Лесная быль

Голод ему не давал покоя. Прострелянная, ещё не зажившая челюсть не позволяла ему насыщаться хотя бы ягодами, не говоря о таком деликатесе как рыба. Отлавливаемую им, иногда, на неглубоких таёжных речках. Он пытался втягивать ягоду в себя языком, но у него это плохо получалось. И в злобе крутя головой, бил лапами по кустам малины. Отвернувшись от кустов малины, он пошёл прочь. Голод изводил его, местами облезшая шкура, мешком висела на нем. И лишь желудок его, был доверху наполнен водой, которую он с трудом, пересиливая боль, мог пить. Забравшись в чащу, он лёг на живот, и положил осторожно голову на лапы, стараясь не думать о голоде, и о не унимавшейся, бесконечной боли.  "И все это люди, что я им плохого сделал. Пасся себе спокойно в малиннике, ах какая была ягода, сочная, спелая, что это я опять о пище, да, люди, откуда они только взялись. Женщины, крики, потом мужчины с их ружьями, и эта боль, адская боль. Хорошо хоть ноги унёс, эх люди, чего им только не хватает?" Голод не давал ему покоя, он поднялся, и побрёл, обессиленный и жалкий. Но все равно, это был зверь и опасный зверь, а голодный зверь опасен в двойне. И снабжённый пулевым ранением в челюсть, не дававшим ему как следует насытиться, он был голоден и обозлён до бесконечности. Перед ним расступалась тайга, но он брёл без цели и без смысла, голод не давал ему покоя и не минуты передышки. Вдруг свежий дразнящий запах реки, привлёк его сосредоточенное на голоде внимание. Он подошёл к реке и остановился возле куста в неподвижности, как он это делал не раз, находясь в полном здравии и в уравновешенном состоянии и лишь с одним желанием, пополнить свой набитый ягодой желудок хорошей порцией пойманной им рыбы. Но сегодняшнее его состояние было совершенно противоположным, он был жалок, зол и беспомощен. Он не без напряжения застыл в привычной для него позе и стал ждать. Вскоре крупный голавль выскочил из глубины на мель, стараясь поймать упавшего в воду кузнечика, но сам оказался добычей в когтистой лапе медведя. Медведь выкинул его на берег и стал разрывать лапами, затем осторожно языком пытался взять кусочки рыбы и втянуть их в рот. Но, это у него плохо получалось. Прострелянная, опухшая челюсть не позволяла ему, как следует открыть пасть, а о том, чтобы жевать ею, не было и речи. Из раны иногда сочилась кровь, вперемешку с гноем и над ней постоянно кружились мухи, медведь отмахивался иногда от них лапой, стараясь не зацепить себя по раненой морде. Капля крови, слизанная им с разорванной рыбы, раздразнила в нем и без того уже гнетущий его голод. Он попробовал взреветь от давившего его гнева, но не смог. Все та же боль не давала ему раскрыть пасть, и из груди его вырвалось что-то на подобие человеческого стона, обессиленного и безнадёжного. Бросив рыбу, и пройдя ещё немного, по берегу реки, он увидел впереди себя лежавшую деревню и остановился. Это место он не раз проходил мимо и ни когда не останавливался здесь, но сейчас что-то привлекло его внимание. Переменчивый ветерок иногда доносил до его ноздрей, различные деревенские запахи и ни чего в них вроде бы не было не знакомого. Некоторые ласкали его обоняние, а некоторые не нравились ему в особенности человеческий запах, вызывающий в нем не то, что страх, а просто неуверенность и не определённое волнение. И заставлявший его всегда сворачивать в сторону при первом его присутствии, но сейчас он сидел и смотрел на деревню, прислонившись к стволу старой, но ещё мощной берёзы. Все было, так как и прежде, ни каких изменений в низу лежащей деревушке не произошло. Кривая, единственная улица, начинавшаяся от леса, повторяла все изгибы реки и упиралась опять в лес.
В некоторых дворах он видел играющих детей, через дорогу к реке шла не спеша, стая домашних гусей, не громко гогоча и смешно переваливаясь из стороны в сторону. Таща, чуть ли не по земле, зоба - наполненные зерновыми, отходами. Деревянные изгороди, из жердей, окружали рубленые избы и приусадебные участки и на кольях можно было заметить помятые оцинкованные ведра, а кое-где и глиняные горшки.  " Что им ещё надо? Все у них вроде бы есть, свои берлоги, видать тёплые: - Медведь махнул лапой на надоевших ему мух, кружащихся возле его опухшей и гноившейся раны. Повернув голову не много в сторону, он увидел у сруба колодца двух о чем - то беседовавших женщин, речи он их не слышал, лишь видел, как они размахивали руками, затем поднявших с земли ведра с водой и разошедшихся в разные стороны. Вдруг шум мотора привлёк его внимание. В деревню с противоположной стороны въехал автобус, он проехал до центра деревни и остановился, из него стали выходить приехавшие люди. Но все это было не интересно медведю, автомобили и автобусы он не раз наблюдал на лесной большой дороге, находясь на безопасном расстоянии от неё. Он, хотел, было двинуться дальше, но как-то блеск привлёк его внимание. Не высокий, худой мужчина вышедший из автобуса и опустивший рюкзак на землю, снял очки, привычным движением руки достал из нагрудного кармана носовой платок и стол их протирать. Блеснувшие стекла возбуждали в памяти медведя какие-то воспоминания, но он ни как не мог вспомнить что. Боль в прострелянной челюсти и голод, доводивший его до безумия, не давали, ему, как следует порыться в своей памяти. Медведь поднялся и побрёл в сторону, пошатываясь на ходу. " Эх, люди, люди, чего вам только не хватает?" Подняв голову не много вверх, на сколько ему позволяла это сделать рана, он увидел, сквозь листву деревьев, наливающееся жаром, подходящее к зениту солнце. Лучи его, проникая сквозь листву, вытягивали из земли влагу и превращали её в пары уносили с собой в небо. Липкий, тягучий воздух тяжело поддавался дыханию. И без того обессиленный медведь, должен был справляться ещё и с этой задачей. Движения его были неуверенны и замедленны. Он брёл через лес параллельно деревни и от реки в сторону, как бы не желая расставаться с увиденным жизненным деревенским уютом и с некоторыми ему нравящимися запахами. Но запах, ненавистный запах человека гнал его в сторону. Вдруг он услышал тоненькое, металлическое позванивание. Звук шёл ему навстречу, постепенно нарастая. Медведь остановился, прислушиваясь и внюхиваясь. Звук, доносившийся до его ушей был однотонным и спокойным медведь осторожно пошёл ему на встречу и вскоре приблизился к небольшой лесной полянке. С неё то и доносилось позванивание колокольчика. Остановившись за кустом, медведь, скорее учуял, чем увидел животное. Этим животным оказалась домашняя коза. Коза увидела выходящего на поляну медведя и испуганно заблеяла, сорвалась с места, стараясь убежать от надвигавшейся на неё опасности, но верёвка, привязанная к железному колу, вбитому на одну треть свою в землю, прочно удерживала её на одном месте. Голод, душивший медведя, заставил его забыть всякую осторожность и он, не долго раздумывая, бросился на не смогшую убежать от него козу, в одно мгновение смял её и разорвал на части своими ещё не совсем ослабевшими лапами. Кровь брызнула во все стороны, и медведь стал осторожно её слизывать, немного насыщаясь и все больше пьянея и зверея от её запаха и вкуса. Вылизав все до кровинки, медведь побрёл дальше, оставив лежать на траве разорванные части тела козы, без единого пятнышка крови. Пройдя километров пять-шесть, от места своего, кровавого пиршества, медведь забрался в густой кустарник и лёг. Осторожно положив голову на лапы, прикрыл глаза, находясь в том полусонном, обессиленном состояние, в котором находится любое больное существо. Он забыл уже и про козу, и про деревню, и лишь боль в прострелянной челюсти не давала забывать про себя ни на одну минуту. И ему не было ни какого дела до того, что тем временем в деревне, Баба-Дуня решила пойти подоить свою козу, пасшуюся на лесной лужайке метрах в ста от деревни. Он лежал в полусонном, обессиленном состоянии и ему было на все буквально наплевать. Баба-Дуня взяла пяти литровое оцинкованное ведёрко, изготовленное специально для дойки козы, её супругом дедом Василием и направилась в сторону леса. Коза была гордостью бабы-Дуни, она давала много молока, по крайней мере больше чем козы соседей, и чему она была несказанно рада. От конца деревни тропинка петляя, уводила в лес и проходила через полянку, где и должна была пастись коза бабы-Дуни. Баба-Дуня шла по тропинке, и чем ближе она подходила к полянке, тем сильнее росло её удивление. Она не слышала привычного позванивания колокольчика на шее своей любимицы. " Что такое? - подумала баба-Дуня: - Спит что ли в тени, вместо того, чтобы пастись, обленилась совсем, старая - В сердцах добавила баба-Дуня. " Кать, Кать, Кать: - позвала баба-Дуня свою любимицу, но в ответ не услышала привычного блеяния. Выйдя на лужайку она застыла в ужасе, увидев картину разбоя. Разорванное тело козы было разбросанное по всей полянке и без единого пятнышка крови на нем. Седые волосы бабы-Дуни сами по себе стали подниматься на голове. Баба-Дуня машинально прикрыв подбородок своим застиранным, в синюю горошку фартуком, в ужасе закричала: - Вампир, вампир!" И бросилась во всю мочь своих старческих сил бежать в деревню подгоняемая, неописуемым ужасом от увиденного с развивающимися от бега седыми волосами и криками вампир, вампир. Она влетела во двор своего дома, все, также, крича, и чуть не сбила с ног своего старика деда Василия, собиравшегося как раз выйти из калитки. Дед Василий, удивлённый до бесконечности поведением своей супружницы, схватил её за руку, останавливая. " Что случилось? Дуня". Баба-Дуня смотрела на своего старика полными ужаса глазами и ни чего не могла сказать. " Что случилось? - ещё раз спросил, сам начавший беспокоится, дед Василий. " Какой вампир? Что ты там несёшь чушь какую-то?" " Там, там проговорила баба - Дуня: - Показывая рукой в сторону леса". Что там, там? - Переспросил дед Василий. " Вампир, коза: - ещё смогла выдавить из себя баба-Дуня, и в изнеможение опустилась на скамью, врытую у бревенчатой стены дома. Дед Василий с досадой махнул рукой и сказал: - А, от тебя толком ни чего не узнаешь, сиди здесь, я сам схожу, посмотрю". И он отправился к месту выпаса своей козы на лесную полянку. Увиденное им на лужайке потрясло его, но дед Василий был старый опытный охотник и он, со знанием дела, все вокруг осмотрел. Козы ему было конечно жалко, где ты возьмёшь такую молочную, такую прибыльную козу? Дед Василий старался забыть об этом на время, внимательно изучая следы на месте происшедшего. Все следы говорили о том, что это сделал медведь, но что поразило деда Василия - отсутствие крови. Тело козы было разорвано, но ни кусочка мяса не было съедено или унесено, как это делали нормальные медведи со своими жертвами. Они заваливали свою добычу ветками, присыпали немного землёй, чтобы потом вернуться и продолжить трапезу, будучи в голодном состоянии. " Да, мясо целое, а крови нет: - Проговорил в слух дед Василий, - Странно мне все это, очень странно". Он вернулся в деревню и направился прямиком к своему старому другу деду Матвею. Дед Матвей сидел у ворот своего дома на лавочке вместе с другими мужиками. Они выгревали на послеобеденном солнце свои кости. Здабривая своё нутро, время от времени порциями никотинового дыма втягиваемого ими из больших самокруток, крупно нарезанной махорки собственного производства. Густое облако дыма висело над мужиками и казалось, что все вокруг пропахло махоркой, начиная со скамейки и кончая забором. Дед Матвей встретил его вопросом: - Про какого вампира шумела твоя бабка? Вся деревня только и говорит об этом". " Знаешь, Матвей я тебе сейчас расскажу, а ты посуди сам". - Слышал ли ты такое, когда ни будь? - Спросил дед Василий, заканчивая свой ужасный рассказ. - Нет, нет, такого я не слышал и не встречал ещё в моей жизни. Медведь людоед, да, а медведь кровопийца нет".
- Надо что - то делать: - Добавил он. - Хотя и тяжело летом его отыскать мы все - таки должны это сделать, нас с тобой двое, ещё кто желает пойти с нами?
- Спросил он сидящих рядом мужиков. - Мы тоже пойдём с вами: - Ответил дед Сашка. - Да, да поддакнул: - Виктор, мужик помоложе. - Я возьму с собой моего зятя Вячеслава, он сейчас гостит у меня, отпускник". - Хорошо мужики, за дело, через пол часа соберёмся здесь по полной боевой готовности. Сколько мы его искать будем, день ли, два ль, но мы его должны найти и уничтожить. Если он добрался до домашней скотины, то это уже опасно, он так же может напасть и на человека. Видно, что он пересилил свой природный страх перед человеком, а это опасно в двойне. Жертвами могут стать ни чего не подозревающие люди. Да и мы будем в большом убытке, дачники станут избегать наши места, прослышав про такое. Все, через пол часа здесь". Не прошло и получаса, как они были все в сборе. Виктор привёл с собой своего зятя Вячеслава, им оказался тот щупленький мужичок, которого наблюдал медведь выходящим из автобуса и протиравшим свои очки. На его плече висела новая
двустволка, ижевского завода и которую он изредка снимал с плеча, переламывая и заглядывал в патронник, как бы стараясь убедиться вновь, не забыл ли он вставить в патронник патроны. Не знал медведь, даже и не подозревал об этом, он поднялся немного отдохнувший, но все ещё голодный. Той крови, слизанной им с разорванного тела козы, ему хватило лишь для того, что бы утолить часть голода снедающего его. Медведь брёл стараясь обходить ветки деревьев, больно хлеставшие его по раненой морде и вызывающие ещё большую боль в ране. Не знал медведь и не чуял, что по его еле заметному следу, от его места кровавого пиршества, уже идут охотники, предводимые дедом Василием. Дед Василий шёл впереди всей небольшой группы, растянутой в цепочку и внимательно изучал следы. Позади всех шёл Вячеслав - зять Виктора, он иногда снимал ружье с плеча, как бы чего-то, испугавшись, подержав его немного в руках, вешал опять на плечо. Через каждые пятьдесят - шестьдесят метров он снимал очки и подслеповато щурясь, протирал их носовым платком, за тем же этим же платком вытирал пот струившийся по его лицу и шеи. Проделав все это, он догонял вперёд ушедших охотников, смешно семеня при беге. Дед Василий шёл всматриваясь с напряжением в еле заметные следы оставленный прошедшим медведем, следы были не привычно мелкие по своей глубине, хотя лапа принадлежала крупному медведю. Всякие соображения складывались в голове у деда Василия, но ни чего определённого он ещё сказать с точностью не мог. Что ещё удивляло деда Василия, это то, что медведь обходил ветки висевшие над тропой, и ни одна из них не была сломана, и не видно на них волос со шкуры медведя. Но он не высказывал своих наблюдений в слух, а упорно шёл дальше по следу. Следы, петляя по лесу, постепенно уводили в гору.
Гора была не высока, но была удлинена сама по себе и не имела обычной верхушки, скорее всего она напоминала усечённую пирамиду, но ещё более вытянутую по своей длине. Медведь шедший впереди охотников метра в восьмистах, если учесть извилистость тропинки, шедшей не прямо в гору, а окружающую её, вдруг услышал позади себя крик кедровки, кем-то побеспокоенной. Медведь остановился, прислушиваясь. Прямо под ним, в низу, метрах в двадцати-тридцати, он услышал хруст сухих веток, под чьей-то не осторожной ногой, и ещё он уловил запах, неприятный, чужой запах, с которым он уже один раз встречался. Откуда медведю было знать, что это запах простого дешёвого одеколона, используемого горожанами в больших количествах. Медведь стал осторожно спускаться вниз, на шум трещавших веток, стараясь, сам не шуметь. Вскоре он увидел внизу на тропинке идущих людей, и как понял он преследующих его. Это он понял каким-то шестым чувством, первое желание возникшее у него, было бежать. Но, что это? Он увидел опять знакомый блеск стёкол и запах одеколона опять не приятно резанул его обоняние, и здесь память, услужливая память вытолкнула на поверхность: малинник, женщины, крики и этого неприятно пахнущего очкарика с ружьём. Это он, он является причиной всех моих бед, причиной моего голода. Злоба и ненависть всколыхнулась в медведе к этому человеку, он дождался пока люди прошли не много вперёд и осторожно спустившись на тропу, стал их преследовать, постепенно приближаясь к Вячеславу. И в тот момент, когда Вячеслав достал в очередной раз свои носовой платок, чтобы протереть снятые очки, медведь навалился на него. Он ударил лапой, стараясь попасть Вячеславу по голове, но злоба и ненависть, душившие его, помешали ему это сделать. Он промахнулся и попал Вячеславу по плечу, ни чего не ожидавший Вячеслав закричал от боли и испуга во весь голос, его очки выпавшие из рук, тоненько звякнув, разбились о камень. Он упал, продолжая в ужасе кричать, но вот его крик так же резко оборвался, как и начался, Вячеслав был мёртв, а медведь все продолжал рвать его лапами, не имея возможности вцепиться в него своими клыками, вымещая всю свою месть и ненависть к этому человечку. Крик ужаса и боли, услышанный остальными, пригвоздил их на время к месту, первым от оцепенения опомнился дед Василий, он сорвал с плеча ружье и бросился на крик. Увидев медведя сидевшим над Вячеславом, он выстрелил, медведь, ужаленный в сердце пулей, попытался, было подняться на встречу деду Василию, но лишь немного приподнявшись, упал на лежащего Вячеслава. Дед Василий с подбежавшими охотниками скинул с Вячеслава убитого медведя, но было уже поздно, ни чего изменить было нельзя. И здесь дед Василий увидел прострелянную, опухшую морду медведя, все ему объяснившее. " Да, такие дела: - Только и промолвил он.