Меч триединства. Глава2

                2.ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ
На следующий день Бароу, оседлав своего сытого, довольного, сухого коня, нагруженного бочонком эля, тронулся в путь, на восток. Кругом, куда доставало взгляда, была степь, поэтому Бароу отпустил поводья Стронгата и, мерно покачиваясь в седле, предался приятным воспоминаниям о военной службе. А вспоминать было что: и военные учения с лесными людьми, и морские учения с маршунгарской морской пехотой, и Лионкиса. Старшину девятой сотни Лионкиса, который зачастую покрывал, а иногда даже участвовал в их с Тасхендом выходках. Воспоминания навалились такой огромной и приятной горой, что опомнился Бароу, только когда услышал журчание воды - Канривер. Огромная, метров  500 в ширине, река, на которой во время Великой Войны гремело генеральное сражение. В этой битве пало столько людей, что на день Канривер стал красным от крови, после битвы через реку навели гранитный мост, а на правом берегу построили город-Олдастан. Долгое время он был столицей Нильфийской Республики, потом её перенесли в Астингтон, а Олдастан стал пограничным пунктом на границе Республики и Даркеля. Местами сторожевые башни обвалились, обелиск на храме Верховных спиров раскололся пополам, крепостная стена покорилась плющу, а на главной площади алел палаточный городок гарнизона. Нильфийские фалангисты и лучники в стальных панцирях, кто, чистящий копьё, кто, кормящий лошадь, кто, коловший дрова-все с удивлением смотрели на незнакомца в простой кольчуге под тёмно-зелёным камзолом. Ни с кем не здороваясь, Бароу молча проследовал к самому сердцу городка, к солидному шатру с золотой головой льва на опоре. Спрыгнул с коня, вошёл внутрь. Внутри шатра всё было преимущественно двух цветов: чёрного и золотого. В центре стоял Мужчина где-то такого же возраста, как и Бароу, раскинув руки в стороны, а вокруг него вился парнишка лет пятнадцати, стягивающий с него панцирь черной стали с гравировками золотого цвета в виде львов. Рядом валялась куча других атрибутов боевого костюма: шлем в форме головы льва, щит, щитки на руки, на ноги,- всё было таких же цветов и с одинаковыми гравировками. Сам обладатель доспехов был рослым, смуглым, с гривой рыжих волос, перетекающих в бороду.
-Это не самое плохое положение, в котором ты мог меня застукать,- улыбнулся Лионкис, а затем обратился к парню,- ну скоро там?
-Сию минуту, командир,- пролепетал парнишка, громыхая доспехом,- готово,- и принялся собирать доспехи и выносить их из палатки.
-Молодняк гоняем?- спросил Бароу, пожимая руку старому другу.
-Могу себе позволить,- ответил Лионкис, в руках которого невесть откуда появилась бутыль крепкого вина,- жахнем?
-Когда-нибудь сведёт тебя это пойло в могилу,- буркнул Бароу, принимая кубок.
-Я надеюсь, что меч доберётся до меня раньше,- горько улыбнулся Лионкис,- Тасхенда видел?
-Видел, он тебе передавал бочку эля.
-И где ты её оставил?
-В стойле, с конём. А что?
-Ну, всё, капец бочке,- выдохнул Лионкис, - мои молодчики быстро её прикончат.
-А тебе жалко, что ли?
-Ни капли.
-А ты, что же, всё ещё холостяк?- поинтересовался Бароу.
-Ну да, кому нужен гарнизонный капитан на погранзаставе…
-Ну не скажи, я был в Астингтоне, там сейчас мода пошла на военных, скажи любой даме, что ты армейский, и  она  твоя.
-Надо же!- глаза Лионкиса загорелись, Бароу знал, что он падок до этого дела.
Распитие вина и ностальгирование по былым временам растянулось до вечера. Лионкис подивился руке Бароу, и пока ещё сохранялась трезвость рассудка, Бароу решил перейти на серьёзные темы.
-Я знаю, что ты не просто так вызвал меня,- выдохнул он.
Лионкис тоже внезапно посерьёзнел: «Да, всё плохо, пошли со мной»,- он откинул край шатра и провёл Бароу наружу. Через минуту  они стояли почти в полной темноте на развалине сторожевой башни.
-Смотри,- Лионкис указал на северо-восток, где в темноте ночи блестели сотни огней, огней костров, как понял Бароу.
-Даркелийцы?- скорее утвердительно промолвил Бароу.
-Они, шестнадцать отрядов десятитысячников, пятьдесят катапульт, плюс конница… тысяч семь. И это только кроха всех его войск, авангард, но самое страшное для нас не они, а вот,- он показал  левее,- видишь?
- Ага,- огней не было, но Бароу чётко видел людей, копошащихся в ночи.
-Сколько?
- Четыре отряда двутысячников, в другое время, с другим гарнизоном я бы их отбил, но тут, у меня тысяча триста человек, но они все зелёные. Если примем бой сейчас, я положу добрую половину, а я этого не хочу, но и оставить крепость без боя я не могу – трибунал.
-А что-нибудь из массового поражения есть?
Лионкис отрицательно покачал головой: «Старые катапульты списали, а новых ещё не подвезли, у нас только пятнадцать мешков взрывающегося песка, но толку от него, сам знаешь…. Мы беззащитны.
-А это что? – спросил Бароу, указывая на небольшой огонёк, с лёгким жужжанием поднимавшийся в небо, с того места, где были двутысячники.
-Понятия не имею, но что-то нехорошее…
Огонёк увеличивался в размерах, приближался к башне. Лёгкое жужжание переросло уже в хорошо знакомый гул.
-Ложись!- рявкнул Лионкис и, столкнув Бароу с башни, сиганул за ним, в туже секунду, когда огромных размеров горящий камень окончательно сравнял остатки башни с землёй.
-К оружию!- раздался нечеловеческий вопль Лионкиса.
Бароу оправился от падения на камни, вскочил на ноги и вдруг, из-за угла развалин выскочил воин в черном доспехе с глухим рогатым шлемом на голове. В воздухе свистнул ятаган, но встретил неожиданное препятствие - камзол, пропитанный морской солью прекрасно держал удар. Короткое, но мощное движение мраморной руки, и даркелиец падает с пробитым черепом.
-Ну что, Чёрный Меч, тряхнём стариной,- буркнул Бароу, вытаскивая из ножен Блеккол, клинок которого действительно был матово-чёрный. Через минуту уже три даркелийца мёртвыми лежали на земле, Бароу искал Лионкиса. В шаге от него с грохотом, обжигая жаром, взрыл землю ещё один шар, накрыв сразу шестерых - кого именно разобрать, было нельзя. В освещённом языками пламени городе то тут, то там мелькали перекореженные злобой, в крови и копоти, лица нильфийцев и глухие шлемы с рогами. Бароу вскоре нашёл Лионкиса: тот, собрав около сотни воинов, построил их в фалангу и дал даркелийцам жаркий бой.
 -Ты как?- спросил запыхавшийся Бароу, указывая на стрелу, торчащую у Лионкиса из плеча.
-Мелочь, застряла в подкольчужнике. Надо…- в эту секунду копьё, описав блестящую дугу в воздухе, устремилось к Лионкису, но, встретившись на пути с рукой Бароу, отскочило от неё и воткнулось в землю. Лионкис оценивающе присвистнул и продолжил: « Надо их из главных ворот вытурить, тогда и о защите крепости можно будет говорить».
-Так чего мы ждём,- Бароу, вскинув Блеккол, рванул догонять фалангу, Лионкис, подняв свой двуручник и рванул следом. И началась сеча, кровавая, беспощадная. Первые ряды легли наповал, остальные спутались, свалялись. Даркелийцы давили числом, земля в паре шагов от фаланги взрывалась огромными валунами, но нильфийцы стояли. Со всех частей города к фаланге стягивались как нильфийцы, так и даркелийцы, и невольно фаланга Лионкиса  стала центром битвы: одни пытались в неё влиться, другие - расстроить. Но нильфийцы стояли.  Стояли, как скала посреди морской пучины, о которую с рокотом разбивались валы – даркелийцы. И вот враг выдохся: атаки стали терять напор, стрелы стали всё реже влетать в ряды, но вдруг из темноты раздался хищный клёкот. В ту же секунду что-то массивное сбило Бароу с ног, вспоров его камзол, не покорившийся мечам, как масло. «Всадники на ящерах»,- мелькнуло в голове у Бароу, и действительно, в огне одной из глыб, застывшей в стене храма Верховных спиров, мелькнула тупая обтянутая зеленоватой кожей морда, покрытая шипами, приделанная на длинной шее к, солидных размеров, двулапому телу с перепончатыми крыльями, на котором в корзине сидел даркелиец в балахоне и балаклаве  тех же цветов.
-Огонь, братцы!- раздался где-то рядом вопль Лионкиса, и в то же мгновение ночное небо озарилось огнём- то были сотни стрел с горящими наконечниками, которые огненным ливнем обрушились на Всадников, нильфийцев, даркелийцев. Бароу только успел спрятаться под щит, валявшийся подле него, как в него впились несколько. Всадники отступили, и валы - даркелийцы дрогнули. Тут скала нильфийцев тронулась и медленно пошла вперёд. Двигалась тяжело, как гвоздь, вгоняемый в плотную древесину. Нильфийцы дрались молча, тесно сомкнув ряды, даркелийцы прогибались с криками, воплями, к которым примешивались стоны умирающих. Бароу в тот день убил пятнадцать человек, Лионкис - семнадцать. И вдруг с холма, где стояли шестнадцатитысячники раздался громогласный звук горна - даркелийцы отступали. Бароу отёр кровь с лица. «Чья она»?- спросил он себя, потому что уж сильно голова болела, чтобы быть целой. Из кучи солдат, отирающих пот и кровь с лиц и оружия, вышел Лионкис, чёрный как трубочист.
-Жив?- Бароу пожал Лионкису руку.
-А тебе бы хотелось наоборот?
-Ну, ты же сам что-то говорил, типа лучше меч, чем вино.
-Почему, думаешь, они отступили?
-Одно из двух: либо они настолько расщедрились, что дают нам время похоронить павших, либо хотят нас запугать.
-Надо воспользоваться первым вариантом,- после минутного молчания промолвил Лионкис,- и оставить город.
-Да, надо, дай мне двоих бойцов.
-Что?
-Двоих бойцов.
-Зачем тебе?
-Сюрприз, начинайте разгребать тела, и поверь ты мне.
-Хорошо.
Бароу и два бойца ушли куда-то, а Лионкис во главе остатков гарнизона приступил к процессу захоронения. До полудня копали могилы, отбирали нильфийцев от даркелийцев. В итоге, на торговой площади выросло девятьсот шестнадцать холмиков, в каждый из которых был воткнут меч.
Рядом догорал костёр, в который скинули даркелийцев. К  моменту Речи для уходящих появился Бароу и два бойца, что пропали с ним.
«О, Верховные спиры,- начал Лионкис,- к вам  обращается Лионкис, сын Кушхарда, прошу вас о заступничестве перед девятьсот шестнадцатью сынами Нильфийской Республики, погибших в неравном, но справедливом бою. Прошу тебя, Верховный спир Олтейкен, возьми души этих сынов Нильфы и сопроводи их в царствие своё. Прошу тебя, Верховный спир Адильджадж, взвесь справедливо поступки погибших сынов Нильфы. Заклинаю тебя, Верховный спир Панишберуш, вынеси справедливое решение по деяниям этих погибших сынов Нильфы. За чистую голову, за горячее сердце, во имя Верховных спиров. Айлио! Айлио! Айлио!»- воскликнули хором остальные воины.
-Забить мечи,- скомандовал Лионкис. Пять нильфийцев пошли по рядам кладбища, вбивая мечи в могилы.
-Вернёмся, когда всё это закончится, всех нормально похороним, чтобы вместо мечей кресты были. Из чистого золота,- вымолвил он, проглотив комок в горле,- Седлать коней, мы оставляем Олдастан.
Лионкис и Бароу с оставшимися триста  восьмидясетью  четырьмя   воинами выходили из сожжённого и разваленного вчерашней битвой города и уже перебрались через мост, когда Бароу спешился и подошёл к лучнику.
-Брат, дай-ка мне стрелу с воспламеняющимся наконечником,- Бароу взял  длинный нильфийский лук, стрелу, на наконечнике которой трепетал огонь и выстрелил под основание моста. В ту же секунду, как стрела исчезла под мостом, громыхнул огромной силы взрыв, и мост, выплюнув в клубах дыма и огня, пару валунов, обвалился в реку.
-Ну, я так понял, тебе взрывающийся песок уже не нужен, да?- усмехнулся Бароу на удивленное лицо Лионкиса,- куда теперь думаешь?
-Куда? В Астингтон, надо сообщить Сенату о начале войны,- выдохнул Лионкис.
-А трибунал?
-К чёрту трибунал…. Война началась.