Сиреневый дождь

Обычно здесь обильно цвело все – юные девушки и женщины, яблони и вишни, клумбы и полянки, садики и сады, черемуха и каштаны, одуванчики и мать-и-мачеха.
Все, кроме сирени, которая почему-то наотрез отказывалась цвести как положено, выдавала пару-тройку тощих кистей и торопливо исчезала вовсе.

Жил в этом городе некий Андрей, поэт и циник. Снимал квартиру на последнем этаже старой девятиэтажки, частенько выбирался на крышу – творить и писать, перебивался случайными заработками и случайными знакомствами и всегда снисходительно усмехался в ответ на наивно-восторженные вопросы своего семилетнего соседа Егорки, когда тот на соседнем балконе слушал стихи юноши, сидя в кресле-качалке под пледом в оранжевую клетку.
Мальчик болел уже третий год, то бронхит, то грипп, то еще какие осложнения, все перечитывал «папкино письмо», в котором сбежавший три года назад отец путанно объяснял, что жизнь так сложилась и он встретил другую, но будет навещать, звонить, помогать и проч., проч. Перечитывал и прятал в карман шорт, если входила мама. «Чтобы не расстраивать. Она же думает, он в экспедиции – и пусть думает», не по годам серьезно говорил он усмехающемуся соседу. Андрей только единожды сказал Егорке, что все это чушь, и что мама его все прекрасно знает, да и отец уж точно не вернется и не навестит, но тут вошла, чеканя шаг, Егоркина бабка-генеральша и, перегнувшись через балкон, крепко оттаскала соседа за ухо.

И вот однажды Андрей как всегда выбрался на крышу, сел и, лениво крутя в руках карандаш, уставился на свежеумытую дождем улицу и радугу, чеширской улыбкой разлегшуюся в небе. За ухо он заткнул найденную по случаю веточку сирени.
Стихи не писались, поэт предоставил мыслям лениво ворочаться, а закатному солнцу светить сквозь закрытые веки каким-то багровым светом.
Когда кто-то выдернул из его волос сирень, он сперва подумал – сама выпала. И не глядя зашарил рядом с собой. Пальцы наткнулись на прохладную ткань. Кто-то возмущенно пискнул, и Андрею пришлось открыть глаза.
- Феечка что ли? – выдохнул он полуудивленно, встретившись взглядом с невозможно голубыми глазами незнакомой девушки. Она пришивала к своему подолу так нахально стащенные цветочки сирени. Тонкое покрывало, прятавшее ее волосы, уже было расшито такими же цветками. Свежими-свежими.
- Нельзя что ли? – в тон ему ответила незнакомка и, изогнувшись, перекусила зубами нитку.
Андрей пожал плечами – подобные кадры, увлекающиеся чем ни попадя, встречались ему часто. Феечки, нимфочки, эльфочки... Хочется девочке расшивать платье живыми цветами – да пожалуйста. Чем бы дитя не тешилось.
- А почему сирень?
- Потому что сирень. Фиалок, видишь, – тут она мотнула головой куда-то в сторону радуги, – и без меня хватает. А сирени мало.
Девушка споро поотрывала оставшиеся цветочки и принялась нанизывать их на блестящую иглу.
- Я Андрей, кстати, – улыбнулся во все тридцать два парень. – А тебя как зовут?
- Фия. Но все говорят – Фийка.
Андрей галантно сообщил девушке, что Фия – очень красивое имя. И редкое. Та ответила, что знает, пришила последний цветочек и вернула ощипанный стебелек поэту.
- Хорошая сирень. Только мало. Ну, мне пора – бывай.
Как она исчезла, он заметить не успел. Озадаченно покрутив головой, юноша ушел с крыши, твердо решив как следует выспаться. Мерещится вон уже всякое.

Через день Андрей снова нашел пару веточек сирени, покрутил их в руках, поднес к лицу... хмыкнул и перед закатом забрался на крышу.
Фийки не было еще несколько часов, и пришла она только когда Андрей продрог и порядком разозлился. Опять – неизвестно как.
- Ой, ты принес сирень! Вот спасибо, – и, как и в прошлый раз, села пришивать цветы.
Через пару недель юноша привык к таким встречам, старался приносить побольше сирени – тем дольше Фия сидела на крыше, тем лучше ему писалось.
А что она опаздывала постоянно, говорила, будто на радуге живет, на фиолетовой полосе – ну с феечками же бывает. Зато смеялась звонко-звонко и любила андреевы шутки.
Егорка слушал потом стихи со своего балкона и говорил, что они с каждым разом все лучше становятся, а Андрей скептически хмыкал, но дарил ему одну-две сиреневых веточки.
А находить ее становилось все труднее.

Егорка и так почти не выходил на улицу, а последний месяц "гулял" только в кресле-качалке на балконе, куда его приносила мама, заботливо прикрывала ноги пледом, ставила на тумбочку рядом свежий лимонад и вишневый пирог, приносила "Детей капитана Гранта" и ласково трепала по взъерошенной макушке.
Егорка впервые посмотрел мультик о земляничном дожде:
- Мам, а бывает сиреневый дождь?
- Конечно, если посмотреть сквозь сиреневое стеклышко, – улыбнулась мама, уходя с балкона.
- Ну нет же, – огорченно буркнул мальчик. – Я хочу дождик из сирени.
- Не бывает такого, – рассмеялся Андрей с соседнего балкона. – Вообще никогда не бывает. В нашем городе и сирени-то почти нет.
Егорка упрямо возразил, что такой дождик наверняка существует, и он точно пойдет, когда папка вернется на всю жизнь. Андрей обозвал мальчика круглым дураком и поспешно удалился с балкона, спасая ухо от воинственной бабки.

На следующий день Андрей объехал весь город и половину пригорода, собирая как можно больше сирени для своей Фийки. Он заранее придумывал, как проведет с ней этот вечер, пока не кончатся цветки, представлял, как она будет улыбаться, как смеяться – звонко и чисто, прикусывать острыми зубками нить-паутинку, пришивая сирень к своему платью.
"Жаль, что сирени так мало – хватит едва ли до полуночи", – подумал юноша и тут заметил, как в кустах в стороне от дороги мелькнул сиреневый куст – самый большой, самый цветущий, самый-самый яркий из всех, что когда-либо вырастали в этом городе. Он был весь усыпан крупными кистями сирени, а самые крупные и ярко-лиловые венчали его макушку. Андрей тщательно срезал все-все кисти пониже и, оценивающе глянув на размер букета, полез за верхними ветками. Пришлось забраться на соседний боярышник и выгнуться редкостной гусеницей – вот еще чуууточку... Юноша успел срезать самую последнюю веточку сирени, как раздался хруст, треск, боярышник сломался под его весом, и Андрей грохнулся вниз, чудом не раздавив собой цветы.
В травмпункте сказали, что вывих пустяшный, а куча царапин и ссадин это даже хорошо. Запомнится.
- Красивая? – понимающе усмехнулся в усы старый доктор.
- Очень.
Сирени было столько, что едва-едва нашлось столько ваз и банок, чтобы поставить всю ее в воду – не завяла бы!
Андрей утомленно выбрался на балкон покурить и привычно кивнул серьезному Егорке. Тот потянул носом и настороженно спросил:
- Это... сиренью пахнет? Так сильно?
- Нет. Тебе показалось, – почему-то соврал Андрей и выдохнул сигаретный дым. Мальчик только вздохнул и отвел взгляд.
- А мама письмо нашла. И выкинула. Порвала и выкинула.
Андрей пожал плечами:
- Говорил же.
- И сиреневого дождя не бывает...
Юноша, фыркнув, ушел с балкона – уже был вечер, вот-вот должна была прийти Фийка. А ему еще сирень ополаскивать и наверх тащить. Ну а мальчишкины проблемы – совсем детские. Нужно же ему взрослеть? Вот и хватит ему думать, что – «папка еще приедет. Мама будет думать, что он был в командировке, а он раз - и приедет!» И не бывает никакого сиреневого дождя – ни земляничного, ни сырного, ни сиреневого. Не бывает!
Выходя на лестничную клетку, Андрей прислушался - еще не хватало сейчас так глупо попасться соседям с огромным букетом в руках. В егоркиной квартире было непривычно тихо – обычно-то всем было слышно, как напевает что-то мальчик, особенно Андрею.
Он задумчиво дошел до края крыши с охапкой в руках, перегнулся через край, бережно погладил здоровой рукой доверчивые кисточки... и встряхнул букетом сирени над балконом соседа! Раз, другой, третий – цветочки все сыпались и сыпались вниз, почти не сносимые ветром, роса радужными брызгами разлеталась в разные стороны и кропила спящего мальчика кристалликами света. Нежный аромат сирени звучал так сильно, что чувствовался, казалось, даже на другом конце города.
Егорке снилась сирень и радуга, и сон был таким реальным, что мальчик чувствовал, как на его лицо падали капли дождя, таким реальным, что, открыв глаза, он пораженно ущипнул себя за руку! И он сам в своем кресле-качалке, и старая рассохшаяся тумбочка с погрызенной ручкой, и выцветшие вязаные коврики, и "дети капитана Гранта" с закладкой-лягушкой – все было покрыто цветками сирени, еще влажными от росы, и в воздухе все еще вертелись нежные сиреневые звездочки, вперемешку с брызгами радуги.
- Дождик... из сирени! Сиреневый, мама!
Юноше сверху было видно, как вбежала на балкон встревоженная мама, как беспокойно прогудела что-то бабушка-командирша и как восторженно сияли глаза Егорки, такие же темно-серые, как спустившиеся сумерки.
Солнце уже почти зашло, а у него осталась одна только надломленная кисточка, короткая и ощипанная. Молодой человек печально вздохнул, повернулся уйти и застыл, встретившись с непонятным взглядом своей радужной феи.
- А я вовремя сегодня, правда? – звонко спросила она, прямо глядя на юношу. Тот помялся, опустил взгляд и протянул такую несуразную, но все еще свежую веточку.
- Ты... у меня сегодня почти нет сирени. Совсем чуть-чуть.
- Ну что ты, – улыбнулась девушка, взяв его за руку и показывая на балкон Егорки. – Вон у тебя ее теперь сколько – на всю жизнь хватит.