Сон о Ленинграде Петербурге

    Волею судьбы я оказался в Ленинграде и попытался учиться в Академии художеств, став вольнослушателем. Но скоро понял, что учебный процесс, прививая профессиональные навыки, все же был построен в те годы на подавлении личности, в чем меня убедил пример приятелей, окончивших институт, но так и не развившихся в индивидуально образно мыслящих художников. И это весьма печально, так как подспудно  шел процесс саморазрушения государства и его идеологии. Уже был запущен проект, заключавший в себе диссидентское движение и так называемый андеграунд. На фоне официального искусства по форме реалистического, но внутренне фальшивого и бездуховного эти новые умышленные и, прямо скажем, диверсионные направления стали для молодежи символом свободы. Чем это кончилось, мы видим.
    Я бродил по Питеру и постоянно чувствовал двойственность его бытия. Созданный по всем законам рациональной Европы, он был заполнен русским и даже азиатским стихийным народом. Логика его развития неоднократно разрушалась кровавым кошмаром.
    Сел я однажды покурить на скамейку между двух огромных доходных, как их называли до революции домов. Передо мной была клумба, а подальше, у стены – ряд березок. «А Вы знаете, молодой человек, что это за место?» – спросила меня сидевшая рядом типичная питерская старушка в панаме. «Здесь был дом, в подвале которого было бомбоубежище. В один из авианалетов в него попала бомба, и он рухнул, похоронив  под развалинами всех, кто там был. После войны убрали обломки, разбили клумбу и посадили над братской могилой  березки».
    Мне часто снится Ленинград. Снится по-разному. Его красота и пышность известны всем. Я о другом. О том, что снилось. Широкий  проспект. Пожалуй, что это проспект Огородникова, на котором я жил. Я понимаю, что вернулся из прошлого. Странный сумрак, похожий на  белую ночь или вернее на черный день. Где-то здесь находился мой дом. Я, озираясь вокруг, вижу  грандиозные здания, больше похожие на дворцы, роскошные фасады которых украшают гипсовые рельефы, мраморные кариатиды, поддерживающие балконы и гранитные атланты, подпирающие портики.
    Однако, разглядывая в мглистом свете этот реальный миф, я замечаю, что все эти «архитектурные излишества» покрыты пятнами плесени, затянуты паутиной, а кое-где обросли мхом. Вместо окон пустые глазницы, в которых почему-то мерцают звезды. Я ищу свой дом, ищу себя. Но кроме рассыпающегося тлена ничего не нахожу.
    Я никогда не жалел о том, что покинул этот город и живу в диковатой Сибири с её солнечными снегами.
    Так почему же мне снится Ленинград?