Точка отсчета доктор фауст

               

                События, описанные в данной повести, вполне могли
произойти в наше время. И в самом деле, иногда в жизни случается
самое удивительное и невероятное. Как это случилось, например,
со мной, когда благодаря некоторым подсказкам и ознакомлению
с дополнительной литературой, мне удалось переосмыслить
не только трагедию И.Гете, но и собственную жизнь.
                Примечание автора.

Umbram fugat veritas.
Истина разгоняет тень (лат.).
               
Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ.
Кто пытается проникнуть глубже поверхности, тот  идет на риск.
И кто раскрывает символ, идет на риск.
                Оскар Уайльд.


             ПРОЛОГ

           Если бы кто-то тогда, примерно неделю назад или даже еще раньше, напророчил, что он, ординатор кафедры общей хирургии, подающий самые смелые надежды профессионального роста, без пяти минут кандидат медицинских наук, кардинальным образом решится изменить наперед рассчитанную, и что самое главное -- вполне предсказуемую жизнь, он бы лишь снисходительно усмехнулся в ответ. Ведь почти с отрочества начал мечтать о том, что повзрослев, обязательно продолжит славную родовую традицию, став врачом, а еще лучше -- ведущим хирургом, каким был признан его покойный отец. И что же? С завидным упорством постигая все премудрости наук, а потом, виртуозно совершенствуя полученные знания на практике, ему это вполне удалось. И даже больше! Ведь, не останавливаясь на достигнутом рубеже, в неполных двадцать шесть лет, начал готовить материал для следующей работы -- уже докторской. Которая, как он обоснованно считал, могла стать революционным прорывом в особом виде  хирургического лечения онкологических новообразований, но…
          В конце октября он неожиданно подхватил сильную простуду, и, предпочтя лечиться самостоятельно,  то ли от скуки, то ли по еще какой неосознанной причине,  решил на досуге полистать старенький, полурастрепанный том Иоганна Гете «Фауст» и почти сразу же по-настоящему увлекся постепенным познаванием написанного. Возможно, его интерес можно было понять хотя бы потому, что на отдельных страницах  заметил комментарии и заметки, написанные рукой покойного деда, известного педиатра,  к концу жизни увлекшегося гомеопатией, в честь которого был назван.  Во всяком случае, до конца не осознавая, что живой и неподдельный  азарт, охвативший его при чтении трагедии, не пройдет для него бесследно…
          Поскольку ему пришлось впервые задуматься о том, что каждому из смертных хотя бы раз в жизни предстоит сделать свой основной, осознанный и окончательный выбор…   

           Г Л А В А  1.   
           Казалось бы, ничто не предвещало, что в конце довольно напряженной недели ему предстоит приболеть. Во всяком случае, перспективный во всех отношениях ординатор кафедры общей хирургии Игорь Сергеевич Бурляев по дороге домой почувствовал все явные признаки острой вирусной респираторной инфекции. Видимо, так сказались последствия случая двухдневной давности, когда умудрился не только попасть под неожиданно начавшийся ливень, но и промокнуть почти насквозь. Во всяком случае,  кроме неприятного, некомфортного чувства озноба,  сейчас у него стало нещадно саднить горло, а голова – разрываться от мучительной боли, и даже начало казаться, что он полностью лишился всех жизненных сил, щедро отпущенных ему природой.
          Поэтому, приехав домой, почти сразу же принял несколько антивирусных препаратов, имеющихся в домашней аптечке. Следовало подождать еще некоторое время, прежде чем приступать к немудреному холостяцкому ужину. Зайдя в кабинет, подумал, что не сможет полноценно поработать или даже ознакомиться со свежей  прессой, поэтому на некоторое время решил прилечь на диван, укрывшись с головой  пушистым пледом…
          Когда проснулся, с удивлением обнаружил, что время уже вплотную приближалось к полуночи. Но еще больше его смутило воспоминание о  мужском голосе, услышанном во сне.
          Среди плотной завесы сумрачной темноты каким-то непонятным образом перед его письменным столом материализовалась светящаяся мужская рука с указующим перстом, направленным на старые книжные шкафы. И сразу же раздался призыв, произнесенный на латыни громогласным голосом, который показался ему то ли полузабытым, то ли смутно знакомым: «Tolle lege!» После этого видение растворилось во мраке, а он -- неожиданно проснулся. 
          Интересно, что я должен был, следуя подсказке сна, навеянном скорее всего, последствиями простуды, «поднять и прочесть», подумал Бурляев, вставая с дивана. Вплотную подойдя к длинным книжным стеллажам, на некоторое время остановился возле них, словно намереваясь рассмотреть находящиеся там книги чужим, или даже вовсе посторонним взглядом.
          Как и следовало ожидать, там царил почти идеальный порядок, разве что среди солидных изданий по основной специальности, его внимание в этот раз привлекло полустершееся золотое тиснение на корешке одного из томов, который, судя по всему,  мог принадлежать какому-то из произведений художественной литературы. Не задумываясь над тем, как книга могла оказаться явно не на своем месте, Игорь Сергеевич взял  ее в руки и прочел:  «Иоганн Вольфганг Гете «Фауст»». Он подумал, что никогда раньше не замечал ее, и даже не мог вспомнить, видел ли раньше в руках покойных отца или деда. Рассматривая обложку книги, надписи на которой успели потускнеть за полсотню лет, прошедших со дня ее издания, тем не менее, сразу же вспомнил краткое содержание трагедии, написанию которой автор посвятил почти всю довольно долгую жизнь. Доктор медицины и права Генрих Фауст, окончательно разочаровавшись в жизни, решил принять предложение сил Тьмы, чтобы заключить с Мефистофелем довольно авантюрный договор. Согласно его условиям, решил навечно продать свою душу Дьяволу в тот момент, когда, удовлетворившись предоставленными славой и многими другими благами, произносил сакральную фразу: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» 
           Так и произошло, прежде чем, при содействии то и дело меняющего личины затейника - Мефистофеля, исполняющего каждое из его причудливых желаний, доктор Фауст пережил довольно много приключений, в том числе: ратных, посвященных поискам кладов, участвуя в колдовских мистериях и интригах придворных в императорском дворце, а также снискав многие любовные победы. Говоря о последних, не без помощи сил Тьмы, продавец души сумел внушить почти невероятную взаимность, помимо невинной соотечественницы Маргариты, даже самой признанной из красавиц античных времен  –  Елене Прекрасной, названной  также Троянской . Кстати, неугомонный доктор  сумел добиться этого даже вопреки нескольким векам, навсегда разлучивших их во времени. Правда, Бурляев уже не совсем четко помнил, чем завершилась эта фантастическая история любви, ради которой основным героям -- Мефистофелю и доктору Фаусту пришлось предпринять путешествие то ли в ад, то ли посетить вотчину многочисленных  языческих богов. В общем, Игорь Сергеевич лишь смутно помнил, что, по замыслу автора, основному герою даже после смерти удалось каким-то образом перехитрить Мефистофеля, и спасти свою навеки проданную душу. 
           Во всяком случае, прочитав в школьные годы трагедию, Игорь Сергеевич больше к ее тексту не возвращался. А теперь, стараясь не рассыпать по полу кое-как сложенные страницы, осторожно раскрыл книгу, и сразу же заметил, что на полях некоторых листов находятся записи, исполненные четким, почти классически каллиграфическим почерком деда, его полного тезки. Стараясь не перепутать очередность вырванных страниц, осторожно вложил их на прежнее место, соблюдая последовательность прежней нумерации и захлопнул книгу. Подержав том в руках на протяжении некоторого времени, так и не решившись   положить  его в шкаф, вновь открыл наугад на одной из страниц, и неожиданно обнаружил там сложенный вчетверо тетрадный листок,  пожелтевший от времени.
          Продолжая удерживать книгу, Бурляев развернул лист другой рукой, и прочел: «Стыдно признаться, что лишь примерно к половине отмерянной мне жизни, я окончательно понял, что окружающий мир устроен не так просто, как кажется на первый взгляд. Даже для такого убежденного материалиста и скептика, каким я был всегда, в нем оказалось много непознанного, неразгаданного, находящегося за границами понимания. Эту часть нематериальной жизни нельзя объяснить даже с точки зрения самой прогрессивной из наук, которой издавна считалась медицина. Атеисты и агностики называют мир духов и привидений игрой больного воображения, а служители церкви – происками нечистой силы. Да, возможно, я бы понять или просто принять многое не вдаваясь в так и невыясненные подробности, если бы мог поверить в Бога, но…  По душе  мне больше пришлась бы надежда на помощь Сатаны и его многочисленных  легионов. Возможно, своеобразной точкой отчета в понимании этого оказалась давняя легенда о докторе Иоганне Фаусте, которая легла в основу одноименной трагедии Гете. Итак,  я сначала дотошно ознакомился с нею, а потом решил обратиться к поискам первоисточника. Признаюсь, далось мне это нелегко, но истина, открывшаяся вслед за этим, стоила и не такого приложения усилий. Поэтому решился оставить свои некоторые размышления на полях, а также эту исповедь для тех, кто, как когда-то доктор Фауст, или любой ищущий для себя всесторонних знаний, решится на подобный эксперимент. Впрочем, тому, кто сделал свой осознанный выбор и продолжает настойчиво искать поставленную цель, открываются любые врата. В том числе, скрывающие от безразличных и ленивых символы и знаки иных миров. Напоследок мне стоит лишь процитировать фразу,написанную Мефистофелем в альбоме для ученика: «Eritis sicut Deus scientus bonum et malum».
                06.12.96. И.С.Б.»
           Игорь Сергеевич вложил листок на то же место, подумав о том, что  раньше никогда бы не догадался о том, что среди одной из книг, составляющих семейную библиотеку, может находиться подобное признание. Тайное послание деда, которого почти не помнил, потому что тот предпочел провести свои последние годы в качестве затворника на загородной даче, продолжало смущать его, словно вписываясь обжигающе-огненными письменами в его сознание, или даже пытаясь склонить к попытке повторения пути, начатого родначальником династии. Или к поиску своей точки отсчета, которой, по признанию деда, стал этот старенький том «Фауста». «И будете, как Бог, знать добро и зло»,-- именно такой оказалась завершающая фраза послания, которую  без особого труда перевел с латыни. «В конце концов, что я теряю, кроме времени?»-- пробормотал он, вновь раскрыв книгу наугад, не глядя на порядковый номер страницы, прочел вслух подчеркнутый текст:
           «Мефистофель
           … Не будь к старухе слишком строг:
           Она ведь тоже врач…
           (Заставляет Фауста войти в круг)».
           И тотчас обратил внимание на запись, исполненную на полях пожелтевшей от времени страницы: «Как верно подмечено! Почти все народы издавна привыкли обращаться к колдуньям, называемым еще ведьмами, не столько за решением насущных вопросов,которые сами не были в силах разрешить, сколько за исцелением и тела, и души. Или, наоборот -- для их уничтожения. Во всяком случае, еще сотню лет назад Гете признал гомеопатию частью врачевания, поскольку в арсенале ведьм были лишь  особым, лишь им известным способом, собранные лекарственные растения. Однако, вопреки мнению своих чванливых коллег, я бы и сам с удовольствием вошел в круг, очерченный любой из колдуний, если бы знал, что смогу омолодиться, подобно Фаусту».
          Полистав еще несколько страниц, обнаружил вновь выделенный текст:
          «Мефистофель
          ( Вслух)
          … Дух медицины всяк легко поймет!
          Большой  и малый свет вам изучать придется,
          А там – пускай все остается,
          Как Бог пошлет.
          В науке здесь парить не надо через меру:
          Все учатся кой-как, по мере сил;
          А кто мгновенье уловил --
          Тот мигом делает карьеру…»
          Далее на той же странице вновь следовал выделенный текст:
          «…Кто верить сам в себя умеет,
          Тот и других доверьем овладеет».
          И далее еще один:
          «…Лечите все одним, все тем же самым,
          Но стоит такта чуточку иметь –
          И смотришь, все попались в вашу сеть».   
          На полях был оставлен довольно едкий комментарий деда: «Создается такое впечатление, что гениальный автор решил срисовать эту картинку, после того, как пообщался с некоторыми представителями наших, так называемых, «светил медицины». Горько сознавать, что спустя почти два столетия, с тех пор, как была написана трагедия, общая картина врачевания никак не изменилась. Скажу даже более: она стала еще тягостней и печальней».
          Прочитав заметку до конца, Игорь Сергеевич неожиданно пожалел, что не может вступить с дедом в полемику по этому поводу как практикующий врач, и продолжая раздумывать над этим, действуя словно автомат, перевернул страницу. Там вновь оказался выделенный текст:
          «Мефистофель
          Суха, мой друг, теория везде,
          А древо жизни пышно зеленеет».
          Как и следовало ожидать, на полях оказалась ремарка, полная сарказма: «Которое не в состоянии убить даже наши современные теоретики от науки, не говоря уж о более многочисленных нерадивых практиках».   
          Бурляев стал осторожно перелистывать книгу назад, к самому ее началу, и вновь обнаружил подчеркнутый текст.
          «Фауст
          … Не раз я здесь сидел, томя себя постом,
          Молясь и  призывая Бога,
          С надеждой, с верою в Творца,
          В  слезах, ломая руки.
          Для язвы злой, для страшного конца
          Просил я скорого конца.
          Слова толпы звучат насмешкой злою
          В ушах моих, и знаю лишь один,
          Как мало мы, отец и сын,
          Гордиться можем этой похвалою».   
          Немного далее следовал вновь текст, выделенный все той же рукой:
          «… И стали мы лечить. Удвоились мученья:
          Больные гибли все без исключенья,
          А выздоравливал ли кто –
          Спросить не думали про то,
          Вот наши подвиги леченья!»
          Как и следовало ожидать, на полях имелся довольно пространный комментарий:  «Автор описывает бесперспективную борьбу докторов Фаустов, отца и сына, с чумой, которая привела к полному разочарованию  главного героя в избранной профессии, а также сумела уничтожить его веру в чудотворную помощь доброго Творца. Что ж, несмотря на то,что мне не приходилось, применяя свои профессиональные знания, лечить ни  чуму, ни  оспу или другие болезни, подобные им, должен признать, что вполне разделяю и этот печальный опыт.
          Кроме того считаю, что Бог довольно неосмотрительно заключил пари с Сатаной, избрав для последующего эксперимента вариант сделки с доктором Фаустом, а не с кем-то попроще. Например, тем же Вагнером, не говоря уж о завсегдатаях винного подвала Ауэрбаха или многочисленных придворных императорского двора, включая  императора. Неужели Господь не догадывался, что душа Генриха Фауста уже давно отвергла Его, своего Творца? А потому будет готова принять другое, более заманчивое предложение, чтобы хоть как-то изменить последующую земную  жизнь».
          Положив книгу на письменный стол, Игорь Сергеевич подумал о том, что должен обязательно воспользоваться предстоящими выходными днями, чтобы внимательно перечитать трагедию Гете, а также заметки, оставленные на ее полях. Хотя бы в память о родоначальнике славной врачебной династии Бурляевых, в честь которого был назван двадцать шесть лет назад. Ведь прочитав собственноручные комментарии деда, пусть даже посвященные «Фаусту», стал невольным свидетелем его истинного отношения не столько к общей профессии, сколько с неожиданными устремлениями его души. Возможно в этот момент просто лукавил сам с собой, поскольку сегодня его действительно заинтриговал и текст полузабытой трагедии, комментарии к ней, но все же  значительно больше --  тайное послание деда, обнаруженное среди ее страниц.