В пути

В ПУТИ

(Юкио Мисиме и его товарищам)

Фигура в зеленой кофточке скрылась за поворотом дороги…
-  Едем?
Огава завел мотор, и автомобиль тронулся с места. Я  не оглянулся. Неприятно смотреть на наш дом, зная, что видишь его в последний раз. Перед окнами замелькали дзельквы и сакуры. Листья начинали опадать…
-  Как себя чувствуете? – Тиби-Кога заботливо оглядел нас с Моритой.
-  Зачем спрашивать? – возразил Кога-второй, - Пока их внутренности на месте – все хорошо.
-   Давайте не будем о внутренностях! – взмолился Морита.
Я их не слушал. С одной стороны я был опьянен мыслью о своей скорой смерти. Ведь через 3 часа передо мной откроется цель. Финал всей моей 26-летней жизни. Я ждал его с нетерпением и боялся, что не смогу встретить смерть достойно. Но с этими чувствами можно было примириться.
Все портила Есико. И мелкие мысли, которые она внушала мне. В каком платье она придет на мои похороны? С кем будет говорить? Будет ли презирать меня? Какая чушь – я умираю ради государства и думаю о том, что скажет какая-то глупая девчонка! Глупая девчонка?..
-   Есико!..
Я видел ее отражение в окне. Она сидит в той позе, которую принимает обычно после наших ссор: голова опущена на колени, по-детски пухлые губы чуть приоткрыты, ресницы дрожат вверх-вниз. Упрямство и обида постепенно сменяются какой-то тихой грустью. «Пожалуйста, только вернись…»
Друг понимающе кивнул:
-   Она всего лишь женщина.
-   Она - не женщина, она – Есико!
-   Знаете я спросил ее вчера, умерла бы она за свои идеи…
-    И что? – зашумели все, - Что сказала Социалистка?
-    Да, - сказала она,  умерла бы. Но не сейчас – сейчас очень жить хочется. 
Поняв, что я далек от патриотических настроений, друг добавил:
-   Подумай еще, Киме. Ты не имеешь права умирать так, как я! У тебя есть талант.  Благодаря тебе, весь мир может узнать о «Татэ-но кай»!
Признай, наш шаг – больше от отчаяния! 
-   Но если я откажусь, то предам себя, тебя, «Татэ-но кай» и Японию.
«А так я предам Есико. Кажется, нельзя жить и умирать, не предавая кого-нибудь».
-  Останься лучше ты, Макасацу, - сказал я вслух, - Иначе Есико обязательно наделает глупостей. Ты бы позаботился о ней, она тебя любит.
Морита горько улыбнулся:
-  Но возненавидит, узнав, что я не сберег тебя.
-  Ах, вот ради кого ты стараешься! 
Чтобы чем-то заняться, я стал просматривать наши листовки.
-  «Давайте восстанем и давайте умрем!» Интересно, что сначала? И какой идиот это писал?
Общий смех. Понятно, нервное.
-   Вообще-то это был ты, -  пояснил Морита.
-   Хираока теперь думает, что ему за каждое слово должны давать премию Синтеся, - усмехнулся Огава.
Мы шутим, будто сегодня самый обычный день. И от того, что это не так становится еще больнее.
За окном мелькали деревья. Парк Уэно. Листья деревьев – оранжевые и пурпурные трепещут на ветру, будто исполняя неведомый танец на фоне ослепительно-голубого неба.
«Вся жизнь – театр…»
Мы останавливаемся у светофора. У остановки ждут автобуса 2 старшеклассницы. Я улыбаюсь и машу им. Они смущаются, одна что-то шепчет другой. Потом обе хихикают и принимаются махать в ответ.
-  Это он так о Социалистке скучает, - комментирует Огава.
-   Что по ней скучать? – пожимает плечами Кога, - Ее ненадолго хватит. Найдет себе другого. Хорошо, если будет изредка приходить на твою могилу. Все женщины…
В отчаяние я взглянул на Мориту:
-   Она еще так молода, Киме. У нее могут быть дети…
-    Дети! -  я с силой ударил по приборной панели, -  Я сам знаю!.. Но вы не понимаете, что мне отвратительно об этом думать?!
-    Вряд ли мы доедем  до Итигая. Киме разнесет машину.
 Может, это будет Себуро. Придет, ее утешить конечно. Как я ему завидую: он будет видеть ее, сможет протянуть руку и дотронуться до ее кожи. Будто светящейся изнутри. Потом они поцелуются. Под моим портретом в черном рамке. И…   
Я принялся с ожесточением смотреть в окно.
Уж не знаю, кто из нас запел первым:
-  Тоорянсэ, тоорянсэ…
-  Слишком заунывно, - пытаюсь протестовать я, стараясь попадать в ноты.
Кажется, все вокруг: люди, машины   движется под эту мелодию.
Внезапно Фуру-Кога говорит, повернувшись к окну:
-  Пожалуйста… не умирайте. Я не смогу… Брошу университет, если все закончится вот так, все брошу…
Неловкое молчание. Я чувствую, что должен что-то сказать.
-  Успокойся! Так нельзя! В конце концов…, - мой взгляд падает на листовку, - «Ты самурай или нет?»
-  Когда на чаще весов долг и сострадание, мы выбираем долг! – громко пою я.
Впереди расстилается дорога, залитая солнцем…