военные сны в мирное время. Продолжение 2

На следующий год я не поехал на Кубань. Были свои дела, проблемы. А вот через год собрался. В поезде мне попался интересный попутчик – преподаватель, заместитель директора института экономики. Мы проговорили с ним до четырех часов утра – до прибытия в Армавир. Спать не пришлось. У нас оказались общие интересы, где-то мы друг с другом соглашались, где-то нет.
Встречал меня брат. Мы позавтракали, я немного прилег. Когда проснулся, солнце стояло уже высоко, было жарко. Мы занялись своим любимым делом – разобрать снасти, приготовиться к рыбалке. Стол стоял под абрикосом. Год этот будет урожайным. На Кубани, особенно в районе Армавира, не каждый год абрикосы родятся, потому что они рано зацветают, причем сначала зацветают, а потом уже листики появляются. Но часто случаются заморозки, губят завязи. Но в этом году мороза не было. Вот смотрю я на это дерево, на его ветви, облепленные абрикосами, и любуюсь. На Кубани абрикос разделяют на два вида: прищеп – большие такие, мясистые, у них сладкая косточка, они еще культурными называются, и маленькие жерделы. Жерделы после войны высаживали как защитные полосы. Народ жил тогда бедно. Собирали эти абрикосы, сушили. Варенье и компоты варили без сахара. Среди жердел тоже много разных сортов – и со сладкой косточкой, и с горькой, остро отдававшие синильной кислотой. Иногда в этих абрикосах мякоть приставала к косточке – такие не ценились. Перед сушкой их разламывают, отделяют косточку, а она пристает. Поэтому выбирали абрикосы, у которых косточка свободно отделяется. Итак, абрикосы разламывали, раскладывали на досочки, листы фанеры. Под вечер все это убиралось под навес: если выпадет роса, то они почернеют.
И вот мы сидели сейчас под абрикосом, я любовался плодами, скоро начнут созревать, некоторые уже побелели. Когда мы были детьми, начинали есть абрикосы практически от цветения. Еще цветы засохшие не отпали, а уже маленькие абрикосы появились. Конечно, сегодня я не буду зеленые плоды есть, подожду, пока они поспеют.
…Брат выложил свои снасти, я достал то, что привез с собой из Ленинграда. Юрий просил захватить капканы на щук. Обычно  хищную рыбу мы ловили на крючки, тройники. На тройник вешаешь живца, и леска наматывается на кружок, деревянный или из пенопласта, при поклёвке кружок переворачивается. Потом, когда появились пластмассовые бутылки, вместо кружка брали такую бутылку, привязывали шнур или леску, на леску – тройник и живца. Щука хватала, и потому, как ведет себя бутылка, определяли, есть там рыба или нет. А сейчас вместо крючка придумали капкан. Если щука хватает живца, то сходов практически нет. С тройника, с крючков бывали сходы, а здесь нет. Я привез такие капканы, мы начали смотреть, как их и на что подвесить – то ли на кружки, жерлицы, то ли на бутылки.
Раздался звонок у калитки, я продолжал заниматься снастями, а брат пошел открывать. Вижу, навстречу мне идет Николай. Большой такой, руки расставил, приветствуя меня и готовясь обнять. Я поднялся с небольшой дрожью в коленях – как бы мне кости не поломал! Обнял, встряхнул меня и проговорил:
- С приездом! Чем вы тут занимаетесь?
- Да вот, крючки смотрим, приспособления.
- А зачем? Едем сейчас ко мне форель ловить. А щука – это, не то, баловство. Хорошая рыба – это форель.
- Да я только приехал.
- А мы знаем, что ты только приехал. Поэтому сразу и наведался. Владимир Александрович говорил, что ты сегодня должен приехать. Вот я, чтобы забрать тебя и Юрия Петровича к нам, у нас поживете.
- Да мы…как-то я…понимаете…– не зная, что сказать, начал мычать: у меня как-то не было планов ехать в Солёный.
- Нет-нет, никаких разговоров разговаривать не будем. Так что давайте собирайтесь, и сейчас же поедем.
Я еще что-то промычал. Делать нечего, начали собираться. Юрий Петрович пошел ставить чайник.
- Да-да, пока у меня Валентина пошла знакомых навестить в Армавире, я сказал, что вас заберу, и заедем за ней.
- Тогда спешить нечего.
Я спросил Николая:
- Как вы живете? Как устроились?
- Да в общем-то нормально. Когда вы уехали тогда, Валентина с сыном начали меня обследовать, как они выразились. Налепили каких-то датчиков на голову, на все тело, подключили какие-то приборы. Что-то они там надо мной химичили, я уж помалкивал, терпел. Так они наверно дней пять занимались мной и не нашли никаких отступлений. Да я и сам чувствовал, что природа вылечила меня. Они предложили мне поехать с ними туда, в станицу. Я вначале боялся, а потом решился. Поехали. Понимаешь, какое дело. Отвык я от народа. В берлоге жил столько лет. Хоть и уважение, и забота, и все – но не могу. И станица – не город большой, но все время шум, движение. А тем более Валя-то врач, к ней народ и ночью идет, она никому не отказывает. Я ничего не говорил, но Валечка моя видела, как я себя чувствовал. И в один прекрасный день она приходит и говорит: «Вот и все. Я получила расчет. На мое место назначили Колю главным врачом, а мы с тобой едем в Солёный». Для меня это было неожиданностью, разговора об этом не было. Но она понимала мое состояние… Мы собрались и уехали в Солёный. К Владимиру Александровичу приехали... У Вали были сбережения. Через три дня нашли домик в Кривом переулке. Мне он очень понравился. Маленький такой домик, но с большим участком. Здесь стояли две огромные липы. Представляешь, в тот год они были медоносными. Липы же не каждый год медоносят. Бывает, и раз в три года. Стоял такой аромат! И они гудели – там было такое количество пчел, очевидно, и рои прилетали. Я в сарае нашел ульи, быстро их почистил, собрал. Смотрю, через два дня в одном уже семья поселилась, на третий день во втором. Так мы завели пчел.
Подошел брат, принес чай. Разговор перекинулся на рыбалку. Все-таки рыбалка – наше хобби и интерес.
Юрий меня призывает:
- Иди, собирайся!
- Да чемодан еще не разобран…
Я взял свое походное, в основном, рыбацкое: штормовки, плащ, снасти. Все это было сложено в рюкзак, цивильные вещи оставил у брата. Взяли удочки для форели – царской рыбы. Заехали в Армавир за Валентиной. Она вся светилась от счастья. Юрий решил ехать на своей машине, а я с Николаем и Валей.
По объездной дороге обогнули Лабинск, в станице Засовской остановились пополнить запасы продуктов. Армавир, по-моему, самый дорогой город. Не курортный, но цены на рынке гораздо выше, чем в остальных местах. Порой даже выше, чем у нас Питере. Почему, даже объяснить трудно, ведь средняя заработная плата у рабочих гораздо ниже, чем в столицах. Потому-то овощи закупили в Засовской. Въезжая в Солёный, свернули в Кривой переулок, и Валя заметила:
- О, меня ждут. Ребята, занимайтесь пока без меня.
Мы подъехали к домику, который, Николай назвал «маленьким». Не таким уж он маленьким оказался!
Около дома толпилось человек десять. Один мужчина сидел, держа на руках мальчика лет десяти-двенадцати. Мы зашли в дом. Оказывается, у Валентины уже был готов обед: свежий борщ, гусь зажарен или запечен – не знаю, как это блюдо правильно назвать, он стоял на столе, красивый такой, хотелось отломить румяный кусочек. Но сдержался. Николай предложил приготовить салат. Мы в три ножа быстро справились. Валентины еще не освободилась, и Николай повел нас посмотреть на его хозяйство.
Вокруг шести ульев, четыре из которых были совсем новенькими, вились пчелы. Казалось, все у него сделано по науке. Участок обнесен забором из штакетника с уличной стороны, а с остальных – сеткой на хороших металлических столбах. Опоры забетонированы, к столбам приварена арматура, сетка на хомутиках прикреплена, натянута хорошо – ровно, без провисаний, и, соответственно, у земли также заделана. Несколько старых раскидистых яблонь. В углу росла груша – дичок. Высоченное дерево! На нем столько груш, что я спросил у Николая:
- Куда будешь девать урожай?
Он говорит:
- Не знаю… Наверное, придется перерабатывать, сушить. Выбрасывать ничего не буду.
Был здесь и вьющийся виноград типа Изабеллы. Заметил я и уссурийский виноград. Такой сорт стал разводить в Новокубанске мой отец, и вот он расползся по всему Краснодарскому краю. Это неприхотливое растение.  Его не надо прикапывать на зиму – сорт морозостойкий. Он стойкий и к болезням. Его прислали отцу с Приморья, и мы, не зная его сорта, дали ему свое название – «уссурийский».
Так мы ходили, осматривали участок. Чувствовалось, что Николай приложил здесь свои руки, а Валентина, очевидно, все спланировала. Все у них было продумано.
Николай пояснил:
- Мы еще не все сделали. Не все подстрижено, не все привито, не все заменено. Постепенно делаем. Не в нагрузку, с заботой, с любовью. Нам это нравится.
Но вот Валентина нас позвала. Она рассказала, что принесли мальчика, он купался и сильно поранил ногу о разбитую бутылку. Пришлось оказывать скорую помощь, чтобы не случилось заражения.
Сели обедать. Валентина достала коньяк, водку. Я вопросительно посмотрел на Николая. Тот понял мой взгляд и произнес:
- Нет-нет-нет. Для меня таких напитков не существует. Для меня есть компот, чай, кофе. А вы наши гости.
Мы с братом согласились на коньяк, Валентине хозяин налил вино, себе – компот. Он поднялся и сказал тост, мол, хочет выпить, за меня, за брата, за то, что помогли ему вновь приобрести семью, любовь, начать новую жизнь, что он очень благодарен нам. Выпили. Вскоре брат извинился, сказал, что он хочет навестить своего товарища Владимира Александровича.
Валентина занялась своими делами, а мы с Николаем взяли по удочке, мне уж не терпелось попасть на реку, порыбачить.
От его дома до притока реки Лабы мы прошли всего метров триста-четыреста, и я уже определил по течению, что здесь должна быть форель. Мой спутник предостерег, что надо ступать потише. Мы обошли терновник и оказались на прекрасном месте. У Николая удочка самодельная – ореховое удилище с проволочными кольцами, у основания мотовильце крепится. Он забрасывает , через мотовильце то отпускает, то подтягивает леску. Думаю, раз так ему удобнее, значит, профессионал.
Он только забросил: крючок  едва коснулся воды – всплеск, и где-то килограммовая форель была на берегу. Говорит: « Погоди, сейчас еще…» Что-то померил, снова забросил, опять точно такой же всплеск, и опять такая же форель лежала на берегу.
После такой удачи Николай говорит:
- Теперь можешь ты ловить.
- А что так?
- С первого раза мне не удалось поймать самку, только вот со второго. Самец, очевидно, был очень голоден, потому и опередил самочку. А теперь давай ты. Если не спеша, то можно еще трех штук поймать. Здесь стая собралась, должно быть, икромет скоро начнется.
Я поймал две штуки. Николай сказал:
- Все, ушли. Были здесь еще две рыбины, но они ушли. Давай передохнем.
Мы сели, я достал термос, налил чай. Почувствовал, что ему хочется расспросить меня и поделиться сокровенным. Он спросил:
- Скажи, как тебе удалось отыскать Валентину?
- Да случайно! Ты мне тогда очень подробно рассказал, какая она у тебя красивая, какие у нее волосы, глаза, про шрам на лице, полученный от твоих приключений. А я случайно там оказался. Рыбачил, попал под дождь, простудился. Пришлось ехать в больницу. Увидел женщину, похожую на ту, что ты описал: красивая, стройная, только у нее косы не было. Сразу в глаза бросился шрам. Я решил подойти к ней. Когда сказал ей, что тебя видел всего две недели назад, она сначала не поверила, потом начала расспрашивать. А дальше ты все знаешь.
- Да, конечно. Спасибо тебе! Такое счастье вернулось ко мне…
- Вы как здесь устроились?
- Я тебе говорил, что не смог там. Приехали сюда, купили дом. Нас никто не знает, только Владимир Александрович. Меня здесь и раньше видели, ведь я бывал в Солёном одно время. Даже жил некоторое время в заброшенном доме. Меня здесь за лешего считали, дружбы я ни с кем не водил. Вот так вот один, как шатун-медведь, и жил по берлогам. Теперь мы вдвоем. Нам хорошо вместе. Ходим по лесу, я ей показываю пещеры, где жил, в некоторых просто ночевал, в других пережидал непогоду. Показывал, как рыбу ловить, ей тоже было интересно поймать форель, по ягоды ходили… Я знаю, что у вас в Ленинградской области черника – полутравянистое растение, стебель – пятьдесят сантиметров, не выше. А здесь кусты черники трех метров достигают. Некоторые называют ее волчьими ягодами, хотя это самая настоящая черника. Много здесь разных трав, Валентине, как врачу, было интересно их узнать.
…Однажды мы шли мимо Ахмет-горы. Во время Кавказской войны черкесы не подчинялись царю, и, когда здесь солдаты окружили их предводителя Ахмета, ему некуда было деваться, он набросил бурку на голову своему коню, разогнался и вот с этого обрыва прыгнул вниз. Естественно, конь погиб, наездник тоже. С тех пор и появилось название Ахмет-гора. А недалеко отсюда есть скала неразделенной любви.
Валя заинтересовалась, спросила меня, что это за история.
И я рассказал. Облюбовал ее один человек. Он покончил с собой из-за несчастной любви. После него уже несколько самоубийц с этой скалы бросились. Глупцы! В основном молодежь. Первая любовь – это романтическое чувство, с которым иногда трудно совладать…
Идем мы с Валентиной как-то мимо этой скалы – и, ты представляешь, смотрим: оттуда сверху падает человек. Ужасное зрелище! Там, внизу, кизил растет, шиповник, деревья. Упал человек – и мы слышали хруст деревьев. Подбегаем, видим – на обломанных деревьях висит совсем еще мальчик лет семнадцати, одежда порвана, и вот эти ветки как копья пронизали его тело. Я снял его, у него много ран – и на ногах, и на спине, и на руках, и на лице. Положил на траву, Валентина начала кровь останавливать, сказала мне: «Рви рубашку». Я, естественно, стащил с себя рубашку, стал ее рвать на ленты, она делала из них жгуты и накладывала, чтобы кровь остановить. Потом, говорит, быстрее домой. Я подхватил юнца на руки, и мы побежали. У дома встретили соседа Виктора. Я ему:
- Бегом звони на скорую помощь, мальчик разбился со скалы.
Хоть он и выпившим был, но сразу побежал звонить. Я занес мальчика в дом, Валентина вымыла руки, достала инструмент, сделала укол – один, потом второй, сняла с него остатки одежды и стала останавливать кровь. При нем оказались документы. Скорая помощь подъехала минут через двадцать. Вышли двое – врач и сестра. Валентина приказала быстро ставить капельницу. Медикам это не очень понравилось. Валентина взяла паспорт юноши, посмотрела, говорит, хорошо, что группа крови проставлена, и обратилась к старшей:
- У вас кровь есть?
- Нам не положено кровь брать.
Тогда она мне говорит:
- Николай, ложись, сейчас будем прямое переливание делать.
Тем временем врач со скорой предостерегает:
- Вы же знаете, что в домашних условиях запрещено делать переливание крови, и тем более прямое.
Тут у моей Вали проявился характер. Ее голос изменился, стал твердым и властным:
- Молчать! Будете делать то, что я вам сказала. Сейчас же подготовьте все необходимое для переливания!
Повернулась ко мне:
- А ты что стоишь? Ложись!
Ко второй:
- Быстро шофера позовите!
Медсестра не заставила себя
- Есть.
- Сейчас же позвоните, чтобы реанимационная скорая помощь сюда подъехала с запасом крови.
Шофер не пошевелился.
- Вы что, глухой? Бегом марш!
Шофер спохватился, побежал. Дальше все пошло в соответствии с четкими указаниями Валентины. Все безоговорочно выполняли ее приказы. Валентина спросила, какая у меня группа крови. Я знал, конечно, еще с войны свою группу, на фронте не раз приходилось делиться кровью со своими товарищами. Она сказала, что подойдет. Настроила систему для прямого переливания, спросила у старшей, есть ли кислород. Его не оказалось. Валентина еще сделала укол. Минут через тридцать подъехала вторая машина, там были мужчина и женщина. Валентина приказала принести кислород, еще что-то, я уже не следил. Эти сразу же подчинились ей, принесли кровь, кислород. Меня отпустили, Валентина сказала: «Свободен, можешь идти».
И дальше впятером они стали заниматься этим мальчиком. У него была сломана рука, порваны мышечные ткани. Мальчишке еще повезло, что легкие не пробило сухими деревьями, хотя селезёнка и печень были повреждены.
Они очень долго возились: зашивали, заклеивали, замазывали, забинтовывали. Потом реанимационная машина увезла пострадавшего. Врач первой скорой помощи сообщила  Валентине, что были израсходованы лекарства, которые стоят на строгом учете, и добавила:
- Я б хотела записать вашу фамилию. Почему вы решили делать в домашних условиях переливание крови?
Валентина совершенно спокойным голосом произнесла:
- Да-да, хорошо, конечно, запишите, – и называет фамилию и ученую степень – доктор медицинских наук.
Достала свои дипломы и показывает:
- Вот, пожалуйста, можете переписать номера дипломов.
Врач от удивления начала часто-часто моргать:
- Вы извините, извините, пожалуйста, извините!
- Нет, ничего, Вы совершенно правы: порядок есть порядок. Я взяла ответственность на себя. В своем журнале запишите, что выполняли операционные работы под моим руководством. Так что спасибо, Вы очень хорошо поработали, большое Вам спасибо. Мне сообщите, пожалуйста, куда увезли мальчика сразу же, как только передадут вам по рации. Я завтра его навещю.
- Да-да-да, хорошо-хорошо.
Они вышли. Минут через пять зашел шофер и сказал, что мальчика отвезли в больницу поселка Мостовской.
Так произошла первая практика Валентины в этом поселке. Весть быстро разнеслась по Солёному.
На следующий день мне встретился Виктор, он хотел со мной поговорить. Мы присели на лавочку. Сосед трезвый был, говорит:
- Слушай, я вот понял, у тебя жинка врач. Может она меня от алкоголя вылечить?
Его жена - красивая и, мне кажется, умная, добрая женщина. Нередко она тащила его на себе – пьяного, грязного… Он что-то бурчал нечленораздельное. Вел такой вот безобразный образ жизни. И тут вдруг просит, чтобы Валентина его вылечила. А я ему говорю:
- Нет, не вылечит.
- Почему?
- А потому что ты не хочешь вылечиться.
- Как это не хочу?!
- Нет, Виктор, не хочешь. А почему, я тебе могу сказать. Потому что ты, когда напиваешься, вспоминаешь свою первую любовь. Ты ее не можешь забыть. И ты виноват в том, что ее потерял. Вспоминаешь время перед армией, как вам было хорошо вместе…Она обещала тебя ждать. Но кто-то напакостил вам, оклеветал эту девочку, твою первую любовь. И ты, не разобравшись, обидел ее, обозвал, и в отместку тут же женился. Эта женщина тебя любила, а ты ее нет. Ты женился, чтобы отомстить. А за что отомстить? Оклеветали твою любимую. И ты пьешь только лишь поэтому.
Посидели, помолчали. Виктор говорит:
- Слушай, а ведь ты прав. Только поэтому пью. Можно мне от этого освободиться?
Отвечаю:
- Да, можно.
- А как?
- Как? А вот посиди минутку.
Я пошел в дом, взял у себя травку, свойства которой хорошо знал.
- Ты знаешь эту траву?
- Да, знаю.
- Вот, на седьмом колене (коленом местное называют поворот дороги, когда она поднимается в гору – пояснил для меня Николай) есть полупещерка, где можно спрятаться от непогоды, там очень много растет этой травки. Возьми с собой кусок хлеба, чистое белье, мыло, мочалку и отправляйся туда на три дня. Ешь только эту травку. Если очень проголодаешься, пожуй кусочек хлеба. Там родник есть, знаешь?
- Да, я помню.
- Три дня проведи там. Ни о чем не думай, мысли сами будут приходить к тебе в голову. Травку ешь столько, сколько хочется – и вечером, и утром, как проснешься, и днем… А на четвертый день спустишься на третье колено, знаешь, там теплый источник есть?
- Да, знаю.
- Вымойся в нем и надень чистое белье. Потом домой приди и посмотри своей жене в глаза. А дальше расскажешь мне, тянет ли тебя выпить или нет.
На следующий день он ушел, не было его трое суток. На четвертый день возвратился. Жена его встречала у калитки. Он во всем чистом подошел, упал перед ней на колени и стал просить прощения. Я слышал, как он поклялся: «Я больше никогда не возьму спиртного! Извини меня за то, что я так над тобой издевался». И они вместе ушли в дом. А по поселку слух пошел, что Витька с ума сошел – бросил пить, стал работящим, забор подправил, дом ремонтирует, кто б его ни попросил, всем помогает.
А я получил славу почти что колдуна. Ко мне стали обращаться с просьбой избавить от пьянства. Кому не мог помочь, тем сразу отказывал. Другим помогал. Они бросали пить.
К Валентине после того случая мальчиком, бросившимся со скалы, тоже много людей стало ходить. У некоторых появилась зависть. Пошли жалобы, мол, шарлатаны какие-то приехали, занимаются черте чем. Придумали, что Валентина делает здесь аборты.
Пришел участковый, старший лейтенант, довольно молодой еще человек. Говорит, поступили жалобы на вас, что занимаетесь незаконно врачеванием. Валентина отвечает:
- Насчет законности я не знаю. У нас, у врачей, один закон – клятва Гиппократа. Я ее давала и ей верна. Пожалуйста, у меня документы. Вот один, второй, третий диплом. Об окончании института, вот – диплом кандидата медицинских наук, вот – доктора наук. Денег я ни с кого не беру, а помощь как врач оказываю любому, кто обратиться. Проверяйте! Вы, как говорится, представитель власти. Факты не подтвердятся. Я б, конечно, хотела, чтобы тот, кто это написал, понес наказание за клевету. Да Бог ему судья…
Увидев солидные дипломы, лейтенант извинился и спросил:
- А Вы можете заикание у ребенка вылечить?
- Заочно сказать не могу. Надо посмотреть. Речь, очевидно, идет о вашем сыне?
- Да.
- Сколько ему лет?
- Скоро двенадцать, и, понимаете, заикается, очень заикается. Дети дразнят его заикой.
- Хорошо. В любое время, как сможете, приходите.
- А можно сегодня?
- Пожалуйста.
Через два часа лейтенант пришел с мальчиком. Хорошенький такой, стеснительный. Валентина его осмотрела и начала с ним разговаривать. Я тебе уже говорил, что научился соединяться с природой, со всем окружающим меня. Решил узнать, почему же этот мальчик заикается, чего он боится, и я почувствовал, что он боится темноты. А отец, наказывая его за провинности, запирает в темную кладовку. Валентина начала с ним работать. Я вышел, подозвал отца и говорю ему:
- Ты – вина всему.
- В чем же моя вина?
- В том, что твой ребенок боится темноты, а ты выбрал неправильный метод воспитания – закрываешь мальчонку в темную кладовку.
- Откуда Вы знаете?
- Да ты сам сказал об этом. Ни в коем случае не запирай, а если можешь, оставь его у нас – сейчас же каникулы, на недельку, допустим…
- А это возможно?
- Почему нет?
Мы зашли в комнату, где Валентина разговаривала с подростком, и я сказал:
- Валя, вот он согласен, чтобы мальчик с нами здесь пожил.
Она обрадовалась:
- Очень хорошо.
Мы выпроводили этого горе-папашу. Поначалу мальчик стеснялся. Не знаю, какие там методы Валентина применяла, но через  три  дня он практически уже не заикался, так, иногда на некоторых словах. Еще через неделю он говорил совершенно свободно. Когда приехали его родители, удивились и обрадовались, что от заикания не осталось и следа. Мать расплакалась, пыталась деньги дать. На что Валентина жестко ответила:
- Денег в этом доме не берут! Если принесете еще, я с вами разговаривать не буду.
Они ушли. А наш дом теперь открыт и днем и ночью. Одну комнату мы специально выделили для приема людей. Я там прорубил дверь, чтоб был отдельный вход. Мы ее оборудовали: там есть умывальник, кушетка, приборы, инструменты, которые ей нужны. Вот так и живем...
Посидели. Помолчали. Потом Николай говорит:
- Ты не представляешь, как я счастлив, что нашел свою любовь, свою Валю. Спасибо, что не прошел тогда мимо. Спасибо тебе!
…Вечерело. Мы поднялись, взяли свой улов.
- Мы сегодня с этой форели уху сварим, – сказал Николай.
Мы направились в поселок. Смотрю, у Николая плечи расправились, он уже не сутулится, ходит без посоха. Спрашиваю:
- Почему ты удочку не сменишь?
- Да я привык к ней…
Я дал ему свою удочку и сказал:
- Вот тебе, дарю свою удочку.
- А ты знаешь, я ведь ни разу еще не пробовал удочку с катушкой.
- Вот и хорошо. Завтра попробуешь.
Мы с братом прожили у них неделю. Ходили на рыбалку, за ягодами. Нам было хорошо в этой семье. Иногда Валентина составляла нам компанию, но чаще ей приходилось оставаться дома, поскольку с самого утра кто-нибудь приходил и просил о помощи. Она была очень хорошим врачом. Добрая слава о ней разнеслась по всем окрестностям. Ее приглашали в больницы, когда встречались особо тяжелые случаи. Она не отказывалась, приезжала, делала операции, в том числе и на голове. Она это умела. Вот с такими людьми свела меня судьба.