Маленькая повесть об измене

      Быть свободным - делать то, что доставляет удовольствие.
                Вольтер

     Руся любила  мужа давно. Они познакомились, когда ей было семнадцать лет, и теперь, в двадцать шесть, она казалась себе старой женщиной "с судьбой", всё познавшей в семейной жизни. Она искала общества людей себя моложе или вовсе юных.  Верное средство омоложения – глядеть на молодые лица, не видя себя, забывать своё лицо, и спешить, стремится наравне с юными к их скоротечным, блестящим радостям. Судьба благоволила к Русе, но она не замечала её подарков и счастливых совпадений. Вот и сейчас, стоило заскучать слегка, пресытившись семейным благополучием, как…
       Открылась садовая калитка, и на дорожке к дому, усыпанной не вытерпевшими своей спелости яблоками, появился высокий, белокурый юноша. Русе сразу понравилась его  улыбка. Следом за ним, также улыбаясь, шёл по яблокам Русин муж, Андрей.
      - Познакомься, Руся, это мой новый друг Борис. Помнишь, я рассказывал  о  Борисе и о нашем Крымском июне.
      Борис сверкнул на Русю густо голубым, немного шалым взглядом и заулыбался ещё шире. Длинноволосый, джинсовый, худой,  типичный советский хиппи. Высокий рост усугублял худобу. Русе всегда нравился подобный тип мужчин.
     Как водится при знакомствах, завязалась легкая светская беседа.  Прогрессивная, вдумчивая молодёжь перестроечных времён ещё много читала, и разговоры о серьёзной литературе ценила, считая хорошим тоном. Общностью интеллектуальных и эстетических пристрастий мерила  близость натур.
       Близость натур здесь явно просматривалась.
           - Я дам вам почитать "Мастера и Маргариту" издательства "Посев", без купюр.
           -  Вот здорово, - воодушевилась Руся.
           - И "Улитку на склоне", обе части, и Набокова стоит прочесть. -
           - Потрясающе! Нам везёт с новым приятелем. А мы тебя угостим Вознесенским и Гумилёвым.
           - Стихи – это класс! ! !
        На веранде они пили чай с яблочным пирогом. Яблоки барабанили по крыше. Спелые яблоки, спелое солнце в окне. Кончался август. Мир беззаботно являл свои щедроты. Никому никуда не надо было спешить. От отпуска оставалось еще несколько дней. Дочка Катя, самодостаточная барышня малых лет, развлекала себя сама, не докучая взрослым. Чтобы в садик не отправили раньше срока, надо было усиленно показывать, как хорошо дома и без всяких садиков.
        По летнему неторопливо наступил вечер. Сумерки перешли в ночь. Запели цикады. Запахли левкои. Руся с мужем пошли провожать Бориса до калитки. Прощались весело. Сегодня они очень понравились друг другу и себе.
            - У тебя классная жена, - сказал Борис мужу, а руку протянул Русе. И в глазах его рассыпались звёзды, такие же, как в густо чёрном августовском небе. Одна из звезд попала прямо в Русин  глаз, не погасла, но огонь её мгновенно перекинулся вглубь Русиного существа и тихонечко что-то воспламенил там. Руся сама потом решила - сердце. Но люди взрослые знают, где возгорается быстрое пламя. Руся в свои двадцать шесть  не знала.
     Борису всего двадцать два. Пропасть времён между их рождениями казалась Русе бездонной. Чтобы не выдать мужу своего интереса, она сдержанно отозвалась о новом знакомце.
          - Он располагает к себе. Конечно, при романтической внешности и безоблачной улыбке это не трудно. Приятно, начитан не по годам, но слишком в струе элитарных вкусов. Ведёт и чувствует себя богемно, хотя, кто он, всего лишь начинающий фотограф. Замахивается на  институт кинематографии, а работает лаборантом. -
    Каждому положительному качеству Руся предусмотрительно подбрасывала немного лёгкого сомнения.
         А вот, как она оценила Бориса внутри себя.
         -  Белокурая бестия. Воплощённая свобода.-
Её привлекала свобода, но она не понимала, что свободен человек может быть только внутри себя и от себя самого. Свобода по вертикали, а не вширь.
         Борис сразу зачастил в гости,  и Руся принялась пристально изучать его. Мнения мужа тоже пригодились.
   Борис был одинок, раскован, легко перемещался в пространствах и компаниях, удачно в них вписывался, демонстрируя интерес к людям и хороший вкус. Он легко заводил друзей, легко расставался с ними, часто менял подружек, мелькал на громких премьерах и тусовках, но как прирождённый фотограф чуток был лишь к поверхностям и ракурсам. Потому вещи и явления  касались его только своими поверхностями, и с поверхностей он вскоре соскальзывал.
       Мужчине, даже совсем молодому, идёт затаённая грусть. Затаенная грусть в Борисе проглядывала. Он открыл Русе её причину.
          - Жить мне врачи дают два-три года. У меня неизлечимая болезнь почек.
Румянец на щеках и блестящие глаза отнюдь не подтверждали трагический диагноз. Однако, женское сердце склонно проникаться сочувствием к безнадежностям. Руся сразу поверила и прониклась. Безнадёжно больной, но живущий на полную катушку – уже герой в глазах женщины.
         Лето кончалось. Совместные поездки за грибами им троим всегда удавались.  Иногда к ним присоединялась одна из подружек Бориса. Подружки не повторялись, но все одевались нарядно и выезжали в лес при магнитофонах. Репертуар в отличие от подружек был один и тот же.
         Осенью Руся надумала поменять работу. И опять рука судьбы направила её. Очень скоро нашлось место в лаборатории физического института, где подвизался лаборантом Борис. Он и познакомил Русю с начальником, представив его просто Мишей.
         Миша не протестовал против такой фамильярности. Наверное, он, как и Руся, хотел казаться моложе или считал себя свободомыслящим либералом. Плотный, коренастый, густоволосый и густобородый Миша обликом походил на лохматого пса. А глаза у Миши были большие, серые и проницательные. Руся дала бы ему лет под сорок. Она  честно призналась во всех своих профессиональных недостатках, сразу почувствовав, что понравилась Мише.
         - Не надо смотреть на меня такими робкими глазами. Вы себя, скорее всего, не знаете и недооцениваете,- возразил Миша, демонстрируя ведение человеческих душ. – Посадим Вас на прибор, научим быстро, тему диссертации подыщем. Много жизни впереди. Надо, чтобы она имела перспективу и смысл. Дерзайте, пока молоды.-
         Но Руся-то знала, что уже стара, и молодость ей сможет вернуть только любовь. Трудиться на поприщах она не собиралась. Совсем другой интерес привлекал её в Мишиной лаборатории.
          Жизнь здесь оказалась занятной и напоминала фантазии в манере Стругацких. Научная продукция, выходящая из под пера сотрудников, грешила чистой виртуальностью, без намёка на какие-либо эксперименты. Посему Русю она касалась мало. А вот население многочисленных комнат, уставленных электроникой, её заинтересовало. Бородатые физики с лучистыми очами, остролицые сухопарые девицы-интеллектуалки с неустроенными личными жизнями.
        Большую часть рабочего времени компания пила крепчайший чай и устраивала взаимные розыгрыши и приколы. За чаем обсуждались горячие самиздатовские новинки.  Плодотворной научной деятельности Руся не уловила. Она подозревала, наука  творится ночами, как водится в лабораториях Стругацких. Тогда-то и напрягались теоретические умы,  "матрицировали" по их собственному выражению, вгрызаясь в проблемы вращательной симметрии и асимметрии молекул.
        Обещанный Русе прибор подлежал ещё длительной наладке. Он состоял из лазеров и линз, которые кто-либо из бородачей время от времени принимался "юстировать", хмуря чело. Термины звучали для Руси, как магические ключи, но ничего пока не открывали.
        Итак, физики хохмили, прибор ожидал лучших времён, Руся улыбалась Мише, заваривала чай и совсем изредка переводила малопонятные статьи. Рабочее и свободное время уравнялись в правах, сроках и смыслах. И главным их смыслом оказалось теперь – видеть Бориса, беседовать с ним, привыкая к ощущению неодолимой тяги. Руся хотела бы находиться с ним рядом постоянно.
       Форма общения значения не имела. Хотя бы просто наблюдать, как играют свет и тень в его глазах, какое у него выражение лица, когда думает, когда слушает. 
       Иногда они отправлялись бродить по городским осенним улицам, незаметно добирались до лесопарка, где деревья меняли наряды, готовясь к зиме.  Оба умели видеть красоту.
       Когда ей случалось оставаться дома – дочка в садике часто простужалась – она изнывала без Бориса. Он, наверное, тоже испытывал   потребность в Русе. Наведывался в гости, приносил модные книги, с аппетитом ел всё, чем потчевали. Неизменно лёгкий, довольный жизнью, с румянцем во все щёки, он совсем не походил на обречённого.
     Между посещениями Руся вдохновенно проглатывала принесённые книги. Ей чудилось, что именно через них она близко-близко подходит к Борису, соединяется с ним в едином, очень схожем восприятии. Одними глазами они видели общие сны, талантливо придуманные для них другими.
     Но не одни лишь литературные сны притягивали её к Борису. Быстрый огонь августовской звезды посылал Русиному сознанию уже вполне расшифровываемые импульсы. Её влекло к Борису телесно.       
      Пришёл главный советский праздник – красный день календаря. Руся с мужем отправлялись в гости к Борису, где собиралась компания его друзей.
     - Будет нескучно, - обещал Борис, - народ яркий.
     - Мол, и он их поля ягода,- заметил муж,-  интересно оценить его референтную
группу. - 
    И вдруг к ним самим явились, да ещё и приехали издалека, нежданные гости, муж и жена. Дружбой с ними Руся дорожила и всегда встречала их радостно. Но сейчас не почувствовала ничего, кроме едкой досады. Развернуть себя, поменяв установку, она не умела. Несколько часов уже вся вибрировала от предвкушения .
     - Мы очень рады вас видеть, но простите, на выходе. Нас ждут, - выпалила Руся, даже не успев задуматься, как будут восприняты её слова.
    Муж пытался протестовать, но смирился сразу, хорошо зная Русю и эти её предполётные дрожания. Он не умел говорить "Нет". За него сказала Руся, значит, чувство вины впоследствии можно будет сбросить на неё.
    Изображая торопливость, они вышли из дома. Обескураженные нежданные гости – за ними.
Посуда бьётся к счастью, бутылки с вином, наверное, от стыда.  Бутылка с вином в пакете у гостей разбилась, зацепившись за угол дома. Марочное дорогое вино протекло сквозь пакет быстро и не остановимо. Как и их дружба.
    Разумом Руся всё отлично понимала, но глубинный темный огонь разум не просветлял.  Его нельзя было ни с чем сравнить, даже поставить рядом. Вестью тела он попадал в душу, и та начинала плодить образы, фантазии сновидения.  Душа берегла сознание, как нянька бережёт неопытное дитя.  Чтобы не разрушилось сознание, не раздробилось, не переставило указатели, не переклеило ярлыки. Только душа умеет совместить несовместное, желать запретного и оправдывать желание.
    От природы прямая и правдивая Руся с уверенностью сказала себе:
      - Человек имеет право на всё, кроме лжи самому себе и окружающим. Разве можно лгать в чувствах, обуздывать себя, запрещать себе любить или заставлять себя любить. Люблю, пока любится. Иначе выйдет ложь. Любовь или нелюбовь всё равно прорвутся, завоюют естество. Будешь подавлять – разрушения неминуемы. -
     Однажды Борис пришёл к ним вечером. Вместе поужинали, немного выпили сухого вина. За окнами мир ушёл во тьму. Они зажгли свечи, включили музыку и танцевали. Сначала все вместе. Вскоре Андрей с Катей ушли читать книжку на ночь. Руся с Борисом остались одни. Борис поставил томно-сладостную "Даму в красном". Русе нравилась песня. Да и себя она ощущала дамой в красном.
   Борис стоял у неё за спиной, совсем близко, впервые так близко. Руся чувствовала его тепло, нет, огонь, тот самый, что горел и в ней.
   Он резко обнял, тесно придвинул её к себе, так, что тела их соприкоснулись по всей поверхности, от головы до ног. Горячо задышал Русе в макушку. И  Руся разом всё поняла про себя.
      - Это страсть. Я люблю его страстно. Хочу близости с ним, и ничто меня не остановит.-
    Руся любила мужа. Однако пылкое чувство к нему как-то незаметно покинула её. Казалось,  вместе с пылом ушла и молодость.  Молодость необходимо было остановить.
    Ей было всего лишь двадцать шесть. И она, не задумываясь, приняла страсть в себя, предоставив ей всю душу. И впервые, как в юности, поблагодарила судьбу, вновь ощутив  острый вкус жизни.
       - Жизнь тогда удалась, когда мы всё испытаем! -
      Разница в четыре года немного тяготила вначале, но быстро забылась.         Жизнь явила себя непредсказуемой. И в этой непредсказуемой жизни мир оказался совершенно новым. Руся в нём не узнавала себя, не узнавала и новый мир. Может быть, потому, что Борис заслонил его.
      Наступил декабрь, а с ним, как положено, зима. Выпал снег. Руся и Борис сидели вдвоём в лаборантской, молчали. Что-то новое витало меж ними. Глаза Бориса казались непривычно тёмными.
         - Давай, заварю чай.-
         - Нет, я не хочу чаю.-
          - А чего ты хочешь?-
          - Киселю, - со значением сказал Борис и стремительно поднялся.
          - Пойдём.-
      Руся, не спросив, куда, послушно оделась. Они ушли из лаборатории, хотя до конца рабочего дня оставалось ещё часа четыре. Долго ехали в троллейбусе до окраинного квартала. Дальше начинался  дубовый лес.
По необжитым новостроечным пространствам, меж панельными девятиэтажками  гулял ветер.
         - Здесь живёт мой друг Сергей, почти хирург. Пойдём к нему? –
         - Пойдём.-
         - Только его сейчас нет дома. –
         - Как же мы пойдем? –
         - У меня есть ключ. –
         Руся согласилась мгновенно, даже не вспомнив, что она – жена. Внутри разливалось и обжигало жаркое и сладкое.
    В квартиру Сергея они пришли не сразу. Борис повёл Русю в дубраву, к которой примыкал квартал. Снег лежал основательно, и даже вилась меж деревьями накатанная лыжня. Они пошли по лыжне, бездумно нарушая её параллельность и нетронутость. Борис впереди, Руся за ним. Он не носил шапку, но шею заматывал длинным вязанным пёстрым шарфом. Руся смотрела на него, высокого, тонкого, со спины, смотрела, как его длинные волнистые белокурые волосы разлетаются по ветру и думала:
        - Ему не холодно. А мне разве холодно. Всё горит внутри. –
    Наверное, она чувствовала себя счастливой, хотя только   одним словом "счастье" нельзя было описать всё не упрощаемое до конкретного определения множество её состояний.  Руся испытывала их все разом. Но одно из них она выделила. Предвкушение счастья, что намного ярче счастья в реальности. Подобное состояние она испытывала в ранней юности, когда мир так много обещает и ещё не обманывает. И ты  не умеешь и не пытаешься ничего предсказать, воспринимаешь всё, как есть, без рефлексий, остро, в полноте событий.  Сейчас  эти полнота и острота вновь вынырнули из прошлого, вновь вернулись.
         - Я переживу неведомое и запомню всё, а обдумывать буду потом, - решила про себя Руся.   
         - Давай, крикнем вместе: "Хорошо"-  вдруг предложил Борис.
       И они радостно кричали в небо: "Хорошо". Звонкие голоса их неслись по лесу,  и лес узнал, что им хорошо, хотя и спал в зиме. "Хорошо" ему снилось.
        А Русе и Борису не снилось. Всё совершалось в реальности и бесповоротно.
        Замёрзшие, они вошли в чужую квартиру, но она совсем не показалась Русе чужой. Квартира будто бы ждала именно её. Включили музыку, но света зажигать не стали, хотя день уже мерк и скоро померк совсем.
        Долго танцевали обнявшись. Руся не касалась пола. Она стояла на ступнях Бориса, и тот держал её в руках.  Так двигались они одним движением, только его движением.
        Они не разделись ещё, не обнажили тел. Свет естества сам проникал сквозь одежды, и они видели друг друга явственно.
     - Какая ты красивая, как Нефертити. Ни капли жира. Одна живая плоть. –
    - А у тебя на плечах косточки торчат, как крылья прорастают. –
Они придвигали глаза к глазам близко, так, что оба глаза сливались в один большой глаз. Может, это и был мистический третий глаз. Он видел без света.
      Самой близости Руся не запомнила. Унеслась в иные миры или впала в транс.  Она отдавала Борису то, что могла, а сама плавала где-то в синих водах, в синем свете.
      В себя пришла только в ванне, где они плавали вместе, сплетая руки и ноги и удивляясь, как они, такие длинные умещаются в такой короткой посудине.
       Вдруг на  неё напала невероятная, неведомая доселе разговорчивость. Речь лилась образная, точная, с глубокой мыслью. Раньше она так никогда не говорила.  Руся словно распечатывала словом свой  мир,  способна была высказать всякое движение души, всякий нюанс телесного ощущения, оценить каждый предмет или явление, на которые падал её внутренний взор.   
      - Вот оно, самое интересное, я предчувствовала его "до того". Как много я могу понять. Почему в обычной жизни всё забыто. Где прячутся мысли, слова. Или они снисходят прямо сейчас.  Тогда от кого?
А вдруг они снисходят всегда, только сознание не раскрывает для них ни окон, ни дверей.   Надо научиться раскрывать. Пусть во мне гуляет ветер бытия. -
      Всё, что случается с нами, случается единожды. Дальше первоначальных открытий Руся не продвинулась. Они встречались еще несколько раз наедине. У Сергея и у Бориса. Но ничего подобного первой близости не повторилось. Правила голая чувственность. И после близости сознание вяло фиксировало ход вещей или дремало.
      Скоро пришли испытания и скорби. Назывались они ревностью. Состояние тоже неизведанное доселе и крайне навязчивое. Оно стягивало мир в крошечное пространство, наподобие маленькой колбочки с едкой жидкостью. Сознание беспомощно бултыхалось в ней, а та разъедала, обгладывала его до одной всего лишь мысли: "Где Борис, и с кем он сейчас?"
     Наступал  Новогодний праздник. В лаборатории готовились к нему весело, с огоньком. Писали сценарии, придумывали костюмы, украшали комнату, учили роли. Русе роль не доверили. Она должна была изображать благодарного зрителя.
      Праздник пришёл и не разочаровал никого, только Руся была грустна. Физики, освободив интеллект от матрицирования, изощрялись в остроумии.   Руся казалась себе безнадёжно тусклой, скучной,  отупевшей, хотя мужчины наперебой приглашали её танцевать, говорили милые вольности, были ласковы и обходительны. Самым активным был Миша. Только Борис Русю почти не приглашал, танцевал с другими,  веселился совершенно естественно, пребывая "в своей тарелке".
      -  Теперь я буду всегда такая рохля и глупышка. Состарюсь и умру в маразме,  - в унынии думала Руся.       -  Вдохновение от встречи с миром и улавливания его в слове больше не посетит меня. Моя бедная, расхрыстанная голова сильна только задним умом.
    А Борис, ведь с ним тогда происходило тоже самое. Мы оба были в ударе, общались вдохновенно, взаимопроникновенно и словами, и поверх слов. Значит, у него иссякло вдохновение со мной, и он ищет новые средства.
    Он меня не ревнует. А я его – бешено. Надеюсь вернуть потерянное? А ему это и не надо со мной. У меня было посвящение тогда, а он его проходил уже не раз. Естественно для Дон Жуана. Да, он – Дон Жуан. Понимаю теперь, что искал Дон Жуан в женщинах. Ключ от двери, чтобы сознание распахнуть.-
    В унисон унылым Русиным думам звучала песня из "Обыкновенного чуда"
               Давайте простимся светло…
               Что было, то было. Прошло.
    Руся представляла, как светло она будет прощаться с Борисом. Глянет в глаза испытующим взглядом, взмахнёт рукой и уйдёт, не обернувшись.
     Действительность оказалась жёстче. Ревность когтила сердце. Борис легко держал ровный, прохладный тон. На работе при совместных чаепитиях Руся исподтишка пожирала его глазами, пытаясь высмотреть малейшие признаки грусти и томления. Но тщетно.
    Опуститься до слёз и выяснения отношений она себе не позволяла. Раз приняв позу гордой независимости, не знала, как с ней расстаться, подойти первой. И он не подходил. Ситуация превращалась в безвыходную.
     Как остро хочется нам того, в чём отказывают, что недоступно, что запретно. Порой кажется, вся жизнь центрируется  лишь на одном желании. Барьер недосягаемости становится благодатной почвой для манипулирования.
     Русей никто манипулировать не собирался. Миру не было никакого дела до её страданий. Поведать о них она никому не решалась,  боясь выглядеть смешной. Сама себе она опять казалась старой, недостойной мужского интереса, особенно интереса блестящего молодого повесы.
     И тогда Руся совершила самое для себя непредсказуемое. Открыла всё мужу.
     Безжалостно, с сухими глазами ( обычно она была скорой на слёзы) после пустячной ссоры выдала однажды вечером:
         - Скучно с тобой. –
        - Мне вообще жить скучно. –
        - Я тебя сейчас развеселю. 
        -      ???
        - Я изменила тебе с Борисом. Месяц назад. Помнишь, пришла с работы вся на винте и очень говорливая. Вот в тот день всё и случилось. -
         Она не испытывала сочувствия к Андрею. Главное – выговориться. Боль грызла нутро. Признание мужу, дикое, лишнее - только как вопль. Человек рефлекторно вопит от боли. И всё тут.
         Однако сверху примешивалось, и Руся осознавала это, ещё кое-что. И оно слегка обесценивало и поганило боль. Известная доля интересности страданий, выигрышность положения страдалицы и желание продемонстрировать его миру.
        В страданиях сейчас Руся видела собственную незаурядность. А ещё она жаждала причинить боль Борису. Достать его хоть чем-то, лучше всего унизить. Но он был недосягаем для Русиного наказания.
        За него она наказывала мужа, не помышляя, как безжалостно ранит его. Она не тяготилась предательством, не ужасалась смертному греху прелюбодеяния, не молила о прощении. Да и какое прощение, когда порок так желанен.
        Но это опять не всё. Часть Русиной души, раньше принадлежавшая мужу, находилась в глубоком обмороке.  Такое состояние психиатры называют   "скорбным бесчувствием". Оно возникает от зашкаливания болезненных эмоций.
        Вся страстность Русиной натуры заострилась в мощный, жадный импульс, что мчался к Борису. Импульс отлился в иглу невиданной плотности. И вся Руся тоже утрамбовалась в эту иглу.
        Через день после признания Борис вдруг сам подошел к Русе.
       - Хорошо выглядишь. Пиковые ситуации тебе к лицу. –
       - А тебе к лицу всё, что ни происходит. Только расцветаешь.-
       - Я знаю о твоём безумном выступлении.-
       - Прости мне мою несдержанность. –
       - И ты меня прости, если находишь виноватым. Андрей меня уже не простит. Вчера он дал мне пощечину, а я не вызвал его на дуэль. –
       - Перед ним виновата лишь  я, но  с  этим сама разберусь.-
     Дальше оставалось лишь закрыть дверь и никогда не возвращаться в лабораторию.
      Но Руся не ушла.  Тоскливо потянулись дни. Ломка перешла в затяжное уныние. Уныние в равнодушие ко всему. Жизненные силы покидали Русю, и она не боролась. Жила с сухими глазами, утратив даже способность поплакать от души.
     Муж её простил. Без всяких требований и ультиматумов. Мягкий человек! И на дуэль никто никого так и не вызвал.   
     И Бог пощадил Русю. Послал тяжёлую болезнь с операцией и очистил от греха через  боль и страдания.
     Постепенно Руся  доросла до умения замечать подарки судьбы. И благодарить, за то, что имеешь.