Рокировка

 



ПЬЕСА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ.
 

           ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

ГЕРМАН, гроссмейстер, тренер, 40 лет.
ГЕРА, ГЕРМАН в десятилетнем возрасте.
ЛАРИСА, жена ГЕРМАНА, 40 лет.
ЛАРА, ЛАРИСА в десятилетнем возрасте.
ЛАНА, шахматистка, воспитанница ГЕРМАНА, 20 лет.
ВАЛЕРИЙ, гроссмейстер, тренер, друг ГЕРМАНА, 40 лет.
МАНГЕР, наставник ГЕРМАНА из Параллельного мира, зеркальное отражение ГЕРМАНА.
МАМА, мама ГЕРЫ.
КОРРЕСПОНДЕНТ.


ПРОЛОГ.

Середина шестидесятых годов.
Затерявшийся среди новеньких «хрущёвок» тенистый дворик.
Полдень.
На скамеечке сидит ГЕРА.
Мимо со скрипкой и папкой для нот пробегает ЛАРА.
По озарившемуся лицу ГЕРЫ видно, что он рад видеть эту девочку. Какое-то время его губы ещё хранят улыбку, но вскоре лицо накрывает маска грусти.
Затемнение.

Сумерки.
ГЕРА всё так же неподвижно сидит на скамеечке.
Мимо него уже в обратном направлении снова пробегает
ЛАРА. На этот раз у неё в руке увесистый портфель. Поравнявшись в ГЕРОЙ, она на мгновение задерживает на нём укоризненный взгляд, но, покачав головой, тут же убегает.

Затемнение.

Вечер. Горят уличные фонари.
ГЕРА, уже сгорбившись, всё так же сидит на скамеечке. Он беспокойно и нетерпеливо оглядывается. Вдруг взгляд его теплеет, он наклоняет голову, чтобы не было видно его улыбки.
Во двор входит ЛАРА. Теперь в её руках шахматная доска и папка для тетрадей.  Удивлённо взглянув на ГЕРУ, она проходит мимо, но вдруг останавливается.

ЛАРА (почти кричит).  Ты почему всё время здесь сидишь?!
ГЕРА (растерявшись). Я здесь живу.
ЛАРА. Где? На скамейке?
ГЕРА. Нет. В этом доме. (Показывает на соседний дом.)
ЛАРА. А почему ты всё время на скамейке?
ГЕРА. Не всё время…
ЛАРА. Нет, всё время! Когда бы я ни шла через этот двор, ты всё время на скамейке!
ГЕРА (окончательно растерявшись). Нет, не всё время…
ЛАРА (упрямо). Нет, всё время! Я же не слепая! Ты почему ничем не занимаешься? В какой класс ты ходишь?
ГЕРА. В пятый.
ЛАРА. В пятый? (С любопытством вглядывается в его лицо.) Я тоже в пятый. А в какую школу?
ГЕРА. Я… я … я не в школу.  Я… так… Дома.
ЛАРА (удивлённо). Как это?
ГЕРА. Ну… Ко мне приходят…
ЛАРА. Кто?
ГЕРА. Учителя.
ЛАРА (вытянув лицо). Как это?!
ГЕРА. Обыкновенно… Они приходят ко мне домой, и мы занимаемся.
ЛАРА. Все сразу?
ГЕРА. Нет, по очереди. Когда у кого есть время.
ЛАРА (потрясённо). Зачем?! Лучше же самому ходить в школу! Так интереснее! И веселее!
ГЕРА (вспыхнув). Да! Ходить в школу, наверное, интереснее! И уж, конечно же, веселее! (Почти кричит.) Но я не могу ходить!
ЛАРА. Почему? Все могут, а ты нет?
ГЕРА. А я нет!
ЛАРА. Это почему же?
ГЕРА. Потому что ноги не ходят! Я инвалид!
ЛАРА (растерявшись). Почему?
ГЕРА. После аварии… Но я всё равно не всё время здесь сижу. Меня дедушка выносит только тогда, когда я захочу. А так я…  дома...
ЛАРА. Дома? И тебе не скучно быть всё время дома?
ГЕРА. Скучно.
ЛАРА (садится рядом с ним). А ты хоть чем-нибудь ещё, кроме учёбы, занимаешься? Хобби у тебя есть? Знаешь, что это такое?
ГЕРА. Знаю: любимое занятие… Да, есть. Я люблю читать.
ЛАРА. Этого мало. Надо что-то ещё. Например, я, кроме обыкновенной школы, хожу ещё в музыкальную и в шахматную. Потом ещё учусь вязать. И готовить.
ГЕРА. А я никуда ходить не могу! И стоять не могу! Только сидеть и лежать!
ЛАРА. Да? (Воодушевлённо.) Надо же, как тебе повезло! У меня столько времени уходит на эту беготню! Если бы ко мне учителя приходили сами, сколько бы я времени сэкономила!
ГЕРА. А я только и думаю, куда бы его деть.
ЛАРА. Ух, ты!.. Счастливчик! А мне его всегда не хватает. Вот сегодня я ещё даже не все уроки сделала. А тут ещё такую сложную задачку по математике задали! Взяла с собой, может, кто-то поможет…
ГЕРА. А хочешь, я тебе помогу? У меня с математикой проблем нет.
ЛАРА. Мне очень сложную задали… Не по учебнику.  Я готовлюсь к олимпиаде… (С сомнением посмотрела на ГЕРУ.) Нет, ты не сможешь…
ГЕРА. А покажи?
ЛАРА (всё ещё сомневаясь).  Ну… посмотри. Только это всё равно дохлый номер…  (Подаёт ему исписанный листочек.) Даже мой старший брат не смог решить.
ГЕРА (внимательно читает условие задачи). Надо же, какая интересная… Дай карандаш.
ЛАРА (сомневаясь). Думаешь, решишь? (Открывает папку, вытаскивает карандаш.) На.
ГЕРА. А есть что-нибудь подложить под листок?
ЛАРА. Вот. (Подаёт шахматную доску.)
ГЕРА. Итак, рассуждаем…
ЛАРА. О-о-о, так это ты надолго! Я не могу сейчас рассуждать: опаздываю на шахматы… Но через час я вернусь… Давай, оставлю тебе листок? И шахматную доску. Я её несла Ваське… Мальчишке из нашей группы… У него своей нет … Но ничего, подождёт до завтра. Оставить?
ГЕРА. Конечно. Когда вернёшься, всё будет готово. Я уже практически знаю решение.
ЛАРА (недоверчиво). Да? Ну, тогда я пошла. (Уходит.)

ГЕРА, прочитав ещё раз условие задачи, быстро пишет решение. Удовлетворённо кивнув, он оглядывается по сторонам. Потом раскрывает доску, вкладывает  внутрь листок и, увидев там  книгу, с любопытством достаёт её. По нарисованной на обложке картинке, можно предположить, что это книга о шахматах. ГЕРА с интересом листает её, потом раскрывает доску и достаёт пакетик с аккуратно сложенными шахматными фигурами, расставляет их, сверяясь с книгой. Он продолжает читать дальше, передвигая фигуры и что-то помечая карандашом в книге.
В вечерней тишине раздаётся голос мамы.

МАМА (голос). Гера, дедушка собирается идти за тобой – уже поздно.
ГЕРА (кричит).  Нет-нет, мамочка! Мне надо дождаться девочку – у меня её шахматы!
Попозже, ладно?
МАМА (голос).  Хорошо, мальчик мой. Как только она уйдёт, мы сразу же тебя заберём. Дедушка будет посматривать в окошко. Не скучай.

Во двор вприпрыжку вбегает ЛАРА.

ЛАРА (присаживаясь рядом). Ну, как задачка? Решил?
ГЕРА. Сразу же. (Достаёт листок.) Смотри, это же совсем просто.
ЛАРА. Не может быть! (Внимательно читает.) Вот это да! (Восхищённо смотрит на ГЕРУ.) Да ты профессор! А кто тебя учит математике?
ГЕРА. Татьяна Ивановна.
ЛАРА. Так она и у нас преподаёт… А почему же я тогда не смогла решить?
ГЕРА. Не знаю… Это так просто.
ЛАРА (смотрит на шахматную доску).  Ты и в шахматы умеешь играть?
ГЕРА. Нет. В первый раз их вижу. Но, думаю, это несложная игра.
ЛАРА. Ой, ты ошибаешься! Это очень сложная игра!
ГЕРА. Но я прочитал книжку… Совсем несложно.
ЛАРА. Так здесь описаны только правила игры да ходы фигур, а ведь шахматы – это сплошные задачи!
ГЕРА. Да? А покажи.
ЛАРА. Хочешь научиться? Смотри… (Раскрывает тетрадь.)  Вот эту позицию мы сегодня решали. Бились весь урок, но всё без толку: никто не справился. А тренер не захотел подсказывать и оставил задание на дом.
ГЕРА. Давай попробуем решить?
ЛАРА. Нет, не получится. Я пробовала.
ГЕРА. Давай, теперь я попробую.
ЛАРА. Не смеши – я уже давно занимаюсь в кружке, а ты сегодня в первый раз шахматы увидел!
ГЕРА. Да покажи!
ЛАРА (пожав плечами).  Ну, пожалуйста… (Раскрывает тетрадь, объясняет.) В этой задаче нужно поставить чёрному королю мат в один ход.
ГЕРА (внимательно изучает позицию). Так… Всё очень просто: пешка d7 бьёт чёрного слона с8, становится ферзём и уходит с пути белой ладьи а7!
ЛАРА. Ха-ха-ха, умный какой нашёлся! Тогда это будет шах, а не мат, ведь чёрный король может закрыться слоном h1 или ферзём е5!
ГЕРА (не обижаясь). Да? Правильно. (Задумывается.) А-а-а! Как же это я вниз не посмотрел! Вот же ферзь е3! Если он пойдёт на а3, то и поставит одновременно шах и мат! Вот и всё решение.
ЛАРА (восхищённо). А ты талант! Тебе непременно надо заняться шахматами! Ты станешь Тиграном Петросяном!
ГЕРА. Кто это?
ЛАРА (вытаращив глаза).  Не знаешь?! Это же сейчас самый знаменитый советский шахматист - чемпион мира!
ГЕРА. Что, в эту игру и взрослые играют?
ЛАРА (рассмеявшись). Какой ты смешной! Это же спорт! Шахматы нужны всем: и взрослым, и детям - они учат мыслить, воспитывают характер. Тигран Петросян сказал, что шахматы по содержанию – искусство, а по трудности овладения – наука… Шахматы могут доставить столько же радости, сколько хорошая книга или музыка.
ГЕРА (робко). Да? Может быть… Но…  разве могут они заменить музыку?
ЛАРА (нисколько не сомневаясь). Конечно, не могут…  Поэтому я хожу ещё и в музыкалку… (Оглядывается.)  Слушай, уже поздно. Я пошла… Да и ты, наверное, устал сидеть…
ГЕРА (улыбнувшись). Нет, я не устал. Я привык. А с тобой так здорово. Ты интересная.
ЛАРА. И с тобой здорово. Ты не похож на обыкновенных мальчишек. Давай дружить? Как тебя зовут?
ГЕРА. Гера… (Поперхнувшись, поправляется.)  Герман.
ЛАРА. А меня Лариса. Хочешь, завтра после школы я приду к тебе с новыми шахматными задачками?
ГЕРА. Очень хочу.
ЛАРА. Слушай, а, давай, я оставлю тебе шахматы? Ты инвалид, тебе они нужнее, чем Ваське.
ГЕРА. Оставь. Я буду очень рад!
ЛАРА (торжественно). А знаешь…  я могу даже подарить их тебе. Хочешь?
ГЕРА. Конечно! (Растерянно оглядываясь.) А вот мне нечего тебе подарить. Разве что… календарик… (Достаёт из кармана сложенную вдвое открытку.) Хочешь?
ЛАРА (берёт, с удивлением рассматривает). Ой, какой интересный! Я такого никогда не видела. Как странно: все числа раскрашены разным цветом… А сегодняшний день – красный… Почему? Сегодня разве праздник?
ГЕРА.  Праздник.
ЛАРА. Какой?
ГЕРА (улыбнулся).  Не знаю…
ЛАРА. Какой ты смешной: сначала говоришь, что праздник, потом, что не знаешь… А откуда у тебя этот календарь?
ГЕРА. На Новый год под подушкой нашёл. Я каждый год нахожу…
ЛАРА. На Новый год? Интересно…
ГЕРА. А ты разве не находишь в новогоднюю ночь подарки?
ЛАРА. Нет.
ГЕРА. Даже под ёлкой?
ЛАРА. Нет. Мне подарки дарят мама с папой. А ты находишь?
ГЕРА. Конечно. Всегда.
ЛАРА (обиженно). Ну и, пожалуйста! Подумаешь!
ГЕРА (растерянно). Ты, что, обиделась? За что?!
ЛАРА. Ничего я не обиделась, просто… мне домой уже пора… (Ловко соскакивает со скамейки.) Я пошла. До завтра?
ГЕРА (грустно). До завтра.
 
                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

   
                Сцена первая.
 
Квартира ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
Полдень.
ГЕРМАН сидит в кресле, на коленях у него шахматная доска с расставленными на ней фигурами.
ЛАРИСА, собравшись уходить, красит губы  у зеркала. 

ГЕРМАН. Лариса, Лариса! Ну, что же ты молчишь?! Такая победа! Такая победа!
ЛАРИСА (подбежав, обнимает мужа). Милый мой! Да разве же я молчу?! Я смолкла только лишь на минутку для того, чтобы накрасить губы. (Целует его.) Ты был великолепен! Мир запомнит эту игру!
ГЕРМАН. А каков чемпион, а? Впервые за десять лет допустил меня играть испанскую партию! Я сразу понял, что он что-то приготовил для меня! А на восьмом ходу я уже был уверен в этом и потому вместо слон в3 – д5  без колебаний сыграл  с2 – с3  – и попался на приготовленный вариант! Это и был его сюрприз! Но я ведь не долго раздумывал, правда?!  Ведь недолго, Лариса?
ЛАРИСА. Конечно, недолго! И это меня удивило не меньше, чем вызов чемпиона. Ты был просто безупречен, Герман! Наконец-то! Наконец-то ты проявил себя не только как первоклассный шахматист, но и как настоящий спортсмен и психолог! Наконец-то ты добавил в свою игру то, чего тебе катастрофически не хватало.
ГЕРМАН (недовольно морщась). Ну вот! Начинается! Ты ещё вспомни, как я играл двадцать лет назад! Всё настроение испортила, ей-богу!
ЛАРИСА (удивлённо). Ты что, обиделся? Гера, я ведь не только любящая жена, я ещё и твой тренер! Вчерашний триумф не даёт тебе права расслабляться – скоро чемпионат мира! И очень даже неплохо по горячим следам разобрать твою игру по винтикам. Ты не согласен?
ГЕРМАН (вяло). Да согласен, согласен… Говоришь, проявил себя как спортсмен и психолог? Жажда битвы мною обуяла – вот что случилось! О психологии я думал тогда меньше всего.
ЛАРИСА. Как же ты об этом не думал, если сразу не только осознал, что противник приготовил тебе свою игру, но и бросил ему вызов?!   
ГЕРМАН. Это он мне бросил вызов, потому что боялся моего понимания и умения. Уверен, он не одну ночь посвятил тяжёлой и упорной работе, чтобы подготовить для меня ряд неожиданностей! И я принял его вызов – этому обязывала моя репутация. (Вдохновенно.) А моё понимание и проницательность…
ЛАРИСА (рассмеявшись, перебивает). Герман! Герман! Ты увлёкся! Расхвастался - прямо вышивальщица!
ГЕРМАН (недовольно). Какая ещё вышивальщица?
ЛАРИСА. Недавно я забегала в гости к брату, а у него гостила Настенька, внучка. В садике был санитарный день, вот родители и скинули её деду с бабкой. Захожу – брат ковыряется в утюге, а дамы вышивают. Идиллия! И, знаешь, у Насти так хорошо всё получается! Я похвалила её. Она посидела, полюбовалась своим произведением и говорит: «Ах, какая я вышивальщица! Посмотрите, какая я вышивальщица! Надо будет завтра отнести вышивку в садик, чтобы все увидели, какая я!»   
ГЕРМАН (нахмурив брови). Как, однако, Лариса, ты любишь подковырнуть…
ЛАРИСА (целует мужа). Не сердись, не сердись! Кто ещё тебе скажет правду? Только я, потому что твои успехи – это мои успехи, ведь мы с тобой в одной связке…  Ну, я убегаю. У меня сегодня семинар допоздна, так что явлюсь не раньше девяти. Еды полно - с голоду без меня не умрёшь. Не скучай. И не лентяйничай! Ты куда-нибудь сегодня пойдёшь?
ГЕРМАН. Нет, не собираюсь. У меня законный выходной,  так что…  проанализирую пару партий – и буду валяться.
ЛАРИСА. Вот и славно. (Целует ГЕРМАНА.) Пока, родной.
ГЕРМАН (провожает ЛАРИСУ до двери). Пока.

ЛАРИСА уходит, ГЕРМАН берёт телефон, набирает номер.

ГЕРМАН. Здравствуй, моя очаровательница, не заждалась ли ты моего звонка?


      Сцена вторая.

Несколько часов спустя.
Квартира ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
В полумраке в кресле сидит МАНГЕР.
Входит ГЕРМАН. Не успев закрыть за собой дверь, он замирает, настороженно вглядывается в темноту, прислушивается и нерешительно проходит в комнату.
МАНГЕР сидит неподвижно, словно манекен.
ГЕРМАН, оглянувшись и никого не увидев, удивлённо усмехается, пожимает плечами, идёт к холодильнику, берёт банку пива, снова прислушивается, оглядывается. Через секунду, покачав головой, он включает музыку, берёт со стола шахматную доску, садится в соседнее кресло и, наконец, видит МАНГЕРА.

ГЕРМАН (скорее с любопытством, чем с беспокойством). Вы кто?
МАНГЕР (удивлённо поднимает брови и, усмехнувшись, качает головой). Надо же, такой простой и естественный вопрос, а в данной ситуации быстро и однозначно ответить на него просто невозможно…  Моё имя Мангер.
ГЕРМАН. Ман-гер… Иностранец?
МАНГЕР. В некотором роде…
ГЕРМАН. Как вы попали в мою квартиру? Дверь была заперта. (Оглядывается.) Окна закрыты… У вас есть ключи?
МАНГЕР. Мне не нужны ключи. Для меня не существует дверей… Так же как и окон… И стен… Для меня весь твой дом… и соседний… и все остальные абсолютно прозрачны во всех смыслах.
ГЕРМАН (скептически).  Вот как?  Сквозь стены проходите?  (Усмехаясь.) Вы Бог?!
МАНГЕР (понимающе). Ну-у-у, зачем же так сразу… Хотя... (Задумчиво теребит подбородок.) Я не Бог, но, можно сказать… Судьба. Твоя Судьба.
ГЕРМАН (рассмеявшись). О, даже так! Мило…
МАНГЕР (серьёзно). Это… на самом деле так. (Встаёт, подходит к ГЕРМАНУ, подаёт фотографию.) Посмотри вот на эту фотографию… Кто это?
ГЕРМАН (без колебаний). Я.
МАНГЕР (добродушно усмехнувшись). Уверен? А где же тогда это ты? Когда?
ГЕРМАН (растерянно). Не знаю… Или… это не я? Но… лицо моё. (Вглядывается в фотографию.) Что за странный фон? И костюм какой-то… как у инопланетянина… Что это значит?! (В негодовании.) Да это же монтаж! (Швыряет фотографию на пол.) В чём дело?! МАНГЕР, вы зачем пришли? Хотите что-то мне пришить?!
МАНГЕР (рассмеявшись). Какой жаргон! Откуда? Вы интеллигентный человек, Герман, заслуженный гроссмейстер, известный тренер… Вы спортсмен, честный и чистый… До сегодняшнего дня, во всяком случае… И… такие слова?
ГЕРМАН (угрожающе). Или вы сейчас же предъявляете свои документы… или я звоню в милицию.
МАНГЕР. На фото изображён не ты… (Берёт ГЕРМАНА под локоть, подводит к зеркалу.) А я.  Смотри, как мы похожи: одно лицо. А если бы ещё и одеты были одинаково…
ГЕРМАН (растеряно). Вот это да!.. Ничего не понимаю…
МАНГЕР. Когда появился этот снимок, ты был ещё в утробе матери. В тот самый момент у тебя, наконец, сформировался мозг, а значит, пришло время закладывать в него программу этапов твоей жизни. Разработка и внедрение этой программы была поручена мне. Вот с той самой минуты ты и стал моим подопечным.
ГЕРМАН. Вы хотите сказать, что… что…
МАНГЕР. Что это я придумал, каким ты будешь.  Это был очень ответственный период как в моей, так и в твоей жизни. Однажды заложив программу, я уже больше не мог что-либо изменить впоследствии. Изменить мог только ты сам в зависимости от своего характера, который закладывался, к сожалению, уже без моего вмешательства; да ещё от  окружения и  обстоятельств… Например, программируя только твою внешность, я сделал свыше десяти тысяч фотографий! (Поднимает фотографию.) Здесь запечатлён тот момент вычисления и моделирования внешности, который соответствует теперешнему твоему возрасту…
ГЕРМАН (неожиданно громко рассмеявшись, перебивает). Хорошая шутка. Мне понравилось.
МАНГЕР. Да, я понимаю, это трудно так сразу осознать и принять…
ГЕРМАН. Тем более, что мы все уже давно знаем о существовании компьютеров и компьютерного монтажа.
МАНГЕР. Не могу не согласиться. (Идёт к столу, берёт календарик – абсолютную копию календарика ГЕРЫ.) Какое сегодня число? Первое июня, так? А каким цветом напечатано это число, ты не обратил внимание? И каким цветом напечатаны все последующие числа?
ГЕРМАН (насторожившись). Обратил. Сегодняшний день – чёрным, последующие -  прозрачно-радужным… Их можно увидеть, но  только под определённым углом…
МАНГЕР. Верно. Когда-нибудь ещё было такое в твоих календарях?
ГЕРМАН (покосившись на МАНГЕРА). Нет, не было… Ни чёрного цвета, ни прозрачного…
МАНГЕР. Верно. Теперь ты понимаешь, что всё это значит?
ГЕРМАН. С трудом… С завтрашнего дня в календаре чисел не видно... Сегодняшнее – чёрное. А тут, Мангер,  явились вы… (Потрясённо.) Сегодня я должен буду умереть?!
МАНГЕР (задумчиво). Подумать только, как страшно это звучит… (Кладёт руку на плечо ГЕРМАНУ.) Нет, не обязательно…
ГЕРМАН. Ах, вот как: не обязательно… Значит, всё же, могу…
МАНГЕР. Не больше и не меньше, чем во все предыдущие и последующие дни.
ГЕРМАН. Тогда, чёрт побери, что же всё это значит?!
МАНГЕР. Это значит, что сегодня… тебе… предстоит… многое… решить. Многое, от чего будет зависеть твоя дальнейшая жизнь. (Задумчиво.) Да и моя тоже…
ГЕРМАН. Но почему сегодня?! Почему именно сегодня?!
МАНГЕР (протокольно холодно).  Сегодня тебе сорок лет и сорок дней от роду. Это один из переходных возрастов мужчины. И, надо признаться, не самый лучший:  многие  из представителей сильного пола в эти дни теряют разум… Боюсь, что и ты не избежал этой участи… Но, к счастью, в такие переходные моменты я и мои коллеги могут вмешаться в жизнь своих подопечных. Вот только в такие моменты и могут…

Неожиданно слышатся странные звуки, напоминающие лёгкий перезвон хрусталиков на огромной, но очень высоко  висящей люстре. Тут же тонкий луч света, спустившийся откуда-то сверху, мягко пробежавшись по комнате, начинает медленно и упорно, словно щупалец невидимого светящегося осьминога, ощупывать каждый сантиметр. Наконец, он медленно подбирается к ногам МАНГЕРА. 
МАНГЕР, увидев это, вдруг напрягается и, странно изогнувшись, начинает на  глазах у ГЕРМАНА таять. В миг, когда он уже почти исчезает, раздаётся звук разбивающегося стекла. Через мгновение из  луча появляется отчаянно жестикулирующий МАНГЕР. Его лицо светится твёрдой  решимостью и непреклонностью. Глядя куда-то вверх, он упрямо продолжает.

Да! Могут! (Смягчившись.) Хотя, конечно, только условно. Например, подавая определённые знаки через сны… или заставляя обратить внимание на всем известные приметы и помочь правильно истолковать их… Или найти какую-то особенно пронзительную фразу в изучаемой книге… Или ещё что-нибудь в этом роде…

ГЕРМАН,  потрясённый увиденным, замирает.
Слышится страшный скрежет, и луч молнией пронзает МАНГЕРА, но на этот раз он остаётся стоять, как ни в чём не бывало. Согласно кивнув  кому-то невидимому, он продолжает.

Но, конечно,  никто из наставников не имеет права делать того, что сейчас делаю я. Нам под страхом смерти запрещено раскрывать вам вашу судьбу, тем более, подсказывать что-либо… Вы вообще не должны знать о нас, о нашем мире! Даже подозревать, что мы есть… Но мне дорог ты и моя жена… (Вздрогнув, быстро поправляется.) То есть, прости, твоя… И твоя  жена… Вы очень дороги мне,  и я пренебрёг…
ГЕРМАН (очнувшись). Что это было, Мангер?!
МАНГЕР. Испугался?.. Не переживай, это по мою душу…
ГЕРМАН. Что, по вашу душу?!
МАНГЕР (спокойно). Ничего особенного… Верховная власть нашего мира поставила меня в известность, что я арестован.
ГЕРМАН. За что?!
МАНГЕР. За то, что я, явившись к тебе, нарушил наш основной закон.
ГЕРМАН. И что вам за это будет?!
МАНГЕР (почти равнодушно). Смертная казнь...
ГЕРМАН (подпрыгнув в кресле). Что?! За что?! Только за то, что вы явились ко мне?!
МАНГЕР. Да.
ГЕРМАН. Ничего себе!.. А  вы не знали, что у вас за это так наказывают?
МАНГЕР. Да почему же… Прекрасно знал.
ГЕРМАН. Зачем же тогда вы это сделали?!
МАНГЕР. Чтобы предупредить тебя лично,  ведь календарик в этот раз не помог…
ГЕРМАН. Не понимаю…
МАНГЕР. Всё очень серьёзно, Герман, сосредоточься…
ГЕРМАН (механически повторяет). Всё очень серьёзно…Сосредоточься… (Берёт в руки календарик, разглядывает его, вскакивает.)  Так это вы всю жизнь дарили мне календари с разноцветными днями?
МАНГЕР. Да.
ГЕРМАН (благодарно).  Знаете, а ведь я научился понимать их! (Внезапно запинается.) То есть, Лариса научилась… И я всегда знал, когда можно рисковать, а когда нет… Это мне безумно помогало!
МАНГЕР. Я знаю. Для этого я их тебе и посылал. За что и был неоднократно наказан... А вот вчера уже получил последнее официальное предупреждение… Но не смотря на это, я всё же решил явиться к тебе: Герман, ты стоишь на пороге страшной трагедии. Из своего мира я не в силах был ни предотвратить её, ни предупредить тебя…
ГЕРМАН (потрясённо). Из своего мира?! Да про какой свой мир вы мне тут всё говорите?! Кто вы такой? Инопланетянин?!
МАНГЕР (добродушно улыбнувшись). Нет, я, как и ты, землянин. Только из другого мира. Из параллельного.
ГЕРМАН. Как это?!
МАНГЕР. Ну… Представь себе, например, радиоволны…
ГЕРМАН. Прекрасно себе представляю. И не только их… А вот о вас ничего не слышал!
МАНГЕР. И не услышишь… Никто не услышит. Пока мы сами этого не захотим.
ГЕРМАН. Это почему же?! Наука, знаете ли, идёт вперёд так быстро, как...
МАНГЕР (резко перебивает). Как это спланируем мы, потому что ваша цивилизация – дело наших рук. От микроба до человека. Весь ваш мир создан нами.


                Сцена третья.

Дача ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
В этот же вечер.
Перед старой обшарпанной шахматной доской, на которой среди небрежно раздвинутых фигур стоят два бокала с шампанским, сидят улыбающиеся ВАЛЕРИЙ и ЛАНА.

ВАЛЕРИЙ (поглаживая коленку ЛАНЫ). Ну, что, Ланочка, я могу сказать? Ты ещё так молода, но уже безмерно талантлива! И на самом деле, зачем сутками чахнуть над шахматной доской, когда достаточно уметь правильно распорядиться своим телом…
ЛАНА. Да перестаньте! Да, я молода, но шахматист уже опытный и ничуть не хуже всех наших гроссмейстеров, включая, простите, и вас. А уж о вашей подопечной, Валерий Николаевич, и говорить не приходится. Ко всему прочему, в отличие от окружающих кикимор, я ещё красива и сексуальна, так зачем же мне тащиться той дорогой, которой идут  все, если я могу пойти другим путём?
ВАЛЕРИЙ. Разумно и достойно восхищения. Но вы забыли об одном из самых главных качеств шахматиста – терпеливости! Ещё Лев Николаевич Толстой сказал: «В шахматной игре очень важно помнить, что вся её сущность не в каких-либо резких выступлениях, в неожиданных и рискованных ходах, а в том расчете, чтобы всё сочетание фигур медленно и без скачков двигалось вперёд».   А ты торопишься. И тренер твой тоже. Хотя уж он-то знает, что твоя завтрашняя соперница, то есть моя подопечная, намного опытнее тебя.
ЛАНА (томно улыбнувшись). Так вот сейчас вы мне и поведаете обо всех её секретах.
ВАЛЕРИЙ (оценивающе посмотрев на ЛАНУ). Да-а-а… Думаю, ты стоишь даже дороже, чем ГЕРМАН за тебя предложил.
ЛАНА (напрягшись). Что значит, предложил?
ВАЛЕРИЙ (рассмеявшись). Не загружай свою светлую головку ненужными фактами – у тебя завтра ответственейшая партия. (Ближе придвигается к ЛАНЕ.) А, может, лучше сразу приступим к делу? Нам ещё многое надо согласовать.
ЛАНА (отодвигаясь). Пожалуй… И для начала уберём с шахматной доски шампанское.
ВАЛЕРИЙ (обнимает Лену). Это зачем же? Одно другому не помеха.
ЛАНА (неловко отстраняется). Помеха: на шахматной доске должны стоять фигуры, а не бокалы.
ВАЛЕРИЙ (прищурившись). А зачем, вообще, нам шахматная доска?  Нам достаточного этого пушистого ковра.
ЛАНА (пряча брезгливую усмешку). Вы что-то путаете.
ВАЛЕРИЙ. Нет. Не путаю. А вот ты явно забыла, с кем завтра играешь. Эту холодную и упёртую даму, мою подопечную, тебе ни под каким соусом не съесть! Если она сама не уступит. А она просто так не уступит. И уговорить её смогу только я! Ради своего друга… Итак, ты хочешь победить?! Хочешь. Значит, надо платить…
ЛАНА (брезгливо). Но, как я поняла, вам уже заплатили.
ВАЛЕРИЙ (холодно). Умная девочка. Проницательная. Всё поняла. Да, заплатили. Но с одним довеском: ГЕРМАН попросил меня сегодня тобой заняться. И даже сам своей собственной рукой дал мне ключи от своей дачи. Да ты же сама всё слышала…
ЛАНА (растерянно). Я слышала совсем другое: речь шла о том, чтобы вы подсказали, как правильно мне вести завтрашнюю партию!
ВАЛЕРИЙ (холодно усмехнувшись).  А я только что сделал тебе комплемент, посчитав, что ты умная… Что ж, слышать-то ты слышала, да ничего не поняла. Даже странно, что ты до сих пор  не знаешь, для чего даются ключи от дачи! Ведь позаниматься мы вполне могли бы и в его кабинете…
ЛАНА (вспылив). Ах, вот как! Так вы намекаете, что Герман… просто… продал меня вам?!
ВАЛЕРИЙ. Что ж так грубо-то?! Продал… Попросил помочь тебе. Хотел, чтобы мы наладили контакт.
ЛАНА (сощурившись). Значит, другого выхода, кроме как переспать с вами,  у меня нет?!
ВАЛЕРИЙ. Фу, как пошло…
ЛАНА. Вы же сами сказали, что ГЕРМАН отдал вам ключи для того, чтобы вы переспали со мной!
ВАЛЕРИЙ. У нас, милая скромница,  это называется, разделить с другом его заботы. А на сегодняшний день заботы моего друга – это ты. Так что, давай, не будем тянуть кота за хвост, ведь завтра тебе надо быть в форме. (Убирает с доски бокалы, но, задумавшись,  останавливается, протягивает бокал Лене.)  А, может,  с шампанским тебе всё же будет комфортнее?
ЛАНА. Да нет, спасибо, без спиртного я как-то лучше соображаю! (Решительно.) Хорошо, я пересплю с тобой, но ты…

Удивившись такой внезапной фамильярности, ВАЛЕРИЙ вскидывает брови.

Да, да! Ты! И с этого момента – никак иначе!  (Решительно.) Ты поможешь мне  попасть на турнир в Париж. Не надо делать такого удивлённого лица - я знаю, что у тебя эта  возможность есть.
ВАЛЕРИЙ. У-у-у, какая ты! Молодец! Далеко пойдёшь. (Оценивающе смотрит на неё.) Что ж, посмотрим, как будешь стараться.  И не надо делать такого брезгливого лица – лучше не будем терять времени: давай-ка, поднимай юбочку. (Приказным голосом.) Да повыше!

ЛАНА резко поднимается, сбрасывает юбку на пол  и с силой ставит ногу на шахматную доску. Доска падает, разламывается. ЛАНА, с вызовом взглянув на ВАЛЕРИЯ, резко срывает с себя легкую воздушную блузу.
В дом незаметно для присутствующих входит ЛАРИСА и, услышав голоса,  удивлённо вздрагивает, вбегает в комнату.

ЛАРИСА. Что здесь происходит?! (Видит сломанную доску, наклоняется к ней.) Как вы смеете?! (Бережно поднимает доску, гладит её, словно ушибленного котёнка.) Да вы сломали её!.. Вы что здесь делаете?! 
ВАЛЕРИЙ (удивлённо вскочив). Лариса?! Ты?! А Герман сказал, что ты… Что тебя… Что у тебя семинар…
ЛАРИСА (взглянув на полуобнажённую ЛАНУ). Боже, что это вы… 
ВАЛЕРИЙ. Лариса, успокойся… Мы здесь по делу…
ЛАРИСА. Моя дача не для интимных свиданий. Немедленно убирайтесь отсюда!
ЛАНА (испуганно). Вы ошибаетесь: мы здесь встретились не для этого.
ЛАРИСА. Неужели?
ЛАНА (досадливо). Представьте себе! У меня завтра игра и нам надо разработать стратегию завтрашней партии!
ЛАРИСА. И для этого, Ланочка, вы разделись?
ЛАНА (бросив жёсткий взгляд на Валерия). Поверьте, это… случайно…
ЛАРИСА. И случайно сломали шахматную доску?
ЛАНА. Господи, какая-то старая доска… Завтра я вам десять таких куплю.
ЛАРИСА. Старая доска?! Эта старая Герману дороже миллиона новых!
ЛАНА. Да что вы?! Никогда бы так не подумала, ведь Герман недавно собирался её выкинуть…
ЛАРИСА. Выкинуть?! Эту доску?
ЛАНА. Ну да. Насколько я помню, он вечно ею что-то подпирал, под что-то подставлял… Так что не волнуйтесь, она ему не нужна.
ЛАРИСА (потрясённо). Это вам Герман так сказал?
ЛАНА. Ну да… Да вы сами посмотрите: она же дореволюционная!
ЛАРИСА. Да, этой доске очень много лет.  Но это та доска, на которую Герман впервые поставил шахматные фигуры.


                Сцена четвёртая.

В этот же вечер.
Квартира ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
ГЕРМАН возбуждённо ходит по комнате.
Вбегает взволнованная ЛАРИСА со сломанной  шахматной доской в руках и решительно направляется к креслу, в котором сидит МАНГЕР.
ГЕРМАН, растерянно оглянувшись на МАНГЕРА, протягивает руки, чтобы остановить Ларису, но она, ни на что не обращая внимания, устало «падает» в кресло, с которого едва успевает вскочить МАНГЕР.

ГЕРМАН (вытаращив глаза). Что с тобой, Лариса?! Ты хоть смотри, куда садишься!
ЛАРИСА. Ты купил ей завтрашнюю победу?!
ГЕРМАН. О чём ты?!
ЛАРИСА. Почему ты это сделал?! Это же противоречит твоим жизненным принципам!
ГЕРМАН. О чём ты?! Что я сделал?! Опять что-то привиделось?!
ЛАРИСА. Привиделось! Привиделось, как они топтали ногами нашу реликвию и  собирались заниматься на нашем ковре сексом…
ГЕРМАН (настораживаясь). Ну-ка, ну-ка, ещё раз повтори: какой такой секс, какой ковёр? Ты о ком?!
ЛАРИСА. О Ланочке… Твоей «целомудренной» протеже. И о твоём обожаемом друге Валерии. Вот теперь верю, что ты его очень любишь: даже одолжил свою любовницу.
ГЕРМАН (взрываясь). Что ты несёшь?! У тебя, что, «крыша» поехала?! Или берёшь меня «на пушку»? Объясняю: они сегодня встретились, чтобы обсудить предстоящую партию! А на дачу я их отправил, чтоб никто не отвлекал их тут. Да чтобы ты не кидала подозрительных взглядов! Я доверяю им, как себе самому! Валерий -  мой друг ещё с института, а Лана - талантливейшая девочка с большим будущим! Кто ты такая, чтобы судить моих друзей?! (Сжав кулаки, подбегает к ней.)

К рассвирепевшему ГЕРМАНУ быстро подходит МАНГЕР и, обхватив его за плечи, насильно усаживает в кресло.
 ЛАРИСА, рассматривающая сломанную шахматную доску,  не видит странных перемещений мужа.
ГЕРМАН, возмущённый применённым к нему насилием,  приходит в ярость.

ГЕРМАН (ЛАРИСЕ). А ты чего это опускаешь глаза?! Не хочешь видеть, как мне тут руки заламывают?!.. Да?! Нет уж, ты смотри!..

ЛАРИСА, не понимая, о чём  говорит муж, пристально всматривается в его лицо.

Ах, как мы умеем смотреть! Надо же, какой проницательный взгляд… А на нашего гостя даже ни разу не взглянула… Не интересно? (Удивлённо вскидывает брови.)  Слушай, а уж не ты ли сама направила ко мне этого «землянина»?! А-а-а… Кажется... теперь я начинаю что-то понимать!.. Придумала какой-то семинар, а сама рванула на дачу… Зачем? Что ты хотела там увидеть?
ЛАРИСА. Только не то, что увидела!
ГЕРМАН. Понятно: меня хотела застать!
ЛАРИСА. Успокойся, я даже не предполагала, что на даче кто-то может быть…
ГЕРМАН (перебивает). Да?.. Так, может, сама хотела там с кем-то встретиться?!
ЛАРИСА. У меня появилось полуторачасовое окно, и я поехала за материалом для моей дипломницы…
ГЕРМАН (перебивает, истерично машет руками). Ой, ой, ой! За материалом! Думаешь, не знаю, что ты следишь за мной?! В телефоне копаешься, почту проверяешь… Вот и сейчас… Наверное, приехала домой, а меня нет - вот и рванула на дачу!
ЛАРИСА (удивлённо). Ты уходил из дому? Куда? Говорил, что целый день будешь дома…
ГЕРМАН. Ах, как натурально ты удивляешься! Актриса!.. (Поворачивается к МАНГЕРУ.) Да это заговор! Конечно, кто-то же должен был надавить мне на совесть – почувствовала, что уже не справляешься?!  Так вот, оказывается в чём дело! (ЛАРИСЕ.) А кого же это ты ко мне прислала? Наверняка народного артиста – уж как славно он разыграл историю с  параллельными мирами! А я, дурак, натурально начал уже уши развешивать!
ЛАРИСА (испуганно). О каком госте ты говоришь? О каких параллельных мирах?
ГЕРМАН. Ха. Ха. Ха. Здорово придумано!

МАНГЕР подходит к ГЕРМАНу, наклоняется над ним.

МАНГЕР (чётко и очень быстро). Герман, ничего не говори, только слушай. Я не успел предупредить тебя: Лариса меня не видит и не слышит. И никто, кроме тебя, не может меня ни видеть, ни слышать. Поэтому, если не хочешь показаться умалишённым, ничего не говори ей обо мне. И постарайся сделать вид, что ты здесь один.
 
ГЕРМАН, иронично усмехнувшись, открыл рот, чтобы что-то ответить, но МАНГЕР резко остановил его.

Остановись! Я сказал тебе правду.
ЛАРИСА. Гера, что с тобой? Ты заболел? Тебе плохо? Дёргаешься, зеваешь… Не можешь вздохнуть?!
ГЕРМАН (недоверчиво). А-а-а… ты… ничего не заметила?
ЛАРИСА. Что и где?!
ГЕРМАН (всё ещё сомневаясь). Ты…  разыгрываешь меня…
ЛАРИСА. Ты о наших дачных гостях? Нет, не разыгрываю. Зачем мне это надо? Я сама была потрясена. (Показывает сломанную доску.) Видишь?! (С болью.) Ланочка наступила на неё ногой! На нашу с тобой реликвию! Не случайно наступила, а специально! Демонстрировала Валере свои стройные ножки.
ГЕРМАН (напрягаясь). Не понимаю… Ты правду мне сейчас говоришь?! Или со злобы наговариваешь?!
ЛАРИСА (устало). С какой злобы?  На кого наговариваю?
ГЕРМАН. Ну… Лана красивая молодая женщина, талантливейшая шахматистка с большим будущим… а ты… ну… ревнуешь, конечно же…

ЛАРИСА смотрит на мужа во все глаза.

И потом… ведь догадываешься уже, что я… Что мы… (Задумывается.)  Да я, собственно,  сам давно уже хотел сказать тебе об этом… (Решительно.) Я люблю Лену, она тоже любит меня… Не знаю, что там будет дальше, но завтра… Ты всё правильно поняла, потому что завтра она должна победить! И победит, чего бы это мне ни стоило!

ЛАРИСА растерянно оглядывается, словно хочет найти того, кому её муж говорит  эти страшные слова.
МАНГЕР, недовольно качая головой, подходит к ГЕРМАНУ, чтобы остановить его, но ГЕРМАН не обращает на него внимания.

Да, она заслуживает этого! Ну, а то, о чём ты сейчас говоришь… Думаю, ты всё придумала!  Я много слышал о женском коварстве… Конечно, придумала…Потому что ведь смешно!..
ЛАРИСА (сквозь спазмы в горле).  Милый… мой… Гера… Я могу сказать тебе сейчас только одно: ты ошибаешься. Ты ошибаешься и в своей верной… (удивлённо вслушиваясь в слово) возлюбленной… И в своём друге. И в моём коварстве… (Перевела дыхание.)  Не руби с плеча. Возьми таймаут, взвесь всё ещё раз, хорошо подумай... Эта девочка уже по достоинству оценила свои возможности и знает, как можно продать их подороже… А твой друг… Можно ли, вообще, такого человека называть другом…
ГЕРМАН (резко перебивает). Да ты завидуешь! (С пренебрежительной жалостью в голосе.)   Ну да я понимаю тебя – это ведь обидно, когда...
ЛАРИСА (потрясённо). Гера, я всегда гордилась тобой, но то, что ты затеял – грязь! Не будем сейчас говорить о наших личных отношениях, но спорт!.. Спорт – это честные и чистые соревнования. А если эта девочка талантлива, то она и так всего добьётся. Честно добьётся. И не надо форсировать события. Тем более таким способом.
ГЕРМАН (брезгливо усмехнувшись). Это… каким же, таким?
ЛАРИСА. Не мне тебе объяснять, что подкуп – это мерзко. Ты ведь сам всегда восставал против этого! Помнишь, как негодовал, когда тебе предлагали подобное! Ты же всегда боролся с такими шахматистами! Ты же сам говорил, что шахматы не могут быть средством наживы! Это же противоречит их сути!
ГЕРМАН. Да кто кого собирается подкупать?! Что за фантазии?! Очередные «глюки»? Сидела бы ты лучше да помалкивала…
ЛАРИСА. Гера…
ГЕРМАН (замахал руками). Ой, ой, ой!!! Всё, всё! Хватит! Надоело! (Поворачивается, чтобы уйти.) Будут звонить, пусть ищут на даче.
ЛАРИСА (собрав все силы, тяжело поднимается с кресла). Гера, опомнись! Не порочь своё честное имя! Ты входишь в пятёрку лучших шахматистов мира!  Ты известный общественный деятель! Тебя знает весь мир! Ты не можешь идти на поводу у каких-то мимолётных чувств!
ГЕРМАН. Это не мимолётные чувства! Я люблю эту женщину! Она – глоток свежего воздуха в моей затхлой жизни! Вот теперь я выиграю чемпионат мира!
ЛАРИСА. Конечно! Я всегда в это верила и верю! Ты станешь чемпионом! Разве кто-то сомневался?
ГЕРМАН. Я сомневался! Я… Я, уже почти зачахнувший от твоего занудства  - это надо, это полезно… читай это, учи то… А мне нужен  ураган! Стихия!

МАНГЕР пытается ещё раз успокоить ГЕРМАНА, но он резко отмахивается от него.

Ты не даёшь мне возможности жить так, как я хочу! Ты – камень на моей шее!
ЛАРИСА. Гера, да что с тобой?! (Подбегает к нему.) Успокойся… (Пытается его обнять.) Давай-ка сядем, поговорим…
ГЕРМАН (отталкивает её). О-о-о, нет, нет, нет! С меня разговоров достаточно! Всё: я ухожу! Ухожу, ухожу, ухожу…
ЛАРИСА (растерянно). Уходишь?!   (Замолкает, закрывает лицо руками, но через секунду берёт себя в руки.) Ну, что ж… Хорошо… Пусть будет так. (Решительно.) Пойду, соберу вещи.
ГЕРМАН. Какие вещи?!
ЛАРИСА. Твои.
ГЕРМАН. Зачем?
ЛАРИСА. Ты ведь уходишь.
ГЕРМАН (вытаращив глаза). Но… я же…
ЛАРИСА (жёстко). Все имущественные вопросы решим потом.  (Уходит.)

ГЕРМАН растерянно стоит посередине комнаты.

 
                ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ.


                Сцена пятая.

Квартира ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
Ночь.
ЛАРИСА, уставившись взглядом в одну точку, неподвижно сидит в кресле.
Слышится звонок в дверь.
ЛАРИСА, вскинув брови, удивлённо вслушивается в звук настойчиво
повторяющегося  звонка. Наконец она сбрасывает  оцепенение, медленно идёт  открывать.
Входит ЛАНА. ЛАРИСА, разочарованно отступив, жестом предлагает ей пройти.

ЛАНА (пряча глаза).  Извините, мне нужен Герман.
ЛАРИСА. Его нет.
ЛАНА. Но он нужен мне. Очень.
ЛАРИСА. Он уехал. Не знаю, куда. Но… раз уж он не у вас, то тогда, скорее всего, на даче. Больше ему некуда ехать – поздно очень.  Звоните ему.
ЛАНА. Его мобильный недоступен.
ЛАРИСА. Ничем не могу помочь.
ЛАНА. Я представляю, что вы обо мне теперь думаете…
ЛАРИСА. Я ничего о вас не думаю. Живите, как хотите – имеете право.
ЛАНА (неуверенно). Но… я на самом деле собиралась лишь обсудить предстоящую партию. Валерий – друг Германа, а моя завтрашняя соперница – его подопечная…
ЛАРИСА (резко перебивает). Я не испытываю желания что-либо знать о ваших делах.
ЛАНА. Понимаю… Но мне непременно надо переговорить с Германом!
ЛАРИСА. Я уже вам всё сказала… Езжайте на дачу.
ЛАНА. На чём?! Электрички уже не ходят, такси туда ни за какие деньги не заманишь. А на частнике я сама не поеду: боюсь.
ЛАРИСА. Ничем не могу помочь.
ЛАНА. А когда он вернётся?
ЛАРИСА. Не вернётся.
ЛАНА (испуганно). Сразу поедет на матч?
ЛАРИСА. Не знаю!
ЛАНА. Но вы же должны знать, вы ведь его жена.
ЛАРИСА. Уже нет.
ЛАНА (потрясённо). То есть… как?! Когда? Почему?!
ЛАРИСА. Вам лучше знать, почему…
ЛАНА. Не знаю.
ЛАРИСА. Не знаете? Хотя, конечно, он вам ещё не успел объявить…  С сегодняшнего дня… то есть, вечера (резко) его жена - вы.
ЛАНА (удивлённо вытянув лицо). Это в честь чего же?! С чего бы?! Вы что?! Я - его жена?! (Внезапно рассмеялась.) Да вы с ума сошли! Что за чушь?! Он мой тренер – и только.
ЛАРИСА. И только? И вы даже не любовница его?
ЛАНА (слегка смутившись). Ну… (Подумав, усмехнулась.) Ну, любовница. Ну и что? Что тут удивительного? Обычное дело. И не надо делать из этого трагедию! Я же не собираюсь за него замуж!
ЛАРИСА (потрясённо). Значит, вы не любите его?!
ЛАНА. Ну почему же? Герман – известный шахматист, отличный тренер, красивый мужчина…
ЛАРИСА. Значит, не любите!!!  А он… он ведь верит вам, надеется…
ЛАНА. На что?! Я никогда не давала ему повода!
ЛАРИСА. Ничего себе, не давала повода!
ЛАНА. Конечно, нет! Да и молодая я для этого! И, к тому же, у меня карьера! Я, что, похожа на ту, которая будет готовить борщи, стирать носки и бегать за ним с мазью от геморроя?! Это вам такое нравится. А у меня другие планы.
ЛАРИСА (грустно качая головой). Бедный Гера.
ЛАНА. Да почему же бедный?! Лишь потому, что вы расстались?! Да у него столько поклонниц! За него любая с радостью пойдёт.
ЛАРИСА. Но ведь любит-то он вас.
ЛАНА. А до меня любил  вас. Так? Полюбит кого-нибудь ещё. Ведь и до вас-то  у него тоже кто-то был.
ЛАРИСА (светло улыбнувшись). Нет. Я у него единственная. Мы познакомились, когда учились в пятом классе. С тех пор никогда не разлучались.
ЛАНА. Вот это да! Не может быть! Разве так бывает?!
ЛАРИСА. Как видите. Скажу вам больше: это я познакомила его с шахматами. И он так увлёкся ими! В то время игра стала его спасением, он ведь был инвалидом – не мог ходить после аварии. Представляете ребёнка, не имеющего возможности передвигаться?! Это страшная трагедия. И надо его чем-то занять, отвлечь… Каким-то образом я, тогда ещё совсем неразумное существо, поняла это и взяла над ним шефство.
ЛАНА. Так он был инвалидом?! А как же он начал ходить?! Операцию делали?
ЛАРИСА. Нет. Операции не было. Просто перед одним из очень важных  для него турниров он сделал мне предложение, а я поставила условие: стану его женой, только если он выиграет. Хотя любила его безумно и давно мечтала быть с ним вместе. А вот сказала так… Наверное, хотела, чтобы у него появился дополнительный стимул. Я тогда даже не подозревала, что с такими заявлениями надо быть осторожным… Он проиграл. Когда после матча я подошла к нему, он был похож на обессилевшего старца, ничего не видевшего и не слышавшего. Даже меня он не увидел. Испугавшись, я изобразила возмущение: «Это так-то ты встречаешь свою жену?!» И тут же объявила набежавшим журналистам, что с сегодняшнего дня я – жена Германа. Это было для него потрясением… Он поднял на меня глаза… До сих пор не могу забыть его взгляда: это был сноп ослепляющих  солнечных лучей! И вот тогда он встал с кресла и шагнул ко мне. 
ЛАНА. Надо же… а я об этом ничего не знала.
ЛАРИСА. Он не любит об этом говорить.
ЛАНА. Позвольте, Лариса, но ведь если у него был повреждён позвоночник, то… как же он…
ЛАРИСА. Нет-нет, повреждений не было. Травма была чисто психологическая. В аварию он попал вместе со своей сестрёнкой – они погодки. Она сломала позвоночник и прожила потом всего три дня, а он каким-то страшным образом перенёс её беду на себя.
ЛАНА. И у вас никого, кроме него, в жизни не было?!
ЛАРИСА. Нет. Он единственный.
ЛАНА (сочувственно). Вы загубили свою жизнь! Жить только ради одного человека… Быть ему нянькой, мамкой, слугой… И не иметь ничего своего!
ЛАРИСА. Почему же? Я математик. Закончила университет. Потом защитила диссертацию.
ЛАНА. Как же это у вас получилось, если вы жили жизнью Германа? Для него ведь кроме шахмат ничего больше не существует!
ЛАРИСА (согласно кивнув, улыбнулась). Да, это так. Но и для меня тоже. Я занималась и занимаюсь математической теорией шахматной игры, в частности, анализом всех возможных вариантов развития партии.
ЛАНА. Да?! Хотелось разработать для мужа обобщающую теорию последующих ходов?  Но  это утопия: о научном предвидении ходов не может быть и речи! Ходы на шахматной доске могут быть любыми и не составляют ряда, имеющего математическое обоснование.
ЛАРИСА. Верно. Вот этим я и занималась. Мои работы говорят о том, что в шахматной игре мы практически располагаем неограниченным числом вариантов разных комбинаций. Но изучение всех вариантов путём розыгрыша потребует многих тысяч лет. На сегодняшний день нет возможности разработать какую-либо обобщающую теорию последующих ходов, а, значит, не может быть и речи о научном их предвидении. И всё же, в деле теоретического изучения шахматной игры математика во многом может помочь. Или вы так не считаете?
ЛАНА. Это вы намекаете на то, что я зря бросила мехмат?
ЛАРИСА. Да Бог с вами, я ничего об этом и не знала… А что, вы на самом деле бросили этот престижнейший факультет? Почему?
ЛАНА. Да, бросила этот факультет, но не учёбу вообще: я перевелась на психологический. На мой взгляд, психология – всем наукам наука.
ЛАРИСА. Это без сомнений!
ЛАНА. Пожалуйста, без иронии. Шахматы – это не только проникновение в сложные вопросы анализа, логики, математики, но и психологии! Партия – это не только борьба с противником, но и с самим собой. Это борьба, требующая творческого усилия и умственного расчёта, проницательности и оценки положения. Помните слова великого шахматиста Лабурдоне: «Хороший шахматист должен быть артистом, учёным, инженером и, наконец, командующим и победителем!»? Без психологии здесь никуда!
ЛАРИСА. Да, без психологии всегда было сложно. Например, кто подскажет, как разрулить молодой шахматистке ситуацию с двумя тренерами, которые её одновременно возжелали? Причём, один тренер свой, второй – завтрашней соперницы. Это задача не из простых. Хотя… чего это я на вас?.. Это у них бы спросить… Старинная формула в действии: есть спрос, будет и предложение.
ЛАНА. Вот именно, формула действительно старинная, так чего так убиваться-то?! Успокойтесь, Лариса: не вы первая, не вы последняя. И муж ваш не  первый и не последний занимается этим. Ещё польский писатель Ян Штаудингер нацарапал эпиграмму:
«Как шахматист, согласно с сей игрой,
Свою он даму предпочёл чужой,
Но в жизни и в игре, неискренне точь–в-точь,
Любя свою, чужую взять не прочь…»
ЛАРИСА. Вы блещете эрудицией…
ЛАНА. А вы достоинством и благородством. Я совершенно искренне это говорю! Вы не выперли меня сразу же за дверь, не устроили мордобоя… Хотите, обрадую? Я ухожу к другому тренеру… Не надо гадать, к кому, сама скажу – к Валерию. Поэтому… завтра игры не будет… У меня теперь совсем другие планы… Передайте это Герману…
ЛАРИСА. Ну,  уж нет! Решайте свои вопросы сами. А мы расстались.
ЛАНА. Но он же всё равно к вам придёт, когда узнает, что я его бросила.
ЛАРИСА. Почему же?! Вы ведь только что сказали, что у него куча поклонниц.
ЛАНА. Поклонница – это ведь так… на вечер… Будто не знаете… Ну… раз уж вы твёрдо решили расстаться, то…  желаю вам встретить своего мужчину. Прощайте.


Сцена шестая.

Дача ЛАРИСЫ и ГЕРМАНА.
В эту же ночь.
ГЕРМАН нервно курит, трясёт мобильный телефон, досадливо стучит
кулаком по колену.

ГЕРМАН. Нет, ну как я мог забыть зарядное?! Ланочка, наверное, сейчас с ума сходит! Господи, откуда же позвонить?! (МАНГЕРУ.)  Мангер, вы  же инопланетянин! Сделайте  что-нибудь!
МАНГЕР. Во-первых, я не инопланетянин. Во-вторых, я не джин. А в-третьих, это совсем даже неплохо: есть возможность в покое, ни на что не отвлекаясь, подумать о сложившейся ситуации.
ГЕРМАН. Не хочу я ни о чём  сейчас думать! (Мечется по комнате.) Выпить хочу! Напиться! До поросячьего визга! (Достаёт бутылку хорошего коньяка, собирает на стол.) Примите участие? Ой, я же забыл… Вам ведь, наверное, нужно что-то другое… Электрический ток, например, или… газ какой-нибудь? А? Или попробуете нашей пищи?
МАНГЕР (усмехнувшись). Попробую вашей.
ГЕРМАН. Тогда… прошу к столу. (Разливает коньяк в красивые бокалы, подаёт МАНГЕРУ.) Ну, что, за знакомство?
МАНГЕР. Что ж, думаю, пора начинать привыкать… (Осторожно пробует коньяк.) Вполне прилично. Даже не очень отличается от нашего.
ГЕРМАН. Вполне прилично? Это один из лучших коньяков! А вы там, что, тоже пьёте спиртное?
МАНГЕР. Да мы, в общем-то, почти ничем не отличаемся от вас… Вернее, не отличались, пока не стали бессмертными.
ГЕРМАН (недоверчиво). Бессмертными?! Это правда?
МАНГЕР. К сожалению.
ГЕРМАН. К сожалению?! Это почему же?
МАНГЕР. Сразу так и не объяснить… Когда наши учёные открыли ген смерти и способы внедрения в него, всех сразу же охватила эйфория. Ещё бы! Кому же не хочется стать бессмертным?!  Но были и такие, которые возражали против этого. Ну да кто их слушал, ведь эксперименты на животных увенчались полным успехом!
ГЕРМАН. А чего же они тогда возражали?
МАНГЕР. Потому что умели хорошо считать: в эксперименте каждое последующее поколение крыс приносило потомство по числу в половину меньше, чем предыдущее. И в итоге - через  несколько поколений - рождаемость исчезала совсем. Кроме возражавших,  мало кто обратил внимание на этот факт. Кого волновали такие проблемы! Модифицированный ген смерти стал геном бессмертия. Бессмертные крысы наслаждались белым светом, исправно приносили потомство, излучали здоровье, а их дети были ещё крепче и крупнее своих родителей – что ещё было нужно?  Никто и не хотел отсчитывать новорождённых крысят. Ну, даже если и считали… Ну, меньше их стало… Ну и что? Ведь они были так хороши, так здоровы! И всем живым срочно  захотелось стать бессмертными!
ГЕРМАН. Представляю себе…
МАНГЕР. Даже не представляешь... Началось невообразимое! И правительству пришлось как-то регулировать это повальное получение бессмертия. Во-первых,  операции сделали контролируемыми и платными. Не просто платными, а очень даже дорогими. Очереди сразу как-то поубавились. Во-вторых, установили возрастной ценз:  не раньше тридцати.
ГЕРМАН. Понятно: чтобы население уже и опыт жизненный приобрело, и на своё бессмертие заработать смогло…
МАНГЕР. Да. И тут же из очередей все кинулись зарабатывать деньги. Естественно, что при таком раскладе дел у молодёжи сразу же произошла переоценка жизненных ценностей. Например, мало кто до операции стал вступать в брак, а если таковые и были, то о детях они, конечно же, даже и не мечтали: они зарабатывали деньги на бессмертие…
ГЕРМАН. Вот теперь я понимаю, почему вы тогда по поводу бессмертия сказали «к сожалению»… Начинаю понимать… Родившиеся у бессмертных дети так же не желали обзаводиться потомством до получения бессмертия, а те, в свою очередь, так же – и в итоге вы потеряли возможность продолжать свой род. Так? (Разливает в бокалы коньяк.) За науку! (Пьют.)
МАНГЕР. Да… Так… Ты хорошо умеешь мыслить. Ты будешь чемпионом мира!
ГЕРМАН (очень серьёзно).  Да. Буду. Теперь я это точно знаю. Лана вселила в меня эту уверенность. А потом она родит мне ребёнка. ЛАРИСА ведь, увы… (Вздыхает, разводит руками.)   Хотя и не бессмертная. (Удивлённо вскакивает.) Слушайте, Мангер, раз вы бессмертные, то о какой смертной казни вы мне тут говорили?!
МАНГЕР. Смертная казнь двух значений не имеет.
ГЕРМАН. Но вы же бессмертные!
МАНГЕР. В нашем мире. А если нас переселить в ваш мир…

Неожиданно раздаётся уже знакомый звук звенящей на ветру хрустальной люстры и тут же яркий луч пронзает МАНГЕРА. Он вздрагивает, но луч сразу же исчезает. МАНГЕР, согласно покачав головой, поворачивается к ГЕРМАНУ.

Вот и всё: приговор вынесен и обжалованию не подлежит: я приговорён…
ГЕРМАН (потрясённо). С ума сойти! Так быстро и так просто?! И когда… исполнение?
МАНГЕР. А этого никто не знает. Это уже, как карта ляжет. Это… от вашего мира теперь зависит…
ГЕРМАН. От нашего? Почему?
МАНГЕР. Некогда объяснять – меня могут призвать в любую секунду… Герман, я нарушил закон своей страны, чтобы упредить тебя от страшной ошибки: откажись от того, что ты задумал!
ГЕРМАН. Это от чего же?
МАНГЕР. Во-первых, от мысли о браке с Ланой. Ты можешь не возвращаться к Ларисе, но знай: с  Ланой у тебя ничего не получится. Она милая умная девушка, но у неё совсем иные цели, иные ценности. Даже если вдруг она и согласится стать твоей женой – это принесёт тебе одни только несчастья – она не любит тебя. И второе: ты всегда боролся за чистоту в рядах шахматистов, так не отступай же от своих принципов.
ГЕРМАН. Поздно. Уже поздно.
МАНГЕР. Нет, сегодня ещё всё можно исправить. А вот завтра уже может случиться непоправимое. И я уже ничем не смогу тебе помочь!
ГЕРМАН. Вы рассуждаете, словно ребёнок, не имеющий никакого представления о любви, о страсти… Я влюблён в Лену и готов исполнить все её желания! Вы, что, никогда не испытывали ничего подобного?
МАНГЕР. Да почему же? Испытывал. К своей жене. И храню верность ей даже сейчас, когда её уже нет со мной.
ГЕРМАН (удивлённо). Её уже нет?! А куда же она делась? Бросила вас? Умереть же она не могла.
МАНГЕР. Как ты уже понял,  у нас очень строгие и… я бы сказал даже, жестокие законы. Но они справедливы, потому что иначе нельзя: они служат будущему нашего мира. Моя жена была казнена.
ГЕРМАН (вздрогнув). И она тоже?!  Боже, какой ужас! У вас, что, всех казнят?! (Задумывается). Её-то за что?!
МАНГЕР. За то, что она, как вот теперь и я,  нарушила закон и решила помочь вашему миру.
ГЕРМАН. Ничего не понимаю: наш мир, ваш мир… Какие-то сплошные смертные казни!
МАНГЕР. Не сплошные… Напротив, это очень даже редкое явление… Вот ответь мне: много в вашем мире людей, которые в результате катастрофы впадают в кому, а потом благополучно из неё выходят?
ГЕРМАН. А при чём тут это? 
МАНГЕР. А при том… Приговорённых к смерти людей из нашего мира вселяют в тела ваших людей, погибших в катастрофах.
ГЕРМАН. И… и вашу жену тоже вселили?
МАНГЕР. Да. Тоже.
ГЕРМАН. И-и-и… давно её… уже нет?
МАНГЕР (задумавшись). Как бы правильно ответить на твой вопрос… Она жива. Но жива не как моя жена, а как та женщина, которая погибла. Как только ваша женщина погибла, в её тело тут же вселили душу моей жены – и тело ожило. Понимаешь? Вот такая у нас смертная казнь.
ГЕРМАН. Так это вроде и не казнь вовсе, ведь, получается, что жить остались обе женщины!  Какая же это казнь?
МАНГЕР. Но ведь теперь-то она умрёт… (Задумчиво.) Когда придёт срок твоей жене… (Спохватившись, быстро поправляется.) О-о-о, то есть… вашей женщине… Женщине из вашего мира. Да, собственно,  даже и не это страшно, а то,  что уже сейчас она не помнит, кем была раньше… Значит, её уже как бы и нет…
ГЕРМАН (задумавшись). Ах, вот как… Теперь понимаю: ваша жена осознаёт себя не как себя, а как та, в которую её вселили… Да, это на самом деле смерть. Зато как благородно: вы спасли жизнь нашей женщине! Она ведь не знает, что она – это вроде как уже и не она! (Потрясённо.) Господи, как это всё сложно и просто, благородно и жестоко одновременно!
МАНГЕР. По законам моей страны –  это справедливо. Но как это жестоко для меня – я стал одинок!
ГЕРМАН. Вы больше не встретили достойной женщины? Или вам уже нельзя было жениться?
МАНГЕР. Да почему же,  нельзя? В этом у нас всё так, как и у вас. Но во всей Вселенной нет замены моей Исалар!
ГЕРМАН. Исалар?
МАНГЕР. Так звали мою жену.
ГЕРМАН. Какие странные у вас имена.
МАНГЕР. Обычные. А вот ваши имена – производные от наших. Не обратил внимания? Ман-гер – Гер-ман…
ГЕРМАН. Вот как…
МАНГЕР. Да… Если бы я был смертен, я бы умер в тот миг, когда у меня отняли мою жену!
ГЕРМАН. Вы не поверите, но  я понимаю вас. Около десяти лет назад Лариса попала в страшную автокатастрофу… Она ждала ребёнка… Через два месяца он должен был уже родиться… (Вздрагивает от страшных воспоминаний.)  Сейчас ему бы было уже десять лет…
МАНГЕР (обхватив голову руками). Да, да, да!!! Десять лет назад… Это было десять лет назад! Уже десять!!!
ГЕРМАН. Два дня она была в коме. Я тогда думал, что сойду с ума… Тут ещё наложились мои детские воспоминания об аварии, в которую я попал со своей сестрёнкой… Ларису спасли, а вот ребёнок умер!.. Это было так давно, а у меня до сих пор холодеет всё внутри, когда я вспоминаю те дни…
МАНГЕР. А теперь ты сам отказываешься от неё…
ГЕРМАН (раздражённо). Ну, это же совсем иная ситуация: никто ведь не умер! И потом…когда я женился, мне было всего лишь девятнадцать лет. Какой у меня был жизненный опыт? Я и женщин-то кроме Ларисы не видел… Шахматы и Лариса, Лариса и шахматы. Она, конечно, многое сделала для меня… Половина моих заслуг – это, конечно, её заслуги… (Опомнившись.) Но время идёт, всё меняется – мне нужны свежие впечатления, встряска! Шахматы – игра молодых, а я, как вы знаете, уже… (Развёл руками.) А ничем другим я заниматься, увы, не умею. В своё время не позаботился о путях к отступлению, а теперь… теперь мне остаётся только одно: осуществить мечту моей жизни – стать чемпионом. Потому я так надеюсь на Лану.
МАНГЕР. Во-первых, шахматы – это игра, которая не имеет возрастного ценза...
ГЕРМАН (перебивает). Ах, бросьте, вы же понимаете, что я имею в виду.
МАНГЕР. Ты имеешь в виду предельный возраст, когда можно стать чемпионом мира? Его, в принципе, тоже нет…
ГЕРМАН (с досадой). Ну, что вы, ей-богу! Знаете же, что после тридцати семи лет никто уже не становился чемпионом мира. Ботвинник был самым старым!
МАНГЕР. Позволь, позволь, а первый чемпион мира Стейниц? Когда мир в 1886 году признал его сильнейшим, ему было уже пятьдесят!
ГЕРМАН. Ну, когда это было! Тогда всё только начиналось… Всё было  впервые. Так что… это неудачный пример.
МАНГЕР. А Руденко, Рубцова? Им тоже было далеко за сорок. А это уже середина двадцатого века.
ГЕРМАН. О-о-о!  Руденко, Рубцова! Они же женщины! А женщины - это нечто непредсказуемое, нерациональное, бессистемное… Это  исключение из правил.
МАНГЕР (рассмеявшись).  Ты рассуждаешь, как Наполеон, когда предъявил Кутузову претензии по поводу того, что он ведёт войну не по правилам: ни в одной покорённой им стране не использовали партизанского движения.
ГЕРМАН. Ну, у вас и ассоциации… То война, а это мир. Мне уже сорок, а я всё ещё только претендент!
МАНГЕР. Ты будешь чемпионом.
ГЕРМАН (медленно повторяет). Ты… будешь… чемпионом… Я слышу это уже тридцать лет, а толку… Вот что я делаю не так? Или таланта нет? Или работаю мало? Если вы -судьба моя, так скажите! Я же тружусь как папа Карло! Или я до чего-то не дотягиваю? Или мне просто не везёт?! А? Почему, например, Каспаров стал чемпионом в 22 года?! Таль – в двадцать четыре! Ласкер – в двадцать пять!
МАНГЕР. Ну, тут много причин… Конечно, талант. Конечно, работоспособность. И везенье тоже… А потом, они рано познакомились с шахматами…
ГЕРМАН (перебил). Вот! Рано познакомились! Шестилетний мальчик из какой-то там Калмыкии уже стал чемпионом мира, а я в его возрасте даже и не слышал, что такая игра существует! Вы же мне только что рассказывали, что сами закладывали в мои мозги программу, так о чём же вы думали?! Чего тянули?!
МАНГЕР. Ну, во-первых, шестилетний мальчик из республики, президент которой является так же и президентом ФИДЕ, и поэтому шахматам там начинают обучать детей чуть ли не с детского садика, а во-вторых, мы закладывали в тебя способности, умение мыслить, анализировать, предвидеть, а не саму профессию… К тому же, совсем не предполагалось, что когда-нибудь ты вообще возьмёшь в руки шахматы… Но когда однажды мы вспомнили, что  твой дед, проиграв чемпионат мира, заявил, что, за него отыграется его внук, то пришли к выводу, что, наверное, нужно исполнить желание деда…
ГЕРМАН. Что, что, что, что, что?! Какой чемпионат мира?! Какой дед?! О чём вы?! Да мой дед шахматы-то впервые увидел только тогда, когда я принёс их домой!
МАНГЕР (сконфузившись). Да, не от меня, конечно, тебе бы следовало узнать вашу семейную тайну, но раз уж так сложились обстоятельства... Твой дед… Твой биологический дед был известнейшим шахматистом, претендентом на шахматную корону. На равных играл с самим Капабланкой, Эйве, Алёхиным, но… не бойцовский имел характер… Импульсивный, бесшабашный, непоследовательный, переменчивый, он бросался из одной крайности в другую, любил рискованные пари, рулетку, карты, бега… Очень увлекался противоположным полом.  Красивый, элегантный, смелый, щедрый, с хорошими манерами – мог ли он не нравиться женщинам?! И они влюблялись в него без памяти. И однажды влюбилась в него и твоя бабушка. Она была дочерью очень состоятельного донского атамана. Атаман был настолько богат, что мог иметь свой собственный дом в Петербурге. Там они и встретились. О, это была  красивая любовь! Твой дед приехал на шахматный турнир, а увидев цветущую красавицу, надолго задержался… И кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не революция. Твоего деда тут же арестовали, как шпиона, но, воспользовавшись суматохой, он бежал сначала из-под ареста, а потом и из страны… Надо отдать ему должное: он не бросил твою беременную бабку, а взял с собой, но на границе она стала рожать…Что было делать? Оставаться? Это была бы верная гибель. И бабушка твоя отпустила его с Богом…
ГЕРМАН. Не может быть! Это неправда! 
МАНГЕР. Правда.
ГЕРМАН. Правда… Тогда… кто же мой дед?
МАНГЕР. Тот, кого ты считаешь своим кумиром…
ГЕРМАН (не веря). Не может быть…
МАНГЕР. Когда я наблюдал, как ты разбираешь его партии, подолгу смотришь на его портрет, что стоит в твоём кабинете, восхищаешься им, я боялся и надеялся одновременно, что однажды ты сам заметишь ваше потрясающее сходство… Но ты ничего не видел…
ГЕРМАН. Я видел! Видел, что похож на него,  удивлялся, но даже ни на секунду не допускал такой мысли! Ведь этого просто не могло быть! Потому что не могло быть никогда!
МАНГЕР. Никогда не говори никогда…
ГЕРМАН. Да, теперь я всей душой понимаю того, кто впервые это сказал…  Неужели… Капмарш - …
МАНГЕР.  …- твой дед.
ГЕРМАН (усмехнувшись). А вы меня ругаете за Лену. Вот и проснулась во мне, наконец,  дедова любовь к женщинам…
МАНГЕР. Хорошо, пусть так. Я не понимаю тебя, не одобряю, но… Но это твои личные проблемы,  семейные,  а вот то, что касается спорта… Ты же не можешь не понимать, что завтрашний матч – это нечистая игра!
ГЕРМАН. Да бросьте вы – это же не чемпионат мира! Лучше, давайте, выпьем… (Не ждёт МАНГЕРА, пьёт залпом полный бокал.) И потом, кто вы такой, Мангер ?!
МАНГЕР. Я, как мог, уже объяснил тебе…
ГЕРМАН (перебивает). А-а-а, ну да… Вы бессмертные, живёте с нами рядом, но в параллельном мире… и потому мы не видим друг друга… (Задумывается.) То есть… э-э-э, простите, не так… Это мы вас не видим, а вы-то видите! Вмешиваетесь в нашу жизнь… Более того, программируете… (Возмущённо.)   Это по какому же праву?! 
МАНГЕР. По праву создателя.
ГЕРМАН (подняв палец вверх и закатив глаза). По праву Создателя? (Снова наполняет бокал.)
МАНГЕР. Видишь ли… Став бессмертными, мы решили очень много жизненных задач, но многое тут же и потеряли. У нас нет экономических проблем, политических, медицинских… У нас нет преступности, так как всех провинившихся мы давно отселили в ваш мир, где они, дожив век людей, в тела которых их внедрили, ушли из жизни …
ГЕРМАН. Ах, вот даже как?! Мы тут не знаем, как побороть преступность, а вы нам всё новых и новых преступников засылаете!.. Нехорошо! Нечестно. 
МАНГЕР. А между тем, таким образом мы спасли десятки тысяч ваших людей, попавших в страшные катастрофы.
ГЕРМАН. В автокатастрофы?
МАНГЕР. Не только в авто… В любые… Но непременно с летальным исходом.
ГЕРМАН. И вас, МАНГЕР,  также вселят в чьё-то тело?
МАНГЕР. И меня. В тело первого же погибшего…
ГЕРМАН. А потом вы оживёте.
МАНГЕР. Да.
ГЕРМАН. Славно придумали… (Пьёт.)
МАНГЕР. Да, придумали славно… но, это буду уже не я…
ГЕРМАН. Всё равно же живой!.. Слушайте, а зачем всё так сложно?! Жили бы себе спокойненько в своём раю! Зачем вам потомство?! Это же будет грозить вам перенаселением.
МАНГЕР. Видишь ли, достигнув этого рая, мы вдруг стали  терять чувства! Мы начали забывать, что такое любовь и вдохновение, что такое разлуки и встречи, что такое горе… Мы стали превращаться в роботов! Сначала по этому поводу особо не тревожились, но вдруг стали замечать, что прогресс, которым мы так гордились, стал постепенно превращаться в регресс: потеряв чувство вдохновения, мы перестали мечтать, творить, придумывать что-то новое… В итоге, мы не просто перестали идти вперёд, но и кое в чём даже начали деградировать! Это встревожило нас не на шутку. Надо было срочно принимать меры, и наши учёные решили создать параллельный мир, чтобы вырастить в нём себе подобных до нашего уровня и уже совместно с ними, то есть с вами,  решить эту проблему.
ГЕРМАН (уже охмелев).  Ни хрена себе! Так мы, получается, подопытные кролики?!
МАНГЕР. Нет, не так… Вы наши дети. И в вашу жизнь мы вмешиваемся исключительно как родители. Нам не хочется, чтобы вы повторяли наши ошибки, нам хочется, чтобы вы стали лучше нас во всём. Поэтому я и прошу тебя: остановись пока не поздно! Понимаешь, стоит только сделать один неправильный шаг, как за ним последуют и другие.
ГЕРМАН (пьяно смеясь). Папа, отвалите! Вы же не были в шкуре человека нашего мира – не знаете, что смертный спешит успеть всё попробовать, чтобы не было перед смертью обидно за неиспользованные возможности. И я уже всё решил! А после нашего с вами разговора о моём дедушке, мне просто ничего другого не остаётся, как жениться на Лене и  срочно обзавестись потомством. Мой умненький сын, к тому же,  поможет решить вам ещё и ваши проблемы с наследниками. (Оглядывается.) А где ключи от машины? Я срочно еду к Лене.
МАНГЕР. Остановись! Ты не можешь ехать – ты пьян! Я не пущу тебя!
ГЕРМАН (отмахиваясь). Отдыхайте, папа. Пусть я кролик. Но ведь внутри своей клетки я волен перемещаться так, как хочу и куда хочу, правда?!  А я хочу к Лене.
МАНГЕР (рванулся к ГЕРМАНу). Я не пущу тебя!
ГЕРМАН  (увернувшись). Вы же не послушались никого, когда рванули в наш мир к своей Исалар! Ведь это – главная причина, правда?! Думали, не догадаюсь? Ха-ха, а я всё понял. Так не мешайте и мне. (Уходит.) Искренне желаю вам встретиться с своей женой.  (У двери останавливается, оглядывается.) Хотя… переместившись, вы же всё забудете… А может, случится чудо? А вдруг? Чего только не бывает жизни…
МАНГЕР. Герман, остановись!

ГЕРМАН, рассмеявшись, закрывает за собой входную дверь.
МАНГЕР, рванувшийся за ним, вдруг замирает, услышав уже знакомый звук звенящих хрусталиков.
В это же самое время кроваво-красный свет медленно заполняет комнату.
Слышится звук взревевшего мотора, визг тормозов, взрыв.



 
                ЭПИЛОГ.


Квартира  ГЕРМАНА и ЛАРИСЫ.
ГЕРМАН в инвалидном кресле сидит у телевизора и смотрит спортивные новости. На экране телевизора: на фоне играющих претендентов (на шахматную корону)  КОРРЕСПОНДЕНТ берёт интервью у счастливо улыбающейся ЛАРИСЫ.

КОРРЕСПОНДЕНТ (с экрана телевизора).  Подходит к концу семнадцатая и решающая партия чемпионата мира по шахматам. Интерес к матчу во всём мире достиг апогея. Зрительный зал до отказа заполнен людьми, которые напряжённо следят за ходом игры. Кто одержит победу и станет новым чемпионом? До сих пор ни один специалист  не решается делать прогнозы – настолько соперники оказались равными.  Прускер уже долгие годы держит скипетр шахматного короля в своих руках. Максимов, хотя и  впервые претендует на шахматную корону, имеет за спиной немалый опыт сражений.
Кто окажется сильнейшим?! Не знаете? (Поворачивается к ЛАРИСЕ.) А между тем, в этом зале есть один человек, который знает, что победит Герман Максимов – это жена ГЕРМАНА. (Обращаясь к ЛАРИСЕ.)  Лариса, почему вы были так уверены в победе Германа?
ЛАРИСА. Потому что у него нет другого выхода: я ведь пообещала любимому мужу  за его победу подарить сына.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Это, безусловно, аргумент, но… не боитесь ли вы своей уверенностью  спугнуть удачу?
ЛАРИСА. Нет, не боюсь. Мой муж идёт к этой победе тридцать лет. На его жизненном пути было немало трудностей, но он никогда не сдавался. И даже сейчас, когда, как вы знаете, после страшной аварии он снова оказался в инвалидном  кресле, он полон сил и любви к жизни.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Что ж, будем ждать.
ЛАРИСА (счастливо рассмеявшись). А ждать осталось недолго: меня уже ждёт карета скорой помощи. И муж об этом знает.

КОРРЕСПОНДЕНТ продолжает что-то говорить, но раздавшийся телефонный звонок заглушает звук телевизора.
ГЕРМАН, затаив дыхание, снимает трубку.

ГЕРМАН (срывающимся голосом). Я слушаю…
ЛАРИСА (слабым, но бесконечно счастливым голосом). Родной мой, слушай: это кричит твой сын!

В трубке слышится здоровый крик младенца.
У ГЕРМАНА перехватывает дыхание, он закрывает ладонью лицо.

Слышишь?! Ну, что же ты молчишь, Мангер?! Это же голос нашего сына!

ГЕРМАН отрывает от лица ладонь.

ГЕРМАН (потрясённо). Что ты сказала?! Каким именем ты меня назвала?! Мангер?! Ман-гер… Мангер! Я вспомнил! Я всё вспомнил, Исалар! Исалар! Девочка моя! У нас родился ребёнок?! Значит, мы смогли! Мы смогли! Я надеялся, я верил, я шёл к тебе, не смотря ни на какие преграды  – я любил! И у нас получилось! У нас всё получилось! ( ГЕРМАН-МАНГЕР, вскинув руки вверх, вскакивает с кресла.) Я люблю тебя! Я бегу к тебе! Я бегу к вам!  (Бежит к входной двери, но внезапно замирает на месте, оглядывает себя, ощупывает ноги.)

Если надеяться… Если верить… Если любить и идти к мечте… (Топает  ногами.)
Я бегу к вам!!!    Я бегу! (Светло и счастливо смеется.)
            

                2005г.