Армейская поэзия

Поэтом можешь ты не стать,
А вот солдатом быть обязан.

  Любой «шмон» в казарме всегда равносилен стихийному бедствию. Но сегодняшний улов старшины был несколько необычным. Среди множества запрещённых уставом вещей, изъятых из солдатских тумбочек, была тетрадь со стихами местного поэта ефрейтора Козюлина.
  Перед очередным построением, изъятую у Козюлина тетрадь старшина передал командиру части, предварительно что-то шепнув тому на ухо.
  Рота видела, как командир прочитав в тетради несколько страниц, изменился в лице и побледнел от негодования. Построение не сулило ничего хорошего.
  «Рота, равняйсь, Смирно!» - скомандовал заместитель командира части и доложил командиру, о построении роты.
«Вольно!» - гневно прокричал командир.
Наступила тишина.
«У меня в руках тетрадь ефрейтора Козюлина, в которой написаны пасквили на нашу доблестную армию. – прервал тишину командир. – Он из тех кто обгаживает нашу армию и льёт воду на мельницы западных спец. служб, разрушая с тыла нашу оборону».
  Командир раскрыл тетрадь и начал громко читать её содержимое.
«Прощай моя родная рота,
Бушлат портянки и кровать.
Служить мне больше не охота.
Вас дома буду вспоминать»
«Будешь, будешь вспоминать! Не раз вспомнишь!» - ехидно прокомментировал написанное Козюлиным командир и продолжил чтение.
«Мы вспомним в три ряда «колючку»,
Что разделила с миром нас
И командирскую дочь – сучку,
И старшины с прищуром глаз».
  Эти строки привели командира в ярость.
«Я тебе устрою сучку. Ты у меня волком выть будешь», - прогорланил он, гневно глядя на стоящего в первом ряду и дрожащего от страха Козюлина.
«Пожарку вспомню я родную
И свой единственный пожар,
И ночку тёмную, хмельную –
Судьбы сюрприз, как Божий дар».
«Переведите Козюлина из пожарной команды в техническую роту – тут же распорядился командир. – Пусть в мазуте повозится. Ему полезно будет».
И перевернув следующий лист тетради продолжил читать.
«Тебя, Питон, мы вспомним, гнида –
Как ты бил в грудь нас иногда.
Утихнет боль, пройдут обиды.
А гнидой будешь ты всегда».
Командир одного из взводов, длинный, как жердь, старший лейтенант Питонов стоял, как вкопанный. Его красная от волнения шея напоминала варёного рака.
  Командир выдохся, опять наступила тишина. И в этой глухой тишине голос виновника всего происходящего, ефрейтора Казюлина, заикающийся и писклявый, прозвучал, как гром среди ясного неба: «Простите меня! Я не хотел лить воду на западные спец.службы».
  Дружный хохот роты, включая старшего лейтенанта Питонова, и самого командира части сотряс воинскую часть.