Дух Геймтукских холмов

Домиарну 17. Эта глава следует сразу за "Тайна Благородного Сердца". По просьбе Ларисы, словарик :) в этой главе объясняется слов "гевер", а "йер" - это гей. Хотела разделить эту главу на две части, но получилось как-то кургузо. Решила слить одним куском, так что уже не кидайтесь помидорами в монитор :). Заодно можно проверить на "ликвидность" текста.



               Корону я продал за совершенно сумасшедщие тридцать шесть тысяч золотых. Шесть тут же отдал Максу, чтобы ему было на что жить, и выкупить назад свой дом. Теперь у нас были деньги хотя бы для начала. А там, может быть, отец все-таки поможет. Надо было все посчитать и распределить, чтобы хватило на первых порах.
               Начиналось лето, и я решил, что настала пора ехать на вторую разведку. Более того, возникла мысль о том, что меня одного на все производство не хватит. Нужны были не просто управляющие, а люди, знавшие толк в рудном деле. Где было взять таких, которые поверили бы мне на слово, что через год-два вот на этом поле будет стоять завод по выплавке меди и сплавов? Таких бы я не нашел. Поэтому нужно было учить своих. И это была не самая сложная ступень, и не самая сумасшедшая задача на пути к той финансовой свободе, о которой я мечтал.
               Я спрятал деньги в подземелье замка, взяв лишь около тысячи, и рассчитывая подзаработать по пути, как обычно. Попрощался с Латом, проигнорировав потоки слез, сообщил Максу о своих намерениях, и попросил послать мне гонца, как только папаша соизволит дать нам ответ. В то же утро мы с Намигуром уехали в Северный Геймтук по знакомой дороге. В этот раз у нас ушло гораздо меньше времени, так как мы уже не плутали беспомощно.
               По приезде остановились у Аланиры. Дом пустовал, и мы расположились свободно. Каждый день я ездил по холмам и равнинам, составляя подробные карты увиденного. Прошло два месяца. Теперь у меня был хотя бы четкий план залежей, и их близость к поверхности земли. Настало время поискать желающих учиться рудному делу. Казалось бы, какая проблема, ведь я рассчитывал им за это платить!
          Но две недели спустя хождения по деревням я не нашел никого. Большинство, как и раньше, при виде нездешних даже не разговаривали, а те, что соглашались, услышав, о чем идет речь, тут же отказывались. Те же, кто соглашался, не являлись в условленное время...


        Высокий холм и заросли тростника на нем. Небо темное – тростник колышется. Я взбираюсь по этому холму и вижу, что метелки тростника – это лица. Иду вдоль зарослей, и вглядываюсь в эти лица. Одно кажется мне знакомым. Как будто бы именно его я и искал.
Проснулся от звука трещащего дерева. Ставни были раскрыты. Литтирен колол дрова перед домом. Я вышел, и хмуро уселся в траве, вспоминая сон, крутя его и так и эдак.
- Слушай, это ужас. – Наконец прервал я молчание. - Наверное, придется ехать назад в Дейкерен для вербовки учеников!
- Пить хочется.
- Ты можешь хоть на минутку отвлечься от телесных позывов?! Ходим по этим деревням, и хоть бы какие-то успехи!!! Мне одному не поднять разработку, даже если отец даст денег! Нам нужны помощники!
- У нас кончилась вода. Вон, за леском деревня. Пойдем, воды попросим? А уж вечером сходим на колодец.
      - Как ты мне надоел!
     Я поднялся, и поплелся за Литтиреном, который уже пересек луг, и направлялся к видневшимся в зелени домишкам. Других планов у меня все равно не было.
Намигур поперся в первую же калитку, и стал стучать. Дверь открыл горбатый, обросший парень неопределенного возраста. Окинул нас мрачным взглядом, но воды вынес.
Литтирен пил из большого деревянного ковша, вовсю проливая воду. Горбун переминался с ноги на ногу и наблюдал за ним с презрением исподлобья.
А я наблюдал за горбуном.
- Жаркий день. – Литтирен напился и вернул ковш парню. – Спасибо.
- Как тебя зовут? – Вдруг спросил я горбуна.
- Дорилин. – Процедил тот сквозь зубы, будто плюнул в нас обоих, забрал ковш и ушел обратно в дом.
Ночью я не мог спать. Первичный анализ уровня интеллекта встреченного нами грубого, лохматого урода не оставлял сомнений – я нашел свою звезду. Мою звезду звали Дорилин.



        На следующий день я вернулся в ту деревню. Нашел Дорилина по пояс в розах. Он собирал лепестки в корзинку, привязанную к поясу. Худые руки со скрюченными пальцами казались высохшими корнями невиданного растения. Корни цепко обхватывали цветок и обрывали лепестки, на ходу стряхивая густой аромат. И снова к цветку, и в кутузку его – два пальца рвут, а остальные застыли или мелко подрагивают, слыша, но не в состоянии выполнить команду мозга.
Зачарованный этим действом, я забыл, зачем пришел.
- Чего надо? – Пронзил меня хриплый голос из-под длинных, нечесаных прядей. – Взгляд исподлобья, несколько изломанных, неуклюжих, но быстрых движений, и вот он уже выбрался из кустов и менее чем дружелюбно подковылял ко мне. Я вспомнил то немногое, что знал о легендах этого древнего края. И понял, что передо мной стоял сам дух геймтукских холмов.
- Я ищу учеников для занятий рудным делом. Ты не хотел бы у меня учиться? – Без обиняков объяснился я.
- Сними гирлянду старых обид. И тогда приходи.
Развернулся и уковылял прочь со своей котомкой.

               
               
        Вечером мы пошли на базар за провизией, и я разговорился с удивительно дружелюбным продавцом.
        - «Кади керме», или – «сними гирлянду старых обид» - старинное пожелание таингов. Считается, что старые обиды притягивают нас к земле, и обязанность каждого – напомнить ближнему о том, как важно сбросить это бремя. Конечно, сейчас буквально этого уже никто не имеет ввиду. Это давно уже просто приветствие. Он, наверное, сказал: «Здравствуйте, проходите». И вообще, ребята, двум геверам без знания языка таскаться по деревням очень опасно. Можно нож в спину схлопотать. Покупайте лучше яблоки и катитесь откуда пришли. – Торговец устало посмотрел на Литтирена, и потом перевел взгляд на меня.
- Десять штук, пожалуйста!
- Четверть золотого.
- Обалдел что ли – четверть золотого за десяток яблок?! – Заворчал у меня за спиной Гур.
Я заплатил торговцу, Литтирен недовольно взял корзинку с яблоками, и мы поспешили выбраться из толпы.



         Лето катилось к концу. Начинало холодать. В то утро я проснулся достаточно рано. Вышел, и стал любоваться радужной палитрой росинок, запутавшихся в паутине, тщательно стараясь отогнать подступавшее к горлу отчаяние – от отца ни звука, ни сообщения, от Максиграна – тоже, и учеников найти не могу. Прав отец – я – позор семьи. Умчался неизвестно куда, занимаюсь неизвестно чем.
         - Значит ты и есть тот самый невменяемый, который который ищет в холмах тонгат? Я слышал про тебя. Чудо, что ты и твой приятель после такой наглости еще живы.
Я обернулся и увидел Дорилина. Удивительно было то, что он стоял, сгорбившись, а я – прямо, но он смотрел на меня свысока, а не наоборот.
         - Да, но...
         - И ты предлагаешь мне идти к тебе в ученики?
                - Ээ-э...
                - Это так неслыханно, что я должен был прийти посмотреть на тебя своими глазами.
                - Я и не ждал уже. Как вы... ты... меня нашел? Ведь я не сказал тебе, где живу.
                - Двое геверов сидят в хате всем известного приспешника Мидландори... Я нашел бы тебя, обпившись тыкумчаха, с завязанными глазами. Кем ты ему приходишься?!   
                - Кому?
                - Мидландори!!! Кем ты приходишься Трехголовому Дракону?!
                - Я его даже не знаю!
                - Пришить бы и тебя, и холопа твоего прямо тут. Но что-то мне подсказывает, что ты действительно знаешь про тонгат. Ты научишь меня всему, что знаешь, и за это я позабочусь о том, что тебе сохранят жизнь. Но если я узнаю, что ты путаешься с этой кардирской мразью, тебе конец, ясно?    
                Хм-мм. Ясно было не все, но картина местами начала проясняться. У них тут война. И я попал в тот лагерь, который «против» этого самого «Мидландори». Что это нам дает? Ничего. Плевать на это. Важно, что Лохматый Гений, этот дух геймтукских холмов, согласился стать моим учеником.

            
                Мы начали заниматься на следующий же день. Но не у нас дома, туда Дорилин отказался даже входить. Он привел меня в сарай за своим домом, и сел на солому. В сарае был камин, много развешенных пучков растений, и стены, исписанные причудливым узором ортосезериса, но ни стульев, ни стола. Я спросил, грамотный ли Дорилин, и, если да, то надо бы купить бумаги и письменных принадлежностей, чтобы ему за мной записывать. Мой ученик усмехнулся, и покачал головой.
- Не говори ерунды, а лучше начинай рассказывать про тонгат.
                Это был приказ. Он так и разговаривал со мной – по большей части в приказном порядке, иногда – снисходительно, но никогда не на равных. В его сознании я не был ему равным, и это было не оскорбление, а факт. Очень скоро я понял, что записывать бы надо мне, а не ему. Каждый день он легко мог пересказать лекцию предыдущего дня практически в точности, а вот я путался в новых словах местного, пеневельского языка.
                Ясно, что «тонгат» по-пеневельски означало медь,  «тыкумчах» был напитком из ягод смородины и рябины, плюс меняющиеся от местности к местности травы. Всему этому иногда давали перебродить, и напиток по желанию мог превратиться в алкогольный. Ну и два десятка разговорных слов и выражений.
                Дальше дело пошло туго, а Дорилин продолжал упорно учить меня своему родному языку. Особенно трудно было со словом «гевер». Точного определения Дорилин дать не смог, но в общем я понял, что геверами они называли всех, кто не пеневел. И в этом слове не было ничего хорошего. Поэтому-то местные отказывались с нами разговаривать – в этих краях было сильное предубеждение против всех чужаков.
               Одним вечером мы повторяли пройденное с обеих сторон. Дорилин, как всегда, вник в дело, и задавал массу вопросов, на некоторые из коорых я не знал ответов, а после занятий мы сидели у огня на овечьих шкурах, и он положил мне руку на плечо. Приняв это за минуту его рассеянности, а, может быть, слабости, я сказал то, что уже долго не решался сказать.
              - Я ищу идеального партнера, Дорилин. Быть может, ты – и есть тот самый, нужный мне.
              - Идеального партнера не ищут. – В его тоне не было ни рассеянности, ни слабости. - Его создают, становясь тем самым идеальным партнером для того, кого ты на самом деле любишь. Сможешь ли ты стать мне этим партнером? Захочешь ли измениться так, чтобы я захотел меняться ради тебя? Вот вопрос.
              И с этим он развернул к себе мое лицо, и поцеловал в губы. Так начались отношения, продлившиеся гораздо дольше, чем мы оба предполагали. Не знаю, стал бы я партнером Дорилину, если бы знал, с кем связываюсь. Наверное, стал бы все равно, так как «дух геймтукских холмов» был той дверью в жизни и сердца местного населения, без которой я никогда не поднял бы разработку месторождения.
              Дорилин привел мне еще пятнадцать человек учеников, и переводил им мои лекции, ковыляя туда-сюда по сараю, Дорилин действительно позаботился о том, чтобы никого из моих людей не нашли с ножом в спине, и Дорилину я был обязан новшествами в технологии производства, которые он изобретал буквально на ходу.
             Конечно, в конце концов все ученики стали работать под его руководством, а не под моим, и я не мог привезти на производство никого без его одобрения, и все заработанные средства перекачивались им на финансирование не самой мирной организации на земле, но мы должны уметь принимать хорошее с плохим. В моем случае они были связаны неразрывно.
            Но все это еще впереди, а в тот вечер мы стали близки в сарае за его домом, и я понял бездонность его интеллекта, и всепроникающую глубину искалечившей его тело болезни, и то, что я полюбил его навсегда и безусловно, и эта любовь встанет мне, и тем, кто со мной, неописуемо дорого.