О тортах, пряниках и жоме

            
            Мама у меня методист дошкольного образования, поэтому воскресенье у неё рабочий день. И вот сегодня, перед тем как уйти на работу, она взяла и  испортила мне весь МОЙ выходной. Причем капитально. Нет, посудите сами. Вместо того, чтобы встать и сесть за компьютер, а потом позвонить Люське и поболтать с ней о чем-нибудь легком и приятном, а потом сделать еще много чего замечательного и закончить всё это вечерней горячей ванной с большим количеством пены или просмотром перед сном очередной серии «Робин Гуда», я должна... Нет, не мыть полы и убираться – это-то как раз цветочки! – а мучиться целый день от того, что мне всё-таки придется и мыть, и убираться.

            В таких случаях мама всегда говорит: «Ты быстренько уберись, и весь день – твой!». Но здесь я с ней категорически не согласна. Мне лично, чтобы собраться с силами и заняться этой противной уборкой, требуется очень много времени. В общем, тоска!..

            Хотя, конечно, к приходу мамы всё будет сделано. Не пропадать же еще и вечеру!

            Ну и ладно! Не буду по английскому проект делать и всё тут! Пусть Сима трояк ставит: что я – каторжная, что ли, весь день вкалывать?!

            Так я лежала и потихоньку свыкалась с мыслью, что жизнь – штука тяжелая. Мало того, что сейчас надо встать и пойти жарить себе яичницу с колбасой, так еще ведь и чай заваривать надо, и хлеб маслом и малиновым вареньем намазывать... Мама как-то, когда я всё это озвучила, сказала: «А всё это еще и съесть надо – вот ведь кошмар-то!» Нет. Здесь она ошибается: отсутствием аппетита я никогда не страдала. Просто когда мама готовит, всё почему-то намного вкуснее, даже бутерброд с сыром. Не знаю почему, но вкуснее.

            Тут мне в голову пришла одна мысль, которая показалась мне довольно интересной: а что, если я буду делать не всё сразу «от и до», а потихоньку, по одному дельцу, скажем так, в полчаса? Вот встану сейчас, позавтракаю. Одно дело уже будет сделано. Отдохну. Потом посуду помою. Отдохну. Потом свою постель заправлю. Отдохну. Ну, и так далее. А что? Идейка!

            К обеду (кстати, разогреть борщ и блины в сметане – это вам не в Покемонов поиграть!) я успела переделать всё, что наметила, и позвонила, наконец-то, Люське. Оказалось, у неё те же самые проблемы. Только у бедной Люськи всё еще впереди, а у меня вроде как уже появилась надежда на светлое будущее. Поделившись с ней своим изобретением, я отправилась разбирать стол в комнате. Он у нас с мамой общий и о-о-очень большой, поэтому можете себе представить... Разобрав свою половину и отдохнув, я принялась за мамину. Сложила книги в одну стопочку, папки в другую, потом принялась за тетради. Тетради у мамы все  как на подбор, новенькие, с красивыми обложками. Тут я свою маму очень даже понимаю: она тоже считает, что раз есть выбор, то надо покупать такие, за обложки которых не будет стыдно. Правда, на этом наше с ней  взаимопонимание и заканчивается, потому что когда я летом, перед школой, купила себе обалденную тетрадь с серебряной черепушкой на черном фоне, она её у меня отобрала, обложку безжалостно отодрала и выбросила, а листы пустила на черновики. Ей, видите ли, стыдно, что её дочь будет ходить в школу с такой тетрадью. А с какой ходить? С её пейзажами и архитектурой? Да я перед ребятами со стыда сгорю!

            Что-то я отвлеклась от работы. Видно, пора отдохнуть. Пойду-ка я сначала ванну почищу, чтобы вечер самой себе еще и этим не портить…

            Так, ванну почистила, «Айвенго» посмотрела, ф-ф-фух! Опять, что ли, отдохнуть? Ладно, доубираюсь на столе. Осталось-то несколько тетрадей да пыль протереть. Прикинула: придется еще где-то раза три поработать и раза три отдохнуть Ладно, думаю, как-нибудь справлюсь.

            Смотрю, прямо на клаве под листом А4 тетрадь лежит, странная какая-то. Старая, даже выцветшая уже, ужасно некрасивая и неподписанная. Ну, мне интересно стало, я и заглянула. А там какая-то запись маминым почерком, но не просто буквами, а транскрипцией. Запятые наверху, твердые знаки вместо гласных и всё такое прочее. Нас с этим в школе замучили: фонетический разбор, всё к ЕГЭ – зачем?!

            Думаю, а маме зачем? Она ж не в школе работает. Стала разбирать «каракули».

            «Родилась я в 1934 году, 20 июня. Детство моё прошло в деревне Акимовка».

            – Интересно, – думаю, – Акимовка – это место, где у нас «домик в деревне». Раньше там жили мои прабабушка с прадедом. Да и сейчас какие-то родственники живут, дальние. Любопытно – а это о ком?

            Читаю.

            «Детство моё было очень и очень тяжелым. Было мне 7 лет, да, когда началась Отечественная война. Отца у нас забрали на фронт этой же ночью, как объявили войну. Он у нас был, как мне мать говорила, комсостава. Даже никто мы не простились с ним – как он ушел на фронт.

            Нас было у матери трое детей, она еще была беременная. Буквально через 1,5 месяца после начала войны мать родила четвертого ребенка. Вот в эти годы я стала основной нянькой у матери. Мать работала, не покладая рук. Старший её сын, мой брат, учился в школе, и следующий тоже брат учился в школе, а я еще в школе не училась тогда. Я день и ночь нянчила братишку. В деревне (как и до сих пор бывает) зыбки для детей».

            «Зыбки»? Первый раз слышу. В Интернете, что ли, глянуть?.. А! Вот: «подвесная колыбель, люлька». Ясненько.

            «Я ребенка не могла вынуть оттуда, так мне вешали зыбку прям близко-близко к полу. Я его вытаскивала волоком, как сумела, покормила-напоила, перевернула и клала обратно туда. Вот…»

            Тут меня опять заклинило:

            – Это что же, она и памперсы сама меняла, что ли? В семь лет-то? Ничего себе!

            «Не прошло даже и года… да… ребята были в школе, мать на работе, а я с этим, с своим братишкой Виталиком, была дома. Начался учебный год… Вот… Я порой боялась с ним дома. И вот однажды, уже осенью, я его вынула из зыбки, в деревянну коляску посадила и повезла: что-то я испугалась, не помню, повезла его к ним в школу. Был дождик,  и простудила я его: он буквально через неделю у нас помер…

            Отец писал сначала нам очень часто письма, а потом все писанины его затихли: он у нас пропал без вести. До сих пор он у нас не вернулся.

            Ну вот… Шли годы.. Пошла я в школу. Проучилась я там всего 4 года. Мать сказала: «Хватит, наверное. Расписаться научилась и ладно. Работать надо». Я, конечно, в этом мать и не виню, не смогла она нас всех прокормить. Те братья, правда, побольше учились: до семи классов. А я так с четырьмя классами и осталась…

            Где-то с 11-ти лет мы все уже работали в колхозе. Ну чо мы работали: на быках воду возили, кто чего, кто чем занимались, помогали родителям – жить надо было.  Так что жизнь была очень тяжелая. Хлеба чистого мы вообще, можно сказать, не видели: жом и тот не досыта…»

            «Жом»?.. А! Вот, нашла: «Жом – выжимки, отходы, остатки после отжимания масла из семян...»

            Смотрю, в нескольких словах исправления красной ручкой сделаны и вроде как не маминым почерком. Будто учитель проверял. Ладно, читаю дальше.

            «Ну, а тут уже пошли… кончилась война когда… пошли уже комбайны. На комбайне, в основном, работали, пахали на лошадях, бороновали, всё делали. И, однако, всё равно жизнь была очень интересной!

            В то время молодежи было очень и очень много в деревне. Ведь редко-редко кто уезжали в город-та. Только вот – как в войну – забирали в ФЗО тогда…»

            Пришлось опять в Интернет лезть. Так. «ФЗО – школа Фабрично-заводского обучения, ремесленное училище». Короче – каблуха!

            «Тоже не то, чтобы добровольно ехали, а забирали. Как бы сказать уж, насилкой, что ли, увозили молодежь. Никто не ехали, никому не нравилось, все как-то были не так развиты, что ль, как щас, все около родителев хотели пожить ба.

            Ну, а тут чо ж, прошло много лет, девчонкой я стала взрослой, на улицу стала ходить… Больно-то и не в чем было, ходить-та. Есть если платьишко вот какой посвежее, его выстираешь, быстренько высушишь, погладишь и опять на улицу идешь: нарядна, вроде ба… А всё равно на улицу-то было охота идти: столько молодежи, так весело!..»

            Я еще раз глянула на обложку – нет, не подписано, ничего. Ага! Внутри маленькими буковками: «Анна Гречихина, 521 группа, диалектология». Всё. Ну, то, что тетрадь мамина, я это и так уже поняла. Но о ком это?!

            «На 22-ом году я вышла замуж за односельчанина за своего ж. Жила в семье с свекровью. Избенка была у них очень маленькая, плохенькая. Фуфайками на печке дыра была заткнута… Видно было, как за водой кто идет… Ну, свекр и начал нас вроде ба настраивать на добрый путь: надо как-то где-то устраиваться работать и чтоба построить себе жильё… Ну, и вот… Потом свекр как-то нашел там сознакомого, что ль, объездчика; вот мово мужа, Николая, устроили лесником.

            Через год и месяц у нас сразу народилось двое детей, близнецы: сын и дочь».

            Вот когда я наконец-то поняла, о ком речь! Это ж баб Даша, соседка наша по даче! Это у неё тёть Таня с дядь Паней – эх, и похожие! Мы с мамой когда к ней в гости заходим, она меня всё пряниками угощает, причем так, как будто это торт «От Палыча», а я пряники эти терпеть не могу. Нет, я, конечно, беру-у-у...

            «Здесь еще чудней жизнь пошла. Вообще я думала не выживу этава. Вот исполнилось дитям в аккурат годик, и мы уехали. Он стал у меня, муж, работать лесником в другом селе, где-то километров за 35 от родителев. Жили на квартире; а на какой квартире жили, если б щас показать!.. В избенку боком влазили… ой!.. сени плетнёвы, плетень упал – собаки залазиют ко мне в сени. Так я боялась! А муж по ночам допоздна был в лесу… Лесник это же тот самый сторож… Обычно кто пойдет за дубочком, кто сено украсть – все едут попозже да пораньше. Вот в эти часы его в аккурат со мною не было, и я… очень я боялась.

            Ну вот. Где-то мы построились в 58-ом году, здесь уже годы пошли совсем иные.  Построились мы в Акимовке, большой дом построили. Пятистенный. С одного конца дверь мужних родителев, с другой стороны – мы. Капитальная стена… Дом очень был большой у нас… И жили там, трудились в колхозе. Муж шофером работал, а я сначала в этом… в бригаде работала, а потом в животноводство ушла, работала дояркой. Работала я неплохо. За что и имею орден Трудовой Славы. Вот…»

            На этом запись обрывалась. И красными чернилами была выведена большая пятерка.

            Положила я тетрадь в стопочку, оглядела «поле битвы», вспомнила, что мне надо еще три раза отдохнуть и три раза... да ладно – считай, тоже отдохнуть!

            А еще надо летом обязательно к баб Даше заглянуть – за пряником!..

            – Мам, – сказала я вечером, – давай, когда в деревню поедем, купим баб Даше торт «От Палыча»?.. А?.. Мам! Ты чего молчишь?.. Мам?!