Рассказ о Вавиле

     – Моя очередь подошла рассказывать,- молвил Капитон.

     Врать не буду, не умею, да и отец мой шибко не любил враньё, ремнём солдатским учил правду говорить. А он довольно крутой был, под горячую руку не попадайся! С фронта пришёл раненый да контуженый. Уважал я его шибко, особенно за то, что не приклонен был, за правду стоял, как за Сталинград в своё время.

     Расскажу я вам, что деды наши от своих дедов слышали. Приготовьтесь слушать древнюю историю, а кто слышал эту бывальщину, не мешайте сказывать, а, в случае, ежели забыл что или перепутал, поправьте. Начну не так, как сказки обычно рассказывают “в некотором царстве, в далёком государстве” – сразу видно, действие в сказке к любому месту прилепить можно, а в моём рассказе-бывальщине место конкретное указано, а именно, всё, о чём рассказывать буду, происходило на берегу реки Большой Аев, недалече от места впадения в него Малого Аева. Есть такая река, в Иртыш впадает, а время… ещё когда звери и птицы не пуганы были, так как людей мало в диких непроходимых урманах сибирских.

      Медведь да сохатый чуть ли не на каждом шагу встречались. Стук топора редко раздавался в дремучей тайге. Тайга к редким сёлам-деревням вплотную подходила, а в ней хозяева леса – лешие да черти жили, лес сторожили, а зимой вьюжной да морозной в картишки играли, да истории разные про лесных жителей рассказывали. В болотах да в речках водяные с русалками жили, к кикиморам в гости ходили, про жизнь водную говорили. Вольготно жилось лесному да водному народишке. Лешие, черти, баба Яга людей тогда не забижали, на ягодное да грибное место выводили, а затем дорогу домой указывали. Бывали, правда, случаи, когда какой-нибудь чертёнок или лесовичёнок баловства для водили  ягодников да грибников по лесу по долгу, смеялись над глупостью человеческой, над тем, что не умеют человеки ориентироваться в чаще лесной, но к вечеру выводили шутники заблудивших людишек до самого почти дома. Ох, и получала молодёжь лесная за это.

       – Не води людей за нос. Тебе человек доверился, а ты потешаться над ним вздумал!– выговаривали старшие.

       Сейчас, когда урманы да чащи лесные непролазные под натиском человека далеконько от жилья человеческого отошли, а вместе с лесами дремучими и лесные жители – лешие да черти, оставить вынуждены места, ещё их прапрадедами обжитые, крепко разобиделись они на человеков, а когда неразумные, в погоне за богатством, начали лес валить не только для своих потребностей, но и на продажу, жители лесные всерьёз рассердились на людей за жадность непомерную, да глупость – ведь рубят, собственно сук, на котором сидят.

       Жил в деревне мужичок, на Вавилу откликался. Рослый да крепкий был, вымахал где-то под сажень, а может и поболе, кто его мерил-то? Рост узнавать без надобности, а вес – тем более, кому он нужен в деревне-то, он, если разобраться, и в городе – ни к чему. Куда практически приложить вес-рост? некуда! То-то же! В плечах у Вавилы – сажень косая. На здоровье не жаловался, да и силушкой природа наделила его – на троих с лихвой хватило бы, а ему одному досталось! Трудолюбец он был, когда выгоду свою чувствовал, а так, без выгоды, он работать ни в какую не соглашался. Полушка к полушке, денежка к денежке, смотришь, и кубышка  полная. А иначе какой прок робить.

        – Что я, на дядю батрачить буду? – возмущался он, и ничем его заставить нельзя было.
        Надумал однажды пошишковать. А шишек много уродилось. Что не подзаработать маленько. Взял мешков поболе и отправился в лес.

        На кедре шишек – море! Издали видно.  Подойдёт, стучать колотом начинает – ни одной шишки, искры летят от ударов. Силу богатырскую зря растрачивает.

       – Да что за притча! Шишек много, а ни одна не падает.

       Целый день по тайге бродил, с трудом мешок набрал, да и то, разве это шишки? Белки лущили – обронили, Вавила подобрал, потому как ни одной шишки не сбил.

       Издали посмотрит – вот они, шишки, сбивай, да собирай, а к дереву подойдёт, бьёт, бьёт, ничего не подает.

       Леший смотрит на человека, горько ему, за человека стыдно, мерзопакостно на душе при виде неуёмной жадности. Вроде, что человеку надо? Живёт не хуже других, женат, детишек воспитывает, не бедствует. Так нет же, вклинилась ему в голову мысль о богатстве, ничем её оттуда не выбьешь. А задуматься, для чего оно нужно, богатство? Не может дать человек вразумительный ответ.

       Нужно ли вообще богатство, для чего оно? Какой смысл в накопительстве? Ведь есть люди, которые даже не думают о богатстве, и как живут! Жизнь у таких, как чаша полная, они стремятся к чему-то лучшему, у них есть стимул жить, жить с пользой для других.

       Прошу прощения за отступление. дальше речь о Вавиле поведётся.

       Несколько раз получил шишкой в лоб, но это уже проделки белок, не иначе.

       Солнышко садиться начало, за деревья прятаться, домой надо идти, не будешь ведь ночевать в лесу. Тропки-дорожки в тайге Вавила хорошо знает, ни один раз хаживал по тайге до этого, и зверя промышлял, и лес валил, и шишковал. А в этот раз никак не может найти дорогу из леса, всё кругами ходит, на то же место приходит.

       Притомился Вавила, понял, что леший над ним насмехается, а за что – уразуметь не может. Присел, костерок разжечь захотел, холодом потянуло. Обогреться малость решил. Бьёт кремнём, искры летят, а костёр загораться не хочет никак. Ладно бы, первый раз, с непривычки огонь разводил, а то сколько костров разжигал, а в этот раз не получается что-то огонь добыть.

       – Что, Вавила, и костёр запылать заставить не можешь? – произнёс насмешливый голос. – И не пытайся разжечь, ничего у тебя не получится.

      Человека в жар бросило – жители лесные против него!

      – Много шишек набрал? Кубышку хватит наполнить?

      Понял Вавила, жадность сыграла с ним злую шутку.

      “Откуда леший узнал, для чего мне шишки нужны”? – недоумевает несостоявшийся богатей.
      
      – Оставь тщетную мечту о богатстве. Думай о чём-нибудь хорошем, – советует Голос.

      Понял Вавила, не надо жадничать, хотя бы для виду, а то из леса не дадут выйти лесные жители.

      С сожаленьем откинул мешок с шишками, хотя и жалеть-то нечего. Обманул доверчивых жителей и охранников леса. Вывели его из чащи лесной, прямо к дому привели.

      Но урок не пошёл в прок. Жадность глаза застила, отовсюду слышит звон монет, в листве солнечные блики монетами видятся. Подойдёт Вавила, а монеты уже нет, исчезла, а может, упала где. Кинется он монету серебряную (а может, двенадцатирублёвик, платиновый империал, примерещился) искать, но разве можно найти то, чего никогда не было! словом, чердак съехал у человека от непомерной жадности. Спать ляжет – снится ему, что клад нашёл большущий, носить не переносить монеты золотые. Во сне даже боится, что украдут его монеты, стоит отойти немного, не взял ни мешка, ни короба, в чём нести богатство невиданное, а оставить даже на минуту боязно: вдруг увидит кто, потом ищи свищи денежки. В холодном поту просыпается Вавила, постепенно понимает, что это  всего-навсего сон, крякнет от огорчения, а заснуть уже не может.

     Неделю крепился. На исходе недели надумал перегородить Большой Аев сетями, так, чтоб ни одна, даже самая захудалая рыбёшка, не проскочила, вся в сетях застряла, рыбы много должно наловиться, на базар её свезти, да продать, деньгу зашибить немалую. Решено – сделано. Сетей навязал, пожалуй, Иртыш можно перегородить раз десяток, не то, что Аев, даже Большой.  “Ни одна рыбина не уйдёт, все мои будут”! – размышлял рыболов-коммерсант. С трудом поднял массу сетей, хотя не обижен был силёнкой от природы, в случае, и подковы гнул на спор. Начал реку перегораживать, на лодчонке плывёт, сети в воду сваживает, да только зря старается. Русалки с водяным сети рвут да путают, а Вавила старается, сети ставит.

     На многие вёрсты сети перегородили реку. Устал горе-рыбак, да и русалки с Водяным приустали, а отдохнуть никак нельзя, покуда коммерсант от рыбалки трудится.

     В те годы людишек было в Сибири несравнимо меньше, чем сейчас. Деревни и деревушки удалены  друг от друга на большие расстояния, оно и ныне население не шибко густое, дорог, как таковых, не было, в дремучих урманах да болотах не под силу было проложить дороги. Редко где колёсами, да копытами лошадей след пробит.

     Меж посёлками люди редко общались, преимущественно на лодках, а где можно было – на пароходах. Да и некогда по гостям ездить. В северных суровых краях говорили: “Летом день не потопаешь – год не полопаешь”, не часто погода вёдренная стоит, успевать надо, пока дождь не зарядил, а то погоды ждать долго надо.

     Отлично всё это знал Вавила, а потому и ставил сети смело – никто не запутает их.  На следующий день поплыл сети проверять, улов брать. Каково было его недоумение, а затем ярость, когда он увидел, что все его сети перерваны, перерезаны да запутаны самым невероятным образом.

     Заговариваться стал Вавила. То о сетях что-то бормочет, то о кедровых шишках, то о деньгах начинает лопотать…

     Недаром говорится, что сила хороша, когда с пользой для общества используется.

     Вот и весь мой рассказ. Кто верит – верь, кто не верит – заставить верить не  могу, хотя я сказал всё, как было, ни прибавил, ни убавил, может чуточку приукрасил, но это не возбраняется.

Теперь твоя очередь рассказывать, Илья.