Рекс

Метели, длившиеся три дня, наконец, закончились. Снег, падавший сверху и гонимый ветром, забивал все самые, что ни на есть уголки, образовывая огромные намёты перед препятствиями, и, обходя их, уносился несомый ветром к лесу, где он, как бы оканчивал свой бег, успокаиваясь в густых зарослях ельника. После трёх дневной непогоды, утро казалось необычно тихим, но морозным, небо очистилось от снеговых туч и светило не очень яркое, беловатое, декабрьское солнце. Воробьи, выбравшись из под крыш домов, где они провели эти три неласковых и голодных дня, насыщались на свежем навозе, который хозяева рано по утру вывезли из своих сараев на огороды. Из дверей хорошо отстроенного, огромного дома вышел пожилой мужчина Егор, на вид ему можно было дать лет сорок пять-пятьдесят, впрочем, он находился как раз в том периоде жизни, когда трудно определить точно возраст человека. Роста он был невысокого, не очень крепкого телосложения, но и не хрупкий, обыкновенный, деревенский, жилистый мужичок с признаками начинающего расти брюшка, которое намекало на достаток в его доме. Он постоял на ступеньках своего обширного крыльца, внимательно оглядывая ему принадлежащие приусадебные постройки, как бы стараясь убедиться в том, что все тщательно отстроенное им самим, выдержало трёх дневную непогоду. Раза два взглянув на небо, слегка прищурясь и видно остался доволен устоявшейся погодой, не спеша, пошёл к сараям накормить свой многочисленный скот. Насыпав, свиньям сухих зерновых отходов, наполовину смешанных с дубовыми желудями, он зашёл в коровник, где у него было две коровы и прошлогодний бычок, оставленный им на мясо. Рядом, в небольшом загоне отгороженным от крупного скота, невысокой, деревянной стеною, находилось с десяток баранов. Поделив между ними остатки сена, он подмёл пол опустевшего сеновала, и засобирался в лес за сеном, которое лежало там ещё с лета. Травы, скошенные на сено, а травы лесные не то, что степные, они намного сочнее и выше и требуют более длительной просушки, поэтому их несколько раз после скашивания перетряхивали и складывали в копна прямо на лесных полянах. Там они оставались лежать до зимы, а зимою по снежному пути вывозились к дому на сеновалы. Тёплое короткое лето пролетает незаметно, иногда ополаскивая себя короткими, тёплыми дождями и радуя людей своими солнечными днями. Осень, наползая медленно, но неотвратимо обрушивается на лесные деревни недельными, а то, и более по времени проливными дождями, оставляя всякую надежду на возможность доставки скошенного сена к сеновалам. Колеса пустой, не гружёной телеги оставляют после себя режущий след, на пересыщенной водой, раскисшей земле, да и скот бродивший по выпасам не нуждался в скошенном, сушёном сене. В это время года ему хватало сочных, зелёных кормов. И разумнее было использовать зимний санный путь для вывоза сена, что и делали деревенские мужики, не перенапрягая себя и своих лошадей. Но вернёмся к нашему рассказу. Егор не спеша, запряг лошадь, бросил в дровни тулуп, на всякий случай, пару вил с коротким и длинным черенком, отвязал давно скулившего пса, он его всегда брал с собой для прогулки. Открыв ворота, он выехал на улицу и лёгкой трусцой направил свою лошадку в сторону леса. Деревня уже давно проснулась и над печными трубами обсыпанных снегом крыш, появлялись один за другим прямые дымки, ровно тянувшиеся в чистое небо. То там, то здесь скрипели калитки, степенные бабы в коротких полушубках, в растоптанных, подшитых валенках с головами покрытыми пуховыми платками, собственной вязки, с пустыми вёдрами шли к колодцу за водой, перекинув через плечо коромысло. Ведра в такт бабьим шагам равномерно раскачивались на крючках коромысла, негромко попискивая. Мужики же, кое-где во дворах, все ещё позёвывая и почёсываясь, неохотно брались за большие деревянные лопаты, понизу обшитые жестяной лентой для крепости, принимались освобождать свои дворы от нанесённого за три дня и уже плотно слежавшегося снега. Зимой деревня просыпалась на много позже, чем в летнюю страду, когда работы невпроворот, и спать ложилась много раньше. Лишь кое-где, в темноте зимней ночи, можно было увидеть два, три огонька запоздавших со сном сельчан. Егор ехал через деревню, здороваясь с односельчанами, деревня была небольшая, и каждый знал друг друга, и все друг о друге. Собака по клички Рекс, бежала рядом с санями. Это была довольно крупная хорошо ухоженная, откормленная собака. Каких кровей, каких пород она была, рассказать я не могу и не берусь, потому, что это было хаотичное смешение пород. В ней можно было наблюдать что-то от сибирской лайки, знаменитой охотничьей породы собак, что-то от простой, обычной дворняги. Какие крови она ещё имела, я с уверенностью сказать не могу, да и, наверное, это и не нужно, и не столь важно. В общем, это был хорошо упитанный, крепко сбитый кобель, который жил при Егоре уже четвёртый год, находясь в лучших своих годах и силе. Красивый, рыжий, густой, плотный мех хорошо закрывал его тело от сибирских, беспощадных морозов и помогавший ему в нечастых собачьих стычках защищать тело от чужих, острых клыков. Егор и Рекс были привязаны друг к другу. Егор нашёл его маленьким, не смышлёным щенком и выкормил из своих рук. С тех пор Рекс сопровождал Егора, куда бы он ни отправлялся, в лес ли на охоту, на рыбную ловлю или, как сейчас по свежему снежку, слегка поскрипывавшему под полозьями саней, за сеном. Лошадка не спеша, семенила уже среди первых ёлочек покрытых белым, искрящимся на солнце снежком, Рекс бежал сзади, изредка останавливаясь и замирая, к чему - то, принюхиваясь и прислушиваясь, затем, резко срывался с места и полаивая, то ли от возбуждения, то ли ещё от каких – то на него нахлынувших чувств, догонял дровни с Егором. Я подметил одну особенность, что свежевыпавший снег, неиспорченной белизной своей, не замаранный ещё многочисленными следами, многочисленных обитателей земли, действует на все живое возбуждающе, будь то человек или животное. Непорочная белизна, свежевыпавшего снега, на фоне утреннего солнца, скрывшего все раны и все неровности, всю грязь на земле, даёт ощущение чего-то рождённого нового, чего-то зовущего вперёд, как бы говоря, жизнь это движение, жизнь это перемены, жизнь это чистый белый лист, который требует все нового и нового заполнения. Проехав первые делянки с копнами, Егор, насвистывая незатейливый мотивчик, осмотрел их, не выходя из саней. Поддёрнув вожжами, он направился на дальние делянки, чтобы по устоявшейся погоде спокойно вывезти с них сложенные копёшки. Потратив ещё с пол часа, Егор, наконец, добрался до места, не спеша, счистил с копен снег и принялся аккуратно пласт за пластом, накалывая их на вилы, раскладывать на дровни. Уложив четыре копёшки, Егор сверху придавил сено на санях двумя длинными жердями, перетянув все это накрепко канатом. Воткнув в сено вилы, он подсадил Рекса на воз, и взобрался сам, расстелив сверху тулуп, удобно расположившись, он, потянув за вожжи, тронул лошадку в обратный путь. Не спеша, он вытащил из котомки сало, порезал его на кусочки, очистив крупную луковицу, отломив ломоть хлеба, стал, есть от удовольствия громко почавкивая, изредка отламывая кусочки хлеба, угощал Рекса. Воз был нагружен не тяжело, и лошадка его тянула без особого труда. Большая часть пути была уже пройдена, когда лошадка вдруг запряла ушами и беспокойно, негромко заржала, Рекс насторожился, повернул голову назад к чему-то прислушиваясь, и до Егора вдруг донёсся неприятный волчий вой, который доносился откуда-то сбоку с заду и который постепенно приближался. Егор беспокойно зашарил руками под тулупом в поисках ружья, но тут же выдернул их, вспомнив, что ружье он забыл дома. Вой приближался, паника и страх охватили Егора, что делать? Что делать. Эти сволочи почти уже рядом, сколько их? Много или мало, что я могу сделать без ружья, сожрут лошадь и меня загрызут, что я могу. Эти лихорадочные мысли проносились в голове у Егора одна за другой, ни за что, не цепляясь, и не останавливаясь в своём лихорадочном, хаотичном беге. Страх все больше овладевал Егором, его руки подрагивая, дёргали вожжи, подгоняя уже бежавшую лошадь, холодный пот, прошиб Егора, и зябкой струйкой неприятно стекал по позвоночнику. От вида приближавшихся волков, а их можно уже было видеть среди ёлок, Егор потерялся совсем. Лошадь бежала из последних сил, до опушки леса оставалось ещё метров пятьсот, а там, недалеко и деревня, где волки не осмелились бы преследовать. Взгляд Егора упал на Рекса, который, прижавшись к сену, внимательно наблюдал за волками и в голове Егора метнувшаяся мысль, привела в движение его руки, он столкнул ничего не ожидавшего Рекса с воза, тот взвизгнул от неожиданности, упал боком на снег и на него вскочившего, на ноги, вскоре налетели волки. Но Егор уже этого ничего не видел, поворот дороги скрыл от него место разыгравшейся драмы. Он все ещё не отпущенный державшим его страхом, погонял без устали ударами кнута свою лошадь. Она же, подгоняемая страхом бежала из последних сил, не чувствуя на себе ожогов беспощадного кнута, равномерно опускаемого испугавшимся до ужаса Егором на её мокрую от пота взмыленную спину. Лес кончился, Егор облегчённо вздохнул, но рука вцепившаяся в кнут, все ещё судорожно сжимала его. До деревни оставалось приблизительно метров триста- четыреста по открытому полю и Егор придержал уставшую, перепуганную лошадь, пустил её шагом, но та все ещё порывалась бежать, подгоняемая все ещё не прошедшим страхом. Часто оглядываясь назад, Егор въехал в деревню и ни с кем, не общаясь, направился к своему двору. Въехав во двор, Егор распряг первым делом лошадь, накрыв её тёплой попоной и, поводив её минут десять по двору, поставил лошадь в конюшню, всыпав ей, немного успокоившейся, меру овса. Он стал складывать сено в сеновал, стараясь не думать о Рексе и о своём предательстве. Управившись с сеном и закрыв сеновал, Егор направился в дом, где его уже ждал на столе накрытый то ли обед, то ли ужин. Зимний день короток, не успеет день набрать силу, как уже начинает темнеть, вот и сейчас, закатное солнце прощалось с прошедшим днем уступая место длиной, зимней ночи. Темнота наползала на посёлок, зажигая в деревенских избах огоньки, и постепенно заглушая дневные звуки, передавая всё во власть наступавшей ночи и сна. Егор сидел за вечерним чаем, плотно отужинав, когда ему послышался знакомый лай. «Рекс»,- то ли удивлённо, то ли обрадовано, сказал Егор и выскочил во двор, слегка накинув полушубок на плечи. Рекс стоял возле своей будки и смотрел на Егора. Егор, суетясь обрадовано, подошёл к Рексу, и, нагнувшись, хотел пристегнуть к ошейнику цепь, на которую обычно на ночь сажал его. Рука, потянувшаяся к ошейнику, не достигла своей цели, Рекс, с неожиданной злобой кинулся на Егора и вцепился ему прямо в горло, накрепко сомкнув свои мощные, ещё не остывшие от волчьей крови челюсти, и упал вместе с уже мёртвым Егором на обагрённую кровью землю. Так и остались, они лежать, обессиленный и умирающий от ран Рекс и его мёртвый хозяин. Долго односельчане ломали головы над этим случаем, но так и ничего не смогли бы узнать, если бы на следующий день охотник Василий, ходивший проверять свои капканы, не наткнулся бы на трупы трёх волков. Это была волчица и два молодых первогодка, с которыми расправился Рекс, но и сам получил в этой смертельной схватке, очень тяжёлые раны, которые стоили ему самому его жизни. Эта находка хоть чем-то объясняла односельчанам произошедший случай, но во всей сути этой истории они ещё не могут разобраться до сих пор, находя каждый раз все новые и новые версии происшедшему.