Конформизм

В последнее время Она почти всегда засыпала с собакой, которой у нее не было. Пса звали Конрад Карлович, ну, и или просто – Михельсон. Хотя правильнее будет сказать, что его не «звали», а «звала», потому как на самом-то деле Конрад Карлович не существовал ни для кого, кроме нее. Перед тем как заснуть, они обнимались. Инициативу в обнимании больше проявлял не Михельсон, а Она. То ли у Конрада Карловича лапы не поднимались от стеснения, то ли еще что, но, к слову, он предпочитал об этом помалкивать. Он складывал на Нее свои пушистые лапки с мягкими розовыми подушечками-пальчиками только после того, как Она уже вовсю обхватывала Михельсона и тыкала свой нос в его мохнатую песочную грудь. Засыпая, они начинали громко сопеть, наполняясь внутренним спокойствием и великодушной толерантностью ко всему. Такой сеанс сна можно было сравнить с походом к психологу или с чтением Мураками. Приходишь к врачу весь отягощенный каждодневными и порой неразрешимыми и надуманными проблемами, а выходишь уже спокойный, со знанием дела и примерной стратегией дальнейших действий в голове. То же самое после чтения Харуки (по крайней мере, у меня). Просыпалась она самодостаточной. А Михельсон – вытягивал передние и задние лапы, становясь таким образом почти бодрым. Она брала его, еще не совсем отошедшего ото сна, и несла на кухню. Садилась на стул и начинала качать Конрада Карловича на руках. Несмотря на то, что собака была весьма большой по размеру, она была легкой. Такие домашние карусели Михельсону очень нравились, он начинал улыбаться и лизать ей шею. После этого Она понимала, что пес совсем уже проснулся и поднималась со стула, сажая на него Конрада Карловича. Она давала ему сушеных овощей и морковного соку, а себе наливала фруктовый или травяной чай. «Ням-ням», говорил Михельсон. «Мур-мур», - отвечала Она и они продолжали жить.