Детский лепет

На пороге своего тридцатилетия я то плачу навзрыд, то смеюсь до коликов; утираюсь ладошками и грожу неприятелям своими кулачками; строю гримасы и по-взрослому морщину свой лоб. Я возвращаюсь назад в моё безоблачное, веснушчатое и беззубое детство.

Клетка
Моя милая кудрявая мамочка думала, положив меня в кроватку и надев какой-то смешной комбинезончик, что я счастлива с моими куклами и одеяльными белками, и чтобы увидеть весь мир, мне будет вполне достаточно покрутить мяч-глобус. А я билась о стенки кровати и кричала: «Дайте свободу!» Это лозунги я выдвигала и в более старшем возрасте, когда уезжала на работу в Екатеринбург или мчалась в Москву. Свободы было в таком избытке, что, привыкшей жить в неволе, хотелось снова вернуться домой.

Куклы
С моими куклами подружки напрочь отказывались играть, потому что все они были или смешными или страшными, или и смешными и страшными одновременно. Пупс Вася с синими волосами и офонаревшими глазами улыбался, обнажая два зуба. Под стать ему – рыжая Анька с чёрными веснушками по всеми лицу и странными фигушками. Пупс-якут, куколка-украинка. Ну и ещё один удивительный персонаж моей коллекции – негр Ваня, из-за которого я плакала в магазине и умиляла всех продавщиц. Мой добрый папочка просил: «Диночка, посмотри на красивую беленькую куклу. Она дороже. Давай купим её». А я, шмыгая носом, говорила: «Хочу вот эту африканку. У неё такие добрые глаза. И потом ту красивую куклу купят другие дети. А кто купит эту?»
Со своими пластмассовыми и резиновыми воспитанниками я обожала играть в школу. Но эти бездушные создания глядели друг на друга, падали со стульев и доводили свою годовалую учительницу до слёз. Но однажды мои куклы ожили, и вдруг запрыгали, забегали, обретя настоящие детские голоса и тела. И опять стало обидно до слёз: «Дети, прекратите баловаться! В конце концов я настоящая учительница, а не плаксивая девчонка!»

Малинка
Я подружилась с ней давным-давно и точно не помню, как. Обычная соседская девчонка, жившая этажом выше. При встрече эта пятилетняя соплячка так и сказала, что зовут её Малина. Ну и намучилась я с ней, ссорясь горячо и не разговаривая неделями, а потом мирилась с объятиями и слезами. Это из-за неё я 1 сентября весь день ревела, не желая, чтобы мы учились в разных классах. Это из-за неё ревела весь день, когда она спустя много лет уезжала в свою любимую Москву. Маринка иногда приезжает ко мне в гости, а я к ней. И мы снова превращаемся в вечно спорящих и ссорящихся девчонок. И все наши споры и ссоры из-за того, что кто-то мало внимания уделяет лучшей подруге. Мне втайне ревновать её к мужу и дочке, ей – к моим новым увлечениям и ухажёрам.

Мужчинки
На эти создания я всегда смотрела отстранённо-равнодушным взглядом. Одни ходили в коротких шортиках и с соплями, другие стреляли из рогатки в голубей и таскали кошек за хвост. А однажды в детском саду какой-то мерзопакостный мальчишка укусил меня в руку, оставив следы зубов и синяк. С тех пор я поняла, что мужчины приносят только боль и страдания. Каждый, кто впоследствии появлялся в моей жизни, мечтал оставить на теле засос, в душе – рану, в сердце – мозоль.
В первый раз я влюбилась неприлично поздно, в 7 лет. Это был, как мне тогда казалось, самый лучший мальчик, потому что я не видела его в соплях и коротких шортах. Но потом выяснилось, что он истеричный капризуля, привыкший к всеобщей любви. А я на каждом листе бумаги рисовала нас, держащихся за руки, и старательно выводила: «Д + А = ЛЮБОВЬ». А потом о моей любви узнали родители, подружки, одноклассники. С годами чувство, как вспыхнувший костёр, погасало, оставшись только в моих стихах и воспоминаниях. Мы до сих пор с ним на связи, ненавязчиво общаемся, а однажды его голос прорвался ко мне из далёкого прошлого. Казалось, я снова могу влюбиться. Но, наверное, уже нет.

Ля-ля-ля
Ах, как я люблю петь! И музыка - сладкое лекарство выводит меня из депрессии, лечит от ангины, исцеляет душу. Я, жмурясь от радости, импровизировала на дудочках, отбивала ритм на барабанчике, стучала по клавишам красного пианино, бренчала на балалайке, но гитару, вдвое больше меня, почему-то боялась. Она наказанной и зачехоленной стояла в углу и ждала своего часа. И однажды моя подружка, безумный сангвиник, создавшая со мной кухонную группу «Звёздный путь» или «Звёздный полёт», где вдвоём мы играли на ложках и кастрюлях, заявила: «Пойдём учиться играть на гитаре!» И, к нашему удивлению, поступили, гордо вышагивая перед приятелями-мальчишками, пачками сочиняя наивные девчачьи песни.
Нет больше этой кухонной группы, и я не дружу больше с той девочкой, но гитара со мной навсегда - моя верная ладно-струнная душа.

Вирточество
Всю жизнь, сколько себя помню, я остро чувствовала своё одиночество. Поэтому придумывала себе подруг: виртуальных, живших только в моём восполённом мозгу. Они со мной играли, разговаривали по душам, спорили и дрались, пока реальные подруги гостили у бабушек, загорали у моря. А спустя годы мои реальные подруги превратились в тех виртуальных, что общаются со мной только в аськах и соцсетях. Опять же от одиночества и странных фантазий я начала писать стихи, аккуратно записывая их в блокноты и пряча в стол за семью замками. А сейчас я столько стихов раздарила своим виртуальным друзьям и любимым.
«Вот оно твоё вирточество!», - улыбается мне с фотки-авки мой двойник – озорной младенец, которому вполне хватало тёплых маминых рук, папиной улыбки из-за фотоаппарата и этой клеточки под названием детство.
Но годы неумолимо бегут, не оставляя шанса вернуться.