Умывальник

Продрогшее от лютых февральских морозов солнце напоминало оранжевую большущую фарфоровую тарелку. Солнце замерло посередине неба, и казалось, что оно боялось даже пошевелиться. Усилится мороз — и промерзшая хрупкая тарелка тут же рассыплется на мелкие кусочки.
 Неподвижное солнце тускло светило на маленькую деревеньку, запорошенную снегом последних февральских вьюг. Сердитый мороз разрисовал солнце белыми перламутровыми красками и обрядил его в легкую и чуточку прозрачную вуаль. На деревьях и кустарниках приморозил кружевные снежинки, словно накинул на них нарядные бальные платья.
Последние февральские вьюги утопили деревню в снегу. Его намело так много, что сугробы в некоторых местах поднялись выше заборов.
 Прошедшие морозы сковали снег в сугробы, накрыв их сверху плотным настом.
День ото дня мороз постепенно ослабевал. Лучики солнца смело и игриво пробивались в хрустальном морозном воздухе. Пушистый чистый снег заблестел и заискрился в лучах согревающегося солнца.
— Пойдем, погуляем после школы, — предложила Танюшка своей деревенской подружке, тоже по имени Таня, живущей в доме напротив. Ее подружка была на год ее постарше. Девочки учились в одной школе. И домой из школы всегда добирались вместе.
— Мороз сегодня не такой уж сильный, да и солнце вон как приглашает!
— Давай дорожку расчистим, в сугробах пещеры и ходы будем рыть!
 —Подружка согласилась. И спустя час девочки вышли гулять на единственную деревенскую улочку, узенькую тропинку, затонувшую в высоких снежных заносах.
 Танюшка тепло оделась. Она натянула толстые штаны на валенки, чтобы снег не заваливался в них, завязала кроличью шапку — ушанку под подбородком. Под воротником длинного пальто, оставшегося по наследству от старшей сестры, намотала шарф, на руки надела теплые вязаные рукавички. И в полной готовности к серьезной и важной работе, с деревянной лопатой в руках, со всего маху и криками восторга рухнула в еще никем не тронутый, мягкий и пушистый сугроб.
Ее подружка, одетая тоже как подобает, уже разбрасывала снег по сторонам с узенькой тропинки, ведущей к ее дому. Она деловито то и дело посматривала в сторону окон соседних деревенских домов, словно хотела, чтобы ее заметили за работой, и, быть может, похвалили. Пушистый снег не хотел слушаться девочку. Он тут же слетал с высоких сугробов и, немного покружив в воздухе, опускался на землю, накрывая девочку легкими снежинками. Вскоре старшей Тане надоело делать бесполезную работу, и она присоединилась к Танюшкиным зимним забавам.
Утопая по пояс в снегу, девочки сооружали в сугробах маленькие снежные лачужки и домики, воображаемые пещеры, длинные и узкие коридоры — ходы. С криками радости и неописуемого восторга они опрокидывались через голову с высоких столбов деревянного забора в самую середину нетронутых застывших сугробов. Они глубоко проваливались в них и с радостными криками и заразительным смехом выбирались наружу, изнемогая от чудесной усталости.
 Стало уже смеркаться. И к этому времени все сугробы возле заборов вдоль деревенской улочки были совершенно разрушены. Единственная узенькая тропочка, по которой можно было пройти, не зачерпнув снега, куда — то пропала, будто бы ее никогда и не было.
Девочки засобирались домой. К тому же они порядком уже намочили свою одежду. Волосы под шапками были такие мокрые, как будто бы они только что вышли из горячей бани.
— Пойдем домой, а то скоро родители вернутся. Влетит нам, всю дорожку завалили снегом. Уж теперь не успеем расчистить, сокрушалась Танюшка, оценив проделанную работу.
— Надо скорее одежду высушить, может быть, тогда никто и не догадается, что это мы весь снег смесили.
И девочки засобирались домой.
— Пить так хочется, — сказала старшая Таня. Она поставила лопату за крыльцо своего дома, заприметив небольшую сосульку на умывальнике, оставленном зимовать на улице. На умывальник была накинута большая снежная шапка набекрень. Таня сорвала сосульку и быстро засунула ее в рот.
— Красота! Слушай, Танюшка, давай договоримся, если родители будут спрашивать, кто разрушил все сугробы, скажем, что это не мы. А то ругать будут, ведь по тропинке теперь совсем не пройти.
— Да они все равно догадаются, — сомневалась Танюшка в правильности предложения Тани.
— Может, догадаются, а может быть нет! — сердито сказала старшая Таня, и лизнула заиндевевший умывальник.
Неожиданный вопль испугал Танюшку.
— О, боже! Язык подружки прилип к умывальнику. Что делать? Что теперь будет? Как же помочь? — мелькали мысли в голове Танюшки.
Слезы ужаса катились из глаз обеих подружек. Ведь дома сейчас никого нет, надо бежать к кому — нибудь из взрослых за помощью. И Танюшка бросилась за ворота, оставив подружку с прилипшим к умывальнику языком.
И тут же она наткнулась на возвращающуюся с работы мать Тани.
— Тетя Нюра, скорее, у Тани язык… Примерз к умывальнику. Нам его не отморозить, скорее, ей больно….
Мать Тани быстро подбежала к потерпевшей дочери, прикрыла с двух сторон язык теплыми ладонями и стала дышать на него.
Язык под теплым дыханием быстро оттаял, а испугавшаяся Таня виновато смотрела на мать.
— Небось, вы все сугробы — то спустили? — строго спросила мать свою дочку.
Девочки переглянулись.
— Мы — честно сказала Танюшка. — Но мы завтра все расчистим. Мы и сегодня собирались, да просто заигрались немножко.
— Уж расчистите завтра, раз нахулиганили. А то ведь и по деревне не пройти, словно Мамай какой — то пронесся.
И еще немного постояв, девочки побежали по домам.
— В какое время завтра будем снег разгребать? — вопросительно кричала Танюшка, стремглав несясь к своему дому.
— Так с самого утра. Ведь завтра выходной! — еле выкрикивала пострадавшая Таня.
— Тогда до завтра! — И Танюшка радостно внеслась в теплую натопленную избу, совершенно не боясь, что ее будут сегодня ругать за проделанные чудесные зимние шалости.