Между Пятой и Сорок Второй

АГ


 "...московских окон негасимый свееееееет"....истаивает аккорд , старики блаженно тянут последнюю гласную, замыкают диафрагму на согласной по системе Чеснокова, им полезно, приятно и бесплатно.
Ко мне катится коляска.
Ох ты ж Господи, откуда такое ?
Смуглая тандырная лепёшка личика , расшитая разноцветным бисером тюбетейка , россыпь жиденьких косичек. Ватный халат и я клянусь! Это март 2012 года, Дом Престарелых в пригороде  Нью-Йорка, моя сессия  музыкальной терапии. Экзотическая бабуля спрашивает, не собираюсь ли я в Бруклин, ибо ей нужно передать пять долларов  для пропащего внучатого племянника, который попал в тюрьму за вооружённое ограбление, вышел под залог, уплаченный бабулиной успешной внучатой племянницей и мыкается по углам из-за  фохиши (****и) жены.

Гевалт.

Мне весьма и весьма печёт съездить в Бруклин по глубоко личной причине  -  забрать посылку из Питера от того, кому посвящён рассказ.


........................................


  Карим устраивается на пассажирском сиденьи с заискивающей улыбкой на плоском, изрытом оспинами лице.
Интересно, неужели в советском Узбекистане детей не вакцинировали, - оторопело думаю я.
Он одет в нелепую белую курточку из дешёвого кожезаменителя , узкие , отутюженные брюки и белую  тирольскую шляпку. Только пёрышка не хватает.
На колени он кладёт матерчатую авоську, в которой со стуком перекатываются какие-то орешки.
На мгновение я с ностальгией вспоминаю ташкентские посылки с треугольными, колючими и, в общем-то, совсем невкусными ядрами, от которых долго на языке и нёбе оставались крошечные занозы. Названия я не помню, но на вид бы узнала.

Карим оборачивается ко мне с робкой улыбкой:

-  Это Вам подарок. Узбекское гостеприимство !  Берите, берите, это хорошая фирма.

ОК.

Флакон "Nexxus" из системы ухода за волосами, последний шаг в процессе из десятка таких бутылочек - ночной лосьон для предохранения кончиков волос от расщепления.

И ? 

Штука действительно дорогая, около $ 25, но кто же дарит незнакомой женщине сугубо специфическую, намекающую на дефективность косметику ?

- О wow. Карим, Вам не стоило тратиться... спасибо, спасибо....

- У нас принято дарить! Моё имя означает "Щедрый". Эх, давайте мотнём в Манхэттэн ? Знаете, между Пятой и Сорок Второй ?

Мы в центре Брайтона. Перед этим мы ездили в Квинс и с моста в пасмурный день  Манхэттэн выглядел сплошной серой формой на горизонте - ни блика, ни цвета, ни света.
Заготовка для  раскраски по интересам.
 

Уже позже выглянуло солнце и розовой глазурью нежно облило контуры острова. 
Все ли глядят с замиранием на это чудо, такое разное, дразнящее, манящее и полное обманов или только эмигранты ?

В Квинсе живут бухарские евреи. Со своими традициями, ресторанами бухарской кухни, поражающими дешевизной и качеством.

В русских магазинах типичные товары из мест, которые Лента Ру зовёт :
 

                "Страна, которой нет ".


Оказывается, белорусские конфеты ничуть не уступают московским, но в два раза дешевле. 
Я задалась вопросом, видел ли кто-нибудь белорусские общины в Нью-Йорке.
Люди горько смеялись.

У бухарских мы купили чурчхелу - гордые, пурпурные стручки, высушенные до совершенства уже не лакомства, а еды. 

На разломе видны многочисленные слои сиропа  - кое-кто пусть зовёт это киселём.
Орех прячется на своей нитке под надёжной защитой съедобной  кожуры.
Эту чурчхелу мы жуём долго, с наслаждением, но по-любому она заканчивается задолго до прибытия в Бруклин.

На углу Брайтона и Кони-Айлэнд мы заходим в один из новых супермаркетов, где бритоголовый хозяин и его двойники-охранники пасут покупателей, отщипывающих  загорелые ягоды от гроздей мускатного винограда.
Хозяин решился на американский дисплей продукции, поставив корзины с итальянским  внесезонным великолепием по всему немаленькому залу.
Облаять посетителей немедленно ему что-то мешает, поэтому он матерится в свой сотовый, не жалея выражений.

Всем ясно, что на другом конце связи никого нет, все хитро улыбаются и щиплют, щиплют....

В кондитерском отделе - развал Бабаевских, Рот-Фронтовских, Краснo-Октябрьских и всячески провинциальных конфет, "Киевские" торты фабрики "Рошен".

Одного только нет нигде: 

                "Помадки Сливочной с цукатами".

Даже сейчас в Москве она разлетается мгновенно, мы проверяли.
А как хочется - нет слов.
 
Вот и чурчхела Брайтона.

Бледно-свекольного цвета худосочные палочки, липкие и вялые. В спешке набросанные в ящик, сросшиеся боками, при отделении кусочки кисельного кожуха отваливаются, обнажая ранки, в которых прячутся обломки грецких орехов.

На вкус изделие такое же несовершенное, как и на вид.

Мы компенсировали моральный ущерб виноградом, усохшими свежими лисичками и крошечной, размером с полноценный орех, разноцветной картошкой.



-  Я живу в районе Сигэйт , -

тонким хрупким голосом сказал Лёнчик и дал адрес на Кони-Айлэнд.

О, этот комплекс  интеллигенции из Страны, которой НЕТ. 
Брайтон он и есть Брайтон. 
Столица - Одесса.
Кони-Айлэнд - пригород , скорее , загород. 
В одной части растянулись уродливые бараки для нелегальных водил, карточных шулеров, проституток, барыг.

Здесь же высятся большие комплексы-проекты, не роскошные виллы "Oушеана" и Mанхэттэн Бич.

Лёнчик ждёт нас у ограды, в руках у него пакет, из-за которого мы отправились в вояж.

Прямоугольник в чёрно-серебряной бумаге, с тантрическим узором.
Переплёты линий, как тел, эротические немыслимые мотивы, смелые, вызывающие  симметричные позы орнаментов.

Через боль.
На улице прохладно, начинает моросить, нежное тепло исходит из пакета, облапанного таможнями на обеих сторонах океана.

Лёнчик улыбается:

-  Ну открывайте , я же  видел всё ещё там.

Музыка ли, тихий хор ? 

Мелкие капли не задерживаются на серебре, скатываются с чёрного. 

Мотек, что ты надумал, солнце ?

Сразу под бумагой, двойником, страстные узоры на тончайшей шерсти, вычесанной со спин диких коз, пасущихся в горах Индии.

Только центр шали чёрен, сгустком собрав пламень краёв, вязь, изгибы двух фигур, глядящих друг на друга через черноту.

Тонкая россыпь мелких цветов ли ? существ ? колонны  знаков, мне незнакомых , и бахрома - тоже парная, причудливая, тает в руке, как нежданная ласка.

Выскальзывает, но не до конца, дразнит.
 
Я закутываюсь в это чудо, пытаясь уловить запахи далёкой и уже чужой земли.

Лёнчик уходит в дождь, ссутулившись.



И вот Карим, молящий о несуществующем маршруте по мифической Пятой Авеню и скандальной Сорок Второй. 

Между ними  -  бездна.

Похороненные мечты, разбитые судьбы, банкротства и самоубийства.

- Люблю я эту Америку. Верят на слово, даже полицейские. У нас в Ташкенте, слышишь, он тебя останавливает, а я гонял Бээмку шестую, знаешь, да ? Так он  все орешки у меня выпросил, пока штраф писал. Гад, да. Дом был свой, сад, меня все боялись, мама там осталась, а я женился сдуру за два дня, оказалось, ей надо было выехать с её мамашей, а я всё продал, вывез пол-лимона бабок сюда, купил сразу Мерседес, устроился в такси, прихожу домой, а чемоданы на пороге. Она, оказывается, ещё там, в Ташкенте, сговорилась тут с одним нашим меня развести как пацана. А что, молодая она, красавица, да.
Знаешь, как на меня орала ? Такие бабы мужиков раком ставят и разогнуться не велят. Я не хвастаюсь, но баба она редкая. Даже кобылицу не всякий может объездить, покалечит херового наездника. Ей орел нужен! И она его нашла! Всяким дятлам бошки сворачивала, если близко подлетали.
И теперь этот орёл на моём Мерсе ? А я ?


Его история  зияет провалами в логике,  ложь громоздится на лжи,  вдруг он вынимает горсть фисташек из своей торбы.

-  Хотите вот орешков ? Узбекское гостеприимство ! Хотел больше взять, охранник, сука, меня вычислил.

Мы везём его по Манхэттэну.

Уже вечер, всё освещено, витрины наряжены, толпы счастливых людей на тротуарах.
 
Карим вспыхивает:

- Ну кому это всё ?  Заходи - бери, правда ? А останови возле аптеки ?  И подожди.

Шаль  шепчет -  чушшшшшшь.  Уезззззззжжжжжжжжжай.

-  Карим, мы тебя домой отвезём,  хорошо ?

Он плачет, поскуливая, потом начинает напевать какую-то мелодию, заунывную. 
Мы везём его назад, на Брайтон.
Он с некоторой неловкостью спрашивает:

-  А Вы вообще пользуетесь такой вещью, ну... которую я Вам ....

С несказанным облегчением я отдаю ему фиолетовый флакон  с вмятинкой на пластиковом боку.
Он просит притормозить у диспетчерской местного такси.
Сгорбившись, заходит внутрь.
Сквозь мокрое стекло нам видно, как он, умоляюще жестикулируя, втюхивает это Nexxus  здоровенному водиле.
Из торбы появляется ещё что-то, мужик качает головой.
Карим выскакивает из дверей и остервенело лупит ногой по невидимому нам предмету. 
Пластик хрустит и корёжится под его каблуками, как нога неповоротливого партнёра в сумасшедшем танце. 
 

Холод  и страх наполняет салон. 
Улицы Брайтона пусты и зловещи в этот час. 

Параллельные миры двух, трёх, тысяч Америк. 

Я выхожу из машины, защищённая талисманом.


Запахнув индийскую шерсть поплотнее, протягиваю  Кариму пять долларов. 


Полные слёз круглые карие глаза глядят, не мигая.



В машине русское радио бесконечно хриплыми голосами вещает о любви, верности, мечтах, шоколадных глазиках и водке "Пейсаховка"




.........................................