На острове Врангеля

        (отрывок из мемуарного повествования "На Шмидте, на краю земли")               
               
        Село Ушаковское

          Старенький военно-транспортный вертолёт,  дрожа от натуги, набрал высоту и, рассекая ледяной воздух серебристыми лопастями, взял курс на север. Морозное солнце всю дорогу сопровождало вертолёт и било по глазам так, что в иллюминатор невозможно было смотреть. Да и что в нём было высматривать – внизу на тысячи миль простиралось белое безмолвие. Я стала разглядывать пассажиров – это были настоящие полярники, с обветренными мужественными лицами, смуглые, бородатые. Выражение их лиц даже во сне оставалось суровым. Ещё бы!  Арктика – ведьма. И к слабакам она немилосердна.
          Полтора часа лёта  над закованным во льды Северным Ледовитым Океаном – и вот сморенные вертолётным гудением и качкой пассажиры  спешат высадиться на гладкую, без ледяных торосов,  площадку в лагуне.
          На  редкость яркий и безветренный день уже подходил  к концу.  Грузное и, как морж, медлительное, красное солнце  сползало с темнеющих небес, чтобы завалиться на ночлег где-нибудь в сугробе между серебристо-синих сопок. Я глянула на часы: стрелки  показывали  час пополудни.
          Из небольшой  группы  встречающих вперёд вышла немолодая женщина в шубе  и валенках и  уверенно направилась ко мне.
         – Вас прислали к нам на ревизию?
         Она с головы до ног окинула меня быстрым проницательным взглядом и пытливо  заглянула  в глаза.
         – Да, – улыбнулась я, и лицо  женщины  сразу же смягчилось.
         – Ну, будем знакомы:  Клавдия  Семёновна, заведующая  магазином. А как ваше имя-отчество?
         –  Чего тут величаться? Просто Валя.
         – Хорошо, Валя. Я помогу тебе устроиться, а потом –  приглашаю к себе в гости  отведать настоящей чукотской еды. Пошли, такси нас уже ждёт! – подхватывая мой чемоданчик, пошутила заведующая – ведь именно за шутку я и приняла приглашение прокатиться на такси по снежной пустыне; но, заметив моё удивление, полярница тут же пояснила:
         – Да у нас в селе давно никто пешком не ходит. Почти в каждом доме мотонарты есть. Цивилизация…
          Неподалёку нетерпеливо тарахтел  наш «Буран», или попросту электросани  – последнее слово техники. Не успела я нырнуть в люльку, как чудо-сани помчали нас по снегу, покрытому хрустальной корочкой льда.  Морозный воздух обжигал лицо; пальцы рук и ног зазябли; но на душе было радостно.  Лёгкие, как пёрышко, сани летели, почти не касаясь земли…
          Ушаковское имело стратегическое назначение: здесь базировалась пограничная часть. Огромные радары, установленные по всему побережью острова, вели круглосуточное наблюдение за самой северной границей нашей социалистической Родины.
          Построек в селе было немного: столовая или, как её здесь называли, камбуз, гостиница-барак, магазин, школа, библиотека, баня, клуб и десяток занесённых снегом жилых домов. Все строения деревянные, с непривычно маленькими окошками.  Дома не имели номеров и стояли гнездом,  теснясь  друг к дружке. Чем кучнее – тем теплее. Зимы тут долгие, со свирепыми морозами и свинцовыми  ветрами.
             Благодаря хлопотам Клавдии Семёновны меня поселили в один из лучших гостиничных номеров. Заведующая магазином настояла на том, чтобы я приняла её приглашение на дружеский обед. К тому времени солнышко уже насиялось и скрылось. Пока мы шли по натоптанной тропинке, я то и дело посматривала по сторонам, стараясь запомнить дорогу, пока ещё не стемнело окончательно. Чуть не споткнувшись о крупную лохматую собаку, мирно спящую на снегу, испуганно вскрикнула.   
            – Лайка. Их у нас полно, – снисходительно усмехнулась Клавдия Семёновна.             Собака поднялась, потянулась, дружественно повиляла хвостом-бубликом нам вслед,  и снова свернулась на снегу.
          – А вот и моя норка, – улыбнулась спутница, когда мы приблизились к небольшому домику, выглядывающему двумя крохотными окошками из-под снеговой шапки. Широкоскулая чукотская луна уже разместилась над самой крышей дома и, казалось, только приоткрой входную дверь, она сразу же скользнёт  следом за нами, а если же хорошенько хлопнуть дверью – посыплются сверху бесчисленные обмёрзлые звёзды, гроздьями висящие в чернильных небесах.
            – Большая медведица, – заметив, что я смотрю на небо, показала Клавдия Семёновна. – А это маленькая.
           «Норка» заведующей была удивительно уютной. В ней было всего две комнаты: небольшенькая кухня-прихожая и просторная гостиная. Невесомые, белее снега оборчатые шторки из хлопковой рединки занавешивали  слеповатые, в морозных узорах, окошки. Под ногами пестрели мягкие индийские ковры. Стены тоже украшали ковры с диковинными пейзажами. В небольшом красного дерева буфете сверкала изысканная посуда из чешского стекла. На одной из стен  висел  изогнутый моржовый клык, изукрашенный искусной резьбой,  и  рядом с ним – страшная маска шамана. Возле дивана распласталась шкура белого медведя, на которой сладко спал толстенный котяра. При нашем появлении котофей нехотя приоткрыл глаз и лениво приподнял круглую с маленькими ушками голову. Впервые в жизни я увидела кота с тройным  подбородком и подумала, что, видать, вольготно ему живётся среди такой роскоши и достатка.
             – Люблю домашний уют, – заметив моё немое восхищение, как будто оправдываясь, тихо сказала хозяйка. – Я на Чукотке давно. Пенсию заработала хорошую и зарплата у меня большая. А тратить не на кого. Ни детей, ни внуков…  Ну, ты тут располагайся, а я мигом на стол соберу. Если хочешь, вон журналов целая куча, – махнула в сторону журнального столика хозяйка и поспешила на кухню.
          Я с ногами забралась на диван. Кот последовал за мной, примостился  рядом, свернулся и снова захрапел. Читать не хотелось. Голова от новых впечатлений гудела, как телеграфный столб. Погладила спящего толстяка по голове. Взгляд  случайно упал на медвежью шкуру, и я вздрогнула: на мгновение показалось, что  в стеклянных глазах давным-давно убитого зверя блеснул зловещий огонь, и оскаленная пасть криво усмехнулась.  Ещё миг – страшные жёлтые когти заскребут по полу, и великан начнёт подниматься…
– Интересно, а медвежатину едят? – громко спросила я, оторвав взгляд от лап  чудовища.
– Не слышала, чтобы кто-то ел, но где-то читала, что первые зимовщики с большим удовольствием употребляли медвежьи бифштексы. После консервов и солонины они казались им настоящим деликатесом, – ответила хозяйка и, наконец, позвала меня к столу.
          Я опасливо опустила ноги на мохнатую шкуру и, преодолев желание рвануть со всех ног, прошла на кухню. А вскоре поняла, что нет ничего вкуснее оленьих языков, запечённых в духовом шкафу.
          Пока я за обе щёки уплетала аппетитное блюдо и вожделенно поглядывала на тяжкую гроздь янтарного винограда, Клавдия Семёновна увлечённо рассказывала об острове, о его природе, о людях и здешних обычаях. Маслеными от сытости глазами я благодарно смотрела на хозяйку, и моё воображение рисовало живописные картины.
Съев всё до последнего кусочка и поблагодарив хозяйку за необыкновенное кушанье, спросила:
          – Клавдия Семёновна, а вас-то каким ветром сюда занесло? Ведь не за «длинным» рублём пожаловали?
            – Как попала? Девчонкой ещё прочитала легенду о первой женщине-полярнице. Загорелось самой побывать у чёрта на куличках,  да и прижилась, по сердцу пришёлся этот уединённый угол земли с его суровой красотой. Всю жизнь здесь, вот уже и волосы поседели, – грустно улыбнулась моя собеседница, придвинув к себе круглое на подставке зеркальце, – а не могу уехать. Скольких людей встречала и провожала, а сама не могу…
Я замолчала, удивлённо глядя на эту красивую, хотя и немолодую, седую женщину. Её простодушное признание шокировало меня: как можно всю жизнь просидеть в этом морозильнике, в этой снежной тюрьме, бегать от белых медведей и не вылезать из валенок? Мне самой не надо ни ковров, ни хрусталей, ни даже сумасшедше вкусных оленьих языков, которых, может быть, больше никогда не попробую, лишь бы только вернуться к цветущим яблоням и моим любимым берёзам.
– Не понимаю, что здесь может нравиться?.. Тут же ничего нет…
– Да что ты! – засмеялась полярница. – Это только на первый взгляд кажется, что остров Врангеля – безжизненная снежная равнина. Увидела бы ты его летом, когда  солнце  светит круглые сутки! Тундра вся преображается, расцветает! Становится такой ласковой, гостеприимной, одарит и морошкой, и грибами… 
    А птиц летом, а животных – тюленей, моржей, песцов, всякого мелкого зверья – видимо-невидимо! Особенно птиц. Мил-ли-арды! Такие  птичьи базары,  хоть уши затыкай!
        Об  оленях особый разговор. Олень – это всё: и еда, и одежда, и транспорт.
Ну и, конечно, медведи. Тут их заповедник, «родильный дом». Со всего побережья сюда сходятся будущие мамаши, чтобы вырыть берлогу и родить малышей. Они здесь чувствуют себя, как дома.
        – Но ведь это опасно! – не выдержала я. – И зачем в Арктике заповедник? От кого медведей охранять?
          Клавдия Семёновна сокрушённо покачала головой.
          – Вот представь, Валя, себе такую ситуацию. Приходишь ты к себе домой, а там посторонний и предлагает тебе немного потесниться, потому что он хочет остаться навсегда. Представила? Точно так ведёт себя человек, который называет себя завоевателем Арктики. Ещё недавно тут никого не было. Белый медведь царствовал тут  до тех пор, пока не открыли месторождения нефти, газа и золота, а теперь ему пришлось «потесниться». Знаешь, сколько их погибло? А китов? А моржей? Песцов? Всех их нещадно истребляли кого из меха, кого из-за бивней. Вот и приходится охранять этот  уголок земли от непрошенных гостей.
– Да, всех жалко, – согласилась я и, немного помолчав, напомнила: – А про какую легенду вы говорили в самом начале? 
          – О, это удивительная история, – охотно начала Клавдия Семёновна, вставая из-за стола и собирая посуду; а я откинулась на спинку стула и приготовилась слушать.
– Случилась это два века тому назад. Был такой мореплаватель Василий Прончищев. Строил он в Якутске шхуну, чтобы плыть к неведомому тогда Таймыру. Стояло лето. Прончищев ехал верхом на лошади берегом реки и увидал купающихся в заливе якуток. Одна из купальщиц была очень красивой и совсем не похожей на якутку. Василий познакомился с девушкой и полюбил её. Эта девушка, Мария, оказалась дочерью дипломата, приближённого Петра Великого, которого после смерти государя сослали в Сибирь. Она стала женой Василия и отправилась с ним на Таймыр. На обратном пути корабль попал в ледяной плен. Василий заболел цингой и умер. Когда моряки схоронили его в устье реки Оленёк, Мария упала на могилу и прижалась к ней лицом. Её попытались поднять, но она была мертва... Её похоронили рядом с мужем. Крест с их именами стоит до сих пор. Одну из бухт Таймыра назвали именем Марии Прончищевой, жены лейтенанта Василия Прончищева. Такая вот легенда, – вздохнув, закончила рассказ Клавдия Семёновна. 

Баня

Не успели мы наговориться, как за окном послышался какой-то рокот, потом женский смех, следом распахнулась дверь, впустив в жарко натопленное помещение клуб морозного воздуха, и две весёлые краснощёкие девушки затопали на пороге валенками, сбивая с них снег.
– Клавдия Семёновна, вы ещё не готовы? – позвала одна из них. – Давайте быстрей!
– Одну минуту! – отозвалась хозяйка, выходя навстречу. – Я тут не одна, у меня гости. Знакомьтесь: наш ревизор Валентина.
Девчонки притихли, глядя на меня.
– А это наши продавцы: Ира и Наташа, – представила работниц заведующая, – и подружки, примерно мои ровесницы, дружелюбно заулыбались:
– Поехали с нами в баню!
– В баню?.. – растерялась я.
– Ну да! Мы всегда по субботам паримся. Поехали!
– Я не брала с собой ничего такого…
– И не надо! У нас там всё есть, а простыню и полотенце я дам. Поехали, не пожалеешь! – уверила Клавдия Семёновна.
Долго уговаривать меня не пришлось. Накинув шапку и тулуп, я присоединилась к шумной компании и побежала вслед за девчонками к ожидающей самоходке. Заведующая замкнула дверь и догнала нас. Когда машина рванула с места, одна из продавщиц сказала, что где-то неподалёку опять видели медведицу с медвежонком. Я побледнела:
– А если она учует нас в бане? Ей же ничего не стоит разнести постройку!
Все засмеялись, а Клавдия Семёновна успокоила:
– Да ну! Зачем ей? Наши медведихи смирные – работники заповедника их подкармливают. Другое дело, если б голодная была…
Все сразу переключились на другую тему, а мне было не до разговоров, я вспомнила недавнее нападение медведя на школьника у нас на Шмидте. К тому же, кто знает голодная медведиха или сытая?
Доехали быстро. Побоявшись выходить из машины первой, пропустила вперёд Клавдию Семёновну; метнув взглядом по сторонам, спрыгнула следом на снег и, обогнав попутчицу, пулей юркнула в низкую дверь крохотного строения.
Банька была маленькая и удивительно душистая, с печкой-каменкой, полком и лавками вдоль стен. Стояла она в стороне от всех домов, понятное дело почему – чтобы огонь в случае пожара не перекинулся на жильё. На стенах висели веники, на полочке стояли банки с отварами. Ира взяла одну из таких банок и плеснула содержимое на горячие камни – поднялся клуб пара, окатив нас сладчайшим цветочным ароматом:
– Это из наших, тундровых. Сама летом собирала.
Пока парились, девчонки всё время щебетали, хохотали или пели песни, а я никак не могла прийти в себя: «Подумать только! Я в бане, на краю света… Одна белая медведица с медвежонком бродит неподалёку по земле, вторая, тоже со своим малышом – по небу».
Потом, завернувшись в простыни, долго сидели на лавках, пили чай с мёдом и приходили в себя, пока не услышали знакомый рокот.
Вмиг собравшись, вывалили из бани, и я замерла на пороге: всё небо горело и переливалось зелёным, розовым, оранжевым, синим, фиолетовым. Это было какое-то необыкновенное, магнетическое, завораживающее свечение, настоящая феерия света, от божественной красоты которой захватывало дух!
– Никогда не видела северного сияния? – спросила Клавдия Семёновна. – Чукчи верят, что это танец духов. Пойдём, однако, холодно, и завтра рано вставать, ещё насмотришься.

Пурга

            Магазин, как и баня, находился в стороне от домов. Каждый день за мной приходила гэтээска и вечером возвращала меня в гостиницу. Несколько дней мы вчетвером пересчитывали каждую иголочку, катушку ниток, коробок спичек, перемеривали сукно и перевешивали мешки с крупами, пока не учли всё, что было в наличии. Ревизия почти подошла к концу, осталось только доделать документы. За их оформлением я и засиделась в магазине допоздна. Окна в тёплом деревянном доме, отведённом под универсам, были тройными, потому и приглушали наружные звуки. Я и не слышала, что ветер, разгулявшийся по снежной равнине, уже давно с мучительной грустью выводил свою извечную песню. Полярная ночь стёрла грань между дневными сумерками и темнотой. Я нахлобучила шапку и вышла на крыльцо, на ходу запахивая кожушок – вовсю бушевала пурга. За сплошной снеговой завесой не было видно ни единого огня. Вернулась в магазин и по телефону попыталась связаться с погранзаставой. В трубке всё время трещало, голос то появлялся, то пропадал, и в конечном итоге  связь прервалась. К тому же лампочка, старательно освещавшая избу, несколько раз моргнула и погасла. Стало страшно. Больно ударившись об угол стола, и,  опрокинув  на себя пузырёк с ацетоном, опрометью бросилась к входной двери, чтобы запереться на ключ.  Может, оно и лучше, что без света?  Темно, а значит, и нет  тут никого! От едкого запаха ацетона закружилась голова. Захотелось сделать хоть несколько глотков свежего морозного воздуха,  но вместо этого  я  трижды повернула ключ в замочной скважине, для убедительности потолкала дверь плечом и только после этого немного успокоилась.
         Буран швырял в окно целые охапки снега,  и  они  подушкой налипали на стекло; а мне казалось, что это огромная медвежья голова льнёт к окошку, высматривая жертву внутри маленького домика. Чтобы не видеть растущих за окнами страшных медведеподобных сугробов, забралась под стол. Время тянулось бесконечно. Как же я обрадовалась, услышав, наконец, через монотонные стенания вьюги  радостное урчание двигателя.  Ура! Это за мной!  Пулей  вылетела  из-под стола, мигом опечатала магазин, в два прыжка оказалась перед  машиной и  нырнула в обшитую войлоком тёплую, глухую кабину вездехода.
         – Чего в темноте сидела? Испугалась? – спросил водитель и, не дожидаясь ответа, представился:
         – Старший лейтенант  Медведев Андрей.
         – Валентина.
         – Валентина, значит... А что, Валь, ацетоном ты тараканов морила? – поморщился  Андрей.
         – Опрокинула на себя нечаянно, когда свет погас.
         – А-а-а...  Ну, Валюха, теперь держись крепче…
         Грузная приземистая машина ловко развернулась на месте и устремилась навстречу ветру.  Окутанная плотным снежным облаком, она то взлетала, то куда-то проваливалась, но вдруг, резко дёрнувшись, мягко легла на бок. Андрей  выпрыгнул из кабины, заглянул куда-то вниз и выругался.
        – Вылезай! Машина разулась!
– Разулась? – обеспокоенно переспросила я.
– Гусеница слетела с катка. Придётся пешком, – открыв мою дверь, подал он  мне руку.
         Увязая в снегу, побрели гуськом. Ветер сбивал с ног и, словно стеклянными осколками, хлестал по лицу. Приходилось нагибаться, закрывать рукой глаза и прятать замерзающий лоб, упираясь в широкую спину Андрея. Постоянно проваливаясь в стремительно растущие сугробы, мы еле продвигались. Казалось, я превращаюсь в сосульку. От лютого мороза губы стали непослушными. Ресницы покрылись густым инеем.  Кончики пальцев болели. Шапку мутузило и срывало, и я еле удерживала её. Однако снег забивался под ушанку, и моё ухо вскоре стало гореть, а потом я его перестала ощущать вовсе. «Господи! Увидела бы сейчас меня моя мама…» – подумала я, закрыв глаза. Зачем было их открывать среди этого белого мрака?
         В какой-то момент предчувствие опасности нахлынуло на меня. Но я подумала, что сейчас нет ничего страшней, чем сбиться с пути и замёрзнуть в двух шагах от жилища. Снежная волна, идущая нам навстречу, набирала мощь и грозилась утопить всё, что ни встанет на её пути. В полузабытьи я цеплялась онемевшими пальцами за Андрея и, еле вытаскивая полные снега косматые меховые сапоги из сугробов, из последних сил продолжала двигаться.  Неожиданно за спиной услышала фырканье, обернулась  и – о, ужас! – кошмарный призрак белого и огромного, как айсберг, страшилища вырос передо мной. Плосколобая голова размером с ведро с любопытством  впялилась  в  меня. Из ноздрей, как из печной трубы, валит пар. Спина, которой не было предела, исчезала где-то в снежной кутерьме, сливаясь с ней.  Медведь!  Всю  так и окатило жаром. Комок страха застрял в горле. Меня будто пригвоздило к месту. Хотела закричать, но  не  смогла издать ни звука. Время  остановилось...
         Зверь, не отводя взгляда, быстро выбирал, что сделать: напасть или уйти. Мне казалось, что я различаю, как чутко двигается его нос, толстокожий, как солдатский кирзовый сапог, втягивающий противный запах ацетона, пропитавший мою одежду. Чудовище чихнуло. Будто в замедленной съёмке я видела, как Андрей выхватил из-за пояса ракетницу; и в следующее мгновение адский грохот оглушил и сноп пламени ослепил меня, но я успела заметить чёрные, как сама полярная ночь, холодные глаза хозяина тундры, в которых ярко отразилась и потухла огненная вспышка. Пламя опалило шерсть на морде животного. Медведь обиженно заревел  и, осердясь, заковылял куда-то в сторону, часто-часто щёлкая зубами. Меня всю колотило то ли от страха, то ли от холода или, скорее всего, от того и другого разом. Ноги не слушались, в голове  шумело, я насилу понимала, что кричал мне в ухо Андрей, но кивала головой, соглашаясь абсолютно на всё, лишь бы только быстрее добраться до жилья, запрыгнуть в кровать, укрыться с головой  одеялом и забыть о пережитом потрясении.
         – Идём на заставу. Это рядом, – во всю мощь лёгких скомандовал офицер.
         Услышав, что жильё близко, я вышла из оцепенения, пробормотала что-то одобрительное в ответ и, уцепилась за рукав Андреева кожуха. Проваливаясь и выбираясь из снежных пучин, уже не пряча обожжённое морозом лицо, я из последних сил тащилась на спасительном рукаве, уходя от беды. Шаг, ещё шаг, ещё – подальше от ужасного места…
         Боже, какими же хоромами показалась мне тогда благодатная, горячо натопленная  комнатушка с раскрасневшейся печкой-буржуйкой! Андрей вытряс из моей шапки снег, помог снять тулуп с околевшим воротником и стянуть с ног промёрзшую обувь. Освободившись от тяжеленных, как вериги, одежд, я растёрла занемевшие пальцы и дотронулась до уха:
         – Андрей, посмотри, пожалуйста: оно, как замороженное сало, и подозрительно хрустит, – пожаловалась я.
         – Покажи: похоже, обморозила, – наклонился он к моей голове и успокоил: – Ерунда: старая шкура слезет,  новая нарастёт. Ещё лучше слышать будешь.
         Затем он достал из сейфа бутыль с бумажной пробкой-скруткой, налил в гранёный стакан  чистой и прозрачной, как слеза, жидкости, отрезал  ломтик сала и кусок от солдатского  хлеба.
         – А ты хват девка! Не всякий мужик так владеет собой. Даже медведь растерялся. Вот ведь разбойник, вечно подкрадётся неслышно, что и не увидишь, пока не будет слишком поздно. Он всегда человека первым видит.  Тут главное – голову не потерять. На вот, выпей до дна. Это лекарство. Намёрзлась…
         Спирт горячей струёй обжёг горло, согрел весь застывший организм до самых кончиков пальцев. Язык стал заплетаться, в голове зашумело, страхи куда-то отступили. По телу разлилась приятная вялость, и я тут же уснула под целым ворохом тёплых байковых одеял. А за решётчатым окошком неистовствовала вьюга…


ЧП в казарме
 
Разбудила меня чья-то беготня и громкие крики:
         – Твою дивизию! Что ползаете, как тюлени! Быстро подготовить личное имущество бойца. Санрейс уже в пути! – и я поняла, что произошло что-то ужасное.  Санрейс просто так не вызывают. Тем более в пургу, которая всё ещё гудела и завывала за окном, крутя вихри снежной пыли. Захотела встать, но опухшее, похожее на большущий пельмень, ухо пронзила жгучая боль, и я почувствовала, что приклеилась к подушке. Испугавшись, позвала на помощь  Андрея.
         Пока немногословный старший лейтенант из чайника поливал на моё ухо тёплой водой, я  мучила его вопросами:
         – Скажи, что там?
         – Студень.
         – И что теперь будет?
         – Ухо отвалится.
         – На чём же тогда я серьги носить буду?
         Улыбка скользнула по лицу Андрея:
         – Ох, женщины…  Живо будет твоё ухо, не переживай. Что ухо? Вон солдат чуть голову не потерял…
         И Андрей рассказал, как после встречи с нами испуганный и обиженный медведь отправился на погранзаставу, вломился в солдатскую казарму и стал сбрасывать с полок обувь. На шум в коридор выбежал дневальный, схватил  стоящую в углу кирку и, не помня себя от страха, шагнул навстречу зверю. Тяжёлая кирка со всего размаха опустилась на голову  исполина. Разъярённый, смертельно раненый медведь, обрушился на обидчика и, подцепив его когтями за голову, подмял под себя, но подоспевшие вовремя солдаты успели отбить друга у обречённого на смерть хозяина тундры…
         Страшная весть в считанные минуты облетела всё Ушаковское. Тёплая одежда, мёд, варенье – пострадавшему кто, что мог, то и нёс. Немедленно связались с центральной областной больницей. Всем миром с нетерпением ждали борта. Дорога была каждая минута. Наконец, из-под  серого облака выпал долгожданный вертолёт, и благодаря отважным полярным авиаторам боец был вовремя доставлен на Мыс Шмидта. Опытным врачам центральной областной больницы удалось  сохранить ему  жизнь.
         Только медведю не повезло...