Алгебра по-венгерски

Этот рассказ родился неожиданно. В конце февраля или начале марта 12-го года по телевидению показали репортаж из Венгрии. В нем говорилось, что венгры не довольны политикой Евросоюза, которая сдерживает у них развитие промышленного и сельскохозяйственного производства, ограничивает занятость населения. Если я правильно поняла, то венгры готовы выйти из Евросоюза, только бы жить по своим прежним законам. Постановка вопроса смелая, если учесть, к каким печальным последствиям приводит несогласие с волей стран США и НАТО. Примеры тому: судьба Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии, борющейся Сирии. Но это все из области «большой» политики, а мне хочется рассказать об этом через судьбы «простых» людей, об их дружбе и столкновениях на недалеком историческом пути.
- Что за народ эти мадьяры? – задаю вопрос Ивану Петровичу Сидорову (фамилия, имя, отчество изменены), который в 57-м году прошлого века  оказался участником известных «венгерских событий», о них написаны горы книг и снято множество фильмов, что вроде к этому и нечего добавить, кроме небольшого уточнения. По нужным лекалам формировалось негативное мнение о, якобы, вмешательстве Советского Союза в жизнь чужой страны. Что расскажет о том времени Иван  Петрович Сидоров? Пусть выводы сделают сами читатели.
Несмотря на солидный возраст, Иван Петрович сохранил отличную память, здраво анализирует телевизионные новости, передачи радио «Эхо Москвы», делает выводы и прогнозы, отличающиеся от штатных комментаторов не в их пользу. Иногда его покидает объективность, и, видимо, под воздействием зомбирования СМИ он впадает в либеральную риторику. Вот и сейчас, отвечая на мой вопрос «Кем вы были в Венгрии?», он говорит: «Оккупантами».
- Опомнись! Одумайся, что ты говоришь? Так что вы там творили:  территорию завоевывали, дома жгли вместе с людьми, в колодцы народ бросали? Расстреливали, вешали мирных жителей, как у нас немцы во время войны?
-Не тот менталитет у нашего народа. В первые дни пребывания на территории Венгрии, командир полка нам лекцию прочитал. Он предупредил, чтобы мы с населением вели себя уважительно. Для вас, сказал он, чайная чашка – тьфу, ерунда,- а для венгра она память, может, хозяин её 300 лет хранит, а вы  её разобьете, врагами станете.
- Если вы так себя вели благородно, почему же такое незаслуженное скверное слово ты сказал о себе?
- Это не мои слова, венгры нас люто ненавидели, -  сказал Иван Петрович, хотя в его утверждении есть противоречия, что следует из нашего дальнейшего разговора. Он согласился поделиться своими воспоминаниями при условии, что не будет никаких отступлений от его рассказа. Чтобы лучше понять историческую роль бывшего солдата (её исполняет каждый человек при определенных обстоятельствах) , придется кратко коснуться его биографии.
Ванюшка Сидоров с детства узнал, что такое опустошительная и разрушительная война, которую затеяли немцы со своими союзниками против советской страны. Отец погиб в первые дни, мать одна растила троих малолетних детей. Жили в холоде и в голоде. В летние школьные каникулы он работал в колхозе за трудодни, нанимался подпаском стеречь чужих коров за бутылку молока, кусок хлеба и ломтик желтого застаревшего сала. Чтобы коровы не зашли на колхозное поле, бегал за ними так быстро, что сердце едва не разрывалось от перегрузки, и тогда падал на землю, приходил в себя. Подписка на Государственный заем восстановления народного хозяйства вызывала плач у матери, так как в колхозе деньги не платили, приходилось везти в город на рынок продавать яйца, которые в семье ели только на Пасху. Все пережили, надеясь на лучшее. Когда Иван окончил 10 классов, как он с обидой вспоминает, государство вспомнило о нем, его призвали в армию, правда, служить ему хотелось.
После победы Советской армии в Великой Отечественной войне, престиж военной службы у допризывников был очень высок, мальчики желали пройти школу закалки мужского характера. Демобилизованные сельские парни учили школьников подтягиваться на турнике, ходить  по бревну, прыгать через коня, стрелять из винтовки. На службе это пригодилось, но военная наука оказалась очень трудной. Не забыть, как мать провожала сына в армию: напекла коржиков из ржаной муки, купила две пачки маргарина. В вещевом мешке все перетерлось, есть нельзя было. Призывников к месту службы везли в товарных вагонах, на всех принесли огромный куб сливочного масла, вкус которого был ему незнаком, но из-за стеснительности Иван к нему не притронулся. Затем полковая школа. Командиры предупредили, чтобы не упоминали оскорбительного для новобранцев слова «салага», потому что в армии все товарищи. Этот принцип соблюдался, никакой дедовщины в то время не было, зато хватало муштры, порой, не совсем оправданной, от физической усталости могли спать на ходу. Питание при больших затратах энергии было недостаточное, постоянно хотелось есть. Зато теперь этот седой, сухощавый, высокий старик с гордостью вспоминает облегченные марш-броски на 40 километров и марши-броски с полной выкладкой на 60 километров за одни сутки!
ПРОВЕРКА БОЕМ
Через 18 месяцев службы пришло более суровые испытания, о которых рассказывает Иван Петрович Сидоров.
-Мы находились в казармах, ждали, когда труба позовет на ужин – на каждый прием пищи на трубе звучала своя мелодия, которые мы знали. А тут вместо ужина звучит боевая тревога. Хватаем оружие, шинель в скатке летом, автомат, в рюкзаке запасные портянки, плащ-палатка. После этого построение на плацу, собрался весь округ с военной техникой. Нам ничего не говорят, куда и зачем едем.
Наступила ночь. Вся техника пришла в движение: бронетранспортеры, машины, танки отправили по железной дороге. Едем по  серпантину Карпатского перевала. Моторы приглушены, техники так много, что, кажется, гудят горы, фары машин светят слабо, расчеркивая гору зигзагами огней, где-то внизу под нами светит луна.
В пути во время остановок командиры объяснили, что едем в Венгрию, где должны проходить учения стран Варшавского Договора. Этот Договор заключил Советский Союз и страны народной демократии в ответ на создание странами Запада военного блока НАТО, направленного против СССР и его союзников.
Спустились с Карпат рано утром. На границе только советские пограничники, венгерских со стороны их территории не увидели. Перед нами расстилалась большая равнина. Командиры дали приказ распечатать коробки с патронами и зарядить автоматы. Тут мы и узнали, что в Венгрии произошла контрреволюция, действуют вооруженные банды. Наша задача их разоружить. Маршем прошли мимо Будапешта, он был видим, останавливались, окапывались, такие траншеи нарыли. Примерно трое суток сидя спали в бронетранспортерах. Узнали, что в Будапеште сожгли много наших танков, потому что не было команды стрелять. Они же действовали из засады, использовали заложников: поставят в окне женщину с ребенком, а сами из пулемета строчат, а мы их не тронь, за гуманность наши солдаты расплачивались жизнями. Потом были приняты меры, и это прекратилось.
От Будапешта ехали на бронетранспортерах далеко. В городах нас «друзья» обстреливали из мелкокалиберных винтовок, стреляли через форточки с верхних этажей домов,  от пуль спасали каски.
 Нас направили на уничтожение банды, имевшей автоматы и пулеметы. Названия местности не помню.
Бой завязался настоящий, по всем правилам военной науки:  одна цепь, вторая, третья. Они отступали до тех пор, пока не поднялись на гору: она со стороны речки отвесная, с другой стороны крутая тропинка между огромными валунами Ледникового периода. На вершине горы разрушенная старинная крепость: стены без крыши. Они все туда.   Наша задача была разоружить банду. Комполка дал приказ на штурм. Мы впервые пошли под пули, но страха не было, не знаю почему, но был какой-то азарт. Пошла первая цепь, вторая, третья. По нам очереди из пулеметов и автоматов, человек пять наших там уложили. Полковник, увидев потери личного состава, отдал приказ по цепи  штурм отменить,  больше не можем рисковать жизнями солдат, буду вызывать авиацию.
Залегли. Пролежали час, два, вроде скучновато, стали постреливать вверх. Часов 4-5 лежали за валунами, это же не полномасштабная война. Говорим друг  другу: «Сейчас налетят, размомохают, нам нечего будет делать». Мы чуть не уснули. Слышим стрекот вертолета, он дал круга три, сделал очереди три из пулемета и улетел. После этого белая тряпка на палке или на винтовке – капитуляция. Вертолет улетел, мы на четвереньках с криком «Ура!» наверх. Тогда и увидели, что вместе с мужчинами в банде находились женщины и дети-подростки, непонятно, с какой целью, все стояли с поднятыми руками. Санитар вырвался вперед и громко сказал: «Раненые есть?» Отвечают: «Нет!» С нашей стороны возглас: «.ули вы тогда  сдались?» Они: «Да авиация ведь», так они вертолета испугались.
Внизу банду забрала наша спецгруппа. Кто они, куда их направили, не наше дело, с ними свои разбирались.
Это был настоящий бой, как нас учили: были перестрелки, стрельба, диверсионные методы.
ПАРЛАМЕНТЕРЫ
В поселке Раика, мы называли его Райка, находилась застава, в ней располагалась воинская часть. Мы не знали о планах нашего командования. Наша точка располагалась на обочине дороги недалеко от поля, где стеной стояли мощные стебли кукурузы после уборки урожая. Мы были голодны, потому что все время находились в движении, интенданты за нами не поспевали. К вечеру ходим по кукурузе, собираем оброненные початки, поджариваем на костре, едим. Вдруг на нас от Хаймашкера прет танк, плавающий, их мало было. Подъехал к нашему танку, который стоял на дороге, остановился. Вылезает командир танка, сержант. Командир роты капитан Г-в на него: «Куда прешь?» Тот: «Своих догоняю». Г-в: «Какого хрена своих, через два километра граница Чехословакии». Говорит: «Карта закончилась. Еду, не знаю, куда. Если бы не вы, поехал бы в Чехословакию». Замполит при виде чужого танка сначала испугался, оцепенел, спрятался в свой танк. Потом насмелился,  когда понял, что бояться нечего, и сразу инициативу в свои руки: «Никуда не поедешь, будешь до утра стоять». Он знал, что утром будем разоружать заставу, и второй танк нам не помешает.
Перед обезоруживанием заставы мы сильно перепугались. Спим в палатке, вдруг среди ночи к нам прибегает венгр из их райисполкома или сельского совета и говорит, что командира вызывают к телефону.  Командир Г-в сильно струхнул, дескать, какого хрена вызывают, если у нас у самих три рации – в бронетранспортере, в танке и у командира радист, думаем, не иначе засада, но ехать надо.  Командир решает ехать на танке, с ним мы, три автоматчика, венгра рядом посадили.
Подъехали, пушку на здание направили, у нас автоматы наготове. Заходит капитан в здание, телефонная трубка на столе лежит, кто-то ждет разговора. Г-в берет трубку, оказалось, звонил начальник штаба полка, сказал, проходят учения, проверял, есть ли у нас альтернативная связь.
Утром проснулись, нас построили и объяснили, что будет штурм заставы.
Я служил второй год, а сержант П-н дослуживал последний срок, но задержали события. Его и меня замполит вызывает к танку, дает задание пойти на заставу парламентерами, передать требование, чтобы пограничники вышли на плац и сложили оружие. Мы пошли, не зная, что нас ожидает, идти метров триста- четыреста. Вслед звук танка. Мы в недоумении: нас поддержать что ли? Танк доехал до столбов телефонной связи, свалил столб на всякий случай, чтобы нарушить телефонную связь, развернулся на проводах, порвал их и уехал.
Мы пришли к заставе. Возле ворот калитка. Мой напарник говорит: «Дай рожок». Я сжалился, дал ему один из пяти. Положено в бою иметь пять рожков с патронами, а некоторые не хотели носить тяжесть. Дверь оказалась закрыта. На наш стук вышел солдат-пограничник. Как могли, объяснили, что нужен командир заставы. Когда он появился, предложили, что нужно разоружаться, всем выйти на плац и сложить оружие. Мы ушли.
Проходит с полчаса. Там тихо. Замполит: «Идите опять, ведите сюда командира заставы». При этом замполит скажет, и сразу прячется в танке.
Мы привели, доложили политруку: «Задание выполнено, командир заставы перед вами».
Замполит опустился вниз, вычитал фразу из разговорника,  высунулся, сказал фразу на венгерском языке и опять спрятался в танке. И так высовывал голову из танка во все время разговора. Стыдно и обидно было смотреть, какие ублюдки служат в Советской Армии, а он еще и орден за это получил. Наш комроты был трусоват, но в танке не прятался. Правда, этот хрен консервы у солдат отбирал. Едем на бронике, а он: «У  нас есть чего перекусить?» Даешь из своего запаса. Он открывает банку и жрет у нас на глазах, как свинья, а ему усиленный паек давали, у него даже второй подбородок обозначился от переедания. Ему папиросы выдавали, он не курил, обменивал на консервы или продавал, настоящий бизнесмен. Но были у нас настоящие командиры, которых солдаты уважали, особенно комполка: фронтовик, ходил в атаку, порядочный. Однако я отвлекся.
Венгр понял, что надо сдаваться: два танка, пушки направлены на здание заставы – все разобьют.
Его отпустили, а мы наблюдаем, что дальше будет. Как только командир вернулся к себе, из казармы стали выбегать солдаты, строиться, но без оружия.
Нас то же выстроили. Заблудившемуся командиру танка объяснили, куда ехать, чтоб догнать «своих» – он уехал. А нам приказ: зайти на территорию заставы и проверить все уголки и закоулки, может, кто спрятался или мины подложены.
Мы пошли, посреди двора какая-то избушка. Как нас учили, чтобы сохранить свою жизнь, дверь надо открывать дулом автомата. Приоткрыв дверь, услышал какой-то рык, нажал на спусковой крючок и – расстрелял ни в чем не повинную овчарку. Это был изолятор для собак.
Все обыскали. Учуяли ароматный запах, у них готовился завтрак. Никакой бы приказ не остановил, кинулись на батоны, на хлеб. Вдруг на складе обнаружили консервы. Попробовали – вкусные, а когда поели, увидели на крышке банки собачью голову, поняли, что консервы для собак.
Вскоре приехал наш командир полка З-н с переводчиком. Мы вместе с их солдатами собрались в красном уголке. Комполка сказал, кто не хочет служить на этой заставе, может идти домой, никаких репрессий не будет. Кто хочет служить Родине, пусть принимает снова присягу. В основном все согласились остаться, тем более оружие у них не отбирали.
ГЕРОЙ
Был приказ разоружить все воинские соединения, в том числе заставы. Мы узнали, все прошло благополучно,  за исключением одной заставы. Командир не хотел принимать наши условия, пользуясь тем, что граница заставы треугольная, с какой стороны ни пойдешь, пули полетят на австрийскую территорию.
От Высшего командования был получен приказ, чтобы пули не попали на территорию Австрии. Наше командование не могло взять заставу, чтобы не нарушить приказ. Поэтому решили, чтобы заставу взяли сами венгры-пограничники, добровольцы, которых разоружили.
По рассказам, у дороги был кювет, в котором залегли венгры с автоматами, а позади них цепь курсантов полковой школы.
Наши командиры подталкивают, чтобы шли в атаку, их командир поднимается, кричит на своем языке: «Вперед! В атаку!» Бойцы поднимаются, бегут в атаку, а со 2-го этажа заставы из окна бьет пулемет. Венгры падают и прячутся в кювете. Так повторялось несколько раз.
Тогда один из курсантов не выдержал всего этого, сбросил с себя телогрейку ( зима была), поднялся во весь рост, с автоматом в правой руке, рванулся вперед и крикнул венграм: «А ну, за мной, сволочи, мать вашу так!» Они поднялись и с криком «Ура!» и, если я не ошибаюсь, взяли заставу без единого выстрела.
Того курсанта наградили то ли орденом, то ли Героя присвоили, а вскоре он за свой язык попал в стройбат. Приехал командир дивизии, ходил проверять, как кормят солдат, а Герой сказал: «Хоть в Австрию беги».
За  всю Венгрию ни один солдат нашего полка никакой награды не получил.
АЛГЕБРА ПО-ВЕНГЕРСКИ
Почти ежедневно мы ходили на патрулирование границы, через которую люди толпами бежали в Австрию. Наша задача была не пускать никого, говорили, кто уйдет, тот будет считаться нашими врагами. Мы обыскивали, чтобы не было оружия, проверяли паспорта, некоторые жили вблизи границы, у них в паспорте стоял определенный штамп, тех безоговорочно пропускали к себе домой. Задержанных отправляли обратно, где с ними разбирались их власти. В  такие моменты были истерики, слезы, уговоры, чтобы их пропустили за границу, встречались обычные простые люди, но находились матерые вожаки, готовые всадить нож в сердце. Приведу несколько примеров.
Однажды мы остановили для проверки богатый автомобиль, познакомились с хозяином, назвал себя чемпионом мира по боксу. Угостил нас вином, такого вкусного я в жизни не пил, спросили, почему он сам не пьет, тот объяснил, что он спортсмен, а ему не положено брать в рот ни капли спиртного. Документы у боксера были в порядке, и он спокойно, без обиды поехал дальше.
Одно время наш взвод с танком оказался на вспаханном поле, еще не вся группа собралась. Мы на вездеходе ГАЗ направились патрулировать свой участок. Наступал вечер. Вдруг по вспаханному полю идет группа в сторону леса, если не остановить, там их не найти. Поехали наперерез. Я как старший, дал очередь поверх голов, они подошли к нам. У машины солдаты стали их обыскивать. Я наблюдал, в правой руке держу автомат наготове, левой рукой облокотился о борт машины, курю. Их обыскали, заставили снять обувь. У одного в ботинке под стелькой нож, который он быстро схватил и швырнул в меня - нож пролетел мимо моего тела на уровне сердца и врезался в борт машины. Наверное, у него был план меня уничтожить и в суматохе завладеть автоматом. Его скрутили, вместе с остальной семеркой посадили в машину: они сидели на одной стороне борта, мы напротив. Едем, неглубокая речушка метров восемь в ширину, заросшая  тростником. Машина тихо идет, доехали до середины моста, он делает сальто и в воду. Развернулись назад, в темноте по берегу ездили, фонариками светили, часа два потеряли, нигде следов не осталось. Утром не пошли искать, все говорили, наверное, матерый вожак был.
Однажды произошел смешной случай. Мы патрулировали, вечерело, решили отдохнуть в стогу соломы и заодно передать по рации командирам об обстановке. Включили рацию, а она, как обычно перед настройкой, начала сильно шипеть. Неожиданно с другой стороны стога вылезает несколько мужчин с поднятыми руками. Мы остолбенели, спрашиваем, почему сдаются, они отвечают:  «У вас неизвестное оружие». 
Запомнилась встреча с интеллигентами. Веду толпу, парочка муж и жена подходят ко мне: «Солдат, отпусти нас, мы ничего плохого не сделаем, мы за границу. Мы ненавидим это коммунистическое ярмо». Это было сказано на чистейшем русском языке. Я удивился: «Откуда вы так хорошо русский язык знаете?»
- Мы шесть лет учились в Ленинградском политехническом институте.
Все во мне закипело, вспомнил, какие трудности мы переживали после войны и сказал; «Такая благодарность за наше добро? Может, вы занимали в институте мое место, а мы из последних сил тянулись, чтобы вам помочь?»
Они поняли, что меня уговаривать бесполезно.
Однажды три дня работал в Венгрии в их мастерской вместе с токарями, слесарями, готовил патроны под учебную стрельбу. Во время обеда они угощали меня венгерским салом, в разговоре хвалили русского ученого Д.И.Менделеева и говорили: «Вы - оккупанты». Я возражал: «А кто тогда ваши союзники - немцы, с которыми вы воевали против России, они были друзья, из-за которых вы в плен попали, даже в нашем селе пленные венгры ночевали?»
Возможно, старший и был в плену, хорошо понимал по-русски, он подумал и сказал: «Немецкие фермеры наш чернозем к себе на поля увозили на платформах  железной
дорогой».
Получается, дружба дружбе рознь. Простые люди, труженики очень хорошо разбирались в человеческих отношениях. С большой теплотой вспоминаю крестьян из совхоза, названия не помню, там вблизи проходили осушительные каналы. В этом месте больше всего собиралось перебежчиков, случалось, за ночь более 300 человек задерживали. Там мы стояли месяц, поблизости молочная ферма. Спрашиваем у доярок; «Рабочие бастуют, а почему вы не бастуете?» Они: «Кто коров кормить будет?» Я подумал: рабочим можно бастовать, у них  станки, они еды не просят.
Крестьяне старались нас поддержать питанием: привозили в бидонах суп и молоко. От супа мы отказались, молоко пили. Доярка Маричка подружилась с танкистом Лешей. Утром, распахнув дверь коровника, широко улыбаясь, она кричала: «Здравствуй, Лоша!(она не могла мягко произносить букву «л»). «Здравствуй, Маричка!» - кричал Леша. Девушке, видно, настолько понравился парень, что она полюбила его танк, приносила из коровника ведро с водой, тряпку, залезала на танк и мыла его. Однажды приехал командир дивизии, приоткрыл дверцу машины, видит на танке женщину, а это нарушение Устава. «Это еще что такое?» - грозно спрашивает комдив. А Маричка сидит на танке и широко, и радостно улыбается. Почему-то в моей памяти улыбка Марички – словно визитная карточка ее страны, ее народа, я полюбил венгров за их трудолюбие, они всё делают медленно, но тщательно.
Годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции мы отмечали в Чехословакии, в Братиславе, в гости пригласил коллектив ткацкой фабрики. Угощали обедом, национальным спиртным напитком «Сливянка», солдатам подарили перчатки. Разве можно забыть такие проявления дружбы наших народов, хотя впоследствии наши пути разошлись?
А теперь расскажу об одном очень интересном событии. Оно связано с улучшением нашего быта. Предыстория такова.
Обычно мы ночевали в любое время года в поле, под кустом, на обочине дороги. Из-за холода зимой однажды додумались устроиться на ночлег под танком. Обставили танк кругом кукурузными снопами, танкист завел котел обогрева двигателя, а мы внизу - не столько греемся, сколько дышим выхлопными газами. Утром вылезли из-под танка чумазые и попались на глаза американским корреспондентам, которые мимо проезжали. Они выглядывают из лимузина, улыбаются своими американскими зубами, показывают на нас пальцами и кричат «Азиаты!» Эта братия никогда не опоздает, словно они участвовали сами в подготовке контрреволюций. Дней 10 по дороге за нами гонялись в лимузинах корреспонденты разных стран, фотографировали. У  наших Верхов руки до них не доходили, а потом мы получили приказ: фотоаппараты не отнимать, а пленки засвечивать, все корреспонденты сразу, как сквозь землю провалились.
Потом с помощью солдатской догадки мы сделали себе примитивное жилье. Когда возле коровника стояли, вбили колья, с танка брезент сняли, натянули, получилась палатка, соломы настелили. Приходишь с дежурства, ложишься отдыхать: за поясом три гранаты, сбоку автомат. Приезжает комполка З-н, я старшим был. Он: «Где кто есть?» Я: «Отдыхают». Он: «Не вижу». Я  три выстрела из автомата сделал, они нехотя вылезли из соломы, построились.
Комполка был с начальником штаба, сказал: «Постараемся выдать вам две палатки».
- Не надо, - сказал я, - нас гоняют с точки на точку, чтобы ее благоустроить, время нужно.
Все-таки решили вопрос: не стали часто гонять с места на место, дали две палатки – одну под кухню, «буржуйку» дровами топили,  вторую под жилье, выкопали яму в рост, чтоб пули не попадали. Дрова к печке из леса на вездеходе возили, диких коз стреляли, варили, даже от консервов отказались. В минуты отдыха из дерева сделали шахматную доску, вырезали фигурки, играли в шахматы. За этим занятием однажды нас застал командир дивизии. Ему наша затея понравилась, потом о нас в дивизионной газете напечатали.
В этой окрестности у нас произошла встреча с необычным лесничим. В лесу в основном растут акации, дрова из них хорошо горят в печке «сырыми». Поехали на машине, увидели небольшую избушку, вошли с проверкой. Маленькая кирпичная печка, в избе тепло. Хозяин был без верхней одежды. Нас встретил без особой радости или враждебности – нормально. Он показался каким-то чародеем или звездочетом: все стены сверху донизу были оклеены тетрадными листами с алгебраическими формулами, с вариантами решения задач, на столе лежала стопка тетрадей с теми же формулами. Мы все окончили по 10 классов и не питали особого интереса к точным наукам, а тут встретили человека одержимого, для которого алгебра была второй жизнью, его неземной любовью. В те годы мы не отличались особой любознательностью, да и времени не было на разговоры. А судьба человека необыкновенная: воевал против Советского Союза под гитлеровскими штандартами, попал в плен, срок отбывал в Сибири. Там полюбил учительницу математики, женился, через нее влюбился в науку математику, одиноким вернулся на родину, потому что она для венгра любимая Мадьяр оршаг. Он объяснял, что решать алгебраические упражнения для него интереснее, чем кино смотреть или читать книги. Думается, венгр-ученик со временем в познании математики обогнал свою русскую учительницу, талант в нем был от природы и если бы не участие в войне на стороне Гитлера, он мог бы стать крупным ученым. Не исключено, он им и стал, потому что ездил в Будапешт  на консультации к профессорам.
Вот такая алгебра по-венгерски с тремя неизвестными. Дружба с Гитлером, война, плен. Дружба с Советским Союзом, любовь, распри. Был желанным Евросоюз – опять не то! Он диктует, сколько чего выращивать и продавать, сплошь ограничения.  В Венгрии плодородная земля, чернозем блестит, как масло, от обилия яблок на деревьях ветки ломятся, могли бы ими полмира обеспечить, а им разрешают выращивать урожай в ограниченных количествах,  остальное будут из других мест привозить. Может, я ошибаюсь, плохо разбираюсь в политике, но понимаю, такое отношение друзей венграм обидно.
Где тот выдающийся математик, который решит столь сложную историческую задачу – с кем кому дружить?
Что могу сказать о своем участии в венгерских событиях 57 года? Я не убил, не ранил ни одного человека, также и мои товарищи. Правда, у города с красивым названием Шопрон мы без разрешения хозяев полакомились в садовом обществе фруктами, оставшимися на ветках после уборки урожая: виноградом, персиками, из которых мы в солдатских касках на костре варили повидло. Были там и подвалы с вином, но мы их не трогали.
Несмотря на удручающие события того времени, венгры мне понравились: трудолюбивые, дорожат своей историей, берегут традиции, образованны, многие знали русский язык. Кстати, я там не разбил ни одной чайной чашки, о чем просил комполка в своей лекции, нет повода относиться ко мне враждебно. Кто поссорил наши страны, можно только догадываться, Анализируя происходящие ныне «цветные революции» в разных странах мира, думаю, эти неблаговидные дела вершит мировое правительство «золотого миллиарда». Эти хорошо отработанные прообразы цветных революций» были пробным шаром по смене социализма в СССР. Они всей военной и финансовой мощью борются якобы за «права человека», но не хотят считаться с правом людей жить, например, при социализме и т.д. Наше правительство уже тогда  понимало их истинные намерения. От высокопоставленных военных ходили такие слова: чтобы не допустить нового 41 года, нам нужен плацдарм вдали от наших границ. Думаю, тогда мы со своей задачей справились: почти полвека наши границы были под надежной охраной, вплоть до гибели Советского Союза. Нынешние правители  по своей личной доброй воле отдают Ульяновскую область в качестве плацдарма для войск НАТО, взамен по-детски требуют от них  честного слова, что это не против России.
Сложная это наука алгебра – не только по-венгерски, но и по-русски, а решать ее придется. Могу подсказать свой вариант решения, самый легкий и верный, пусть он не покажется кому-то наивным. Время сейчас жестокое, ломает народы, как лед во время половодья, но я оптимист, верю в торжество правды и света. А поэтому вместо износившегося заржавленного доллара, от которого в мире все зло, я бы составил уравнение, решение которого подсказывает сама природа: честный с пользой труд, плюс жизнь, плюс любовь. Чтобы каждое утро начиналось с благодарственной молитвы Богу и самым простым приветствием, освященным искренней улыбкой девушки и ее нежными словами:
- Здравствуй, Лоша!»
- Здравствуй, Маричка!
Постскриптум.
Когда я услышал по телевизору информацию о Венгрии, о чем написал в начале рассказа, что-то со мной произошло. Под утро я увидел во сне номер своей воинской части, который до этого не мог вспомнить. Решил посмотреть в Интернете, что сохранилось о ней для истории. Интернет выдал мне замок Хаймашкер. Почему именно его, ведь полк часто менял дислокации? Возможно, это было последним местом пребывания нашей воинской части. Вспомнилось, что после мытарств и неустроенности быта мы почти два месяца провели в замке, потом нас перевели в отремонтированные казармы.
Я не мог поверить своим глазам, в каком плачевном состоянии сегодня находится замок Хаймашкер: лестничные марши засыпаны обвалившейся штукатуркой, со стен свисают клочья застарелой краски. Плац зарастает кустарником. Нам тогда было известно, что замок являлся объектом культурного наследия и находился под охраной государства, то ли ООН, его вид печатался на открытках. Казалось бы, что мне до Хаймашкера, но, видно, от пребывания в Венгрии осталась какая-то заноза в моем сердце.