Отрывок2 из романа Апокалипсис грядёт! из Главы 14

Свесив ноги с гранитной балюстрады балкона в библиотеке Дакнесса и держа на весу свежий номер журнала «Третье тысячелетие», советник Доктора погрузился в чтение. Там, далеко внизу, раскинулся пустынный непреступный берег, усыпанный влажной галькой и огромными чёрными валунами, а здесь, у самого подножья, высокая стена практически сливалась с вертикальным склоном берега, что делало высоту замка особенно пугающей.
Более ста метров, отделявшие Рауса от земли, ничуть не тревожили его покой. Беспрепятственно разгуливая на вершине острова, местный проказник ветер, разгоняясь с протяжным свистом, прогонял прочь каждого непрошеного гостя. Отвечая агрессией на собственное бессилие, он  яростно толкал читателя в грудь, отчаянно теребил светлые волосы, рвал из рук глянцевую бумагу. Он жаждал крови, однако, выбившись из сил, был вынужден довольствоваться только бесполезным шуршание страниц в крепких пальцах непобедимого смельчака. Казалось бы, у Арми были все шансы забыться и потерять равновесие, но, как ни странно, он не думал о возможных последствиях своего падения, и чувствовал себя здесь ничуть не хуже и не менее комфортно, чем где-нибудь на шикарном диване в гостиной.
– Надо же! «Злодей тысячелетия» – звучит эффектно. Похоже, тираж раскупят на ура.
Герберт, расположившийся за столиком неподалёку, отодвинул блюдо с салатом и, допивая стакан минеральной воды, неохотно пробурчал:
– Дурная слава разносится подобно взрывной волне. Журналисты только тешат непомерное тщеславие Бенери. Он получил именно то, чего добивался. А вот мне светит обвинение во всех смертных грехах.
Появилась Луиза. Её напряженное лицо и крепко сжатые губы наглядно подтверждали высказанное предположение Роберта. Она безмолвно проследовала мимо Рауса, удостоив его мимолётным неприветливым взглядом, и остановилась подле Доктора, сжимая в ладони пачку свёрнутых трубочкой газет. Она стиснула их так крепко, что кончики пальцев побелели, а бумага помялась. Вдруг она хлёстко швырнула свёрток на столик с едой, страницы разлетелись веером по тарелкам и приборам, открывая взору образ печально знакомого вирусолога и сцены скандального процесса в Лондоне. Несмотря на небрежный вид и неприятное столкновение с остатками пищи, заголовки гласили: «Откровение злого гения», «От медицины к литературе».
Арми грациозно спрыгнул с полутораметрового ограждения, приблизился к Луизе и поклонился.
– Благо, я не голоден, – жалуясь, заметил он.
Полный негодования взгляд Луизы перескакивал с Рауса на Герберта. Было ясно, девушка набиралась сил перед бурей, сейчас грянет гром.
– Нет ничего удивительного в том, какое вам дело до суеты мирской? Должна признать, Вы снова правы, мистер Герберт, зло непобедимо. Можно загубить своими руками тысячи жизней, искалечить людские судьбы, принести человеку море горя и безутешных слёз, и при этом остаться совершенно безнаказанным. Гений торжествует! «Кто подобен зверю сему, и кто способен сразиться с ним?»
Никто не ответил ей.
– Победителей не судят. Мировой бестселлер 21 века пишет злодей, а в Швейцарскую тюрьму скоро выроится очередь желающих получить заветный автограф великого автора. Не диво ли?! Однако, какие мелочи! Разве подобные проблемы посмеют омрачить Ваше отличное настроение? И правда, стоит ли забивать светлую голову подобной ерундой?
Настроение Роберта до прихода Луизы, надо заметить, действительно было неплохим, чего нельзя было бы сказать теперь. Заметив мрачную физиономию Доктора, Раус решился вмешаться:
– Многоуважаемая Луиза, позвольте, нет нашей вины в том, что в Европе не существует смертной казни?
– Смертной казни? – она нервно рассмеялась. – О чём вы говорите? Это чудовище в человеческом обличии необходимо заставить умирать в страшных муках десятки, сотни, тысячи раз, пока он не сгинет с лица Земли вместе со своей безумной идеей, но даже этой кары будет недостаточно, чтобы искупить страдания несчастных людей!
Она не могла долго выдержать молчания, и после короткой паузы была вынуждена продолжить наступление.
– Теперь Вы скорее позаботитесь о вознаграждении для этих преступников, чем о наказании их деяний, не так ли, мистер Герберт? Да не молчите же, признайте, что Вы довольны приговором!
Герберт, повернувшись к морю, хранил былую неуязвимость, он внутренне отдалился от суеты, устроенной нервозностью Луизы. Казалось, Доктор был чужд происходящего настолько, насколько впавший в транс медиум, может отрешиться от бремени реальности. Тем временем Арми аккуратно собирал в стопку разбросанные газеты,  хмурясь всякий раз, как только замечал испачканные пищей лица фотографий. Выполнив напрасный труд, он снова вмешался:
– Госпожа Луиза, представляется мне, вы не правы. Открою вам маленькую тайну, зло может победить только зло. Добро, изначально нацеленное на созидание, прощение, очищение, милосердие и тому подобные земные ценности, не может выполнить такой грязной работы. Сами методы добродетели таковы, что выиграть битву можно лишь посредством превращения тьмы в свет, а это работа трудоёмкая и связана с множеством лишений, испытаний и жертв. Не случайно добропорядочные люди всегда так много страдают. Наказать слабых, погубить невинных, искалечить беспомощных, мучить беззащитных – дело гадкое, согласен, но, бесспорно, лёгкое, согласитесь. Так вот зло, подстать добродетели, должно находиться с ним на равных, иначе нельзя, ведь две главные силы мироздания как две огромные чащи весов, призваны уравновешивать друг друга. Доктор Бенери – фанатик, выскочка, гордец, жаждущий славы, власти и мести посредством страха своих жертв. Люди неисправимо порочны, они редко служат мраку или свету, предпочитая хранить верность только самим себе. Доктор абсолютно прав в том, что не собирается принимать участие в дальнейшей судьбе ваших скандальных преступников. Проблема, действительно, состоит лишь в том, что в Европе, увы, нет смертной казни. Цивилизация вынесла свой приговор.
Луиза только ядовито усмехнулась в ответ:
– Что вы морочите мне голову дешёвой философией! Этот уникум Бенери всю жизнь был изгоем общества, горбясь в подземной лаборатории над своими чёртовыми, извините за сравнение, опытами. Эксперименты составляли единственный смысл его бытия, теперь он просто сменил один подвал на другой. Какая ему разница?! Так что, как видите, приговор ничем не ущемил его положения. Лишил свободы, которая и прежде была ему чужда? Конфисковал имущество в пользу пострадавших? Но он никогда и не был богат, да и зачем ему деньги? Он и при старой жизни практически не пользовался ими, к тому же скоро писатель, не сомневаюсь, получит приличный гонорар. Про Голдена даже не желаю вспоминать! Этот отдыхает в роскошном санатории для умалишённых. Иными словами, преступники забавляются, тогда как их жертвы гниют в сырых могилах. И это Вы называете справедливостью?!
Только теперь Доктор перевел внимание из пустоты на Луизу, оценил её требовательным взглядом, в котором отчётливо читались досада и огорчение.
– Неужели так важно, как я это называю?! – сердитым тоном буркнул он. – Значит, теперь вы станете обвинять меня в том, что день сменяет ночь, мир – война, а жизнь – смерть? Государства, проявляя гуманизм, объявили человеческую жизнь священной, и в результате жизнь мистера Бенери автоматически приобрела для вас высшую ценность. Сам Артур Бенери, надо отдать ему должное, не захотел пойти так далеко в вопросах морали и не придал человеческой жизни статус неприкосновенности, чем и освободил себя от неугодного обета не убивать себе подобных. Как видите, сюжет прост.
– Хорошо, – в сердцах махнув рукой, решила она, – доктор Бенери – экспериментатор, Голден – сумасшедший,  государство лишь соблюдало закон, а общество оказалось слишком мстительным и злопамятным, получатся – виноватых нет!
– Виновато лицемерие, – холодно возразил Доктор. – Беда заключается в том, что человек пытается казаться лучше, общество – духовнее, а государство – гуманнее, чем все они все есть в действительности.
Луиза ничего не ответила, лишь только тихонько шмыгнула носом и поправила  сбившиеся волосы на голове.
– Вот, к примеру, вы, Луиза, согласились бы простить Бенери, если вследствие его действий погиб бы кто-нибудь из ваших близких?
Луиза тут же вспомнила Розу, маленькое бледное личико девочки, мёртвенные веки, впалые глаза, ранняя трагическая смерть на пути в исследовательский центр, где её, скорее всего, так и не сумели бы спасти, она не была родственницей, но в память о ней, Луиза не готова смягчиться.
– НЕТ! – твёрдо ответила она. В глазах сверкнул огонь яростной ненависти и жажды мести.
– Вот видите, вы не можете простить Бенери его грехи, даже, если за содеянное он будет осуждён к десяти, двадцати, тридцати годам или пожизненно, но вы знаете, ненависть тоже порочна.
– До тех пор, пока беда не коснулась человека лично, а общество бредит светлыми идеалами, отчего бы не поддержать их, почему не призвать к жалости, состраданию и милосердию? Каждому хочется быть добрым и милосердным, однако видимость, зачастую, расходиться с реальностью. Добродетель, милая Луиза, – привилегия сильного и глупость слабого. Чтобы противостоять злу добром, необходимо обладать немалым могуществом и благородством, так как только в этом случае человек способен искренне прощать причинённую ему боль, не тая в душе обиды и не жаждая в тайне крови, - что готово однажды вырваться наружу гневом возмездия и обрушиться на голову ближнего не всегда заслуженной карой. Случай в Италии наглядно показал слабость государства, его неспособность защитить интересы своих граждан, и в этой непростой ситуации Европа имела все основания действовать жёстко, даже жестоко, вместо того, чтобы изображать из себя святую добродетель.
– Милостивые законы рассчитаны на сердечных граждан, но человек склонен обманывать себя. Люди вышли на улицы требуя расправы над обидчиком, они правы, конечно, если истинной доброты нет в душе, по каким-то причинам нет смысла, одевая на себя маску благости, разыгрывать мягкого, терпимого, и как у вас говорят, цивилизованного человека, доказывая больше себе, чем другим, недопустимость уподобляться извергам и опускаться до уровня преступников-убийц. А позвольте спросить, достаточно ли вы сильны для того, чтобы проповедовать мораль, взывая к раскаянью тех, кто своими руками, не колеблясь, лишал человека жизни и может быть ни раз получал несравнимое удовольствие, созерцая страдания ближнего? Достаточно ли готовы, чтобы смело подставить другую щёку?
– Я не сторонница жестокости, но сегодня многие не считают наказание Бенери достаточным и справедливым.
Доктор утвердительно кивнул:
– А он и не наказан.
– То есть как?
– Видите ли, Луиза, проблема в том, что нельзя наказать того, кто не считает себя виновным, ведь субъективно такой человек всегда прав, а значит, видит себя героем, либо жертвой чьих-то неправедных поступков. Убеждённого в своей правоте можно только покарать.
– Пусть так, какая разница!
– Кара – она, по сути, та же месть одного человека другому, как ответ на перенесённые страдания.
– И что же? – перебила Луиза. – Что это меняет?
– Меняет то, что высшие силы никогда не опустятся до возмездия, возможности уж слишком не равны, но человек, требуя постороннего  вмешательства, всегда забывает об этом. Постарайтесь понять, должно быть право на вендетту, право взять реванш. Это право сейчас есть только у людей. Я не могу заниматься Бенери. А надежды на гнев Божий и вовсе тщетны. Хотя, должен сказать, Луиза, это не только ваша ошибка.
Логические объяснения Доктора ничуть не удовлетворили нашу героиню, к тому же, Луиза не привыкла легко сдаваться.
– Ваша теория невмешательства, господин Герберт, не терпит изъянов, – Луиза ядовито сверкнула глазами и нахмурила брови. – Мне всегда было трудно спорить с Вами, но и теперь Вы не убедили меня.
– Это меня не удивляет, – тихо заметил Арми.
– Если Бог, как Вы утверждаете, наказывает только раскаявшихся, выходит, человеку, убеждённому в собственной правоте, позволено творить любые бесчинства.
Доктор согласился с её замечанием:
– Разумеется, оступившегося покарает только человек, общество или же государство.
– Закон джунглей! – брезгливо отреагировала она.
– Бенери оказался победителем в сражении с цивилизацией, этого нельзя отрицать.
– Бенери сумел уйти от наказания и избежал возмездия? Вы намерены убедить меня, что это справедливо?
– Ничего я не собираюсь доказывать, вы донельзя упрямы, Луиза! Зло победило, это факт. Разве правильно, если проигравшие сражение будет диктовать победителю свои условия? Вам не милы злодеи? Так боритесь с ними! Утвердите свою власть – лучшую, установите высшую мораль, закрепите  гуманные принципы! Но, если не можете, извините, не судьба. Только перестаньте взваливать на чужие плечи груз ответственности за случившееся, хватит упрекать меня за то, к чему я не имею и не хочу иметь ни малейшего отношения! Эти слова, конечно, относятся не только к вам. Людям нужен Бенери? Пусть достают его сами. Замете, он жив, и как сами понимаете, моего согласия на его извлечение, к счастью, не требуется, извините…