескуражили охрану. Они замерли, выставив вперёд алебарды, словно гончие над зайцем, который неожиданно притворился мёртвым.

Заминка не могла сильно растянуться. Имбунхе покосился на красную зарю вдали. Вряд ли они станут долго выжидать. Вряд ли он сам может позволить себе паузу.

Стражники начали сжимать кольцо, но Имбунхе по-прежнему не шевелился, только подтянул к себе цепь.

– Я... – снова заговорил он, и слова застряли у него в горле: внезапный удар булавой в висок поверг его на землю.

Имбунхе был так ошеломлён, что не пытался сопротивляться. Перед глазами всё плыло. Он получил ещё несколько ударов и пинков, потом его куда-то потащили. Всё вокруг словно было покрыто мутной плёнкой.

Они напали на него, когда он был беззащитен. Это против правил. Это совершенно не укладывалось в картину мира ведьмостража.

Его прежние хозяева порой бывали жестоки, но они никогда не попытались бы его убить. Так нельзя: ведь он верный слуга, он куда слабее настоящих ведьм, и его смирение – лишнее доказательство их превосходства. Недостойно убивать слабых, что смиренны пред тобою; пусть равные сражаются с равными. Поэтому лишь Имбунхе, и никому другому, суждено не подпускать нечисть ко входу в Кикави.

Любая тварь в ужасе спасётся бегством от разгневанного брухо. Но задача ведьмостража – не допустить нарушения покоя своих хозяев. Они доверяют своё спокойствие ручному монстру-калеке, и он не подводит их.

Но эти люди – им всё равно. Он был смиренен перед ними, но они напали.

Если для тебя нет разницы между слабым и сильным, покорным и непокорным – чем ты лучше дикого зверя?

Сквозь пелену оглушения калека слышал, как кто-то отдавал приказы страже. Его не убили – вместо этого его потащили куда-то, где свет Тентен не был виден, по коридорам и ступеням наверх. Цепь звенела, струясь следом.

– Очнись. Живой? Ну-ка, – сказал командовавший голос, шлёпая его по щекам.

Имбунхе не без усилия открыл глаза. Большая комната с богатым убранством. Он порядком запачкал ковёр своей кровью и уличной грязью.

– Это не темница, – промолвил он.

Склонившийся над ним человек отступил и уселся в мягкое кресло. По его роскошному камзолу ведьмостраж понял, что это кто-то из знати. Благородный профиль и блеск просвещённости в глазах. Этот человек знал цену слову и времени. С ним можно и нужно было вести диалог.

– Ты – мэр? – спросил Имбунхе.

Он чувствовал, что кровь на его лице уже успела засохнуть. Значит, времени оставалось всё меньше.

– Приор Раньери, герцог де Кастро, – спокойно, но не без некоторой чванливости, представился собеседник.

Имбунхе огляделся. Трое стражников. Гобелен на стене покрыт сложным рисунком со множеством мелких деталей – что-то геральдическое, по-видимому. Они находились в личном кабинете мэра.

– Я прошу слова, приор, – выдавил ведьмостраж, пытаясь придти в себя.

Раньери пожал плечами, рассматривая его из-под полуприкрытых век.

– Ты удостоен этой чести. Потому я и приказал страже не трогать тебя. Твой конвой толком ничего не поведал. Неужто ты воздействовал на их разумы, имбунхе?

Мысли никак не удавалось привести в порядок.

– Ты проделал огромный путь, что достойно уважения. Я верю, что ты пришёл с миром. Поэтому говори.

– Грядёт катастрофа, приор. – наконец сказал калека. – Ты обладаешь познаниями в астрономии? В истории?

Герцог кивнул. Только сейчас Имбунхе заметил, что один из стражников намотал на руку конец его цепи.

– Было время, много веков назад... – пробормотал ведьмостраж. – Всё было иначе. Почему мы считаем сутки, приор? Что такое сутки? Неужели раньше ночь и день были не вечны?

– Да, маленький калека, – бесстрастно подтвердил Раньери. – Когда–то война между светом и тьмой кипела без перерыва.

– Почему стало так, как сейчас?

Мэр вздохнул. Беседы об истории и религии не входили в его планы.

– Кровопролитная война печалила Владыку Генехена, и он разделил их навеки, – всё же ответил он. – Кайкайвилу был низвергнут на дно тёмного океана, а Тентенвилу – сослана на вершины Анд, чтобы они никогда более не встречались. Согласно сказаниям, конечно.

– Хорошо, хорошо... – с благодарностью закивал Имбунхе. – Так и было, но Генехен покинул Чилоэ, и раз в сто лет Великие Змеи всё же снова стали схватываться друг с другом. Космос, ты знаешь о космосе, герцог?

– Куда интереснее то, что о нём знаешь ты, ведьмостраж, – по лицу Раньери пробежала тень улыбки. – На тёмной половине дают хорошее образование?

– Нельзя дать знания. Их можно только взять.

– Что ж. Тогда сейчас я хочу взять все знания, что у тебя есть.

– Космос, – продолжил Имбунхе. Его сознание, наконец, прояснилось. – Огромная чёрная пустота, в которой парит Чилоэ, окружённый звёздами, луной и солнцем. Из космического мрака к нам движется красная звезда – и она уже видна в дневном небе. Это знамение, посланное извне самим Генехеном.

– Ты не сообщаешь мне ничего нового, – покачал головой мэр. – Она двигается к горизонту, и мнение астрономов таково: звезда минует Чилоэ, попросту пролетя мимо.

– Нет! – воскликнул калека. – Это иллюзия. Я смотрел в небо над землёй сумерек – она падает прямо на планету. Весь наш мир в огромной опасности, сеньор Раньери!

– И подвёрг его этой опасности кто, лично Владыка Космоса? – усмехнулся герцог.

– И никто иной! Сейчас я понимаю – Генехен созерцал нас всё это время и понял, что его прежнее решение привело к ужасным последствиям. Ваше благоденствие здесь покупается дорогой ценой.

– Мир дня процветает, а миру тьмы уготована кара и вечные муки. Всё так, как и должно быть.

– Нет, приор. Изгоняя всё, чего вы не понимаете, прочь из виду, блаженствуя за счёт чужих страданий – вы оскверняете саму идею абсолютного добра. Послушай, – Имбунхе примолк на мгновение, обдумывая что-то, – если бы Генехен хотел просто уничтожить наш мир, он бы сделал это. Но он послал нам красную звезду как знак, как предупреждение. Мы, все мы, должны внять ему, понять что это значит, прежде чем случится катастрофа.

Герцог де Кастро пожал плечами. На мгновение Имбунхе показалось, что он смог посеять живительное семя сомнения в собеседнике.

– Катастрофы не случится. Тентен покровительствует нам, – наконец сказал тот. – Тебе больше не о чем поведать мне, ведьмостраж?

Имбунхе задохнулся от возмущения.

– Как же ты не понимаешь? Почему не хочешь прислушаться? Не волею Тентенвилу я сижу здесь и говорю с тобой, приор! Сейчас я понимаю – никем иным, как Повелителем Времени я был освобождён от власти Беспощадного Змея и направлен сюда!

– Неужели? – с некоторой наигранностью удивился Раньери. – Это смехотворно, калека. Ты хочешь разрушить вековечный порядок Чилоэ, прикрываясь именем Создателя? Ты, урод в проржавевшей кольчуге? Скажи, что ты пророк его, осмелься – и я брошу тебя в самое глубокое подземелье.

Всё боится времени, ведь время неизбежно несёт перемены. Капля за каплей оно подтачивает любую мнимую незыблемость, и однажды ты просыпаешься в совершенно другом мире, сам того не ведая.

Повисла пауза. Имбунхе буравил светящимся взглядом мэра, тот спокойно смотрел на ведьмостража и не отводил взор.

Сердце Имбунхе заколотилось. С ужасом он понял, что его первоначальный, неотчётливо оформленный план не сработал.

Он надеялся, что какой-нибудь мудрый, могущественный правитель светлой стороны прислушается к его словам, поверит ему и... сделает что-то.

Может быть, разнесёт весть по городам. Будет действовать как поистине небезразличный к судьбе Чилоэ человек, во власти которого изменить мир к лучшему. А Имбунхе, выполнив свою роль вестника, как он её понял, будет наблюдать, поможет советом или попросту отойдёт на покой.

Но Имбунхе смотрел в глаза герцога Раньери де Кастро и видел там лишь равнодушие, безразличие чилотов светлой половины к страданиям детей ночи. Мэр был совсем не похож на солдат пограничной крепости, лицезревших мрак обратной стороны собственными глазами. Те искренне ненавидели нечисть, но в них было сочувствие – к собственным соратникам, раненым или павшим. К обиженным и обделённым несправедливостью мира. К Имбунхе.

Мэру было всё равно.

Когда ты видишь чужие страдания, ты не можешь быть к ним безразличен. Когда ты встречаешься со страхом лицом к лицу, ты учишься бесстрашию.

Убери всё это с глаз, заткни уши – и твоё спокойствие становится непоколебимым, но глубоко прогнившим внутри. Это твёрдый шанкр души, артрит чувств, глаукома совести.

Перемены сулили для жителей дня лишь убытки, а потому были нежелательны. Значит, красную звезду не остановить.

Неужели Чилоэ суждено погибнуть?

– Я... – тихо начал Имбунхе. – Я...

Почва убеждённости уходила из-под его переломанных ног. Приор созерцал его замешательство с полуулыбкой. Стражник взялся за цепь ведьмостража покрепче.

Имбунхе не был готов к этому повороту: никто не хотел вместо него решать судьбу Чилоэ.

Он посмотрел на стражников, что безжалостно избили его чуть раньше. Если те ничем не лучше низшей нечисти...

Значит их предводители ничем не лучше ведьм и ведьмаков. И если Имбунхе нашёл в себе силу освободиться от их влияния, то он выше их всех.

Имбунхе не может надеяться на их жалость – так пусть же они ищут его сострадания.

Они не найдут его.

Судьбу мира решит он сам, единолично. Имбунхе так и не мог взять в толк, в чём же будет заключаться это решение. Чего хочет Создатель? Что несёт с собой красная звезда?

Но то малое, что сейчас зависело от него, нужно было сделать. Если эти люди против истины, нельзя идти у них на поводу.

– Великий Генехен направляет длань мою, и я пророк его, – сказал Имбунхе, опустив голову. – Прочь с моего пути.

Раньери изумлённо отшатнулся – до того впечатляющая сила звучала в голосе калеки. Словно только сейчас герцог заметил размеры и мощь этого гротескного существа с тёмной стороны, стоявшего на руках перед ним.

– Схватите его! – приказал он. – Нет, убейте его! Тотчас!

Имбунхе отступил и мотнул головой с такой силой, что стражник, державший цепь, завопил от боли – металлические звенья раздробили его руку, освобождаясь. По инерции он свалился вперёд, на ковёр, а остальные двое лихорадочно схватили свои арбалеты. Приор вскочил с кресла и отбежал к стене.

Ведьмостраж без единого звука принял в свою грудь два арбалетных болта. Кольчуга плохо помогает в таких случаях. Он перехватил цепь поудобнее правой рукой, стоя на одной левой, и бесстрастно крутанул наконечником в воздухе. Впервые за последние двести лет Имбунхе улыбнулся во все сорок клыков.

С гулким звоном нагрудник одного из стражников был пробит ржавым клином на конце цепи, которую ведьмостраж швырнул вперёд с невероятной силой. Беднягу отбросило назад, на секунду он словно повис в воздухе, – Имбунхе рванул цепь назад, высвобождая своё импровизированное оружие, – и обрушился на пол, мертвее мёртвого.

Ржавчина была обманчива, ибо ведьминская сталь закалялась в водах чёрного океана, благословлённая самим Кайкаем. По кольчуге Имбунхе струилась кровь, и ржавчина словно впитывала её, поблёскивая багрянцем раскалённого металла.

Второй стражник бросил бесплодные попытки перезарядить арбалет, с воинственным криком бросился вперёд и ударил калеку мечом. Имбунхе не пытался защищаться, лишь спокойно подставив под удар плечо. Придя в контакт с мерцающей красным светом кольчугой, меч жалобно звякнул и отскочил, не нанеся видимого вреда. Но его лезвие уже не блестело – поражённое мистической скверной, оно на глазах проржавело и стало рассыпаться в прах.

Имбунхе протянул свою громадную когтистую ладонь к голове противника, охватив её целиком и склонив к своему лицу.

– Потешный, беспомощный смертный, – сказал он. – Я вижу твою душу насквозь, и вся она соткана из невежества, сшитого ложью и страхом. Неужели ты боишься своих вожаков больше, чем меня?

– Меть в горло! – крикнул герцог, видя, что руки стражника свободны.

Тот, замерший с гримасой ужаса и всё ещё держа в руке разъеденный меч, рефлекторно дёрнулся в ответ на приказ.

Горло так горло. Имбунхе переместил руку, сжал хватку и сразу отпустил. Шея жертвы издала влажный хруст, а её обладатель осел на пол и больше не двигался.

Раньери попытался сделать рывок к выходу, но ведьмостраж чиркнул взглядом по полу перед ним, и ковёр вспыхнул жарким пламенем. Перед приором поднялась плотная стена огня.

– Прочь с моего пути, – повторил Имбунхе, глядя в глаза приору.

Герцог застыл на месте, парализованный – может быть, колдовской силой светящихся серебристых глаз, а может быть, собственным страхом перед демоническим существом, которому не было дела до ударов меча и торчащих из его тела стрел.

В кабинете мэра словно сгустились тени. Неустрашимый и неостановимый, Имбунхе двинулся вперёд в свете языков пламени. Стражник со сломанной рукой попытался нашарить оружие, но Имбунхе миновал его, небрежно всадив когти в грудную клетку.

Он почти дошёл до дверного проёма, как вдруг его тело вновь настигла судорога.

Ведьмостраж пошатнулся, упал навзничь и задёргался в конвульсиях на окровавленном ковре. Его разум, неподвластный Кайкаю в такие моменты, охватило отчаяние.

Только не сейчас. Он должен идти. Должен выполнить своё предназначение, каким бы оно ни было.

Он увидел склонившегося над ним герцога Раньери. Тот сосредоточенно заряжал один из арбалетов. Руки его дрожали.

Наконец, он справился с задачей, наклонился над поверженным ведьмостражем и направил арбалет тому в глаз. Шанса промаха не было.

Всё не могло закончиться так. Имбунхе беззвучно взмолился к Генехену, полузабытому всемогущему богу-создателю, которому уже давно не приносили жертв, в честь которого не устраивали празднеств.

Владыка Космоса услышал его молитву. А может, это было просто совпадение.

За горизонтом красная звезда ослепительно вспорола атмосферу и врезалась прямо в сумеречную зону.

Маленький Чилоэ содрогнулся. С прежде безмятежных вершин Анд сошла лавина, а где-то далеко на морском дне замер Кайкайвилу, страшась привлечь к себе внимание существа несоизмеримо более могущественного, чем он сам. По толстой корке льда на поверхности чёрного океана поползли трещины.

С потолка посыпалась штукатурка. Раньери не смог удержать равновесие, и арбалетный болт всего лишь разорвал калеке ухо.

Силы вернулись к Имбунхе. Ведьмостраж помешал падению герцога, придержав его правой рукой, а сам плавно поднялся на левую и крепко ухватил приора за горло, лишь чуть-чуть сдавив. Со стороны это выглядело как цирковой трюк. Ступни мэра оторвались от пола.

– Смотри! Смотри, глупец! – воскликнул он, поворачивая перепуганного Раньери к окну, лишившемуся прекрасного витража. – Это не конец света, но конец царства лицемерия!

Далеко на горизонте полыхал пожар в клубах пыли до самых небес. Само солнце померкло – Тентенвилу с тревогой затаилась в своём логове.

Земля дрожала.

Приор задёргался, пытаясь освободиться. Имбунхе бесцеремонно ударил его об стену, чтобы оглушить – словно рыбу об стол. Затем калека вонзил наконечник цепи глубоко под ключицу герцогу (тот лишь приглушённо вскрикнул) и взвалил того на спину, крепко примотав цепью.

Они находились в одной из башен Приората, и, покинув кабинет, ведьмостраж без колебаний стал взбираться по винтовой лестнице всё выше и выше.

По пути им встретился взволнованный дозорный, бежавший вниз, чтобы побыстрее доложить о тревожном событии. Встретившись с Имбунхе взглядом, он только охнул и вжался в стену, даже не пытаясь прикоснуться к оружию.

Ведьмостраж прошествовал мимо, продолжая подниматься наверх с полубессознательным Раньери за плечами. Он достиг курантов и колокольни, выглянул наружу и, хватаясь за неровности стены, стал карабкаться ещё выше, на крышу, к шпилю.

В Кастро царил переполох. Многие здания в городе получили значительные повреждения, некоторые обрушились. Наверняка были жертвы. Люди высыпали на улицы, не понимая, что происходит. Кто-то кричал, кто-то плакал.

Но Имбунхе уже понял всё.

Он по–прежнему не знал, что делать дальше. Он не знал, что ещё предстоит вытерпеть Чилоэ и его обитателям. Нельзя предсказать отдалённое будущее, но настоящее поддастся пониманию, если жаждать этого.

Он расскажет всем, что происходит и как быть, а они примут это и подчинятся – потому что другого выхода у них нет.

Одной рукой Имбунхе обхватил шпиль, а другой поднял высоко над городом окровавленного приора.

– Смотри! – крикнул он. – Вот она, воля Создателя! Мир приходит в движение!

Где–то далеко на горизонте сумеречная полоса медленно смещалась. С одной стороны на светлую половину Чилоэ надвигалась ночь, а с другой мглу теснил день. Планета начала медленно, но неумолимо вращаться.

Герцог де Кастро издал тихий хрип и кашлянул кровью – всё же он был обыкновенным чилотом, не приспособленным к таким испытаниям.

Их заметили снизу. Люди задирали головы, показывали пальцами. Почему-то гомон возбуждённой, перепуганной толпы стал тише.

– Братья и сёстры, – сказал Имбунхе. – Мы стоим на пороге новой жизни...

И каждый услышал его слова.