Тёма

1
Он приклеился туманным утром к телеграфному столбу, обработанному дорожными рабочими тёплой тягучей смолой, и долго метался со стороны в сторону в тщетной попытке вырваться из вязкого плена. Окончательно выбившись из сил, он смиренно затих в ожидании неминучей гибели и расширенными от ужаса глазами, такими же чёрными, как та смола, что держала его мёртвой хваткой, смотрел по сторонам, дрожа всем тельцем.
Последний неугомонный кузнечик, скрываясь где-то совсем рядом в понурой осенней траве, грустно прощался с серым провисшим небом. Ему совсем не было дела до маленького, охваченного ужасом бельчонка, попавшего в беду.
Услышав приближающиеся человеческие голоса и увидев вырастающие из тумана тёмные фигуры, бельчонок весь сжался и зажмурился, готовясь к самому страшному. Беличье сердечко бешено заколотилось, когда кто-то из людей взял и отклеил пленника от столба, а потом сунул его за пазуху... Стало мягко. Тепло. Темно. И на какое-то мгновение зверьку показалось, что он нырнул в своё родное дупло.

2
– Эй, сестрёнка! Посмотри, кого я принёс! – донеслось из прихожей, и я бросилась встречать старшего брата.
Я всегда с нетерпением ждала Юрку с работы, потому что он добрый и вечно кого-нибудь притаскивает: то ёжика, то сыча с перебитым крылом. Как-то раз даже лисёнка принёс, угодившего в смоляной «капкан», и мы еле отчистили его пушистый хвост от чёрной липучки! Похоже и на этот раз брат кого-то спас и теперь стоит довольный, пряча поймыша под курткой.
Я так и запрыгала от нетерпения:
– Покажи! Покажи!
Брат перестал улыбаться и со словами:
– Осторожно, у него лапка повреждена, – вытащил из-за пазухи бельчонка, предупредив: – смотри, у него острые зубки!
О, как я обрадовалась нежданному подарку! Я смотрела на это хрупкое существо и не верила своим глазам. А малыш, смотрел на меня и, боясь шелохнуться, ожидал своей участи…
Вдвоём с братом мы перво-наперво туго забинтовали бедняжке ушибленную лапку, подложив под бинт плоскую деревянную палочку от мороженого, и старательно отчистили беличий хвост от тяжёлых комков застывшей смолы. Затем я соорудила тёплое «дупло» из старой отцовской кроличьей шапки-ушанки, привязав её «вниз головой» к оконной ручке. Как только я поднесла бельчонка к шапке, он тут же проворно шмыгнул в тёплые объятия своего нового жилья, будто только и ждал этого момента.
3
Будильник ещё не поднял брата на работу, а я была уже на ногах. Подбежав к окну, дотронулась ладошкой до дна шапки. Оно было тёплым. Жив! Спит ещё малыш! В маминых закромах я нашла сушёные подосиновики и яблоки, из карманов рабочей одежды брата натрясла немного семечек. Все эти угощения положила на блюдечко и задвинула его в самый угол подоконника, чтобы оно не соскользнуло на пол. Отошла и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Сначала за край шапки уцепились крохотные чёрные коготочки, затем показались остренькие ушки с малюсенькими кисточками на кончиках и узенькая любопытная мордашка. Несколько секунд бельчонок пытливо смотрел мне в глаза, затем, молниеносно спрыгнув с шапки, ухватил что-то из блюдечка и скрылся в «дупле». Шапка заходила ходуном: жилец устраивался в мягкой утробе ушанки поудобнее, чтобы покушать. Я была счастлива. Если у малыша есть охота до еды, значит, всё будет хорошо: он поправится, и мы обязательно выпустим его на свободу.
Неделя ушла на обживание. Когда все взрослые уходили на работу, и в квартире становилось тихо, Тёма (так назвала я своего маленького друга) короткими перебежками исследовал новые территории. Если я в это время находилась дома, он потихоньку, с каждым днём всё ближе и ближе, подходил ко мне, и в один из дней вдруг вспрыгнул на мой письменный стол и настороженно уставился на меня. (К этому времени лапка его пришла в норму, и он самостоятельно стянул докучливую повязку). Я насыпала на листок семечек. Бельчонок тут же встал на задние лапки, а передними так ловко принялся лущить их, что уже через несколько минут от горки семечек остался один мусор. Я осторожно протянула руку, чтобы погладить Тёмочку по головке, и впервые зверёныш показал мне свои белоснежные и острые, как гвоздики, зубки. Я оставила своё намерение.
В следующий раз, когда любитель семечек стремительно отделял зёрна от шелухи, устроившись на моём столе, я повторила свою попытку, но предусмотрительно дотронулась до тёмно-бордовой с узенькой ложбинкой головушки не пальцами, а карандашом. Тёма молниеносно цапнул карандаш зубами и, перекусив его пополам, метнулся в своё дупло.
– Ах ты, грызун! Вот как ты платишь за доброту! – обиделась я на своего питомца.
Вечером того же дня я заметила, как зверёк, быстро забравшись на письменный стол, чутко стал обнюхивать подставку для письменных принадлежностей. Не почуяв никакой угрозы, он достал лапками один из карандашей, немного погрыз его и, бросив прочь на пол, скрылся в норку.
С тех пор уроки мы делали вместе. Тёмка сидел под настольной лампой, лущил семечки, а я время от времени легонько гладила его по блестящей макушке карандашом. При этом он чуть пригибал головку и смешно урчал: ур-р-р – то ли от удовольствия, то ли предупреждая: «Не забудь: у меня есть зубы».
Помня о перекушенном карандаше, я долго не решалась притронуться к трепетному тельцу рукой, хотя бельчонок совершенно перестал меня опасаться и постоянно находился где-нибудь поблизости. И вот как-то раз, когда я сидела за учебником и не обращала внимания на рыжего непоседу, он прыгнул ко мне на колени и свернулся, как котёнок. Я невольно дотронулась ладошкой до маленькой головки, погладив её. И – о чудо! Зверёк даже не вздрогнул…

4
В это утро я никуда не спешила, потому что было воскресенье. Родителей уже дома не было – они уехали проведать бабушку. Юрка «валялся» в кровати – ему, как и мне, тоже сегодня никуда не надо, и он высыпался на всю неделю вперёд. За окном менялась погода: побуревшие от холода листья падали на землю вместе с первыми ленивыми хлопьями снега. Опускаясь на лужи, они тут же таяли. На улице  было серо, малолюдно и неинтересно.
На обеденном столе лежала мамина записка с указанием, чтобы я ела то и другое, наготовленное мамой для нас с братом, и не скучала. Я поставила на плиту греться чайник, но ждать, пока он нагреется, не хватило терпения. В буфете нашла оставленное на десерт угощение: это была моя любимая шоколадная конфета «Данко» – большая, с орешками, мёдом и нугой внутри. Я немедленно принялась разворачивать её, облизывая губы в сладком предвкушении, но не успела поднести ко рту, как на кухне без шума появился бельчонок. Он в два прыжка забрался на стол, воспользовавшись моим замешательством, выхватил конфету у меня из рук и был таков…
– Это моя конфета! Отдай! – бросилась я вдогонку.
Да где там! Тёмка махом взлетел на подоконник и, примостившись на корточках, поспешно стал уписывать лакомство. Стоило мне приблизиться к окну, как он ощерил зубки и вмиг скрылся в своём логовце.
– Ах ты, маленький злобный разбойник! Вот погоди у меня! – понапрасну возглашала я у беличьей «крепости», в которой зверёк чувствовал себя в полной безопасности.
Потягиваясь и зевая, в комнату вошёл брат:
– Что вы тут, попрыгуньи, не поделили? Расшумелись, выспаться рабочему человеку не даёте.
– Да этот негодник конфету у меня утащил! И ещё угрожает! – пожаловалась я на обидчика.
– А ты не будь жадиной, – укорил меня Юрка.
– Я не жадина! Просто конфеты очень люблю, – насупилась я.
– Конфеты все любят, и папа с мамой тоже. Просто тебя, обжору, любят больше, поэтому и отдают тебе всё, а себе ничего не оставляют. А ты себя больше всех любишь. Вот вырастешь эгоисткой, и никто тогда тебя не будет любить!
– И даже ты? – чуть не заплакала я.
– Вот дурёха! Я же брат твой! Как я могу тебя не любить? А наставлять должен, потому как старший, – вытер мне нос Юрка и легонько похлопал по шапке, в которой прятался рыжий воришка:
– Тём, вылазь, я тебе что-то дам.
К моему удивлению бельчонок послушался брата и показал мордочку из шапки. Сверкнув на меня глазами, он быстро взобрался Юрке на плечо, оцарапав до крови его голую руку, а тот даже вида не показал, что ему больно: прислонился щекой к мягкой Тёмкиной шубке и погладил блестящую беличью спинку:
– Глупенький, тебе же нельзя сладкое! А вот сладкий урюк можно.
Вместе они пошли на кухню. А я не пошла. Мне было очень обидно узнать, что Тёма любит не только меня одну. Я осталась в комнате и, прячась за шторкой, с завистью подглядывала, как брат пил чай вместе с моим любимцем, угощая его вкусными сухофруктами.

5
За несколько недель зверёк окреп и подрос. Не раз мы спорили с братом, стоит ли выпускать его на волю. Юра утверждал, что уже поздно: зверьё давно по тёплым норам попряталось – пропадёт бельчонок в холодном и голодном лесу. Решили дождаться весны. Тогда и устроим проводы нашего любимца.
А в скором времени всё побелело за окном. Брат из кладовки достал коньки, а мама из шкафа – свою цигейковую шубу. Стоя перед трюмо, она набросила её на себя, застегнула пуговки, сунула руки в карманы и вдруг… расхохоталась. Карманы шубы были битком набиты беличьими припасами: орешками, семенами тыквы, сухофруктами, сухариками. Домовитый Тёма устроил в карманах шубы потайную кладовочку и тихомолком пополнял свои закрома.
– Ах ты, благоразумная головушка! Вот ведь и не учил никто, сам дошёл, что жить с расчётом надобно, – приговаривала мама, ссыпая белкин припрят в холщовый мешочек, – такой нигде не пропадёт!
Вся наша семья незаметно полюбила бельчонка. Мама даже предложила оставить его у нас навсегда, ведь от него в доме совсем никакого вреда, одна только радость. Он не дерёт, как кошка мебель, его не надо водить на улицу, как собаку, и самое главное: он стал совсем ручным и никого из нас не боялся. Даже папа, хотя и сильно уставал на шофёрской работе, устроившись вечером перед телевизором «с новостями», подзывал Тёмку и угощал его из рук какой-нибудь вкуснятинкой. В благодарность за это хитроумный бельчонок научился приносить папе папиросы. Папа был ужасно горд такому особому вниманию к себе!

6
В этот день на душе у меня было неспокойно, хотя видимых причин для этого не было. Четверть подошла к концу. В дневнике на последней странице по всем предметам красовались пятёрки. С завтрашнего дня начинаются  каникулы. Тогда почему так тревожно? Наверное, из-за погоды. Разве может поднять настроение  чёрное бегущее небо? Я почти не слушала учительницу и смотрела в окно: старые деревья со скрипом наклонялись друг к другу и слабым шёпотом жаловались на свой возраст, шевеля длинным крючковатыми пальцами. До конца урока оставалось совсем немного. Я с нетерпением ожидала звонка, то и дело поглядывая на маленькие часики, подаренные отцом к Новому Году в награду за «отличное» успевание. Дома в ведре с песком со вчерашнего вечера уже стояла пушистая красавица-ёлка; и я улыбнулась, вспомнив, как Тёмочка, этот весёлый рыжий огонёк, распушив хвост, прыгал по пахучим тёмно-зелёным веткам дерева, и готова была лететь со всех ног, чтобы увидеть счастливые глазёнки своего любимца. Кроме того, мне предстояло увлекательное занятие – украшение ёлки стеклянными игрушками, бусами, конфетами и гирляндами…
От мечтаний меня оторвал сосед по парте, Славка. Он легонько дёрнул меня за косу и вполголоса спросил:
– Правда, что у тебя дома белка живёт?
– Правда.
– А можно на неё посмотреть?
– А за волосы не будешь дёргать?
– Обещаю.
– А дождевых червей в портфель класть? – припомнила я Славке старые грешки.
– Не-а…
Звонок с урока прервал наш разговор. Захлопали крышки парт и ребятня, с шумом вырвавшись из учебного класса, наперегонки помчалась по длинному школьному коридору.
Славка ждал меня у гардероба. Он раньше всех ворвался в раздевалку, отыскал мою шубку на вешалке и теперь, смущаясь, держал её в объятиях.
Из школы мы выбежали первыми. Ледяной ветер обжёг наши лица, и чуть не сорвал шапку с моей головы. Уворачиваясь от холодного дыхания зимы, мы заспешили через школьный двор.
До дома было рукой подать: окно моей комнаты смотрело прямо на школу, из него даже  можно было видеть учеников, сидящих за партами.
– А у тебя строгие родители? – спросил Слава.
– Не знаю… Они меня никогда не ругают, – пожала я плечами.
– А твоя мама ничего не скажет, если я приду…
– Скажет. Например, добрый вечер, Слава. Поужинаешь с нами? Моя мама вечно всех накормить пытается, как будто в стране голод.
Слава ещё что-то спросил, но я его уже не слушала: ещё издали я увидела ватагу соседских мальчишек, толпящихся возле моего подъезда. Они о чём-то жарко спорили, но, заметив нас, разом замолчали. Сердце заныло, предвещая беду, и я ускорила шаг, почти побежала. Ветер вдруг сорвал с меня шапку, и она покатилась по наледи. Славка бросился догонять её, а я, задыхаясь от волнения, устремилась к подъезду…
Мальчуганы стояли передо мной, низко опустив головы, и молчали. Из толпы вперёд вышел долговязый Жорик, что живёт этажом выше. Он держал руки перед собой. На его не по размеру больших варежках, свесив голову вниз, с открытыми глазами-черешнями бездвижно лежал Тёма. Жорка виновато посмотрел на меня и на подбежавшего с моей шапкой в руках Славика:
– Это его Серёжка… Палкой… Он спрыгнул с открытой форточки, а потом испугался и хотел вернуться, но форточка захлопнулась…
В голове зашумело. Я глядела вперёд себя пустыми глазами и не верила, что это маленькое, уже остывшее, тельце на Жоркиных ладонях не вздрогнет под моими руками, что эти широко открытые смоляные глазёнки не поглядят на меня внимательным взглядом…
Во всём виноват ветер. Это он открыл форточку…

2009 г.