16. Цыган, Гудок, Кишка и другие

   
      «Было, было, не скрою… У меня есть грехи…
      Целовал я девчонок. И писал я стихи,
      И с друзьями, бывало, пили водку взахлёб,
      Чтоб не знать и не видеть… И забылось всё чтоб…»
      «НА ИСХОДЕ ПУТИ». Моё стихотворение.
      http://www.stihi.ru/2009/07/22/1836
      
      «У города Горький, где ясные зорьки,
      В рабочем поселке подруга живет…»
      ИЗ ПОПУЛЯРНОЙ В ТЕ ГОДЫ НА РАДИО СОВЕТСКОЙ ПЕСНИ.
      
      После курсов в Батайске меня вместе с группой таких же, как и я романтиков, распределили работать в город Горький, в Энергомонтажный поезд № 3 треста «Трансэнергомонтаж» Министерства транспортного строительства СССР. Выписали нам специальные служебные билеты, как работникам железных дорог, и мы поехали. Всего в группе, насколько помню, было четыре или пять человек. С двумя парнями, друзьями-одногодками из Семикаракорского района Ростовской области, Валерой Нестеренко (он же Цыган) и Алешкой Гудковым (Гудок), у меня сложились приятельские отношения еще во время учебы. А вот один из членов нашей бригады – Николай, по кличке Коля Питерский (хотя он в Питере, кажется, ни разу не был) – был мне недругом. Мы с ним однажды на танцах в Батайске схватились: мне не понравилось, как он с девушкой обошелся, которая не захотела с ним, пьяным, танцевать. Он нахамил, я вступился, ну, естественно, потом – «пошли, выйдем», а на улице – за ножи. Да, да – из песни слов не выкинешь, взялись за ножи. Правда, до драки дело не дошло, всё же оба были не дураки, и еще не совсем пьяные, чтобы на ножах драться. Просто поугрожали друг другу, да и разошлись. И вот – поехали в одном вагоне…
      До Горького доехали благополучно, там оформились на участок. И опять «везение» - на участок в Сергаче, где строилась линия автоблокировки (СЦБ), отправили большую группу рабочих-электромонтажников, в которую снова попали я и Коля Питерский.
      Видя такой расклад судьбы, я стал психологически готовиться к неминуемому столкновению с Питерским. И оно произошло, в пути следования, в ночном тамбуре плацкартного вагона пассажирского поезда Горький – Казань…
      До отъезда в Сергач произошла еще одна штука. В одном из кабинетов конторы ЭП-3, в котором нас устроили ночевать на матрацах на полу, после ужина, который, конечно, не обошелся без выпивки, прямо на матрацах затеяли игру в очко. Играли и новенькие, и несколько мужиков из постоянного состава трудового коллектива поезда, которые, как правило, работали в Горьком, а жили в вагончиках рядом с конторой.
      Играли сначала на довольно мелкие ставки, потом разошлись и стали играть всерьез. Короче, почти все вновь прибывшие проигрались в пух и прах, и местные ушли с выигрышем, не дав нам даже отыграться. Конфликтовать мы не стали, решив, что когда-нибудь бог шельму пометит.
      В Сергач ехали в несколько подавленном настроении, что и сказалось на том, что водка (на неё деньги нашлись, конечно), подействовала на почти всех скверно, разбудив агрессию. Видно, под действием той водки я и оказался в тамбуре в боевой стойке напротив Коли Питерского…
      У Коли была хорошая финка с наборной разноцветной рукоятью, у меня – складной нож с длинным узким лезвием, что-то типа стилета, который я отточил до бритвенной остроты. Я часто показывал его парням, демонстрировал его остроту, сбривая волосы на своей руке, показывал и своё умение обращаться с ножом… В общем, если бы я в том тамбуре ударил Колю своим стилетом, то рана была бы серьезная. Но и Колин удар финкой мог бы отправить меня на тот свет, потому что парни из Ростова и Батайска умели при случае поставить врага на перо.
      В тамбуре мы успели сделать только по паре выпадов, как на нас вывалилась толпа народа, и мужики связали нам руки, при этом не раз ощутимо стукнув по шее и по бокам. Честно говоря, я был этому рад, потому что всё-таки уркаганского во мне ничего не было, и резать человека за просто так мне совсем не хотелось… А с Колей мы потом почти подружились, по крайней мере, больше не делали попыток подраться.
      В Сергаче нас не оставили, а направили жить прямо на трассу, в передвижные вагончики. Работали мы весь световой день, а кормились в котлопункте, куда за питание надо было внести деньги. А деньги-то были проиграны! Но кое-как всё обошлось, всё наладилось… Налаживались отношения, набирался опыт работы, навыкалось к специфике труда тело. Поначалу мы ползали на монтерских когтях по столбам, крепко обнимая их и прижимаясь к ним всем телом, как к любимой женщине, из-за чего одежда наша пропитывалась креозотом (вещество для антигнилостной обработки деревянных опор и шпал) насквозь, и кожа от креозота горела и чесалась. Потом научились прямо-таки взбегать по опорам, почти не держась за них руками, только поддергивая вверх цепь от монтажного пояса, которой пристегивались к столбу. А где-то в середине лета, работая уже на бетонных круглых опорах, наловчились до того, что только поднимались вверх на специальных алюминиевых лазах, а добравшись до траверз с проводами, сбрасывали лазы вниз, чтобы на них на следующий столб взбирался напарник. Спускались вниз уже без лазов, обхватив столб ногами в брезентовых штанах и кирзовых башмаках. Из-за этого штаны на нас «горели», в первую очередь расползались швы, и мы их скрепляли алюминиевой проволокой. И при ходьбе такие штаны звенели проволочными скрепами, и мы ходили, как какие-то американские или мексиканские ковбои, шурша широкими штанинами и звеня «шпорами»…
      Через какое-то время, из-за скандалов с поварихой, котлопункт закрылся и мы стали готовить себе пищу самостоятельно. Парни быстро сообразили, что проще всего готовку взвалить на меня, и поручили мне это дело, наградив званием «Главкишка». А товарища нашего, который помогал готовить или сам всё делал, когда меня не было, назвали просто Кишкой. Ну и, само собой, при распределении этих званий учли и способности наши поглощать приготовленное варево… :)
                * * *
      О подругах: при нашей кочевой и вольготной жизни, женщины у нас, конечно, были. Но, как правило, особого свойства… Впрочем, мои друзья-товарищи особо-то этим вопросом не заморачивались и при необходимости брали себе то, что попадалось под руку. В лучшем случае это были холостячки из строительно-монтажных поездов, которые всегда трудились на объектах поблизости от нас, энергомонтажников, в худшем – дешевые (за стакан вина или водки, куда уж дешевле!) «Наташки» - бля*и с вокзала.
      Мы с Погребным такого отношения к девушкам не разделяли, поэтому много времени уделяли поиску более или менее приличных подруг. И в Иваново мы с ним познакомились с несколькими хорошими девушками, с двумя из них завязав довольно близкие отношения. Эти девушки работали в Госбанке, «моя» - в инспекторском каком-то отделе. (Сергей, как мне потом рассказали друзья, женился на своей ивановской подруге.) Мою девушку звали Рая, была она довольно симпатичная и с хорошей фигурой. Были у неё, конечно, и свои недостатки – любила командовать и при этом очень хотела выйти замуж. Рая была себе на уме, позволяла мне многое (я даже несколько раз ночевал у неё, спали в одной постели), но до полной близости не допускала, видимо, решив, что таким образом непременно подвигнет меня на решение жениться на ней.
      У Раи была двоюродная сестра Ира, которая хотя и была местной, ивановской, но работала в СМП, постепенно перенимая у тамошних девиц все их повадки и манеры. Ира была на вид очень сексуальна и доступна, а славилась тем, что, выпив, плакалась любому попавшемуся мужику в жилетку о том, что её соблазнил и бросил какой-то ухарь. От ухаря Ира забеременела и сделала аборт, при этом ей повредили матку, и она больше рожать не сможет. И вот, если между Ирой и мужиком случалась «любовь», то во время этой «любви» Ира рыдала во весь голос и материла всех мужиков, в том числе и того, кто был в этот момент с ней. Однажды Ира обматерила и меня…
      После этого случая, о котором Ира, конечно, рассказала Рае, отношения наши, хоть и не сразу, но сошли на нет…
      После Раи и Иры у меня еще были девушки, в Сергаче и Тюмени, в Удмуртии и в Узбекистане. Но имен их я не запомнил…
      Почему всё это со мной происходило?.. Я мотался по стране, встречая всё новых и новых девушек и женщин, между нами завязывались отношения, но ни одна из этих найденных новых подруг не могла заслонить собой образ той девушки из Мурманска, которую я всё не мог забыть, как ни старался. Если поначалу (когда я еще надеялся, работая в монтаже, заработать хорошие деньги, накопить на кооперативную квартиру и машину) я хотел явиться таким себе принцем на белом коне пред светлые очи своей девушки-мечты и её родителей, то по прошествии времени я осознал, что этим моим сладким надеждам не суждено сбыться. Честно заработать много денег в то время было невозможно (платили немного, да еще и обсчитывали при расчетах). А нечестно я не умел. И поэтому я уже понимал, что та ранка в моей душе, которая образовалась на месте бывшей мечты, не заживет никогда…
      И она действительно не зажила, хотя, конечно, время и возраст постарались, зарубцевали её (я даже женился через несколько лет, и жена родила мне детей). И всё же, иногда, при неосторожном прикосновении к ранке, она начинает болеть и кровоточить…
      -----------------
      На снимке: слева направо, верхний ряд – Сергей Погребной «Кишка» и Федя Татарин. О Феде, кроме имени, ничего не помню. А Сергей попал в монтажники, имея высшее образование. Он сбежал от тещи, которая за что-то (не помню) терроризировала его. Через несколько лет, уже после моего ухода из монтажников, Сергей женился во второй раз, на какой-то девушке из Иваново, одной из наших общих знакомых…
      Нижний ряд – Леха Гудок, «Главкишка» и Валерка Цыган. Примерно через шесть лет после тех событий, о которых здесь рассказано, я приезжал в гости к этим ребятам в колхоз под Семикаракорами. Посидели, пообщались, потом съездили на рыбалку и за виноградом. Но как-то все было не то. Не было в общении между нами прежней теплоты, какой-то особой дружественности. Может, из-за того, что я тогда уже работал в торговле, и приехал не просто в гости, но и по торговым делам? В общем, больше мы не встречались…
      Кстати, на этой фотографии заметно, что я похож на своего папу, но еще больше на его отца - моего деда Петю (см. фото "На переломе")...
      Фото из моего архива.