Бункер

  Раньше, мне казалось, понятия «люди», «цивилизация», «культура» настолько непогрешимы и вечны, что любые теории, вносившие какое бы то ни было сомнение в этот факт, считались нелепыми и необоснованными. Теории конца света, самоуничтожения цивилизаций излишним прогрессом, теории исчезновения Майя, Атлантов... Казалось человек – венец творения, выше всех тварей, животных, созданных Богом. Он в некоторых случаях разумнее, добрее, интереснее.  Раньше.
  Вот уже полгода я живу... существую, если говорить точнее, в бункере. Здесь есть практически всё: начиная от консервированных продуктов и быстрорастворимых пакетов супа и «разновкусовой» лапши, и заканчивая теплом и водой. Здесь нет только солнца, ветра.. того, к чему так привыкло мое существо там.
Строительству этого здания я посвятил почти десять лет, тогда лишь вступая на долгий путь исполнения своей мечты о скрытом от любопытных глаз, защищенном пространстве – не подозревая даже о том, насколько оно станет частью меня.
  Я начал возводить здание, когда мне было 25 лет. Возводить не как обычные дома – вверх, устремляясь к небу, я создавал дом, скользящий вниз. Постепенно приобретались строительные материалы, заказывались необходимые инструменты и прочие важные мелочи для работы и интерьера. Мой дом выглядит примерно так: сверху – на земле – это красивый неброский дом без вычурностей и оригинальных переходов. Его окружает невысокий простой забор. Одно «но»: забор всегда под напряжением. Всегда, когда я находился вне или внутри дома – в особенности ночью. Ток, бегущий по проводам был достаточно сильным, чтобы испугать, и довольно-таки слабым, чтобы убить. В общем-то на мое жилище никто и не покушался.
 Лишь однажды пьяный в усмерть парень, видимо в поисках, чем поживиться, попытался преодолеть заграждение. Не тут-то было. Мой «безопасный» забор прошел проверку на прочность и отвадил, а заодно и отрезвил горе-разбойника. Хотя, думаю, стоит сказать, что он все-таки предпринял повторную попытку уже в адекватном состоянии, а позднее и комиссию пригласил – по защите прав человека. Но на тот момент подача электричества была мною прекращена, а система была надежно спрятана во внутренностях моего «волшебного» забора. Так что, комиссия, покрутив пальцем у виска перед парнишкой, ушла восвояси, а ему пришлось забыть навсегда дорогу к этому чудо-домику.
  Кстати о доме. Во дворе посажены плетущиеся розы, которые дурманяще пахнут. Пахли. Так будет вернее. Сейчас там вряд ли что-то растет. Вокруг дома разбит прекрасный сад. Деревьев немного, но они создают иллюзию уюта и покоя. Тогда это меня умиротворяло. Приятно было выйти из дома на закате и вдыхать прохладу. Осенью там было еще красивее. Разноцветные листья устилали путь к дому и ветер играл ими. А мне нравилось присесть на каменную дорожку и швырять листья в небо. Прекрасно. Красное и желтое на молочно-сером ватном.
  Правда я отвлекся. Сам дом состоит из трех комнат, кухни и чердака. Так будет нагляднее:
(рис.1.)

  Под знаками «К-№» обозначены комнаты. На чердаке у меня была своя фотолаборатория, она же – студия. Здесь я мнил себя великим художником. Здесь я вынашивал жалкие попытки творить, когда у меня было достаточно свободного времени.
  Дом был довольно просторным для неодинокой жизни, но так случилось, что, к тому времени, я расстался с женой и, получив хорошую работу, смог позволить себе содержание такого дома. Как я уже говорил, начало строительству было положено, когда мне было 25. Сейчас мне уже 34.
  Улавливаете? И я здесь только полгода. Дом был построен быстро, буквально за 2 года, даже без особой спешки. Причем наземную часть возводили строители по составленному мной плану. А дальше начиналась моя самостоятельная творческая работа. Каждый год я получал двухмесячный отпуск и строил-строил-строил. Что я строил?
 Сначала пришлось научиться управляться со спец техникой. Специальной копательной техникой. Там, где обозначена комната К2 находится замаскированный спуск в подвал. Построен он был в рамках общего домостроительства, но оборудован мною лично. Он скрыт абсолютно. Во-первых, его нельзя найти невооруженным глазом. Во-вторых, нужно нажать особый рычаг для открытия первого секрета. Когда вы его обнаружите, вам придется ввести в появившемся дисплее код. Код доступа к открытию входа (семизначный). Моя задумка. И если вам удастся и это (вы – молодец) – вы спуститесь в обычный подвал. А что дальше-то? Там все как в подвале. Холодно, сыро, плесень, паутина. Банки. Старый хлам и ничего более. Мой настоящий дом находится в стороне от этого и больше похож на бетонно-цинковый гроб, дверь в который невозможно взломать, взорвать, срезать. Дверь из особо прочного металла, стоившая мне целое состояние. Дверь с кодовым замком, внутренней блокировкой, если я нахожусь внутри, опознавательным датчиком по отпечатку безымянного пальца и моментальным снимком радужки глаза. На случай потери того и другого или же обыкновенной лени в ожидании снимка и срабатывания системы – вводится тройной код, каждый состоит из девяти цифр (не знаю что и лучше). Не правда ли хитро придумано? Да, я – шизофреник, соглашусь.
Так вот в том подвале находится переход. Целая система тоннелей. Вам нужно отодвинуть стеллаж с банками и вы – в тоннеле. Дорогу знаю лишь я. Там очень много тупиков, глухих стен и мне самому было порой страшно идти туда. Но это было важно. Представьте, как тяжело было доставить туда дверь и установить. А за это дверью находилась настоящая природная пещера.
 Знали бы вы как сложно облицевать природную пещеру отделочными материалами! Одна их доставка отнимала уйму времени и сил. Хотя логично было бы ответить на это – а зачем?! И я бы согласился с Вами, будь я лет на 10 моложе.
  Природная глубинная пещера, которой не было на картах была одной из тех самообразующихся пустот, которые потом склонны к самозатапливанию. Но мне пока везло. И теперь уже затопление не страшно и не опасно. Я в герметичном вакууме. Без связи, без людей. С продуктами и в жутком одиночестве, правда меня спасает музыка. Старые диски с песнями Джо Дассена и Патрисии Каас.
Зона безопасности – отгорожена специальными плавными дверьми. Здесь я питаюсь, отдыхаю, думаю, иногда даже рисую. Рисую прошлую жизнь. В самом начале помещения есть санузел, а чтобы пройти в основную зону, мне нужно подойти к системе «DOORBELL». Она срабатывает после последовательных звонков по типу азбуки Морзе (чтобы не забыть все коды, я записываю их в блокнот, который всегда лежал у последней двери входа в сам бункер). Вход в бункер оснащен системой сигнализации. Хотя проникнуть сюда невозможно. На первом плане вы видите две полосы. Сверху – мой подкоп, снизу – выход из пещеры. Выход в море. Он перекрыт шлюзами и замаскированным безликим гротом. Вопрос о воздухе. Он проникает сюда через систему вентилирования, проведенную от естественного выхода к морю.
А теперь немного о том, что же произошло. Год назад мне приходилось жить в квартире в своем родном городе, изредка наведываясь сюда. В каждый свой приезд (примерно раз в месяц) я привозил с собой огромную массу консервов, воды и прочих нужных вещей. Спички, свечи, диски, одеяла. Мышей здесь под землей не было. Перетаскать продукты за раз было невозможно по объективным причинам, и мне приходилось три, а то и четыре раза, проходить от дома к подвалу и через тоннель длиной в 1 км к бункеру. Тогда я, конечно, не блокировала двери. Все. Кроме одной. Самой главной к бункеру. Сначала я спускал весь провиант в подвал,  закрывал за собой вход. Потом уже переносил все необходимое за следующую дверь и уже потом относил к главному входу.
 Вообще в тоннеле царит кромешная тьма, поэтому у меня есть набор специальных шахтерских касок с фонариками.
Так вот год назад все в целом было неплохо. И правительство, и деньги, и работа – все было. Люди ходили на выставки и в кино. Пели и писали песни. Влюблялись, женились, расставались и снова были вместе. Моя бывшая жена продвинулась вверх по служебной лестнице, наладила свою личную жизнь и была счастлива. Всё было отлично.
А через четыре месяца в городе исчез свет. Как раз с наступлением зимы. Однажды вечером свет отключился, и город как будто растворился во мраке.
И, как оказалось, свет был всем, на чем держалась наша жизнь. Без электричества мы не знали, что происходит вокруг, мы утратили связь с внешним миром. Холодильники текли. Телефоны не работали. Интернет тоже накрылся. Через два дня перестали подавать тепло, т.к. остановилась резервная станция. Ее мощности не хватало на весь город. По ночам столбик термометра опускался до минус 15 и в квартирах становилось невыносимо. Люди, падая, примерзали к полу. Дети засыпали навсегда. Нам не с кем было связаться и к нам никто не приехал. Города как будто больше не было в нашем государстве. Как будто миллион человек остался никому не нужен.
Я думал – отчего это. Пытался анализировать и сопоставлять факты. На работе сотрудников распустили в безвременный пока отпуск с загадочной формулировкой: «До установления адекватной для систематизированной деятельности ситуации». Немного погодя вспомнилось, что за год до этого в новостной выпуск одного из оппозиционных каналов (который, к слову, смотрели все кому не лень, несмотря на обилие довольных властью), просочилась информация о городке, мэр которого слишком помогал жителям, слишком жалел их, шел против постановлений правительства. В том городе наступила, кажется, пора идеальной демократии.. а может быть чего-то получше. Там не было бедных, не было богатых, это было буквально Новгородское княжество в эпоху до-прихода Ивана IV. Там царили мир и дружба. Это было странно и необычно. Совсем необычно. А потом в городе отключили электроэнергию. В официальной версии сообщили про теракт. Говорили, что разберутся. А через месяц другому городу присвоили имя этого. Об этом не было сказано ни слова. Просто я догадался.
 Пару лет назад, незадолго до этого я был там проездом, видел многие достопримечательности и помнил то место, с которого передавали репортаж о чудесной жизни города после теракта.
Итак, спустя месяц радостные корреспонденты, показывавшие как в городе налажена ситуация, демонстрировали нам совершенно иной город: там была иная архитектура, иные памятники. И было уже совсем непонятно: а как же те люди и что с ними все-таки произошло. Нельзя же вычеркнуть целый город со всеми его жителями…
У нас произошло что-то другое. Люди стали бастовать. Тяжелые условия труда, невыносимая жизнь, отсутствие работы и зарплаты, безнаказанность власть имущих. Хотя внешне всё было благопристойно. Нам хватало средств на жизнь. Не хватало, чтобы жить шикарно. Или хватало – просто не всем.  И тут рраз – и всё. И город исчез во тьме. Каждый день мы, знакомые, меж собой, утешали друг друга, что привезут продукты, что подадут электричество и тепло, а пока по ночам жгли паркет и пианино, собираясь, порой, по 10 человек в квартире, доедая последние крохи.
Я даже забыл о своем убежище. Но потом кончилось дерево и вонючие токсичные тряпки, от которых нечем было дышать, но которые отлично разгорались. Многие дети умерли, и старики доживали последние ночи. Все стали прятаться по своим норам. Как-то сидя ночью под двумя одеялами и полностью одетый, стуча зубами, я услышал грохот этажом выше. У меня уже не было сил, чтобы передвигаться. Все-таки голод и холод, жуткое оцепенение одиночества и безнадежность положения сделали со мной свое дело. Так вот там уже никого не было. Всех вынесли. А теперь выносили последыш. Вещи. Искали еду. Еще через час, в соседнем доме, грохнули стекла магазина и до меня донесся жадный вой толпы. Было страшно и жутко. Смех. Попойка последними магазинными запасами. Тогда я впервые подумал, что нужно по снегу туда... Бежать. Бежать.
Но я высидел эту ночь, дрожа то ли от холода, то ли от страха. Утром навестил соседку, сходившую с ума от отчаяния, с маленькой дочерью. У меня была еще пара консервов и я разделил с ними одну банку, а вторую оставил, чувствуя, что это моя последняя ночь и мне уже они не понадобятся.
С наступлением сумерек я ушел к себе и захлопнул отчего-то дверь, хотя прошлую неделю мы все старались держаться вместе. Даже задремал. И тут сквозь вату сна до меня донесся пьяный смех, сумасшедший смех, звериный. Как будто двери ада распахнулись и выпустили всех алчущих крови грешников. А затем крики. Женские крики. Крик моей соседки и ее дочери.
Это длилось вечность. То громче, то тише. Детский крик смолк и раздавался только дикий исступленный женский. Я подполз к двери и задвинул ее всем, чем мог, пригодились и стол, и тумбочка, лишь бы нельзя было проникнуть сюда. Больше всего я боялся увидеть звериные лица и ощущал свою безмерную слабость и неспособность уже оказать сопротивление. Мне было тошно, что я даже встать не мог, чтобы защитить их. Жар наплывал волнами на глаза и постепенно лишал сознания, а крики лишали остатков разума.
Вдруг, шлепающие по бетону босые ноги, падение, попытка встать. Топот ног. Фраза: «Добегалась, сука». Удар о стену, падение. Какие-то хлюпающие звуки и хрип. Шелест ногтей по бетонному полу лестничного пролета. Стон. И хруст. Они дернули мою дверь. Я полз спиной к стене. Полз, пока не уперся в нее и продолжал машинально движение назад, хотя двигаться было уже некуда.
«Брось, сюда придем завтра. Мы уже достаточно повеселились сегодня. Хороша была молодая сука. Жаль ты ее …, могли бы еще поиграться через часик».
Я не помнил, как и что произошло потом. Они ушли. Нужно было бежать. Мне не хотелось ничего видеть. Но мной овладело сильное желание выжить. Через окно было слишком высоко и мне пришлось отодвинуть мебель и открыть дверь. Прямо у входа в мою квартиру лежала соседская девочка тринадцати лет в разорванном платье, избитая, уничтоженная. В память врезалась именно эта полоса и тонкие пальчики правой руки, разодранные в кровь. Искать пульс было бессмысленно и я, плача, стал пробираться из подъезда. Нужно было спуститься. Незаметно. Хотя куда незаметней. Вокруг тьма и хруст и скрежет зубов. Сердце стучало то в голове, то где-то внизу живота, то билось в руках, пробиралось неприятным ощущением в вены, как будто пытаясь выйти наружу. Испариться. Вытечь. Несмотря на десятиградусный мороз, я вспотел. Вся одежда мокрая насквозь, хоть выжимай.
Нам обещали конец света. Так он наступил. Только ад сам пришел на землю, а не мы спустились в него. Ад пришел за нами, раз мы так его ждали, ежегодно обещая себе конец света. И он уже наступал. Наступал для каждого свой конец. Человек окружил себя искусственным миром. Самый беззащитный зверь – сделал себя еще более беззащитным, создав для себя искусственную оболочку, подобие безопасности и обратил свое оружие против себя.
Самый страшный, жестокий и хитрый зверь пробудился в людях, когда ушла цивилизация. Когда пропала малая часть этой цивилизации, на которой, как выяснилось, зиждилось всё. Дремавший зверь, питаемый сериалами, фильмами ужасов, компьютерными стрелялками, тирами, спортом и видео насилием. Оказалось человечеству нужно так мало, чтобы стать на один уровень с животным: всего лишь снять маску благопристойности и комфорта. Вуаля! Более тупой, чем тигр, и более жестокий, чем гиена.
Эти страшные дни пробудили и во мне звериный инстинкт. Инстинкт выживания и хитрости. Когда ты сам за себя, есть только ты и стая. У тебя одна цель – выжить. И сделать это следует любой ценой. Если не ты, то – тебя.
Пробираясь этаж за этажом я вжимался в стены, замирал и даже проходил мимо спящих, а может уже мертвых людей. Мы все были мертвы тогда. В нас умерли люди. Только некоторые мужчины и женщины старались спасти кого-то кроме себя. Только единицы продолжали любить, верить, защищать. За это их и убивали. За человечность. Их ненавидели за остаток света и доброты. За отсвет прошлой жизни или, может быть, настоящей какой она должна быть? В них была душа, не вытравленная ненавистью и завистью.
Мне казалось, в голове все перепуталось, я не знал, как мне добраться в тот дом. Я отлично помнил дорогу, когда жизнь была в полном порядке. Когда были машины, указатели, свет. А теперь я подчинился звериному инстинкту и шел-шел-шел. Мороз жег незащищенное лицо и руки. Когда мне удалось выбраться из города, я стал чаще падать в сугробы. И даже чуть не остался в одном из них, согревшись мыслью о горячем чае, о любимой бывшей жене и костре, который мог бы тут оказаться, если бы желания сбывались моментально.
Я дошел до своей обители к вечеру следующего дня. Меня ждал сюрприз. Я спокойно вошел в дом, прикрыл за собой дверь, устало присел, закрыв голову руками. Неожиданно раздался грохот, кажется, я вскочил и подбежал к окну. Тогда же я увидела переваливающуюся через забор шайку во главе с тем самым парнем, который когда-то уже пытался проникнуть в мой дом. В панике попытался нажать включение ограждения и понял, что это всё, это конец. Ведь здесь тоже не было электричества. Его уже нигде не было. Главное его не было там, где были мы, прогневавшие не Бога (а может быть и его своим неверием), а людей, для которых нас уже не было в их списке живых.
Я рванулся непослушными ногами в комнату (К2), в панике забыл и рычаг и код... пальцы уже не слушались совершенно.. скрюченные морозом и ужасом они отказывались подчиняться… треск взламываемой двери стал нужным катализатором. Это, видимо, подстегнуло мое сознание и у меня все получилось. Как только спустился вниз – нажал блокировку и побежал к банкам. Мне всё удалось. И я попал в бункер. Только там, закрывшись и проникнув  в зону безопасности, я отключился. Проспал, вероятно, сутки, а может и больше. Мне что-то снилось и было какое-то неприятное ощущение тяжести, тошноты, неспособности изменить то, что происходит в здесь и сейчас. Пробуждение казалось мне спасением, даже несмотря на то, что в этом пробуждении была бы сплошная мука усталому сознанию.
Когда же я очнулся, над головой навис светлый потолок люминесцентного освещения и стеллаж справа от меня с продуктами. Наступило спокойствие и умиротворение. Всё тело болело и ныло. Но наконец-то я был дома. И здесь я уже полгода. И все хорошо. Здесь тихо. Здесь светло, уютно. Лишь земля давит. Будто бы я в могиле, а так хочется к свету. Ведь от этой чумы не убежать. Как бы мы ни прятались в бункеры и тайники, надеясь сохранить себя. Каждую ночь (хотя здесь нет разницы день это или ночь) я вижу во сне ту девочку. В разорванном платье, с розовой спиной и кровавой полосой вдоль. Вижу ее разбросанные в сторону ручки, как будто пытающиеся обнять мир. Пальчики, испачканные кровью всей растоптанной жизни. И просыпаюсь от стыда и боли за то, что я не вмешался, не воспротивился. Не ушел с ней. Не увел с собой еще хоть одного человека, а нахожусь здесь один. Сытый и спокойный. В безопасности. За тысячами дверей, за десятками километров. Далекий от смерти и несправедливости. Далекий от чумы жестокости и насилия. Один, спасенный жалким инстинктом самосохранения.
Наверное, там наверху цветут вишни,… и завтра я выйду отсюда. Я готов.
**
В палату, как всегда утром, вошла медсестра. На кровати лежал пациент 25 лет, широко открыв карие глаза в белый потолок. Его сердце остановилось. Рядом с кроватью валялся клочок бумаги. Почти неразборчиво на нем было нацарапано карандашом:

Там будет всегда цвести вишня. Там будет весна...
 
Сестра пригласила врача, который тут же запросил историю болезни, где  значилось:
«25 лет. Шизофрения. Постоянно говорит о том, что пребывает в бункере, определяет свой возраст 31 годом. Рассказывает об убийствах и прочих картинах, называя их видениями. Постоянно ведет дневник, откуда и получены основные сведения о психическом состоянии пациента. Течение болезни скорое. Истинная причина болезни – не установлена. Умиротворенное состояние у больного наступает, при механическом распылении в палате аромата вишневого дерева».
Твердой рукой врач дописал: «Смерть наступила утром, в результате механической остановки сердца».