Краснофигурная ваза

Куда-то неслись всадники, и он скакал вместе с ними с копьём наперевес аки Георгий, но не святой, а очень даже грешный, с перепоя. А потом они встали, как вкопанные, и один из всадников, повернувшись в седле, сказал зычным голосом: "Рысь, галоп, карьер и модная ныне разновидность аллюра – гопак" и пришпорил коня...
     Лёха проснулся, сел на кровати, сжал голову ладонями и тоскливо подумал: "Коня купить что ли?" Потом вышел в сад и поплёлся в конец участка, где на траве возле пруда сидели незнакомые женщины в лёгких одеждах, только лёгкость эта была не наша, а - как бы поточнее сказать? - доисторическая, что ли.
     - Кто такие? - строго спросил Лёха.
     - Мы - путешественницы, - сказала одна из женщин. - Летаем, знаете ли, из одной страны в другую, перемещаемся во времени и пространстве.
     - Ну, если вы заговорили о пространстве, то это моя территория. Я пометил её в земельном комитете. У меня и бумажка соответствующая есть. Да вы сидите-сидите, я же вас не гоню - просто уточняю диспозицию. А вы, извиняюсь, какой национальности будете?
     - Мы? Эллинки, - засмеялась рассыпчатой трелью собеседница.
     - Это что за национальность такая? - удивился Лёха. - Из новомодных?
     - Мы из той страны, что зовётся Грецией.
     - А, гречанки, значит? Так бы и сказали. А я думал из Еревана - какие-то вы чёрненькие, неказистые. А как вас зовут?
     - Меня: Филомея, - сказала словоохотливая эллинка, - а моих подруг - Филомела, Филонома и Филоноя.
     - Ну и имена! - сказал Лёха. - Язык сломаешь! А откуда вы знаете великодержавную мову?
     - Так это наш родной язык! А древнегреческий - варварский.
     - И куда только не разъехались наши соотечественники, - вздохнул Лёха. - И чего дома не живётся? Посмотрите, красота какая! Разве есть у вас что-нибудь подобное?
     "Нету!" - хором ответили девушки, и только одна промолчала, энергично ковыряя что-то в чёрно-красной керамической чаше.
     - Барышня, а что вы едите? - поинтересовался Лёха.
     - Нектар и амброзию, - ответила за подружку Филомея.
     - Что такое нектар я знаю, - сказал Лёха. - Это то, что пчёлки собирают, а вот амброзию никогда не ел.
     - Амброзия - это ячменная каша, приправленная оливковым маслом и размельчёнными фруктами.
     - Дай-ка попробую, - сказал Лёха, но, взяв в рот, тут же выплюнул. - Фу, гадость какая!
     - Да что вы! - всполошилась Филомея. - Божественная пища! Вот раньше, когда мы питались желудями, мальвой и корнями асфодели - так это действительно была дрянь!
     - А вы, барышни, кровожадные? - спросил Лёха.
     - Кровожадные, - вздохнула Филомея.
     - Тогда шашлыки кушать будем. На подножном корму вы совсем отощаете. Жёлуди и корешки оставим свиньям, а мальву - пчёлам. Так, приглашаю вас в гости - добро пожаловать!
     Эллинки не возражали и лёгкой стайкой потянулись к дому.
     Расположились под сенью раскидистого дерева. Эта яблоня имела странную причуду: ранней осенью она разом сбрасывала листву и бесстыдно обнажала голые яблоки. Филоноя покачивалась в гамаке, Филонома ждала своей очереди. Две другие эллинки разместились рядом с Лёхой. Он запалил мангал, принёс кастрюлю с маринованным мясом и начал заряжать шампуры. А между делом вёл непринуждённую светскую беседу.
     - Всем хороши вы, девоньки, вот только сиськи у вас нулевые, можно сказать - никакие, и носы чудные - колесом.
     - Благородные, - сказала Филомея.
     - Что уж тут благородного, если в каждую ноздрю по два пальца засунуть можно - средний и указательный? А, в общем - ничего, симпатичные. А ты, говорливая, замужем?
     - Вдовая, - вздохнула Филомея. - Муж у меня знаменитый. Его вся Греция знает. Он первым оседлал Пегаса и научил его летать.
     - Авиатор, значит? Понятное дело.
     - Когда он дерзнул взлететь на Олимп, боги осерчали на него и хитростью спихнули на землю, а коня забрали. С тех пор я вдовая.
     - Вот сукины дети! - возмутился Лёха. - Боги называются. Что они коней не видели? И больше замуж ты не ходила?
     - Нашими законами предписано оставаться вдовой. Некоторые, правда, плюют на законы, а первой нарушила запрет Горгофона, дочь Персея. После смерти мужа на ней женился спартанский царь Эбал.
     Филомея произнесла это имя с мягким эллинским акцентом, сгладившим неприличное звучание, и всё равно Лёха смущённо закашлялся.
     - Ну, конечно же, Эбал.  - сказал он. - Кто бы сомневался! А вон та, в гамаке, чем интересна?
     - Филоноя? Её матушку звали Леда. Это она согрешила с Зевсом, когда он явился к ней в образе лебедя.
     - Что-то я слышал об этом, - сказал Лёха, - или в газете читал, или по телевизору видел - не помню.
     - Потом Леда снесла яичко, из которого вылупилась Ленка-негодница, поставившая на уши весь наш античный мир. Ну, а Филоноя родилась от батюшки своего Тиндарея - так что она вполне законная дочь, не в пример Ленке-шалаве.
     - А дедушка мой Эбал! - громко крикнула Филоноя. - Тот самый.
     Лёха опять кашлянул и решил перевести разговор на небожителей.
     - Что творят, что творят эти боги! - сказал он сокрушённо. - Вот те и Европа!
     - Европу он поимел в образе орла...
     - На нашем гербе двуглавый орёл - что бы это значило? - озадачился Лёха.
     - ... а Геру - прикинувшись кукушкой.
     - Гера... Гера... Был у меня друг Гера, но он без придури. Его в Афгане убили. Ладно, хрен с ней, с этой пернатой стаей. А чем интересны твои подружки?
     - Несчастные создания, - вздохнула собеседница. - Филонома влюбилась в пасынка и пыталась его соблазнить, а после того, как он отверг её любовь, оклеветала его.
     - Вот это она зря. Стучать вообще нехорошо, а на близких людей тем более.
     - Когда всё раскрылось, её живой закопали в землю.
     - Спасли?
     - Сам видишь. А с Филомелой вообще произошла жуткая история. Её изнасиловал муж родной сестры. А чтобы она не проболталась, отрезал ей язык. А какой голос был у неё! какие песни она пела - соловей позавидует!
     - Судили?
     - Кого - Терея? Он же царь, кто его осудит?
     - Дела! - сказал Лёха. – Ну, дела! Это что же за страна такая - Греция?! А я туда в отпуск собирался, придурок. Вы у нас, бабоньки, ничего не бойтесь. У нас такого нет, чтобы - раз! - и язык отрезали или убили ни за что ни про что. У нас убивают за дело - банкиров там всяких, проворовавшихся чиновников, хапужных журналистов - у, сколько их развелось! - шулеров, шоуменов и шустеров...
     Пить барышни отказались наотрез, и Лёха их сразу же зауважал, а, зауважав, пил больше обычного, но держался крепко, как и положено русскому мужику, не знающему вытрезвителя. Эллинки ели руками - по-иному они не умели, а Филомелу Лёха кормил сам: посадил на колени, мелко-мелко крошил мясо и клал в рот.
     - Ешь, милая. Это ж надо: изнасиловали, а потом ещё и языка лишили, сволочи. - И прядь на виске заправлял за ухо, и незаметно оглаживал. Там, где у людей прощупывается кобчик, у Филомелы был маленький-маленький хвостик. "Атавизм", - подумал Лёха, а вслух сказал ласково: - Носатенькая ты моя, ноздреватенькая, и эх! горемычная.
    Она смотрела на Лёху, разинув рот, - от него так вкусно пахло дымом и жертвенным мясом.
     - Сейчас вы отдохнёте, а я баньку протоплю - попаримся.
     - Нет, нет, - сказала Филомея, - нам скоро улетать. Мы и так задержались. Если узнают, что мы отлучились, нам не поздоровится.
     - Кирдык будет, - сказала Филоноя.
     - А меня опять в землю зароют, - сказала Филонома.
     - А политическое устройство у вас какое? - спросил Лёха.
     - Афиняне живут без царя в голове, - сказала Филонома.
     - В голове у них ареопаг, - согласилась Филоноя.
     - Тирания тоже не подарок, - возразила Филомея  - Одна моя знакомая нимфа недавно воскликнула: "Громовержец, ты не прав!" - и больше её не видели.
     - Олимпийцы-кровопийцы, - сказал Лёха. - А у нас, девоньки, обхохочешься! Здешний губернатор победил на выборах под лозунгом: "Каждой письке по пипиське!" А вот поборник столь же утопической идеи "Каждой твари по паре" почему-то проиграл. - Лёха оживился и почти что кричал. - Права человека требуют - и у кого? Друг у друга! Сами у себя! Представляете? Ну, если ты человек, какие тебе ещё нужны права?!
     - Значит у вас демократия? – испуганно спросила Филонома.
     - Есть немного, - вздохнул Лёха. - Ты не любишь демократию?
     - Наши демократы приговорили к смерти Сократа и, чтобы не пачкаться, заставили его покончить с собой. Ученик Сократа Платон в ужасе бежал из Афин.
     - И Аристотель ненавидел демократию, - сказала Филоноя.
     -  Платон - это тот, кто дешевле истины? - спросил Лёха. - Знаю такого. И всё равно, девоньки, что бы вы ни говорили, а я - демократ. Не весь, конечно, наполовину. - И он точно указал, какая часть его тела принадлежит демократии. - А в остальном я консерватор. Ненавижу, например, педерастов. Вы, надеюсь, тоже?
     Эллинки дружно закивали, и Филонома грустно поведала:
     - У нас все мужчины педерасты. Я бы сказала - воинствующие педерасты. Им обязательно надо во всеуслышание заявить какие они особенные - втихомолку они не могут.
     - Вы не представляете, какое это несчастье быть женой педераста! - воскликнула Филоноя и горько заплакала.
     - Почему же не представляю, - смущённо сказал Лёха, - очень даже представляю. И сочувствую вам. Вот что, девоньки: оставайтесь на ночь, а? Я вас до утра любить буду. - Он покраснел, но тут же взял себя в руки. - И тебя любить буду, - пообещал он Филомеле и поцеловал её на свой страх и риск. - Ты не думай обо мне дурно: я, прежде чем войти в женщину, всегда испрашиваю разрешения. А иначе - это почти что изнасилование.
     Она радостно замычала и, размахивая руками, стала упрашивать подруг остаться. Удивительное дело - Лёха понимал её без сурдоперевода. Но Филомея была беспощадна.
     - Пора, - сказала она. - Сколько мы вам должны?
     - Да ты что?! - возмутился Лёха. - Или я эллин какой задрыпанный, захудалый, педерясистый?
     - Да как же так - мы отняли ваше личное время. И вообще...
     - Я сам себе хозяин! - разбушевался Лёха. - И мне сам чёрт не брат!
     - Тогда в благодарность примите наш скромный подарок, - сказала Филомея и протянула ему краснофигурную вазу мастера Никия. На ней так и было написано: Никий. Почти что по-русски. Лёха повертел вазу в руках и отложил в сторону.
     - Я вас провожу, - сказал он.
     - Ни в коем случае! Наши мистерии запретны. Ни один мужчина не должен видеть то, что мы будем сейчас делать. Даже животные-самцы.
     - Я не самец, - сказал Лёха. - Я - лучше.
     - Не сомневаюсь. Так что мы пойдём, а вы останетесь.  - И Филомея мягко, но настойчиво усадила его в плетёное кресло. - Спасибо вам за всё. Вы даже не представляете, сколько радости нам доставили.
     - Очприятно, - сказал Лёха. - Оч.
     И уснул.
     И приснился ему всамделишный Георгий, и подъехал он на коне и ткнул Лёху копьём в задницу:
     - Признавайся, смерд, куда спрятал истину?
     - На кой ляд мне твоя истина, если своя в тягость?..
     Когда он проснулся, эллинок не было. "Жаль, - опечалился Лёха. - Хорошие девочки, умные и непьющие, не в пример нашим зассыхам, которые только и умеют, что шарить по карманам".
     Встал и пошёл к дому. Споткнулся о краснофигурную вазу. Хотел было разбить, да призадумался - подарок всё-таки, память. Взял и, вздыхая, понёс в чулан.

*Все имена в рассказе подлинные, мифологические.