Правдивая история о Святополке. Эпизод 89. Часть 5

 «Государственническая» апология Бориса и Глеба, равно как и осуждение их как некреативных, непозитивных и неуспешных аутсайдеров, — лишь пара из множества примеров абсолютной, «паучьей» глухоты к религиозным началам, питавшим мир Древней Руси и объясняющим страстотерпчество. Ведь  русские люди расценили поступок Бориса и Глеба не как проявление слабости или помрачения ума, но как свидетельство святости, что говорит о большой духовной силе народа и глубоком постижении им христианского учения. И это при том, что трагические события развернулись в особый период нашей истории – на заре начала христианства среди первого, второго поколения русских христиан, осмыслявших события современности через призму нового евангельского учения. Борис и Глеб не мученики, пострадавшие за Христа, хотя их таковыми именовали. Но страстотерпцы, поставившие следование заповедям Евангелия выше всех земных интересов, в том числе и политических. Это высочайший идеал, его носителей всегда бывает немного. Это очень чутко почувствовали наши предки, которые вскоре после страдальческой кончины братьев стали почитать их как святых, что привело к достаточно скорой канонизации (или в 20-е годы XI века, или в 1072 году).
Еще один важный момент – критерием канонизации явился не только их самоотверженный поступок, но и многочисленные чудеса, совершившиеся у их святых мощей и зафиксированные современниками. В те времена именно наличие чудес являлось основным критерием для прославления в лике святых. По причине отсутствия чудес очень долго не канонизировали князя Владимира, княгиню Ольгу, святого Исайю Ростовского и некоторых других подвижников, отличавшихся праведной жизнью и имевших несомненные заслуги перед церковью и христианским народом.

Из примеров страстотерпцев можно привести уникальный случай со святым Михаилом Черниговским, осознанно отказавшемся выполнять ритуальные действия в ставке Батыя. Таких людей было немного, большинство русских князей принимало (вынуждено было принимать) основанный на языческих суевериях этикет в ставке монгольских ханов. Но, тем не менее, каждый из них понимал, что в идеале по-настоящему поступил лишь Михаил. Из истории княжеской святости известны также случаи жертвенного служения (именно жертвенность, а не факт гибели на поле брани или в ставке врага считался критерием святости), таких князей как Михаил Тверской, Георгий Владимирский, Василько Ростовский и другие.

«Государственническая» апология Бориса и Глеба вызвана тем, что согласно наблюдениям Дж. Ревелли, осуществившей типологический анализ Святовацлавского и Борисоглебского культов, «и в богемской и в киевской среде первые национальные святые были членами царствующей семьи» (Ревелли Дж. Старославянские легенды святого Вячеслава и древнерусские княжеские жития // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 9. М 1998. С. 83). Именно факт привязки- в добавок к терминам «вся власть –от Бога»  и понятия «сакральности власти». Однако здесь происходит одновременно и замещение понятий святого  «правителя» и «святости» правителя исходя из социальной принадлежности к правящей элите. «В раннесредневековом обществе князь, правитель, — фигура во многом сакральная, то есть священная, стоящая вне обычного порядка вещей. Это относилось и к „семени” князя — его прирожденным сыновьям, таким же князьям, как и он сам». Этим взаимовлиянием и обусловлена «политическая» направленность культа на упрочение позиций «державности»

Однако подобное положение дел противоречило агиографической традиции: культ святого формально не мог быть установлен светской властью, поэтому в памятниках агиографии его становление представлено как результат совместной мученика засвидетельствована его посмертными чудесами. И в легендах о Вацлаве-Вячеславе, и в «Сказании о чудесах», и в «Чтении» Нестора формирование культа идет по стратам средневекового общества снизу вверх: от простого народа — к князю и духовенству. Поэтому нельзя игнорировать то обстоятельство, что представление о народном происхождении культа князей-мучеников в действительности является традиционным агиографическим клише.

Акцент со святых как целителей переносится на почитание как заступников земли Русской – связанного с победами, одержанными  их именем и с их помощью -победе Рюрика Ростиславича над Кончаком, Александра Невского над шведами в Невской битве в 1240г. Влияние на становление культа оказало паломничестве князей к их гробу -  князя галицкого Владимира Владимировича и князя суздальского Святослава Всеволодовича. Академик Д. С. Лихачёв отмечает: «Политическая тенденция культа Бориса и Глеба ясна: укрепить государственное единство Руси на основе строгого выполнения феодальных обязательств младших князей по отношению к старшим и старших по отношению к младшим». Поэтому  Борис и Глеб выглядят поборниками политического единства, главными заступниками от нашествий кочевников, хранителями феодального правопорядка, носителями важнейшей идеи - подчинения старшим. Несомненно, культ Бориса и Глеба получил столь широкое распространение только потому, что он был выгоден Ярославу и киевской прохристианской знати, содействовал утверждению православной идеологии в сознании народных масс.

Известный исследователь древнерусской книжности Дмитрий Буланин: «вещи, о которых повествуют нам носители религиозной культуры, могут быть поняты только как элемент религиозной культуры и часто не поддаются объяснению с позиции здравого смысла. Того здравого смысла, которым руководствуется безбожник. Соответственно, вещи, о которых повествуют нам подлежащие интерпретации памятники, значат не совсем то, что слышит или видит при первом с ними знакомстве теперешний безбожник, современный атеист. Иногда даже вещи эти значат совсем не то». И даже если этот интерпретатор считает себя верующим и воцерковлен, это отнюдь не гарантирует понимания им религиозной культуры прошлого:
«...подлинные религиозные чувства теперешнего интерпретатора не имеют значения в той мере, в какой они не имеют отношения к сакральным предметам древности; в число нынешних безбожников, в указанном значении, попадут и истово верующие, по их собственному убеждению, люди». Ведь «религиозную культуру можно постичь только как специфическое отражение религиозного сознания ее носителей, что предполагает хотя бы частичное соприкосновение с установленной этими последними системой ценностей. Разговор на равных».

Использованы материалы:
1.Культура.  Страницы истории. Святополк. Окаянная жертва? 4 августа, 2010 • Алексей Константинович Светозарский, заведующий кафедрой церковной истории Московской Духовной академии. Кандидат богословия, профессор.
2.Филист Георгий Михайлович История "преступлений" Святополка Окаянного
3.«Новый Мир» 2011, №9  Философия. История. Политика  Андрей Ранчин. (Доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы филологического факультета МГУ).  История «для бедных» Русские древности на телевидении, в кинематографе и в просветительской литературе.