Последний день Тельца Глава 11

Глава 11.

Соколов несколько раз набирал номер телефона своей новой подруги, но на другом конце провода настойчиво не желали поднимать трубку.

- Вот соплявка! - вырвалось у Сан Саныча, решившего, что девушка спит непробудным сном после бурного вечера. Для большей надежности он отправил ей СМС. Но ждать ответа у Соколова не было ни сил, ни желания. Все рабочие вопросы он уже решил и теперь мог позволить себе с чистой совестью заняться восстановлением подорванного накануне здоровья. Надеясь, что Марина все же скоро проснется, Сан Саныч спустился в машину и распорядился ехать в кафе в центре города, где можно было выпить холодного пива, дожидаясь звонка.

Соколов не зря выбрал именно это место, потому что летняя площадка находилась неподалеку от университета, и с самого утра здесь было людно. Особенно тешили глаз возбужденного похмельным синдромом директора «Фаворита» студентки, сидевшие за столиками вокруг и тараторящими, словно воробушки на электропроводах, о своих новостях. Сан Саныч делал крупные глотки пива и рассматривал каждую из окружающих девушек. На некоторых он почти не останавливал взгляда, потому что сразу определял их заурядность. Вообще, для него не существовало некрасивых женщин. Нет, конечно, есть на свете такие уроды, что даже лояльный Соколов не смог бы сдержать своей неприязни, но таких в жизни приходилось встречать крайне редко. Он мог бы вспомнить всего несколько эпизодов, когда его начинало подташнивать от созерцания подобных женщин. Однажды, еще в юности, он ехал в пригородном автобусе. Людей было полно, но Саше удалось занять свободное место, и к счастью над ним не нависло ни одной старушки или беременной женщины. Но когда пассажиры равномерно распределились по салону, и автобус тронулся, Саша  почувствовал запах, проникающий не только в легкие, а, казалось, подрывающий кожу на голове, своим омерзением. Он никак не мог найти источника этого зловония. Нельзя сказать, что все вокруг благоухали, ведь за окном стояло лето, но запах пота не входил ни в какое сравнение с тем, который объединил в себе и дух смерти, и зловоние немытого живого. В конце концов, Саша определил, что запах этот идет от женщины, сидящей впереди него, но когда он увидел причину подобной мерзости, то с трудом удержался, чтобы не вырвать. Запах шел от ее пяток. Такого ужаса Соколов более нигде и никогда в жизни не встречал. Даже режиссеры самых безумных ужастиков не додумались бы до подобного кошмара. Пятки были серо-коричневого цвета с бездонными черными трещинами и слоем отмершей кожи толщиной с мизинец. Мертвая зловонная плоть разламывалась на прямоугольники и со временем сама отпадала, уступая место новым натоптышам, уже мертвым, но еще прикрепленным к телу своей, мягко говоря - неряшливой хозяйки. Сама она была необъятной, с воротником сальной прослойки на шее, горбящейся сзади над ситцевым платьем. Кожа толстых рук была покрыта воспаленными прыщиками, а щеки, верхняя губа и подбородок отвращали отросшей черной щетиной. Рядом с ней сидел муж и всю дорогу смотрел в окно, а сама женщина, как только разместилась на сидении, разложила на коленях полиэтиленовый пакет, газету на нем и начала своими потрескавшимися пальцами разделывать тушку селедки, капающей жиром на страницы печатного текста. Когда запах рыбы смешался со зловонием омертвелой человеческой ткани, Соколов встал, пробрался сквозь ряд потных тел, почти не обращавших внимания на происходящее, и покинул автобус ужасов.

Да, такие женщины не могли оставить Сан Саныча равнодушным, но к счастью, подобные встречи происходили крайне редко. Другое дело, когда женщина просто не являлась красавицей. Серенькая, без прически, без маникюра и макияжа, с невыразительными глазами, бровями, ресницами, в бесформенной или старомодной одежде. Но она не вызывает отвращения. Ее можно привести в порядок, расчесать, накрасить, отманикюрить, надухарить и приодеть, и гадкий утенок превратится, если и не в белоснежного лебедя, то хотя бы в опрятную уточку. Сан Саныч всегда, рассматривая окружающих женщин, тонко улавливал все очертания самых незначительных мелочей. Если форма ногтя от природы была симпатична, то его не пугало отсутствие маникюра, ведь обработать руки у специалиста стоит всего несколько десятков гривен. Отталкивали лишь обгрызенные ногти, которые говорили о психическом состоянии и интеллектуальном уровне их владелицы. Что-что, а вот заниматься психиатрией у Соколова желания не было. Это относилось как к представителям слабой половины человечества, так и к мужчинам. Неоднократно в своей руководящей практике Сан Санычу приходилось увольнять людей за их слабости, самой популярной из которых было пристрастие к алкоголю. Он прощал только первый раз, только единственный срыв. Разговаривая с провинившимся работником, он не кричал и не нервничал, а по-доброму объяснял, что люди все одинаковы и имеют право на ошибки, но он, как руководитель, позволяет своим подчиненным воспользоваться этим правом всего только раз. Рецидив - это уже патология, а подобными психическими отклонениями должны заниматься специалисты, получающие за свою практику деньги с пациента, а не он - работодатель, платящий неплохую зарплату любому, кто соглашается на поставленные перед ним условия работы. Если срыв повторялся, Сан Саныч вызывал к себе рецидивиста и так же без нервозности увольнял его, ни разу никому не поверив повторно.

Когда Соколов замечал у женщины тенденцию к неуравновешенности, что могло проявляться не только в обкусанных ногтях, но и во взгляде, манере одеваться, походке, в танцевальных движениях или в резкости фраз, он безапелляционно отказывался от общения с ней, независимо от того, выглядело ли это грубо по отношению к самой женщине или даже ко всей компании. Физические шероховатости, легко устраняющиеся парикмахерами и визажистами, ни  в какое сравнение не шли с психическими отклонениями, и поэтому даже в непривлекательной на первый взгляд женщине Соколов интуитивно улавливал возможность перевоплощения ее в симпатяжку, конечно, в случае приложения определенных усилий.

Сейчас, сидя на площадке в окружении студенток разных мастей и поправляя подорванное здоровье ледяным разливным пивом, Сан Саныч занимался изучением красоты женского тела, деля всех присутствующих на две категории: с одной из них он бы лег сейчас в постель, а мимо другой прошел бы не оборачиваясь. В процентном соотношении первая категория преобладала над второй приблизительно в пять раз. Другими словами с четырьмя из пяти присутствующих Сан Саныч смог бы заняться любовью. Причиной такого высокого коэффициента было близкое соседство педагогического университета. Большинство девушек выигрывали за счет своей молодецкой свежести, а вовсе не за счет красоты. Вряд ли из всего окружения нашлась та единственная, с которой он смог бы предположить семейные отношения. Эта планка слишком высока. Редкие экземпляры женского пола могли бы представлять для Сан Саныча интерес как потенциальные жены. Такой женщиной, бесспорно, была его Маша. Встречались на жизненном пути еще две-три девушки, с которыми он хотел бы создать семью в том случае, если бы не имел в этот момент собственной. Все же остальные представительницы слабого пола интересовали Соколова только как развлечение. Только ради удовлетворения сиюминутной похоти, которая переполняла его и нынешним утром.

За столиком напротив присели три студентки, у которых образовалось окно в целую пару, и Сан Санычу было интересно их изучать. На вид они были третьекурсницами: от стеснительности уже не оставалось и следа, но еще и не излучали они самоуверенной напыщенности выпускниц. Значит - двадцать лет. Возраст расцвета. В восемнадцать еще вьются волосы от недавно распущенных школьных косичек, еще мама назначает время возвращения домой. В двадцать два уже ложится отпечаток любовных ошибок и разочарований, а в мамином блокноте карандашом записан телефон гинеколога, делающего аборты. Но двадцать - именно та пора, когда эти ошибки совершаются.

Девушка, сидящая справа, была худощава, но не плоска. Под белой маечкой очерчивалась юная грудь первого размера, будоражащая хмелеющее восприятие Сан Саныча упругостью сосков. Он представил, какие они должны быть сейчас прохладные, если бы ему пришлось прикоснуться к ним губами. Даже почувствовал на языке привкус молодости. Опуская взгляд ниже, под стол, Соколов с удовлетворением обнаружил обнаженное из-под короткой юбки загорелое упругое бедро закинутой на другую ногу ноги. Такая поза разделила тренированные мышцы на две половины от юбки до самого колена, образовав между ними впадинку, требующую нежных поцелуев. Колено не было костлявым, несмотря на изящность юного тела, а округлость икр могла говорить о хороших легкоатлетических данных хозяйки этих возбуждающих ценностей. На маленьких пальчиках с темно-красными ногтями повис босоножек, которым девушка шлепала себя по пятке, как делала это утром беспощадная Валентина в кабинете Сан Саныча. Соколов слышал этот завораживающий звук и трепетал всеми внутренностями от бессознательного желания немедленного возлияния. Он даже слышал, что, ударяясь о пятку, босоножек не прилипает к ней на какой-то миг, и это означало, что ноги девушки еще не успели вспотеть от надвигающейся на город жары, что она свежа после утренней постели и умываний, что она благоухает, как цветок на рассвете, что она способна подарить ему всю тревожащую прелесть, которой наградила ее природа.

Лицо девушки было худощавым, с очерченными нежной кожей скулами, припухшими, словно обиженными губами, и носиком с легкой горбинкой. Волосы туго стянуты сзади резинкой, без единой выпавшей пряди. Глаза не накрашены, но с выразительными черными бровями естественной формы и насыщенными ресницами. С такими чертами девушке не нужно пользоваться косметикой. Еще придет время, когда зрелость заставит потускнеть эту красоту, как лучи солнца заставляют желтеть когда-то яркие фотографии. Еще привыкнет рука к пинцету, придающему бровям надуманные модой формы. Еще узнают нежные щеки потеки брасматиковых слез. Впереди еще целая жизнь перемен и разочарований. Но сегодня она прекрасна, и неизвестно сколько еще самцов вокруг, кроме Соколова, делят сейчас в своих фантазиях ее постель.

Студентка напротив Сан Саныча не привлекла его внимания, но та, что сидела слева от него, как и первая заворожила на время взгляд и мысли. Она была плотнее обеих подруг, но полной ее нельзя было назвать. Скорее - крепкой. Атлетическая фигура, тренированная на тренажерах, загорелая на пляже и ухоженная не на студенческую стипендию. Волосы девушки были свежемелированы, как и у первой стянуты на затылке резинкой, но с несколькими выбившимися прядями над красивыми ушками. Брови и кончики ресниц выгорели под лучами морского солнца. Подбородок и скулы имели округлые очертания, но в общем выражение лица говорило о сильном и целеустремленном характере. На шее слегка выделялись мышцы и вены, что еще раз подтверждало тренированность молодого тела. Строгое заключение о втором размере было вынесено Соколовым безошибочно, хотя грудь была подтянута, как и вся остальная мускулатура. Сан Санычу даже показалось, что под облегающим платьем девушки вместо молочных желез разместились две крепкие грудные мышцы атлета. В движении рук периодически очерчивались и бицепс и трехглавая мышца, которые матушка природа заботливо облачила в бархат кожи. А кисти и пальцы просто завораживали взгляд. Французский маникюр на загорелой руке с вздутыми венками заставили Сан Саныча в очередной раз за сегодняшнее утро испытать спазм дыхания, начинающийся где-то внизу живота.

По узкой талии студентки можно было догадаться, что животик ее в моменты напряжения делится на спортивные кубики. Глядя под стол Соколову приходилось вступать в единоборство со своим основным инстинктом, и в этой неравной схватке Сан Саныч явно проигрывал. Ягодицы, бедра и икры молодой красавицы он невольно сравнивал с породистой лошадкой, совершающей круг почета на чемпионате животной красоты. Мышцы и загар, смешавшись в сексуальном коктейле, переливались здоровьем и насмешкой над сильной половиной человечества, которая не в состоянии устоять перед подобным соблазном. В мыслях Соколов уже преклонил колени пред молодой богиней и ожидал разрешения на поцелуй маленьких пальчиков, с которых только что упал босоножек, и на одном из которых блеснуло золотое колечко, дополняя элегантную цепочку на лодыжке другой ноги.

Сан Саныч был сломлен своими желаниями, безжалостным окружением, вторым бокалом пива и молчанием мобильного телефона. Ему нужна была женщина! Немедленно! Где угодно: в постели, в машине, в лифте. Какая угодно, конечно, в пределах разумного. Но только немедленно! Он набрал Марине, и когда снова не дождался ответа, решил познакомиться с соседками по столику, однако именно в эту секунду к девушкам подошли однокурсники, и на площадке стало шумно и многолюдно. Соколов не расстроился, что знакомство сорвалось, потому что подобный экспромт не мог обещать скорой близости, а вести красавицу к постели несколько ближайших дней у него не было ни физических сил, ни терпения, ни свободного времени. Не в том состоянии находился Сан Саныч, чтобы начинать игривые разговоры и ухаживания. Все намного проще и конкретнее. Все нужно сейчас и безотказно. Черт побери! Где эта Марина?

Соколов поднялся со стула и почувствовал, как он опьянел от двух бокалов утреннего пива. Нет, конечно, это не пиво так повлияло на него, а вчерашняя водка, количества которой он ни за что не смог бы вспомнить. Но как бы там ни было, а решение нужно было принимать. И принимать сейчас, иначе природа, требующая продолжения рода просто разорвет его на куски. И зрелище это будет не из приятных. Сан Саныч даже представил, как его внутренности забрызгают всех посетителей площадки, которую он покидал сейчас, направляясь в уборную. И вдруг в памяти всплыл новый образ. Не такой новый - как нетронутый. Он вспомнил Наташу. Вот та девушка, которая сможет заменить ему Марину! Вот та, которую не нужно будет обхаживать и уговаривать несколько дней. Они так близко и давно знакомы, что может быть только два варианта: либо она согласна, либо нет. А если согласна, в чем Соколов почти не сомневался, то произойдет это немедленно, как только он сможет организовать подходящую обстановку и достаточное количество алкоголя.

Вспомнив Наташины черты, ее руки, осанку, красивые брови и чувственные губы, он снова ощутил спазм в легких и начал строить быстрый план разговора, при котором не должен был оставить секретарю ни единого шанса на отказ. Заказав еще один бокал пива, и не отводя взгляда из-под соседнего стола, где шлепали по розовым пяткам бессовестные босоножки, Александр Александрович Соколов набрал мобильный номер своего секретаря. 

После того, как директор покинул офис, Наташе стало немного грустно. С самого утра девушка проснулась с мыслью о необходимости, как бы невзначай сказать Сан Санычу, что с Андреем ее больше ничего не связывает. Она не могла однозначно ответить себе, зачем об этом должен знать Соколов, но ей очень хотелось с ним поделиться этой правдой. Прежде всего - для себя, чтобы перестать стыдится перед директором своего вымышленного жениха. Во-вторых, чтобы подняться в его глазах, отказавшись от мужчины, который в принципе ей не пара. Конечно, она понимала ту провокацию, на которую шла: ведь у Сан Саныча с этой новостью развязывались руки и теперь он стал бы (наверняка стал бы!) оказывать ей больше знаков внимания, но ведь знаки внимания еще ничего не значат. Все зависит от того, как девушка поставит себя в этих отношениях, где проведет она черту между словами и поступками. И эта провокация тешила Наташино самолюбие и одновременно щекотала ее нервы. Девушка отдавала себе отчет, что поступок этот не абсолютной чистоты по отношению к жене Соколова. Но ведь она уверена, что дальше этого признания дело не зайдет, потому что сама она точно знает, где должна проходить граница нравственности между ней и директором фирмы.

Наташа подшивала в новую папку договора, когда зазвонил мобильный телефон. В трубке она услышала голос Соколова и покраснела до кончиков ушей. Он никогда прежде не звонил ей на мобильный.

- Наташа, а ты где сейчас?
- На работе, - удивилась вопросу девушка.
- Послушай, у меня большая проблема и нужна твоя помощь! - собрав все силы, чтобы голос его не выглядел пьяным, произнес Соколов.
- Что-то случилось, Александр Александрович?
- Слава богу, ничего, но мне срочно нужно с тобой поговорить! Я никогда не обращался к тебе с такой просьбой, поэтому, надеюсь, ты понимаешь всю серьезность момента. Я пришлю за тобой Володю. Сможешь приехать?
- Конечно, Александр Александрович! Документы какие-нибудь с собой брать?
- Нет, ничего не надо. Нужно только поговорить.

Соколов выключил телефон и задумался: если его машина сейчас заедет во двор офиса и заберет Наташу, чего раньше никогда не происходило, то это будет подозрительно выглядеть. Ни к чему эти перетолки. Нужен другой план. Он снова набрал мобильный номер секретаря.

- Наташа, немного не так поступим. Володя не успеет, потому что нам нужно заехать еще кое-куда. Поймай, пожалуйста, на улице такси и подъезжай на кольцо около танка. Мы будем ждать тебя там, и я расплачусь за машину. Только давай поскорее, времени нет!
- Хорошо, Александр Александрович, я уже выхожу.
Соколов положил телефон на стол и потер вспотевшие ладони. На город надвигалось июльское пекло.

Такси подъехало к памятнику погибшим танкистам, и Сан Саныч рассчитался с водителем. Он задержал девушку, направившуюся к Мерседесу, чтобы не говорить с ней при водителе.

- Наташа, на меня сейчас обрушилось столько проблем, что мне просто необходима чья-то помощь. Я подумал, что ты самый надежный человек, к которому я могу обратиться. Вопрос очень личный, поэтому его нужно обсудить в спокойной обстановке. Я еще не завтракал сегодня. Давай сейчас покушаем и за столом я тебе расскажу суть проблемы. Не против?

Наташа была сильно смущена, потому что до сих пор никогда Соколов не посвящал ее в свои личные дела. Она не представляла, какую помощь сможет оказать ему, но отказаться помочь начальнику, тем более такому, как Сан Саныч, ей даже не пришло в голову.

- Конечно, если я смогу вам помочь, то буду только рада, - вежливо согласилась девушка.
Соколов открыл заднюю дверцу, подождал пока симпатичная секретарь устроится на сидении, и легко хлопнул дверью. Садясь в машину, он сухо сказал Володе: «В «Лесной»», придавая тону официальности.

В одиннадцать часов утра заведение было почти пустым. Сан Саныч проводил Наташу в плетеную из лозы кабинку в дальнем углу зала, сделал заказ на свое усмотрение, в который помимо прочего входила бутылка коньяка. Дорога освежила его мозги, но все же опьянение оставалось довольно сильным. Настолько сильным, что он не стеснялся секретаря и своего откровенного к ней влечения. В то же время сама Наташа чувствовала себя крайне неловко, не понимая причины их встречи и начиная подозревать по состоянию Сан Саныча, что проблемы его придуманы только для того, чтобы она не имела возможности отказать ему по телефону.

Соколов вышел в уборную, где освежил лицо холодной водой, смывая с него городскую пыль и остатки тяжести вчерашнего дня. Он вытерся бумажным полотенцем и всмотрелся в свое зеркальное отражение. Вид был не очень свежий, а небритые щеки придавали лицу усталости. Гладкая кожа сейчас оказалась бы кстати. Он приблизился еще ближе к стеклу и заглянул в глубину глаз. Зеркало запотело от горячего дыхания перегоревшими спиртами. Соколов сделал шаг назад, провел ладонями по коротким волосам, глубоко вздохнул, настраиваясь на предстоящую беседу, от которой зависело быть или не быть ему сегодня с Наташей, и вошел в зал ресторана.

Секретарь ждала его, не притронувшись ни к чему, что успел подать официант. Сан Саныч присел за столик с прекрасным настроением, в отличие от той озабоченности, в которой находился по дороге сюда, и сразу налил коньяк в пузатые бокалы. Наташа занервничала.

- Александр Александрович, я не буду пить!
- Почему?
- Я ведь на работе!
- Если ты не обратила внимания, мы в ресторане! - пошутил Соколов. - Наташенька, я тебя прошу, мы ведь не на романтическом свидании, чтобы я тебя обхаживал и уговаривал. У нас деловая встреча и серьезный разговор. На таких встречах принято немного выпить. Отказ считается невежливостью. Давай, за твою отзывчивость выпьем! Мне действительно не к кому больше обратится, а необходим совет именно женский. Давай! За тебя!

Наташа подчинилась такой официальной настойчивости и сделала пару глотков вкусного, по-видимому, очень дорогого напитка. Соколов предложил ей закусить виноградом и показал рукой на салаты и только что принесенное второе блюдо. Девушка взяла вилку и скромно пару раз ковырнула крабовый салат.

- Наташа, речь пойдет о моей личной жизни, - начал Сан Саныч, прожевав пару кусочков отбивной свинины. - Ты знаешь, сколько лет, не покладая рук, мне пришлось работать, чтобы добиться того положения, которое сложилось на сегодня. Ты, в силу своих профессиональных обязанностей, видишь, сколько времени и стараний я отдаю любимому делу. Но любимое оно не от того, что мне в кайф вести переговоры и подписывать в кабинете документы, а потому, что оно приносит определенный доход, с помощью которого я обеспечиваю вполне приличное, если не сказать более, существование моей семье. Последние годы выжали меня и физически и психологически, и я, как порядочный бизнесмен, ожидал от окружающих (я сейчас имею в виду самых близких окружающих) понимания и поддержки. Но, к сожалению, пока я работал и потерял бдительность, все, ради кого совершался мой труд, предали меня и стали относиться просто как к источнику доходов. И на сегодняшний день получилось так, что, выйдя утром на работу, я ощутил свое полное одиночество среди множества близких лиц. Руки опустились, и я словно маленький ребенок ищу защиты и понимания.

Сан Саныч закончил вступительную часть своего откровения, которое рождалось по ходу произнесения каждой фразы, и снова налил в бокалы коньяк. Начиная речь, он даже не догадывался, о чем будет говорить, но цепляясь за сказанное, выстраивая мысли в изрядно пьяном мозгу, он вдруг ощутил то самое одиночество, о котором только что наплел сидевшей напротив девушке, шокированной подобной откровенностью.
 
Она верила всему сказанному, но она не могла поверить, что Соколов говорит об этом именно с ней. Почему с ней? Ведь до сих пор они никогда не беседовали о личном. Их отношения и разговоры ограничивались деловыми. Или редкими шуточками, которые Сан Саныч иногда себе позволял. И вдруг такая пугающая открытость! Может быть, он неравнодушен к ней? То, что она нравится ему как женщина, это бесспорно, но этой симпатии совсем недостаточно для таких вот признаний. В них что-то более глубокое: в них доверие, в них крик о помощи, в них растерянность и слабость, которую она могла ожидать от кого угодно, но только не от этого сильного человека. Он открыл перед ней свою душу, признался в беспомощности, попросил совета. У нее! Когда Сан Саныч заканчивал фразу, она увидела в его глазах блеснувшую слезу. Как ему плохо! Так захотелось пожалеть его, прижать к себе, погладить по волосам. Стоп! А как же Маша?

- Александр Александрович, - произнесла девушка дрогнувшим голосом, - а как же Маша? Она знает об этом?

Соколов мгновенно уловил неуверенный тон, понял, что выбрал верный путь и продолжил.

- Маша и есть причина моего нынешнего состояния. Именно от нее исходит та пустота чувств, холодность отношений и лавина претензий, которые разрывают мою душу. Именно она разрушила (правильно сказал «разрушила» - это значит безвозвратно. Молодец Санек!) ту крепость, которая строилась долгие годы. А я, считавший, что жизнь удалась, остался у разбитого корыта человеческого счастья, и кроме тебя нет ни одного человека, с которым мне хотелось этим всем поделиться… Нужен ли мне совет? А что в такой ситуации можно посоветовать? - опередил Сан Саныч возможный Наташин вопрос и ответил за нее. - Чужая семья - потемки. Тем более, давать советы в чужих отношениях - дело неблагодарное. Нет, мне советы не нужны, мне нужно понимание и поддержка. Мне нужно, чтобы душевный, отзывчивый человек - как ты, взял меня за руку и сказал: Саша, все будет хорошо! Ты сильный, ты все выдержишь и справишься со всеми невзгодами.

Слезы навернулись на глаза Сан Саныча. Он сам поверил в трагизм ситуации, только что выдуманной и обращенной в слова. Наташа тоже почувствовала, как дрогнула ее душа. Когда Сан Саныч сказал о руке, которую она может взять в свои ладони, девушка покраснела, переполняясь противоречивыми чувствами сострадания и смущения. Ей так хотелось его пожалеть, но она не представляла этого сближения. Это не может происходить вот так быстро! Это вообще не может происходить! А жена, а верность, а понятия чести? А ребенок? Все путалось в голове. Он такой жалкий сейчас перед ней, но она просто не имеет права протянуть ему свою ладонь… Но не жестоко ли будет оставить его одного? Беспомощного. Беззащитного. Что должен переживать внутри такой сильный мужчина, чтобы вот так вывернуться перед чужим человеком, чтобы найти такие глубокие слова? Может быть, взять его за руку...

Но Соколов не позволил девушке долго мучить себя сомнениями и протянув свою ладонь, накрыл ей Наташину руку, лежавшую на столе. Наташа встрепенулась, но руки не отняла, и в мозгу Сан Саныча растеклось тепло близкой победы. Он сжал холодные пальцы секретаря, вложив в этот жест благодарность за дружеское участие и понимание. Но не более! Он очень хорошо чувствовал зыбкую грань, шаг за которую мог вспугнуть растерянную девушку, за которой можно было навсегда потерять ее доверие. Он понимал, какие противоречия терзают ее душу в эту минуту, он не мог позволить резких движений, поспешности и прямых слов. Он расставлял липкую сеть из задушевных фраз и незримо направлял в нее жертву. Сан Саныч с головой окунулся в тонкую игру чувств, и не задумывался о том, нужно ли ему это, и какие последствия все сказанное и сделанное повлечет для Наташи. Если бы не алкоголь, он не потерял бы самоконтроля, он трезво оценил бы неуместность вовлечения в свою интимную жизнь одного из самых верных и толковых работников. Трезвый он предпочел бы пригласить проститутку для утоления бесконтрольного своего желания, но в нынешнем состоянии Соколов не имел возможности посмотреть немного дальше сиюминутной прихоти. Он построил ловушку и вместе с Наташей сейчас стоял на краю разверзшейся бездны, шагнув в которую очень многое в жизни обоих могло измениться отнюдь не к лучшему. Особенно в жизни молодой девушки, доверчивой и ранимой. Но он без сомнений возложил эту жертву на алтарь своего животного инстинкта. И продолжал, уже чувствуя на губах привкус скорого поцелуя…

В эту минуту зазвонил телефон. Соколов отпустил трепещущую ладонь и достал трубку. На экране высветилось: «Маринин».

- Наташенька, деловой звонок. Я на пару минут покину тебя… Алло!

Он встал из-за стола и вышел на улицу. Девушка перевела дыхание и, наконец-то, получила возможность собраться с мыслями. Она видела, что Сан Саныч довольно пьян, но она так же понимала, что трезвым он никогда не решился бы на подобные откровения. Она не заметила попытки физического сближения, кроме этого дружеского рукопожатия, а значит, он был искренним с ней. Значит, ему действительно необходима помощь. Пусть такая простая, как рукопожатие, как несколько минут внимания. Разве это сложно, разве есть в этом нечистоплотность? Если человек сам обращается за помощью, разве может она отказать? Разве отказала бы она Ленке или Андрею, если бы они вот так с ней говорили? Почему же она не может поддержать человека, который для нее совсем не чужой? Да и чужому она уделила бы время, постаралась помочь и словом и делом. Девушка немного успокоилась и сделала еще глоток коньяка, закусив его сладким виноградом.

Соколов вышел на улицу в тень деревьев подальше от посторонних глаз.

- Марина, блин! Я тебе все утро звоню! Какого черта ты трубку не берешь?
- Сашенька, у меня горе! - чуть не плача пожаловалась девушка.
- Какое горе?
- У меня мама в больнице, ее парализовало! Она вообще не может двигаться.
- Вот, черт! - вырвалось у Сан Саныча. - Извини! Я сожалею!
- Сашенька, я совсем не знаю, что делать! Приезжай, пожалуйста, ко мне!
- Да ты что? - возмутился Сан Саныч. - Я же на работе! Да если бы и не на работе, чем я смогу тебе помочь?
- Ну, скажешь, что мне делать, что маме отвезти. Съездили бы вместе в больницу.
- Марина, ты слышишь, что ты говоришь?! - почти крикнул в трубку Соколов. - Какого черта я поеду в больницу? Ты в своем уме? Я что тебе муж или приятель? Я к своим родителям не могу вырваться, а ты говоришь, что мы поедем с тобой в больницу. Короче, слушай меня внимательно: ты помнишь наш вчерашний уговор? Мы договорились, что я плачу тебе за то, что не знаю ни о каких твоих проблемах, а лишь получаю удовольствие от наших встреч! Ты что там, белены объелась? Ты хочешь за один день меня захомутать по полной программе, чтоб я в больницу пирожки носил? Одумайся деточка! Я вечером отвалил тебе сто баксов, а наутро уже не могу дозвониться! Хорош договор, ничего не скажешь! Давай, занимайся своими делами, а завтра я тебе позвоню, и обсудим дальнейшее наше сотрудничество!

Сан Саныч в ярости разъединил разговор и сплюнул в сторону, грубо выругавшись. Марина выслушала все сказанное довольно спокойно, растерявшись только от первых слов, и когда разговор прервался, произнесла лишь: «Ну и козел!».

Соколов вернулся к столу сильно возбужденный. Наташа заметила резкое изменение настроения шефа и не постеснялась поинтересоваться, ничего ли не случилось.

- Случиться - не случилось, но каждый разговор выводит меня из себя. Просто ничего не могу с этим поделать. Издевательство какое-то! Мария звонила! - соврал он девушке, продолжив начатую игру. Затем налил себе полбокала коньяка, подлил Наташе и, чокнувшись с ее стоящим на столе бокалом, свой осушил до дна, кинув в рот пару ягод винограда. Все в словах и движениях Сан Саныча было игрой для одного зрителя. Он чувствовал, что даже пульс его участился от напускного волнения. На самом деле разговор с Мариной его не тронул. Он точно знал, что никуда она от него не денется, а вот воспитательную работу необходимо было провести, чтобы в следующий раз в ее симпатичной головке даже мысли не возникло обращаться к нему с подобными просьбами. Тем более что сегодня услуги Марины ему вряд ли понадобятся, ведь рядом сидит почти созревшая к близости девушка, красота которой давно тревожила его сексуальные фантазии. 

Полбокала коньяка сделали свое дело, и Соколов незаметно для себя переступил грань платонических бесед. Он взял Наташу за руку совсем не так, как сделал это в первый раз, и девушка сразу уловила перемену.

- Наташенька, мне так плохо, и только твоя поддержка может спасти меня от одиночества. Во мне такой потенциал любви, мне так хочется разделить его с женщиной, и нет более достойной среди них, кроме тебя. Я давно сдерживаю свои чувства, глядя на тебя, украдкой наблюдая за твоими движениями, походкой. Я вдыхаю твой аромат, когда ты входишь в мой кабинет, я тону в глубине твоих глаз. Я влюблен в тебя, словно мальчишка, и только одно твое слово, одно движение навстречу может обоих нас сделать счастливыми. (Как же я хорошо говорю! Нужно еще выпить!)

Наташа все же вырвала свою руку из ладони Сан Саныча и откинулась на спинку дивана, залитая краской от неожиданности и напористости директора. Соколов, воспользовавшись паузой, снова налил коньяк и выпил, сказав, что пьет за свою прекрасную спутницу.

- Александр Александрович, - начала Наташа, отвлекая Соколова от поедания винограда. Он встрепенулся, словно забыл об их разговоре и не дал ей закончить фразу.
- Ничего не говори! Послушай меня. Я понимаю, - собирая воедино мысли, все более путающиеся от выпитого, продолжал Сан Саныч, - как неожиданно и может даже дико тебе слушать сейчас мои откровения, но поверь: чтобы сказать все это, чтобы позволить себе вот так перед тобой обнажиться, мне не одну бессонную ночь пришлось страдать, и ни единожды все взвесить. Я никогда не принимаю спонтанных решений, иначе мне не удалось бы достичь в бизнесе таких вершин. Тем более я не принимаю спонтанных решений, связанных с человеческой душой. С твоей душой! Сколько раз засыпал я с твоим образом перед глазами, сколько раз сдерживал порывы обнять тебя, прижать к себе, расцеловать твои губы. Думаешь, мне легко все это терпеть? Но у меня нет другого выхода. А точнее - не было. Но сегодня я сбросил оковы приличия, я не хочу более прятать эмоции, переполняющие меня. Не хочу молчать о своих чувствах, о своем влечении к тебе! Не могу делать вид, что безучастно прохожу мимо тебя, случайно столкнувшись в коридоре (Соколов, притормози!). Я больше не могу претворяться перед тобой. Я хочу тебя всей своей сущностью! (Замолчи, идиот!) Я люблю тебя, Наташа! Я безумно тебя люблю! (Кретин, ты ее спугнул! Проклятый коньяк!)
- Александр Александрович, - вжавшись в кожаный диван и пряча руки, которыми Соколов несколько раз пытался завладеть, заговорила приглушенным голосом Наташа. - Я не знаю, что вам сказать... Для меня все так неожиданно...

Сан Саныч налил еще коньяка, и Наташа, видя его пограничное состояние, попыталась взять инициативу в свои руки.

- Я даже не совсем понимаю, как реагировать на ваши слова и что мне дальше делать. Но Сан Саныч, - она впервые так назвала директора, - я прошу вас, я очень вас прошу: не пейте больше! Вы устали вчера вечером и, видимо, эта усталость сказалась на вашем сегодняшнем настроении. Вам нужно выспаться, а потом, на свежую голову, собраться с мыслями и разобраться в своих отношениях с Марией…

Девушка хотела добавить: «И со мной», но промолчала. Соколов, будто и, не слыша ее просьбы, опрокинул полбокала коньяка, закусил виноградом и, придвинув к себе тарелку со вторым, взял вилку и начал есть. Но аппетита хватило лишь на один укус мяса - организм был полон спиртного. Тогда он оттолкнул тарелку, громко бросив в нее вилку, и снова обратился к Наташе.

- А что тут именно непонятного? Наташа, жизнь такая штука, что иногда позволяет себе преподносить нам неожиданные подарки. Вот ты, например, шла сегодня на работу и не представляла, что еще до обеда будешь сидеть со мной в ресторане. Тем более, ты не могла себе представить, что еще до обеда мы станем с тобой любовниками. (Внутренний голос должен был остановить Сан Саныча перед этой фразой, но он крепко спал, убаюканный армянским коньяком). А жизнь возьми, и распорядись по-своему!
- Александр Александрович, по-моему, вы говорите сейчас о том, чего никогда не было, - предупредительным тоном отпарировала Наташа, защищая свое достоинство, так неожиданно попранное. - Мы с вами не любовники, и об этом не может быть и речи!
- Это еще почему?
- Потому что у вас есть семья!
- Что ты несешь? При чем тут семья? Я говорю о совсем других отношениях. Ты что, маленькая? Не понимаешь?
- Александр Александрович, вы меня сейчас сильно обижаете!
- Наташа, я тебя умоляю! Ну чем я тебя обидел? Деточка, мы с тобой взрослые люди и прекрасно понимаем…
- Я не деточка! Александр Александрович, давайте оставим этот разговор, мне нужно возвращаться на работу, - твердо произнесла Наташа и начала вставать из-за стола.
- Сидеть! - неожиданно громко крикнул Соколов, но тут же смягчил тон. - Ты и так на работе… Обиделась? Извини! Вообще, я не понимаю, куда ты дергаешься. Чем я тебя обидел?
- Своим тоном и словами, - надутыми губами произнесла девушка, испугавшись крика начальника.
- Какими словами я тебя обидел? Когда сказал, что люблю? Так это правда.
- Не называйте меня, пожалуйста, деточкой! Это настолько фамильярно…
- А я и не называл, - искренне удивился Соколов, который уже не помнил, что именно говорил несколько минут назад.

Наташа глубоко вздохнула осознав, что директор находится в критическом состоянии опьянения.

- Слушай, детка, подожди меня тут, я сейчас приду. Не вздумай никуда уходить, это приказ, - распорядился Соколов и выбрался из-за стола в уборную. Минут десять он приходил в чувства, умывался, склонялся над унитазом, выворачивая в него содержимое желудка, снова умывался и снова склонялся, опираясь руками в бачок. Все эти действия немного привели его в чувства и собрали мысли воедино. В этот момент снова зазвонил телефон. Это была Мария.
- Саша, здравствуй! Ты приедешь сегодня обедать?
- Я уже пообедал.
- Я думала, что мы с тобой поговорим.
- Конечно, поговорим, но не сейчас. Я занят.
- Я по голосу слышу, чем ты занят, - съязвила Мария от отчаяния.
- А я по голосу слышу, что тебе не терпится повторить вчерашнее! И позавчерашнее! Заскучала от безделья? - переходя на крик, сорвался Сан Саныч, перепутав свои настоящие отношения в семье с теми, о которых только что нафантазировал Наташе, пытаясь жалостью расположить ее к себе. - Не на ком пар спустить? Так давай! Вот он я! Весь - внимание! Спускай свой пар!
- Что ты такое несешь? Ты что, полностью мозги свои пропил? - не выдержав несправедливости, сорвалась и Мария. - Где ты? Езжай немедленно домой! Мне нужно с тобой поговорить!
- В салонах с парикмахерами будешь так разговаривать, поняла! - орал в трубку Соколов. - Ты, вообще, охренела, в таком тоне отдавать мне приказы! Я если приеду, то тебе мало не покажется! Прыгни в холодный бассейн - остынь, а потом будешь мужу звонить! Стерва!

Сан Саныч бросил трубку и быстрым шагом вернулся за столик. От гнева на нем не было лица. Забыв о Наташе в приступе ярости, теперь он снова возвращался мыслями к прерванному разговору, но от романтического настроения не осталось и следа. В этот миг он ненавидел всех женщин земли и хотел отомстить им немедленно. Под рукой оказалась именно Наташа, которой Сан Саныч двадцать минут назад признался в любви. К сожалению, сам он об этом уже не помнил.

- Ну вот, снова поговорил с женой! Лимит терпения исчерпан! Наташа, если ты меня сейчас не спасешь, я разорвусь, как атомная бомба.
- Что вы имеете в виду? - удивилась Наташа.
- Пойдем со мной в парилку!
- Александр Александрович…
- Что Александр Александрович? Наташа, мы взрослые люди! У меня нет сил с тобой спорить и уговаривать! Считай, что это разновидность твоих рабочих обязанностей. Сверхурочные, так сказать. Причем, хорошо оплачиваемые!    
- Александр Александрович, вы шутите?
- Какие к черту шутки! Сто долларов за одну парную! Половина твоей зарплаты! Пойдем!
 Соколов протянул руку онемевшей девушке. Она сидела неподвижно.
- Мало? Хорошо - двести!

Слезы подступили, и Наташа отвернулась от Соколова. Он вдруг понял, что ничего у него не получилось и от этого, осознав, что надежда обладания Наташей потеряна навсегда, решил выплеснуть на нее все накопившееся за сегодняшний день, а впрочем, и за всю жизнь.
   
- Чего ты носом воротишь? Тебе что, деньги не нужны?
- Такие - нет! - в сердцах произнесла Наташа, да крайности разозлившаяся на пьяного своего начальника.
- А чем это они не такие? Ты, наверное, хочешь сказать, что спать за деньги - это пошло? Да вы все спите за что-нибудь! Одни за деньги, другие за работу, третьи за дома и машины, четвертые за пачку сигарет! Никто не трахается просто так! Все продаются, просто у каждой своя цена! Вот твоя, какая? Сколько тебе надо, чтоб пойти со мной сейчас в парилку? А?
- Ни сколько! - почти плача крикнула девушка. - Это неправда! Многие спят, потому что любят! И я если лягу в постель, то только по любви!
- Ой, ой, ой! Какие старомодные принципы! Девятнадцатый век! Какая любовь? Любовь продается, как картошка на рынке. Ее можно купить дешево - на час, можно чуть подороже - на ночь. Самые дорогие варианты (это как у моей жены) - на всю жизнь. Разбить все бабки, которые я в нее вложил на количество сексочасов, так это выйдет самая дорогая проститутка! А я тебе сейчас предлагаю реальные деньги! Вот они, - и Соколов бросил на стол пачку банкнот. - Говори сама, сколько тебе надо? Триста?

Наташа молчала, отвернувшись к окну. Она бы уже ушла, но Соколов стоял между ней и выходом.

- Ну что ты молчишь? Мало? На пятьсот! Подумай - пятьсот долларов за полчаса! А может и за десять минут, - как пойдет! Устраивает?
- Александр Александрович, дайте мне пройти, - полушепотом попросила девушка.
- Бери все! - крикнул Соколов и пересчитал все деньги, лежавшие на столе. - Тут около восьмисот баксов. Бери и пойдем!
- Я никуда не пойду! И деньги здесь ни при чем! Отпустите меня, пожалуйста!
- Да и вали! - сдался Сан Саныч и сел на свое место, снова бросив деньги на стол так, что несколько купюр упали на пол. Наташа поднялась, собрала рассыпавшиеся банкноты, положила их с остальными и медленно вышла из зала, боясь, что Сан Саныч снова остановит ее. Но он перегорел.

Оставшись один, Соколов налил себе полбокала коньяка, выпил его залпом, запил обжигающий напиток соком и позвал официанта.

- А скажи-ка, любезный, можно ли сейчас найти хорошую банщицу, которая не будет ломаться, как эта дура, а хорошенько попарит меня? С веничком, и все такое! А?

Опытный официант увидел разбросанные по столу деньги и тут же, не отходя от Соколова, позвонил по мобильному телефону. Пока шел вызов, он спросил у загрустившего клиента: «Вам на час? На день?»

Соколов поднял на него пьяные глаза.

- Мне на месяц!
- На месяц тут не хватит, - сострил официант, указывая глазами на деньги.
- Сам знаю… На пару часов. Но только чтобы - ух!..
- Люда, привет! Девочка нужна на пару часов… Хорошая!
- Самая лучшая! - поправил Соколов.
- Людочка, нужна самая лучшая… Сколько? - услышав в ответ - двести долларов, официант прикрыл трубку рукой и передал Соколову, - Это будет стоить триста долларов!

Сан Саныч утвердительно кивнул головой и отсчитал необходимую сумму. Официант положил трубку, взял деньги и предупредил клиента, что заказ будет выполнен через полчаса.

Соколов заказал еще коньяка. К приезду путаны он был в таком состоянии, что с трудом ориентировался в пространстве. Они отправились в парную, где Сан Саныча стошнило в душевой. Затем он спал, пока девушка ела и смотрела телевизор. Потом они то парились, то прыгали в бассейн, то снова пили и купались в озере. Сан Саныч доплатил еще двести долларов, и девушка согласилась остаться с ним на весь день. Батарея в мобильном телефоне разрядилась, и связь с миром оборвалась. Володя несколько раз по распоряжению директора ездил в магазин за воздушными шариками, за презервативами, за таранью, которой не оказалось в меню ресторана. В половине четвертого решено было поменять место дислокации, и водитель перевез горячую парочку в другое кафе около парка аттракционов. Тут стало еще веселее, чем в парной.

О своих обидах Сан Саныч забыл и наслаждался жизнью по полной программе.

На автомобильной стоянке в течение пятнадцати минут Володя пытался починить зарядное устройство для своего севшего мобильного телефона, но все попытки были тщетны. Он выругался вслух и отбросил провода на заднее сидение. Телефон пропиликал прощальную мелодию и отключился. Да, и неважно, ведь шеф знает, где его найти.