Хочу партак

«хочу партак, что бы по олдскулу был
ласточек, звездочки, ангела с крыльями
хочу по масти че, в паутинке локоть
на плечо АКАБ, не точно
не решил еще

хочу партак на руке
хочу, чтобы текли реки
на голове гоу веган
глаза на закрытых веках
череп кости
****атых зомборей с кровью на ебле
дорого мне, ровно бей

хочу как тимати, что б не было живого места по жести
на кистях кресты, текста манифеста на спине,
кастет, скелеты, перстень
strt edge на фалангах пальцев
в цвете на ногах из Vanguard magazine планета»

- «Она такая знакомая»
- «Да-да! Тебе передать?»
- «Ну давай, а-то совсем тут пухну со скуки…»
- «Где ж твой Женечка?»
- «Да его не видно…Может занят чем,
а может просто решил побыть наедине с собой…ну или ноутбуком»

По коридору эхом прошел задорный Никитин смех,
на столько до боли знакомый и заразительный,
что я тут же почувствовал себя как дома.

Ник всегда был мне лучшим другом.
С ним мы пережили многое и еще многое собирались пережить.
Я все еще помню, как мы вместе пошли в школу.
Тогда, на линейке, он сшиб меня своим огромным портфелем и, извинившись, подал руку.
Собственно все так и шло у нас на протяжении всех школьных лет,
и мне даже порой бывает грустно от того, что время идет, мы взрослеем,
меняются принципы и жизненные понятия, и нам, когда-нибудь,
придется пойти по своим дорогам.
Возможно, когда-нибудь он женится,
у него будет красавица жена и умница дочка, будет бизнес в любимом деле,
и они семьей будут каждые каникулы ездить за границу…
Но это будет потом.
Не сейчас.

- «Чем этот тип мог заинтересовать тебя, Сань? Он же убогий!
И слова-то без мамочки выговорить не сможет!»
- «Не говори так. Это неправильно…», - я отвернулся,
чтобы скрыть обиду под волной отросших волос.
- «Ну-ка ну-ка. Рассказывай! Ты с ним сдружился, так? Саня!
Ты совсем тут без меня одичал»
- «Да нет…Просто там, за окнами, за грязными стеклами,
все совсем иначе выглядит.
Люди другие.
Что мы там делали, Ник?
Что мы сделали?
Мы только бухали, прогуливали учебу и знакомились с красивенькими девчонками,
а по сути и все.
Разве мы сделали что-то полезное? Скажи мне? Ну скажи же…»
- «Э, Саня…Ты чего это?, - он едва пихнул меня в плече, - ты где это такой гадости понабрался-то?
Нормально у нас все было!
Как у всех подростков!»
- «Но Ник… Ведь мы должны быть надеждой для взрослого поколения,
мы должны быть стимулом для младшего, а кто мы?
Кто…?»
- «Мы люди, Саня. Лю-ди. Подростки. Понимаешь?
Мы должны отрываться, клубиться, теряться, убегать из дома, бухать,
знакомиться, сечешь фишку? Саша! Мы молоды!
Что ты будешь делать в старости? Праааааавильно.
Ты будешь вспоминать молодость! И пересказывать ее своим внукам!
А они будут тебе в ответ говорить «Дед, ну это ж отстой»,
а ты будешь злиться на них, и говорить, что они ничего не понимают.
А что ты будешь помнить, если вот сейчас убьешься в работу?
Что?
Работа-работа-работа.
24 часа в сутки работа.
Что ты им расскажешь?
«Я ничего не помню, потому что всю жизнь работал»? Так что ли?»
- «Нет… Наверное…Ты прав… Но меру тоже знать надо»
- «А никто о мере и не заикался!
Это все из-за него, да?
Это он тебе всю эту лапшу на уши навешал?
Ты только скажи, где его искать, сразу все мозги выбью!»
- «Думаешь, это его утихомирит…? Если даже смерть его толком не пугает…»

Никита, обреченно вздохнув, плюхнулся рядом со мной на подоконник,
поставив ноги на еле греющие батареи.

- «Слушай, а ты уверен, что он нормальный?
Не, может у него с головой что-то не то, вот он и пропихивает все, что вздумается?»
- «Да не знаю даже… Нельзя быть таким спокойным.
Это же патология…когда человек вот так спокоен…»
- «А его это, ничем тут не накачивают, не знаешь? А-то он и вправду как скелет»
- «У меня от него мурашки по коже…брррр…Вернее,
от его вакуумного молчания. Особенно, когда он смотрит»
- «Неприятный тип», - на выдохе произнес Ник и прикурил.



Я побаиваюсь его.
Знаешь, я всегда думал, что он ничего из этого разговора не слышал.
Как оказалось, он стоял за углом коридора и видел.
Он слышал нас.
Возможно, опускал голову еще ниже, прикрывал веки.
Соскальзывали руки с глухих стен.
Он, верно, в чем-то разочаровался.
Вернее, конечно же, во мне.
Малышка, знаешь, мне все еще перед ним стыдно.
Наверное, он считал меня другом, возможно даже единственным,
а я, как последняя сволочь, вот так посмел выразиться.

Похоже, он сейчас просто мстит.
Не мне, нет.
Тебе.
Ведь только наблюдая за тем, как дорогой тебе человек мучается,
ты чувствуешь самые острые клыки совести у себя на шее.
И он знал об этом как никто другой.
Мне жаль.
Давай поменяемся?


- «Хах, я всегда хотел партак набить!
Это даже можно сказать страсть какая-то!, - с широкой улыбкой произнес Женя,
поудобнее усаживаясь у меня на койке, - слушай, а курить тут у тебя можно?»
- «Можно»
- «А сам?»
- «Да нет, я в курилку хожу, бывает»
- «Аааа…понимаю. Там здорово можно подумать.
Особенно в этом индиговском свете есть что-то успокаивающее даже.
О чем ты там думаешь?»
- «О разном… Последний раз раздумывал, где можно набить по пустяку»
- «Дак я бывает набиваю, Саш. Ну это же хобби, я говорил»
- «Ты и еще и бьешь? Офигеть, Жень!», - у меня чуть сигарета изо рта не выпала.
- «Здесь человек занимается чем угодно, лишь бы занять свои мозги.
Занимайся либо жизнью, либо занимайся смертью»

Я приподнял одну бровь и вытянул лицо от удивления.
Он стал что-то шарить в карманах потертых джинс.

- «Жень, слушай… Я тут тебя спросить хотел…»
- «О чем?», - почти сразу среагировал он и, задрав резко голову,
уставился на меня округлыми испуганными глазами.
- «Тут такое дело…»

Парень не хило напрягся и занервничал.
Убрал руки в карманы, встал напротив меня спиной к окну,
облокотившись поясницей на подоконник.
Сощурил глаза.
Его руки бывало выгибались назад в локтях, как у кузнечиков,
но не ломались от чего-то.
И эта ненормальная худоба убьет его когда-нибудь.
Морально или физически - не важно собственно,
важно, что все-таки убьет.
Или он в конец перестанет разговаривать.
Потом потеряет дар речи или совсем разучится.
Возможно, потом его попробуют научить санитары, но у них, как всегда ничего не выйдет,
и его бросят в какую-нибудь из палат с белым потолком.
Будут кормить по режиму и ждать, ждать, когда он наконец подохнет.

- «Ну?», - точным холодным голосом отозвался он.
- «Что ты здесь делаешь…?»

Этот момент я слышал, как бьется кровь в моих висках.

_______________________________

Теперь, собрав остатки разума и знаний, ты поймешь, почему здесь оказался.
Мужчины, которых учили этой фразой, подвержены стрессам.
Отсюда депрессии, нервные срывы, сердечные боли.
Беспокойные сны, напряженная жизнь, свобода для мимических морщин.
Истерики до разбитых в кровь казанков и рассыпавшихся краской стен.
Но ведение о прошлом не отпускало уже довольно давно,
оно, то возвращалось каждую ночь кошмарным сном,
сравнимым разве что с наркотическим бредом и патологической паранойей,
и неумолимо перед глазами мелькали картинки и сцены.
Тебя усаживают в первый ряд в главный зал и как будто дают просмотреть все с другого угла зрения.
Только все немного не так.
Совсем не так.
Кто эти люди?

Помнишь, как единственный родной человек сдался с твоим воспитанием. Помнишь, как будто это было вчера?
Ты умолял, как ты ползал у нее в ногах.
Она не изменила своего решения.

А потом.
Потом ручей жизни резко дал влево и побежал по отвесному склону скалистого обрыва,
он ударялся о плоские поверхности камней и редкие листья сырой от расы травы.
А внизу, силой разрывая пленку, разбиваясь о плоскость воды,
которую ты называл океаном по своей глупости.
Ты придумал океан, там, где его никогда не было, и дороги назад уже не нет.