Объяснения в любви

– Ты любил ее?
 После молчания:
 – Кажется, да.
 Помню всё, что с ней связано,
 только лицо позабыл.
 В темном небе протяжно и тонко гудят провода
 на железных столбах,
 в вышине,
 выбиваясь из сил.

 В каменеющей глине
 неясно блестит колея.
 Гонит ветер по спуску крутому
 соломенный ком.
 Кто он, спутник случайный,
 которого выдумал я
 и который за мною,
 как тень,
 неотвязно влеком?

 Этот мальчик угрюмый
 встает у меня на пути,
 курит первый табак
 и читает мне что-то свое...
 Пребывает душа его,
 словно скворец, взаперти,
 но уже прорывается посвист и щебет ее.

 Я любил ее, слышишь,
 мой бедный двойник молодой?
 Ты еще изопьешь эту горькую чашу до дна.
 Будет дымная зелень лететь над овражной водой,
 станет память богата,
 а речь непривычно скудна.

 Наша память нахлынет,
 как лиственный свет вечеров,
 где у края равнины стоят облака, присмирев,
 Будут в сумерках поздних
 греметь колокольцы коров,
 и зарница очертит тяжелые купы дерев.

 Хлынет ливень внезапный,
 припустит по крышам греметь –
 и напомнит нам заново
 пением внятным, земным
 духового оркестра простую и гулкую медь,
 что играет на танцах
 по праздникам и выходным.

 Геликон и валторна –
 кумиры мальчишеских лет –
 вовлекают счастливцев
 в утоптанный парами круг...
 Нам еще не дают за резную ограду билет,
 где блистает она
 в окружении бледных подруг.

 Будет зависть смешная к ее ухажерам лихим,
 к одногодкам счастливым,
 берущим билеты в кино.
 Два-три слова случайных – и всё.
 И плохие стихи.
 И оркестр духовой,
 повторяющий вальс «Домино».

 Но когда из низин
 вытекают тумана слои,
 и сырая заря
 над деревьями сада горит,
 ты услышишь сквозь сон,
 как ликуют ее соловьи –
 на пределе дыханья,
 из сил выбиваясь,
 навзрыд!