Шептунки

1
Покажите хоть одного такого человека, который смог бы равнодушно пройти мимо Ляльки. Длинноухая, вся в золотистых кудряшках, с пушистым хвостом, закинутым кольцом высоко над спиной, похожая на красивую мягкую игрушку, она пленяла любого своим обаянием. Рука так и тянулась погладить её. Но будьте осторожны! Это только кажущаяся наивность! Попробуйте только переступить порог квартиры тайком или бросить грубое слово хозяйке, тихой и набожной бабушке Лене, – и вам не поздоровится! Ласковая и любвеобильная Лялька превратится в маленького комнатного льва, готового умереть, выполняя свой долг защитника! Беспредельно преданная своей кормилице, она не знала ни робости, ни страха и всегда была начеку, оберегая единственно любимого человека. Только смерти не оборониться…
Никто не плакал, не причитал над почившей. Никто… из людей. Одна только живая душа голосила от неисходного горя – маленькая болонка Лялька. Больше ей некого защищать, она и сама оказалась беззащитной без своей хозяйки.
Квартира недолго пустовала, и вскоре счастливая наследница бабушкиных квадратных метров уже наклеивала на стены новые обои и покрывала полы краской. Собачье же «место» оказалось за порогом квартиры.
Лялька подолгу лежала на грязном коврике под дверью, тёрла лапой нос, время от времени чихала от едкого запаха ацетона, наполняющего лестничную площадку, и тяжело вздыхала. Потом поднималась и медленно спускалась по ступенькам до первого этажа, где ждала, пока кто-нибудь из жильцов откроет тяжёлую дверь. Понуря хвост, болонка часами бродила по двору или сидела у подъезда, терпеливо ожидая, когда же её позовут домой. Но никто не звал.
– И не стыдно тебе, Лариса? Бабка души не чаяла в собачонке. Знала бы, что ты её любимицу выбросишь на улицу, ни за что не отписала бы тебе квартиру, – возмущались пожилые соседки.
– Когда мне заниматься собакой? Видите, ремонт делаю? А она путается под ногами. На дворе не зима, пусть побегает, – нехотя оправдывалась новосёлка.
Дни мелькали за днями, а Лялька так и оставалась беспризорной. Часто бывало, что новая хозяйка забывала её покормить, и тогда она отправлялась на промысел к ближайшему мусорному баку. Увидав болонку на помойке, болезные соседки в последний раз попытались образумить «неуговорливую» Лариску, но, видать, сердце её было заковано в броню, и она только злилась:
– Жалко собаку, так заберите себе! Жалостницы нашлись!
– Давно забрали бы, так не идёт. Дом у неё есть, вещи бабы Лены, которые дороги ей.
– Какие у бабки вещи? Мусор один!
– Эх, девка, в голове у тебя мусор…
– Да идите вы все!
Теперь каждое утро Лариса выносила на помойку бабкино «барахло». Кому нужны старые ватные одеяла, вытертые коврики и вышедшие давным-давно из моды одежда и обувь? Быстрей бы очистить квартиру от хламья, а допотопный диван, зеркальный шифоньер и скрипучую кровать с ввалившимся тюфяком – всю эту отслужившую свой срок рухлядь – заменить новой обстановкой!
Всецело поглощённая заботами Лариса совсем не замечала Ляльку, прячущуюся в кустах позади мусорных баков и неотрывно наблюдающую за ней из-под отросшей и навалившейся на глаза чёлки. А Лялька теперь мало походила на ту прежнюю комнатную чистюлю, на которую было не наглядеться. Её волнистая шёлковая шёрстка утратила свой блеск и свисала с боков грязными клочьями. Хвост весь был облеплен репейником. В колтунах кишели блохи…
Оставив у мусорного контейнера очередной куль со старьём, Лариса заторопилась домой, а болонка сорвалась с места и стремглав бросилась к оставленной на земле поклаже. Совсем немного усилий понадобилось на то, чтобы вытащить из вороха ненужных вещей вязанные тапочки-шептунки, до времени припрятать их в кустах, а чуть позже незаметно перетащить под лестницу в подъезде.
2
Износило лето свой зелёный наряд. Шепнуло кудлатке на прощание ласковое словечко и, погладив спутанные собачьи кучери тёплой ладошкой, умчалось вслед за журавлиными стаями. Поплакала над Лялькиным горем осень и, укутавшись туманами, скрылась в сумрачных далях. Наступила мёртвая пора: обезлюдела округа, опустели скамейки у подъезда. Раскинула зима по дворам белоснежные покрова. Никого. Только одна беспризорная болонка всё бродит и бродит по холодной пустыне. Замёрзнут лапки, приляжет на сугроб: мягок ковёр да не понежишься на нём, как некогда на вытертом шерстяном коврике у бабушкиного дивана. Поднимется горемыка, поплетётся к подъезду. Досидится, пока кто-нибудь не откроет дверь, и юркнет в полутёмное подлестничное пространство. Перво-наперво обнюхает свой тайник, в котором спрятана самая большая её, Лялькина, драгоценность,  потом свернётся калачиком на холодном полу и затихнет. И вот уже видит она, как бабушка Лена в мягких вязаных тапочках-шептунках почти неслышно идёт на кухню и там возится у плиты. Вся квартира наполняется сладким ароматом печенья. Лялька сидит рядом и любуется румяным лицом хозяйки, красивее которого нет на всём белом свете. Бабушка Лена отламывает кусочек от печенья и с улыбкой протягивает Ляльке:
– На уже, лакомка…
И так вкусно пахнет печенье, и так тепло глядит на неё хозяйка… Лялька открывает глаза… Пожилая соседка заглядывает под лестницу и высыпает что-то из кулька:
– Ешь, ешь,  миленькая, это вкусно…
Жалел собачонку и Ульян, вечно хмурый и неразговорчивый, но добродушный старик. Это он и приволок на днях со свалки мохнатую шубу в Лялькин угол, чтобы она не мёрзла на холодном полу. Чаще всего Ульян бывал пьян, но иногда у него случались трезвые дни, и тогда он звал кудлатку к себе во «вдовецкое спокоище», чтобы угостить со своего скудного стола. И Лялька послушно шла за ним. Что-то влекло её к этому странному человеку. Заморив червячка, Ульян растягивался на диване и брал бродяжку к себе под бок, приговаривая:
– Буде бедовать, окорёнок, всё устроится…
Большая шершавая рука нежно трепала косматую собачью голову, и Лялька замирала: она отвыкла от человеческой ласки…
Потом Ульян «заболевал» и совсем не выходил из дому, а Лялька по нескольку раз за день подбегала к его квартире и беспокойно принюхивалась к дверям: жив ли? Когда Ульяну становилось совсем худо, он выходил из дома, держась за стенку. И тогда Лялька сопровождала старика до ларьков или ждала его у магазина, где он покупал «лекарство». В эти дни Ульян выглядел совсем больным: похудевший, с опухшим лицом, с отросшей бородой и нечёсаными волосами. Он не приглашал Ляльку к себе, он даже не замечал её.
А она скучала…

3
Уже несколько дней в подъезде воняло краской. Каждое утро приходили женщины с вёдрами и кистями, поднимались на верхние этажи и постепенно спускались всё ниже и ниже. В это утро они остались на первом этаже и поставили свои вёдра у квартиры Ульяна. Лялька выбралась из-под лестницы и устроилась на коврике: она никому не позволит нарушить покой  старика. Одна из женщин толкнула плечом подругу и ткнула пальцем на собачонку:
– Клашка, смотри не наступи на зверюгу: порвёт на тряпки!
Женщины дружно засмеялись.
Лялька ужасно разозлилась и зарычала на хохотушек.
– Ну-ну, сердяга, ты мне зубы не показывай! Нам работать надо! – замахнулась тряпкой на кудлатку болтливая малярша и позвонила в квартиру.
Дверь открыли не сразу. Как сейчас хотелось Ляльке юркнуть в приоткрытую дверь и остаться там навсегда! Но её никто не позвал. Поджав хвостик, болонка удалилась в свой тёмный уголок.
– Слышь-ка, дед, забрал бы свою собаку, а то она нам мешать будет.
– Не моя это собака. Оставьте меня в покое.
«Не моя!» – отозвались болью в собачьем сердце злые слова, и Лялька, как ошпаренная, бросилась вон из подъезда в подпёртую кирпичом дверь.
Она и сама не поняла, как оказалась на проезжей части перед колёсами мчащегося автомобиля. А, может, так и лучше? Лялька не слышала, как Ульян звал её из окна. Удар неожиданно обрушился на неё – и всё завертелось перед глазами в каком-то ярком калейдоскопе красок.
В рубашке на голое тело, старом трико с вытянутыми коленками и в тапках на босу ногу Ульян выскочил из подъезда и бросился на дорогу. Непослушными трясущимися руками он подхватил со снега окровавленное невесомое тельце:
– Что ты это… дурёха! Ну, прости, прости, меня старого болвана! Не умирай! Христом Богом прошу! Пить брошу, рюмки в рот не возьму. Жить у меня будешь…
Лялька с усилием приоткрыла глаза, поглядела на Ульяна долгим взглядом и, припав к тощей мужской груди, притихла.
Навстречу уже спешил водитель легковушки:
– Слышь, мужик, ей-богу я не виноват! Вылетела с обочины, я – по тормозам, а это ж машина…
– Видел я всё сам. Нет тут твоей вины. Это она сама счёты с жизнью сводила, – буркнул Ульян.
– Слушай, давай я тебе яму помогу выдолбить, а ты пока иди оденься: посинел весь от холода.
Ульян испуганно глянул на водителя:
– Зачем – яму? Дышит ведь! – и, чтоб самому убедиться, приложил ухо к липкому от крови боку.
– Не дури, батя, всё равно сдохнет. Сам посмотри…
– Ты, вот что, сынок, езжай себе куда ехал, мы сами тут разберёмся…
– Я помочь хочу, а ты…
– Хочешь помочь, так свези лучше нас в лечебницу. Я заплачу. Свези, сынок, умоляю!
– Не надо мне твоей платы! Садись!

4
Ульян толкнул ногой дверь приёмной и, оставляя грязные следы на полу, прошёл к столу, за которым сидел доктор. Врач смерил подозрительным взглядом вошедшего, задержавшись на тапках на босу ногу.
– Спасите собаку, умирает.
– Вот именно, умирает. Твоя, дед, собака? – поднялся врач.
– А какое это имеет значение? Моя.
При последнем слове Ульян почувствовал, как шевельнулось тельце в его руках, и в душе его появилась надежда:
– Спаси, доктор. Ты обязан…
– Клади на клеёнку, – показал врач на стол у окна.
Ульян бережно опустил собачонку, а сам отошёл в сторону. Осмотр занял совсем немного времени. Доктор повернулся лицом и развёл руками:
– Может, укольчик? Не будем мучить. Пёсик и не поймёт, как того… Уснёт да и всё.
– Ты мне это брось… Укольчик… Называешься врачом, так лечи, – весь подался вперёд Ульян.
– Отец, ты даже не знаешь, о чём просишь. Знаешь, во сколько обойдётся тебе лечение? Тут серьёзная операция нужна. А шансов – почти никаких…
– Сказано тебе: делай свою операцию и баста. А деньги есть… найду…
Доктор, ни слова не говоря, взял лист бумаги и, разгонисто поводив ручкой, ткнул пальцем в написанное:
– Это – не учитывая моей работы. Потянешь?
Ульян уставился на цифры, как будто видел их в первый раз, но, не долго думая, рассёк рукой воздух и выдохнул:
– Осилю! Спасай собаку, доктор! Ты не гляди, что у меня порты светятся. Я в своё время хорошую пенсию заработал. Вот, тут у меня есть кое-что – это аванс. Остальное принесу. Веришь?
Доктор внимательно посмотрел из-под очков на Ульяна, кивнул и повторил:
– Шансов у твоей собаки мало.
– Постарайся, сынок…
5
Лялька медленно открыла глаза и зажмурилась от яркого света. В голове шумело, пасть пересохла, лапы одеревенели. Захотелось пошевелиться, но туловище было туго спеленато. Даже ухо невозможно было приподнять, потому что и на голове тоже была надета плотная шапочка. Один только хвост пушистым бубликом торчал из бинтов. Может, она всё ещё спит? Как она оказалась здесь, в этом незнакомом месте? Зачем её всю обрили и замотали, с головы и до самого хвоста? Кто этот человек в халате, которого она, несколько раз просыпаясь, видела около себя и чувствовала его сильные и добрые руки? И самое главное: где Ульян? Уж не во сне ли прозвучали его слова: «Жить у меня будешь!» И тут Лялька услышала знакомый голос! Она радостно взвизгнула и завиляла хвостом, но острая боль прошила всю её насквозь, и она снова замерла. Откуда  могла знать Лялька, что несколько часов она была на волоске от смерти, и только благодаря мастерству и старанию человека в халате она сейчас жива. Зачем маленькой собачке знать и то, как Ульян несколько раз пересчитав все свои сбережения, впал в отчаяние: денег оказалось недостаточно, чтобы оплатить сложнейшую операцию. Тогда на помощь ему пришли две пожилые соседки: пошушукавшись меж собой, они обошли все квартиры в подъезде, кроме одной, и собрали недостающую сумму. Разве всё это сейчас имеет для Ляльки какое-то значение?
Забыв о боли, собачонка во все глаза глядела то на Ульяна, то на  человека в зелёном халате и силилась понять, о чём они говорят.
– Сколько я должен за ваш подвиг? – вытащил пачку бумажек из кармана брюк Ульян.
Человек в халате смутился:
– То, что вы называете подвигом – повседневная работа врача. А вот вы… Скажи правду, отец, ведь, не твоя собака? – вскинул он глаза на Ульяна.
– Была не моя. Теперь моя. Так сколько, доктор?
Врач взял со стола лист бумаги: на нём его рукой была написана та немалая сумма, которую должен сейчас заплатить неопрятного вида пожилой человек, стоящий перед ним. Этот чудаковатый старик принёс деньги вопреки всем сомнениям и готов выложить всё до последней копеечки за спасение бездомной собачонки. Подумал и… разорвал листок.
– Спрячьте ваши деньги…
Пока ошарашенный Ульян, растеряв все слова, беззвучно шевелил губами, врач прошёл в операционную и вернулся, неся на руках забинтованную Ляльку:
– Ну, принимайте пациента!
Ульян ничего не ответил. Кивнул головой, сглотнул солёный ком и, прислонив к груди беспомощное животное, только махнул рукой на прощание.

ЭПИЛОГ

В это яркое утро Лялька с интересом наблюдала, как Ульян, стоя перед зеркалом, надевал светлую рубашку, завязывал галстук, застёгивал пиджак. Он был аккуратно выбрит и подстрижен. «Да он и не старик вовсе!» – удивлялась болонка. Ульян вжикнул молнией на куртке, насунул на лоб кепку и щёлкнул пальцами:
– Ну что, окорёнок, твой выход!
Не успел Ульян открыть дверь, как Лялька метнулась из квартиры и шмыгнула под лестницу.
– Ах ты, вертёха, вот я тебе! Быстро вылезай оттуда, кому сказал!
Из-под лестницы высунулась коротко остриженная собачья мордашка, вся перепачканная в побелке, оставшейся после ремонта подъезда.
– Что ты там нашла? Иди ко мне, дурашка, – подозвал свою любимицу Ульян, увидев, что та держит что-то в зубах.
Лялька посмотрела на Ульяна серьёзными глазами и, немного помедлив, подошла и положила у его ног самое дорогое, что у неё было – вязанные тапочки-шептунки бабушки Лены…

2009 г.