Мой добрый дядюшка Кошмарский-5

       ГЛАВА 3. ЗА МИЛЫХ КЫЗЫ


                «Друзья – это родственники,
                которых
                мы выбираем себе
               
                сами».
                (Очень точное народное
               
                наблюдение).


- Итак, начнём, пожалуй, - я поудобнее разместилась на мягкой шкуре, - может быть, всё-таки для начала повесим Гитлера на его собственных подтяжках или расстреляем Бату-хана из тугих монгольских луков? Ну, не нравятся они мне, что ни говорите.

- Не отвлекайся, Катажина, - ответил Кошмарский, у тебя нет с ними общих узлов истории - не тебе ими и заниматься.

- Жаль. Тогда, как договорились, займёмся коррекцией генетики. А мировых злодеев пущай потрошит профессиональный спецназ.

- Именно так. А мы начнём с двух твоих самых болезненных предков. Правь свою генетику, если захочешь, а мы поможем, если понадобится.

- В какую эпоху отправимся вначале?

- Начнём издалека, со времён завоевания Сибири казачьим войском атамана Ермака. Думаю, тебе придётся почувствовать некоторые странности истории и кое-чему даже удивиться в ней.

- Считайте, что уже удивляюсь. Это ж какие исторические дебри! Почти пятьсот лет прошло. В семейной памяти с тех времён уж точно ничего не осталось. Знаю только, что сибирские казаки у нас в роду были. Точнее, семиреченские.

- И не только они. Уж не думаешь ли ты, Кася, что беглые искатели воли и лучшей доли брали с собой обоз с перинами, сковородками и девицами?

- Ага, ещё тостер и электрокофемолку не забудьте. Нет, конечно же, брали котомку с сухарями, лапти да рваный кафтан. Всё остальное добывали в бою, в том числе и невест. А невесты в тех краях были уж точно не Мария с Анастасией, а Зюлейка, Лейла и Гюльчатай.

- Правильно, так оно и было. Но добывали их чаще всего не в бою.
- А как же иначе – в полевых-то условиях? – искренне удивилась я.
- Имей в виду, Катажина, что твои предки были люди исключительно мирные и боевой пыл понапрасну не тратили.
- Ага, - хмыкнула я, ехидно глядя на дядину карабелу.
- Но то ж, если война, если поход. А хорошую невесту надо брать не грубостью и силой, а галантностью и лаской, поверь уж моему опыту.

Тут Эльжбета мечтательно вздохнула, а следом за ней – и Ядвига с Вандой.

- Охотно верю, дядюшка. Кстати, в наследство от своих галантных сибирских предков лично я получила азиатские скулы при светлых, прямых и не поддающихся завивке волосах и светлой коже. Не кажется ли вам, что такое сочетание – полнейший нонсенс?

- Ну, нонсенс – не нонсенс, а работать надо, - резонно рассудил дядюшка, - вперёд.
- Вперёд, - согласились мы, - жми, Ясенька, на кнопки!

Яська сосредоточенно заработал мышью:
- Дед, надави вон те две кнопочки – рука не достаёт, клавиатура слишком большая.

Дед Гжегош солидно, словно всю жизнь только этим и занимался, надавил на красную и зелёную кнопки. На экране вспыхнула переливающаяся точка, быстро увеличиваясь в размерах…

- Дед, синюю кнопочку, - сказал Яська, давя на клавиши двумя руками, - сбавим мощность, иначе откроется портал, и мы попадём туда раньше времени.
- Пошло, пошло изображение. И не только!
- Матка боска, что за красота!

Ощущения нахлынули все и сразу…

     Кто говорит, что азиатские степи унылы и пустынны? Свет – море света, запах, вкус и звук – оглушающий звук не поющих, а надрывно орущих кузнечиков ворвались в комнату как торпеда.

Перед нами открылась бескрайная равнина, покрытая ковылём. Небо ярко–голубое, брызжущее светом, без единого облачка.

А солнце – этого вообще не передать. Оно не жгло, а лилось бело-золотыми потоками, в которых хотелось купаться. Что и делал воздушный акробат – жаворонок с восторженным песнопением. И густой запах степных трав. И море – до горизонта – серебристо-белые волны ковыля…

- Боже мой, люди, как вкусно жили мои предки!
- Не отвлекайся, Касенька, смотри.

     На экране появились два всадника - на пятнистом и угольно-чёрном конях. Послышалась песня. Обычная, протяжная, народная. Но почему так сильно защемило сердце? Оказывается, не всё забылось за пятьсот лет, не всё. Эта мелодия врезалась в мою память с раннего детства. Помнится, бабушка всегда мурлыкала её за шитьём. А поскольку я в такие моменты привычно крутилась рядом, по мере силёнок участвуя в процессе, то и песня запомнилась. И не столько слова, сколько щемящая, берущая за душу мелодия. Больше нигде и никогда эту песню я не слышала. Она пришла в мою жизнь и ушла из неё вместе с бабушкой Клавой – маминой мамой. А её научила её бабушка, а ту – её. Жаль, что я не пою. Так постепенно и слова позабылись. И вдруг…

                «Анюта, свет голубушка, 
                Мой аленький цветок,

(Бабушка, помнится, пела про Танюшу свет голубушку.)

                Прими в подарок, любушка,
                Лазоревый платок», - выводил приятным баритоном молодой чубатый парень в сдвинутой на затылок шапке.

- Ах, какой шляхтич, - вздохнули в один голос паненки Кошмарские.

- Не шляхтич, а казак, - поправила Эльжбета.

- Но как хорош собой, маменька…

Я вгляделась в парня. Было в нём что-то такое…

Он не походил на современных мне людей. Подумалось: что ж в нём такого нереального?

     Вроде бы парень как парень. Молод, по-кошачьи гибок, но силён; светлоглаз и светловолос. И красив особой, забывшейся людьми былинной красотой. Именно таким можно было представить молодого Добрыню Никитича – не дебильного прапорщика из дешевого подголливудского мульта, а настоящего, былинного. А нереальной казалась спокойная уверенность молодого человека. Он был до невероятности уверен в себе, своей жизни и поступках при полном отсутствии какого-либо снобизма. Пожалуй, именно это больше всего поражало меня в наших экскурсиях в прошлое – врождённая уверенность и чувство собственного достоинства, ныне, к сожалению, напрочь вытравленные из душ и душонок многих моих современников, в которых всё чаще можно найти вместо них лишь мелкую крысиную зависть и тупое самолюбование.

«И помни казака», - тенором вывел второй парень, сидящий верхом на ладной лошадке оригинальной расцветки из чередующихся пятен разных оттенков бежевого цвета с белым. Молодой казак был курносый, кареглазый и улыбчивый. Румяную физиономию не уродовал небольшой шрам на левой щеке и отрубленная мочка левого уха. Симпатичные ребятки – молоды, но повоевать обоим, видно, пришлось.

- Что это за бравые вояки, дядюшка?
- На вороном коне – Ванька Пардус, а второй – Гришка Рваное ухо. Хлопцы бывалые и сметливые, не в одной схватке участвовали.
- И далеко ли путь держат молодые казаки?
- В данный момент едут в Москву с важной грамотой от сибирского казачьего атамана Ермака к самому царю.
- Это не к Грозному ли?
- К нему самому.

- Б-р-р, рисковые парни, однако. И охота им проблемы искать на свою буйну голову?
- Что поделаешь, служба. Не по своей воле едут.
- И кто же из них мой предок?
- Выбирай.

- Признаться, я могла бы гордиться при любом раскладе. Так кто же?
- Увы, никто. Твоим предком должен был стать Иван, но тут завязался серьёзный исторический узел, и всё сломалось.

- Жаль, искренне жаль. Такой славный юноша. И прозвище ему полностью соответствует – умели всё-таки казаки поименовать – не в бровь, а в глаз. Пардусами раньше на Руси называли гепардов. Хотя, конечно, странно, откуда в те времена в наших местах о гепардах знали? Зверюшка-то как есть африканская, а где та Африка!

- Почему бы не знать, ещё как знали. В то время они ещё встречались и в Азии. Да и не так далеко та Африка, если хорошо подумать, за морем.

- А сколько того моря…

- Так. Пардусов привозили в Европу на продажу, и богатые паны, склонные к оригинальным поступкам, часто использовали их вместо гончих собак. Эта киса довольно легко приручается, хоть и требует особого ухода, а бегает, поверь мне, быстрее самой лучшей собачьей своры, да и убойная сила у неё побольше будет, если дичь не очень крупная. Зубра, к примеру, не возьмёт.

- Ну, и не надо, - меланхолически проговорили мы с Саней, - зачем нам такая гора мяса…

- Ну, что вы! Мясо, прошу панство, на рынке, а охота – это святое. Эх, какие охоты были у нас в Полесье, - пан Кошмарский на минуту отвлёкся от постылой роли ментора–зануды и мечтательно зажмурился, сразу превратившись в прежнего бодряка–весельчака, (старый Гжегош крякнул, закрутив седые усы кверху), - загляденье! Надо будет как-нибудь устроить. Но ближе к делу. Именно сейчас всё и начинается. По дороге в Белокаменную хлопцы решили сделать ещё одно важное дело.

- Интересно, какое?
- Едут сватать за Ивана сестру жены Григория.
- Ой, как интересно! – проверещали мы с девчонками, - и где же невеста?
- На кочевье, с роднёй.
- Эк, как история закрутилась. Хотя стоило ожидать что-нибудь подобное, удивляться нечему. И что же их свело?
- Судьба, судьба. Хоть начиналось всё очень печально – с эпидемии.
- А что за болезнь-то?

- Трудно сейчас и сказать. Тогда это называли «чёрный мор». Много народу погибло. Из всего кочевья в живых остались только дед Мурад, его внук Ринат, да внучки Гюльнара и Анноир. И казаков болезнь не пощадила – наши хлопцы тогда тоже остались сиротами, но еле живых аборигенов русские переселенцы подобрали и выходили. В начале, как водится, мальчишки дрались, а потом подружились и стали словно родные. А когда подросли, Гюльнару – старшую из сестёр – выдали замуж за Григория. Добрая семья сложилась. Сейчас лето, и Галька с детьми тоже живёт у деда – мальчонка младший у них занемог – кашляет, так дед его кумысом отпаивает. Дед Мурад у нас большой знаток по части кумысолечения.

- О, коллега, тоже курортологией занимается, - умилились мы с Сашей.

- Можно сказать и так, - улыбнулся дядя, - он многих вылечил, как и вы оба.

Так вот, продолжим семейную историю. Ване по сердцу пришлась младшая сестра – Анноир, казаки её называют Анютой, и надо сказать, страсть взаимная.

- Ивана мы уже видели, а как она, симпатичная?

- Не то слово. Паненка умна и красоты редкой, пара должна была состояться удачная, если бы не каприз истории.

- Да, чего только не бывает в подлунном мире, - задумчиво протянул Саша, - я одно не понимаю, когда они в таком молодом возрасте успели и повоевать и семью завести?

- Жизнь у них была нелёгкой, опасной и часто недолгой, - разъяснил многомудрый дядюшка, - вот и приходилось всё делать быстро и везде успевать. Опять же, время на учёбу в университетах не тратили, их сама жизнь учила. У «братки Ринатки» уже шестеро детей. Правда, он и немного старше их будет.


     А несбывшийся предок продолжал импровизировать на ходу. Теперь казак из песни ехал и вёз:

                «На родину желанную
                В далёкие края
                Посланье атаманово
                Для Грозного царя…»
                «Ивана свет Васильича», - привычно допел Гриша.

- Как ты, Ваньча, легко слова в песню складываешь – так и льётся, так и льётся. Ты у нас прямо акын.

- Да знаешь, Гринь, само как-то складывается, мне и трудиться не надо. Нешто я один такой акын? Вон, твоя Галька весь час щебечет – что видит, то и поёт. Ровно птица – жаворонок. И дочка подпевать начинает.

- Ничего, Ваньча, ты моих деток крестил – скоро и я твоих крестить буду. Анютка-то, поди, заждалась, когда друг сердечный Ваня приедет, все глазыньки проглядела.

- Да оно-то всё так, всё путём…

- Что с тобой, братко? Радоваться надо, а ты темнее тучи. Сам на себя не похож.

- Ой, Гриня, чёй-то тяжко на сердце, прямо камень пудовый, а отчего – не пойму.

- Да чё те горевать! Подумай только: невеста – лапушка выросла, маков цвет, хозяюшка, умница. А любит тебя как! Сильнее, наверное, только ты её любишь. Даст бог, скоро вдвое кумами станем.

- Да, хороших девчонок дедко Мурад вырастил. Красивые они, светленькие – словно как русские девки.

- А ты разве не знал? Бабка-то у них не то из немчинов, не то из ляхинов была, сейчас уж никто и не вспомнит.

- Откель такая взялась-то?

- Кто бы знал. Её, сказывают, совсем малой в кибитке нашли. Всю семью хунхузы побили, одна она в живых осталась. Откуда ехали, куда, - то неведомо никому. Хорошая бабка была, говорят, душевная. Жаль, что померла тогда, в чёрный мор. Дедко Мурад так и не женился после неё – видать, шибко любил.

- Ох, и ни фига себе, дядюшка, как всё запутано!

- А ты как думала, Катажинка. Когда слышишь бредни о «чистой» нации – можешь ей только посочувствовать, ведь совсем без примесей чужой крови и культуры человеческое общество превращается в стаю выродков.

- Это как же получается – кто кого сгрёб, тот на том и оженился? В этом случае тоже получается стая дикарей.

- Зачем же. Всё надо делать с умом. В том числе и семью заводить. Свежая кровь никогда не помешает, но свои традиции терять нельзя. А генофонд не так легко нарушить при разумном пользовании.

- Евгеника, да?

- Она и есть. Очень мудрая наука, опять же, при разумном использовании.

- Там, откуда я сюда попала, очень модно сейчас говорить о «чистых» нациях, о «коренных» и «пристяжных», даже о «неполноценных», а вот о евгенике господа выродки не вспоминают.

- На то они и выродки. Ну их всех к монахам, пся крев. История решит как надо. Не отвлекайся. Наши герои уже подъезжают.


     Вдали показались какие-то временные строения из войлока, распряжённые кибитки, загоны для скота и сам скот, мирно пасущийся неподалёку. От стада развалистым галопом приближались два крупных лохматых зверя, больше всего похожих на медведей, но почему-то песочного цвета. Маркиз отреагировал на их появление сурово: вздыбил шерсть на согнутой в дугу спине и утробно заурчал:

- С-с-соба-а-аки!!!

Это действительно оказались пастушьи собаки одуряющих размеров, но с довольными и, можно даже сказать, улыбающимися мордами. Два бобика каждый размером почти в лошадь приблизились, вращая лохматыми хвостами – мётлами, и стали активно ласкаться. При этом стоит заметить, что привычных коней они нисколько не напугали, а казаки спокойно потрепали «пёсиков» по холкам, не слезая с седла и не останавливая движения. Собачки присмирели и составили почётный эскорт. Маркиз презрительно сплюнул и повернулся к экрану хвостом.

     Из юрты выглянула женщина, всплеснула руками и что-то радостно прокричала внутрь. Ой, что тут началось! Откуда в трёх юртах набралось такое количество голопузой ребятни – неясно, но неслись они навстречу гостям наперегонки, с гиканьем и радостным визгом в немалом количестве.

     Сухощавый морщинистый старик с удивительно молодыми глазами вынес чашу с кумысом. Казаки спешились, отпили с удовольствием из чаши, обнялись с «дедкой Мурадом». Тепло поздоровались с «браткой Ринаткой», молодым мужчиной с чёрными щегольскими усами над белозубой улыбкой. Худенькая высокая Гюльнара старалась вести себя чинно – как же, мать семейства, а замурзанные карапузы облепили «дядю Ванцю» и «папу Глису», которые тут же устроили массовую раздачу сладостей и прочих приятных мелочей, которые так греют детское сердце. Недалеко от сестры, скромно потупившись и зардевшись от долгожданной радости, стояла невысокая стройная девушка.

- А-ах! – выдохнули зрители в один голос. Молодые шляхтичи приосанились и закрутили усы.

- А вот, Катажинка, твоя будущая пра-пра- и т.д. – бабка. Посмотри, какая прелесть!

     Да, посмотреть было на что, точнее, на кого. Действительно, природа иногда творит настоящие чудеса. И в данном конкретном случае смешение генов Востока и Запада оказалось на редкость удачным. Как бы её описать поближе к оригиналу и при этом обойтись без штампов? Кожа бархатистая и умеренно смуглая, румянец её только красил. Косы пышные, длиной почти до земли, каштанового цвета. Большие карие глаза с длиннющими ресницами, формы скорее не азиатской, а древнеегипетской. О лёгкой точёной фигурке с тонкой талией, маленьких ручках и ножках уже и не говорю.

В наше время таких девушек нет, чисто из чувства самосохранения. Они бы погибли от зависти окружающего стада. Короче, пра-пра – и т.д. – бабка была просто чудом, драгоценным самородком из азиатской степи. И другие мнения не принимаются.

Других мнений и быть не могло. Милая кызы сразу же полюбилась всему семейству Кошмарских. А у меня появился законный вопрос. По существу дела.

- Дядюшка, робко прошептала я, - а ведь мы с ней ни капли не похожи!

- Ну, какое-то сходство, быть может, и есть, но очень небольшое. Её чистая кровь в будущих поколениях будет жестоко забита неудачным браком.

- Но гены-то остались!

- Гены остались. Спящие. Хорошо бы их разбудить – сердечно жаль, что такой шедевр природы пропадёт без пользы. Но пока всё хорошо. Смотри, влюблённые встречаются. И только от нас, а больше всего от тебя зависит удачный исход данной встречи.


- Здравствуй, Анюта!

- Здравствуй, Ванча! (голосок нежный, серебряный, такой бывает только у молоденьких восточных девушек, да и то далеко не у всех), - Анноир подняла на Ивана светящиеся счастьем глаза, - надолго?

- Нет, лапушка, Едем с Гриней далеко. Письмо везём важное.

Он вытащил из дорожного мешка свёрток и бережно подал его девушке:
- Вот тебе от меня подарочек, любушка…

Красивейшая кашемировая шаль бирюзового цвета с изящной вышивкой золотыми нитями мягко легла на плечи девушки.

- Любо, кызы моя ненаглядная?

- Любо, Ванча, - Анноир прижалась к груди парня.

- Ну, ладно вам, ладно, молодёжь, - дедко Мурад хмурил брови, а глаза по-доброму смеялись, - зови гостей в юрту.

- Какая красивая шаль, под стать бабуле, - вздохнули мы с Сашей, - умели раньше красоту делать.

- Она не расстанется с этой шалью всю оставшуюся жизнь, - печально сказала Эльжбета, - в ней бабушку Анноир и похоронят. В тридцать семь лет.

- Какой ужас! Такую молодую! Говорите скорей, что мне делать?!

- Пока наблюдай. Историю менять непросто, тут главное – удачно подобрать момент вмешательства.

- А кто есть кызы? – спросил любопытный Марек.

- Девочка, девушка, дочка. У нас тоже раньше резвую девчушку любя называли коза, козочка, и глупых ассоциаций это слово у людей не вызывало.

     После традиционных вопросов о здоровье и приплоде скота Иван с Григорием отвели деда Мурада в сторонку.

- Разговор есть, дедко.
- Ну, говорите, что задумали, - дед чинно разгладил бороду, а глаза улыбаются. Подросли мальчишки, вон, какие серьёзные стали. Мужчины. Воины. А всё равно мальчишки. Думают, что не догадывается старый Мурад, зачем позвали. Наконец-то у внучки с Ванчей всё сладится, совсем извелась девчонка, ожидая любимого батыра…

- У вас товар – у нас купец, у вас красна девица – у нас добрый молодец, - провозгласил сват Григорий.

- Отдай за меня Анюту, - не выдержал Иван, - люблю её с малку больше жизни. Дождаться не мог, пока подрастёт.

- Какой ты, однако, быстрый, батыр, - дед явно прикалывался, но по-доброму, - а Анноир любит ли тебя?

- Дедко, ну почто мучаешь? Знаешь ведь.

- Ладно, ладно уж. Горячий, однако. Для порядка спрашиваю. Сватался тут к ней намедни Юнус, сын бая Юсуфа. Вы его ещё малыми Понос Юсуфович величали…

- И что? – с замиранием сердца спросил Иван.

- Отказал. Богатый бай. Важный. Коней много. Баранов много. Верблюдов много. Юрт много. Счастья мало внучке будет. Не люб ей Юнуска, да и хворает он шибко. Ты ей люб, Ванча, давно это знаю, да и все знают, радуются за вас. Анноир, где ты? Подойди к нам, кызы.

- Я здесь, дедушка, - тут же словно из земли выросла Анноир. В новом платье, в любимых бирюзовых серьгах. В новой шали. Красивая…

- Говори мне честно, в глаза, внучка, любишь батыра?

- Больше жизни люблю, дедушка, - зарделась Анноир.

- Вот и хорошо. Вернётся домой Ванча, - свадьбу играть будем. Радоваться буду за вас, молодых. Только ждать долго надо. Будешь ждать, внучка?

- Де-е-едушка!

     Вечером к сидящему на кошме деду подошёл Иван. Спросив разрешения, сел рядом. Подошёл Ринат и после дедова кивка тоже сел на кошму, скрестив ноги. Помолчали. Стемнело. Дед Мурад поворошил прутиком костерок, посыпались искры.

- Дедко, стережись, мизгирь!

Дед только повёл бровью, и огромный – с детский кулак – мохнатый тарантул послушно сгинул во тьме.

- На свет пришёл. Пришёл – и ушёл. А убивать нехорошо. Жена не велела, любила она зверушек. Всё живое любила.

Посидели молча, глядя на живой огонь, ещё некоторое время.

- Едете, сынок?

- Надо ехать, дедко. Атаман посылает.

- Понимаю, служба. Письмо белому царю везёшь? О чём, если не секрет?

- Секрет, дедко, нельзя говорить.

- Нельзя – не говори. Сам знаю. Просит атаман царя Сибирь под свою руку взять.

- Что кочевые люди об этом говорят?

- Разное говорят, сын, разное. Баи зубами скрипят, злятся. А таким, как мы, и злиться нечего. Баи всё у бедных людей отняли, спасу нет от окаянных. Может, хоть под белым царём нам лучше будет?

- Может, и будет.

- И ещё говорят люди, - добавил Ринат, есть в большом городе Москве злой купец Строган, так вот его опасайтесь пуще всего. Хочет он наши земли под себя забрать, белым ханом в Сибири сесть.

- Будьте осторожны, Ванча, - подтвердил слова Рината дед Мурад, - он всё сделает, чтобы вас погубить и грамотку забрать.

- Слыхал я о купцах Строгановых, - кивнул Иван, - живут они не в Москве, но бывают там по торговым делам часто. Может быть, бог милует – не встретимся. Они деньги под проценты давали атаману и оружие для похода, плохое оружие, кстати, осечки даёт. Вот и считают, ежели деньги давали, то и Сибирь для них завоевали. Сам Ермак Тимофеевич остерегал быть от них подальше.

- Вот видишь – Ермак дурного не посоветует, - согласно закивали головами родственники.


ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/04/01/773