Do you understand me?

            
            – Do you understand Russian?

            – Да!

            – Еще бы!

            – Спрашиваете!..

            Ой, не знаю, не знаю… Вот уж не уверена!

            Давным-давно, лет двадцать назад, читаю своей старшенькой детскую книжку. Что-то там про двух сестричек, которые воспользовавшись отсутствием матери, залезли в буфет, достали банку с малиновым вареньем и насладились ей до полного опустошения. После чего сидели и дрожали: ой, попадет! Стра-а-ашно!

            Рассказ написан хорошо, с юмором – почему ребенок-то не смеется? Всё – конец, спрашиваю:

            – Ну, как?

            – Мам, я не поняла… Почему девочки… боялись?!

            Вот тебе раз! Непонятно, оказывается, моему ребенку, что за съеденное малиновое варенье можно быть наказанным – другие времена, другие нравы:

            – Ешь!

            – Не хочу!

            – Не хочешь? Накажу!..

            Да, с современными детьми скорее так…

            И вот, спустя много-много лет, пишу уже этот самый рассказ, зову свою младшенькую:

            – Аришк, глянь!

            Как любой автор мучительно жду оценки. Дождалась – на свою голову!

            – Мам,  я не поняла… Что такое БАМ, КСП, почему на килограмм апельсинов – килограмм яблок?.. Ничего не поняла!

            Боже ж ты мой! Вот так вот! Где она – стройка века, Байкало-Амурская магистраль (БАМ)? Где они – Клубы Самодеятельной Песни (КСП), устраивающие свои слёты под гитару прямо под звёздным небом Подмосковья?.. А наши безумные очереди за маргарином? За мылом? За шампунем «Яблоко» из Болгарии? За хорошей книгой?...
И ведь всё это не XVII-ый век и даже не XIX-ый… Всего-то лет тридцать назад – конец XX-го!

            Да-а-а… Что-то надо делать… А что? Наверное, только одно – рассказывать. Рассказывать историю своей страны через историю своей юности – во как! Что, молодо-зелено? Испугалось? Да ладно, сама боюсь… Эй – ау! – слушать-то будете? А то скоро через каждое слово "Do you understand me?" будет.

            Самое интересное, что от своих иногда слышу: «Мам, ты об этом уже сто раз рассказывала!» А об этом что – девяносто девять, что ли, раз не помните?

            Итак, моё лето 80-го.

            В то время я работала в Московском НИИ, ездила туда из своего родного Куйбышева (современная Самара – для тех, кто не в курсе)  в длительные командировки. Кстати, там – в Москве – я оказалась случайно, напугав до полусмерти отца своим желанием ехать на БАМ. (Забыли уже? Бай-ка-ло – А-мур-ска-я  ма-ги-страль!) Он был еще тот коммунист, но дочь – на БАМ?!

            А мне было «по-барабану» – лишь бы уехать.

            Общее отношение ко мне-«москвичке» всех близких и знакомых была зависть. Нет, не черная – обыкновенная, бытовая. Еще бы! И я бы завидовала – чего уж там!

            Страна корчилась в предсмертных судорогах. Два года оставалось до принятия Продовольственной программы, и это было, поверьте, не от хорошей жизни. В провинции – очереди за постельным бельем, сливочным маслом, вареной колбасой (копченой вообще не пахло)… В Москве – за гречкой, апельсинами, сапогами…

            – Да-а-а! Тебе хорошо, в театры ходишь, а я тут вчера 3 часа за пельменями отстояла. По 2 кг в руки давали.

            И почти хвастливо:

            – Повезло – купила!

            Электрички и поезда увозили от московских перронов счастливых (настаиваю – счастливых!) людей, на шее которых болтались веревки с нанизанными на них баранками и туалетной бумагой.

            А мне ежедневно стали приходить письма. С чем? Правильно – с просьбами. Кто-то просил купить ботинки для мужа, кто-то шубу (кстати, синтетическую – о меховых речи не было), кто-то набор для новорожденного («Тебе ж не трудно зайти в «Детский мир» – купить пеленки-распашонки? Здесь нет ни-че-го!!!»), а кто-то и того проще – апельсины, вино, твердый сыр (плавленые сырки «Дружба» водились и в Куйбышеве), майонез… Майонез в Москве почему-то был в свободной продаже, был ли он где-либо еще? – не знаю. (Когда я вернулась уже насовсем в Куйбышев, мне мой начальник – вечная ему память! – продолжал возить майонез в пакетиках из Москвы и, видя, мою счастливую мордашку, сам становился счастливым – вот как мало нам, советским людям, надо было для счастья!)

            Никто не верил мне, что я за три года жизни в столице ни разу не купила себе ни гречки, ни сгущенки. Завидев гигантскую людскую анаконду, я тут же сворачивала в сторону. Стоять за сгущенкой?!. Ну, разве что ради ребенка… У меня его не было.

            Через год писем стало значительно меньше: я устала отстаивать очереди за сапогами. Стоишь-стоишь (часами!), а они – р-р-раз! и кончатся, или есть, но уже не нужного тебе размера. (Их, кстати, тоже хватали, чтобы потом перепродать подороже и купить себе что-нибудь, но уже на барахолке – иногда на большой, хоть и нелегальной, иногда просто в московском общественном туалете. Сама до Нового года ходила в туфлях – благо, метро позволяло.) Устала изощряться, в чем бы отправить, где бы найти хоть какую-нибудь коробку, а потом отстаивать очереди на почте. Устала от постоянных обид: «Что тебе, трудно, что ли?»

            В общем, стала «настоящей» москвичкой, которую «эти провинциалы» достали до смерти. Шучу. До этого я всё-таки «не доросла» – элементарно времени не хватило. Писала: «Девчата, приезжайте сами! Спать уложу, а дальше – вперед  и с песней!»

            В Москве, говоря современным языком, я оторвалась по полной! Год не вылезала из театров и музеев. И, наверное, перешла бы в разряд заядлых театралок, если бы не перевесили походы, слеты КСП, турбазы, поездки по ближнему и дальнему Подмосковью – Абрамцево, Ясная Поляна, Троице-Сергиева Лавра…

            Но вернусь к театрам. В театры Ермоловой, Пушкина, Гоголя (и не только) можно было попасть практически с ходу, в какой-нибудь более популярный нередко случался облом, но и везло нередко: то студентка консерватории предложит стоячий билет в Большой по своему абонементу («Я же видела, как Вам хочется! Я всегда только таких и выбираю!»), то в Ленком купишь случайно где-нибудь в переходе метро, пусть и на галерку, а то и с полноценным лишним билетиком в партере окажешься на «Звезде Хоакино Мурьеты»…

            До сих пор на антресолях валяется мешок с билетами – с кем, когда и как. Кстати, где еще можно было купить бутерброд с осетриной и коктейль-компот с чайной ложкой мартини?

            Как ни странно, ни разу не была на Таганке (театр, к сведению!) – наверное, потому, что даже не мечтала. Поверить в то, что попадешь, было нереально: там же Высоцкий (no comment – ура!)! Высоцкий мне нравился – и стихи (самиздат), и песни (чаще из окон). Но фанаткой я не была. А тут – перед отпуском – как прорвало! Хочу на «Гамлета» с Высоцким – и всё тут! Договорились втроем с такими же ненормальными стоять насмерть, хоть всю ночь!, но попасть… Как же, «попали»!

            Так я и уезжала в отпуск с этим неосуществленным желанием. Ну, думаю, уж после отпуска!..

            Отъезд. Привычный уже зал ожидания Казанского вокзала. Привычный пирожок с повидлом и завернутый в целлофан дорожный набор: 200 г полукопченой колбасы, 50 г твердого сыра, 2 яйца и два кусочка хлеба – как-то так (объеде-е-енье!.. – слов нет!).

            Выхожу на площадку к поездам, и что же я вижу? Очередь! Выбросили – для отъезжающих! – апельсины!!! Такое было один раз за все три года моих мотаний туда-сюда. Очередь – копеечная, на полчаса не больше – можно и постоять, главное – и время есть, и тащить недалеко, а каков гостинец! Минут за десять до счастья узнаю: на 1 кг апельсинов – 1 кг яблок. Бли-и-ин!!! (Тогда так не выражались, кстати – да, культурнее были!) Все знают – продавцы не имеют права, и все молчат. А мне – так обидно! Вместо трех кг апельсинов, привезу полтора – не везти же домой ведро фруктов?! Ругаюсь – хоть нервы попортить «врагам народа»! Результат? Все привезли домой нормальные яблоки, я – гнилые. Ну, почти.

            (Расскажу еще до кучи. Времена – лето 87-го. Покупаю в районном центре Куйбышевской области журнал в газетном киоске, вдруг вижу – Маркес! «Сто лет одиночества»!!!

            – Сколько стоит?

            Ну, что-то там 2 рубля. Спрашиваю:

            – 10 штук есть?

            Думаю, вот повезло – всех осчастливлю!

            Продавец:

            – Только пять. А что? Известный писатель?

            Говорю:

            – Еще бы! Нобелевский лауреат!

            И что же я слышу?

            – Эх, надо было с набором, по пять рублей пустить! И как это я?..

            Сволочь!!! Что? Нет, я не ругаюсь – я выражаю настроение масс.)

            Отпуск я провела в Куйбышеве.

            Несколько фотографий напоминают о том, что часть всё-таки в деревне: я – у родника, я – у озера, я – с чьей-то лялькой на руках – с чьей?

            Запомнилось одно – ожидание возвращения. Там, в Москве – Олимпиада, Таганка, Высоцкий, друзья… 25-го июля Высоцкий умер.

            Отпуск, как фотография – знойный июль с черным солнцем…

            Странно, но я смогла вернуться в Москву до окончания Олимпиады. Въезд в нее, в том числе и для командировочных, был резко ограничен, даже поезда пускали по объездным маршрутам: не дай Бог, иностранцы впервые в жизни увидят пьяное личико да в обморок хлопнутся! К тому же при коммунизме алкоголики как класс были изжиты напрочь – не верите?!! Мне?!! И правильно делаете!

            Москву я не узнала. Тишина, покой, пустота. Пустые магазины, метро, улицы. Даже страшно немного, честное слово!

            И вот 3 августа – закрытие Олимпиады.

            Мы, «три девицы вечерком», ждем в гости трех молодых людей. Стол накрыт, телевизор включен, окна открыты – погода чудная! Звонок. Наша дивная незабвенная хозяйка Анна Осиповна зовет нас к телефону.

            Ну, всё как всегда. Кто-то чего-то напутал, и наши мальчики ждут нас у себя в Текстильщиках за накрытым столом. После короткого выяснения отношений «who is who?», решаемся ехать. Но…

            – Только после окончания церемонии! – благо, конец близок: уже выпустили голубей.

            Поревели (эх и поревели!) вместе со всей страной вслед улетающему Мишке, и вдруг видим в окно – голуби! Стая! Та самая!

            Через минуту нас сдуло на улицу. Голубей, конечно, мы уже не застали. Но всё равно – ехать-то надо. Стоим на остановке троллейбуса на Ленинском проспекте, рядом с магазином «Олень».

            Ох, уж этот «Олень»! Зайдешь, мяса – всякого! Бери – не хочу! И не хотим (мы, по крайней мере) – в советские-то времена! Медвежатина, зайчатина, оленина… Конина? Рядом, кучками, неощипанные вальдшнепы (вернее, дичь!) – словно подстреленные рогаткой воробышки, абсолютно неаппетитные! Ощипанные, кстати, тоже… бр-р-р! Единственное, что мы там покупали – очень вкусный маринованный чеснок в банках и мёд – всё!

            Но это я отвлеклась. Стоим, с нами еще 2-3 человека – тоже ждут транспорт. На километры вправо и влево – никого. Сейчас кажется, что вообще ни души – кроме нас, естественно.

            И вдруг – автобусы. Интуристовские. Колонна. Братцы, да это же с Олимпиады!

            Первый автобус мы (растяпы!) пропустили. Второй уже встретили достойно – бурным восторгом, размахиванием рук, подпрыгиванием, улыбками, воздушными поцелуями…
Ой, что было! Это ж ни в сказке сказать, ни пером описать! Я не знаю, как только автобусы не переворачивались на бок! Туристы – черные, желтые, красные, белые – все! – лезли в окна, махали в ответ, кричали, смеялись… Первый автобус, второй, третий, десятый… Всё было автономно. Никто не видел, что происходило впереди. Зато мы видели, как преображались лица, как расцветали улыбками, как зажигались огнем только что бывшие безразличными глаза…

            Проехали. Пять минут – не больше, но стало ясно, что это воспоминание точно – на всю жизнь.

            Но что стало ясно еще – все (все!) хотят одного и того же.

            Так чего же мы хотим?

            И не изменилось ли это что-то?

            Того ли же самого хотите вы, наши дети?

            А что? Имею право знать – ради чего я жила, боролась и умирала!

            Смейтесь-смейтесь! Вспомните меня, когда будете внукам рассказывать, как горели леса в страшное лето 10-ого («Да ты что?!»), как мучились, сутками скачивая фильмы с «Торрента» («Вот, бедненькие!»), как сходили с ума от Димы Билана («А кто это?») – вот непоняток-то будет! Вот смеху-то!

            А впрочем, всё как в жизни – как у нас, как у вас, как у всех…

            Greetings from the past and настоящего!         АЙ (I) = ЙА (Я)