Свой крест

               
    


 - Клар,  а  Клар,  ну,  вставай   же,  сколько  ещё  дрыхнуть   будешь? -  трясла я  за  плечо уже  во  второй  раз  свою  подругу.  Та  что-то  бормотала  невразумительное  и  опять  погружалась  в  сон.

 Вчера  она  приехала   ко  мне  в  гости  в  очередной  раз  и  мы,  после  обычной  трепотни,  поели  и  легли  спать.  Я  постелила  Кларке   постель  на  диване  в  кухне.  А  мы  с  мамой  и  братом  спали  в  комнате.  Мама  моя   тоже  привыкла  к   Кларе и  жалела  её. 

Наутро  договорились  с Кларкой  пойти  в  кино  в  наш  кинотеатр.  Был  выходной,  около  11  утра,  а  Кларка  всё  никак  не  хотела  вставать.  Ну,  и  соня, -  думала  я.   

Клара   появилась  в  моей  жизни   как-то  внезапно.    Познакомились мы с ней  в  районной  больнице – лежали в одной палате.  Клара   старше меня  лет на шесть  и  была  очень  красивой.  Мы  подружились.  Она  привязалась  ко  мне.

У  неё,  как  у  маленькой  девочки,  постоянно  были  какие-то  привязанности. Кумиры  сменяли  друг  друга.  Я  была  очередной  её  привязанностью.  Помню,  что  в  больнице  она  постоянно  кого-нибудь  боготворила  из  медперсонала.    

Мне  льстило  внимание  взрослой  красивой  девушки.  А  было  мне  всего  восемнадцать.    После  выписки  - часто  встречались.  Клара  жила в семье  своего старшего брата. У родителей в соседнем селе  был  дом.  Фамилия у неё  была  что-то вроде  Окоёмова. 

Клара  появлялась  в гости  неожиданно,  и  надо  было  придумать,  чем  угостить  мою  взрослую  подругу.  Иногда  она  оставалась  ночевать.   Мне же это казалось  странным.  Я  была  домашней  девочкой  и  не  могла  себе  представить,  что  можно  ночевать  где-нибудь не  дома. 

Кларка делилась  со  мной  своими  проблемами,  рассказывала  последние  события  жизни.   А  надо  сказать,  что  была  она  человеком  не  очень  счастливым -  просто  несчастным. Так  она  себя  ощущала  на  этом  свете. Причиной  страданий   Клары  была  тяжелая  болезнь  -  эпилепсия,  именуемая в народе  «падучая». 

Я  не  раз  была  свидетелем,  как  Кларку  колбасили   эти  страшные  судороги.  Она  внезапно  падала,  и  её  начинало  трясти  и  крутить,  голова  билась  об  пол.  Кларка   при  этом   мычала  по – звериному,  а  на  губах  появлялась  пена. 

Все  вокруг  страшно   пугались,  не  знали,  что  делать.   После  нескольких  таких  Кларкиных  приступов,  я  приобрела  опыт,  как  помочь  в  такие  минуты   человеку. Главное -  не  дать  ему  разбиться,  прокусить  язык  или  щёку. Надо  удерживать  голову,  а  когда  приступ  заканчивается,  -  повернуть  несчастного  набок.  Иначе  он  может задохнуться  от  удушья. 

После  приступа  его  лучше  не  тревожить,  уложить   удобнее  и  дать  заснуть. Припадки  эти   считали  когда-то  в  древности  от  священных  до  «дьявольских».  В  средние  века  считалось,  что  во  время  приступа  в  человека вселяется дьявол.   

Таких  людей   изгоняли  из  храмов  и  вплоть  до  середины  19  века  держали  в  сумасшедших  домах. 

В  настоящее время  70%  больных при  определённых  условиях  поддаются   почти  полному  излечению.   Но  во  времена  моей  юности  эта  болезнь  считалась  почти  неизлечимой,  хотя  уже  делали  продувания  кислородом  головного  мозга,  и  тогда  на  полгода – год   болезнь  отступала. 

Работать  такие  люди  могут  только на безопасных  производствах.  Эпилепсия  не лишает  человека  интеллекта.  В  числе  страдавших  этой  болезнью,   не  только  великий  Достоевский Ф.М., но и  Платон, Александр Македонский,  Иван Грозный,  Юлий Цезарь,  Байрон, Стендаль,  Альфред Нобель,  Наполеон  Бонапарт и др. 

Я помню, что Клара периодически   работала  то там,  то  здесь,  но  подолгу  почему-то  нигде  не задерживалась.  Может  из-за  своей  болезни.  Однажды  она работала  администратором  в  маленькой  заводской  гостинице.   У  неё  там  была    комнатка,   где  ей  разрешили  поселиться.   

Большую  часть  своей  жизни  она провела в  больницах.  Там  был  её  дом,  её  мир.   Она  помнила  имена  всех  врачей  и  медсестёр.  Все  её  любили  и  жалели.  Клара  к  этому  привыкла.  Невозможно  было  не  боготворить  такую  ласковую,  красивую  и   несчастную  девушку. 

Были  у  Клары  и  взрослые  поклонники – молодые  парни,  но  об  этом  я  мало,  что  знала  по  причине  своей  молодости.  Помню,  как  меня  взяли в  Кларкину  компанию, и  мы   ходили  в  лес  за   цветами.  Летом в  Приморских  перелесках  начинали  цвести   дикие  пионы,  оранжевые  лилии   и  саранки,  или,  как  мы  их  называли,  звёздочки. 

У  кого-то  из  компании  был  фотоаппарат,  поэтому  в  моём  альбоме  лежит  фотография,  где  мы  все  держим  в  руках  по  букету  нежных,  чуть  розоватых   пионов.  Их  бутоны  обладают  тончайшим  нежным  ароматом.

Сейчас  они  уже  занесены  в  красную  книгу.  О  том,  что  человек – погубитель  всего  живого  на  земле,  я  догадывалась  уже  лет  с  семнадцати.   Помню,  что  тогда  эта  мысль  причиняла  мне  почти  физическую  боль.  Мне  казалось – ещё  немного  -  и  всё  и  навсегда  исчезнет. Моё  отношение  к  природе так  и  осталось каким-то  болезненным.   

Как я уже  рассказала,  познакомились  мы  с  Кларой  в  отделении  нервных  болезней,  куда Клара  поступила  после  приступа,  а  я  проходила  долгий  процесс  реабилитации  после  перенесённого  менингита. 

Так  случилось,  что  после  шести  дней  беспамятства,  я  начала  медленно  приходить  в  себя.  Это  было  каким-то  чудом.  Мать  врачи   подготавливали -  вероятнее  всего, - говорили  они, - надо  готовиться  к  похоронам.   

Но  всем  на  удивление,  я  выжила.  Сознание  медленно  возвращалось.  Помню,  что  мать  умоляла  меня  что-нибудь  съесть,  а  мне  жутко  не  хотелось.  Однажды  я  уступила   и  выпила  через  силу  несколько  глотков  томатного  сока. 

Удивительно,  но  после  него  я  начала  понемногу  есть.  С  тех  пор  запах  томатного  сока,  стоявшего  в  трёхлитровой  банке  на  подоконнике в палате,   врезался  в  память  и  ассоциируется  у  меня  с  началом  жизни.  Моей  возрождённой   жизни. 

Разговаривать  и  смотреть  на  свет,   мне   было  пока  трудно.  Понимала  плохо,  но  начала  потихоньку  ходить  по  больничному  коридору.  Сёстры  и  нянечки  смотрели  на  меня  удивлённо  и  настороженно. 

Первое  разумное  воспоминание – бреду  по  коридору  в  халате    со  спутанной  косой   и,   вдруг,  натыкаюсь  на  откровенно  любопытный изучающий  взгляд  медсестры.  Мне  делается  неловко  и  я,  резко   развернувшись,  иду  в  обратном   направлении  подальше  от  этих  глаз. 

Понемногу  стал  возвращаться  интерес  к  жизни,  но  происходило  это  очень  медленно.  Однажды  я  одна  была  в  больничном  холле.  Мне  становилось  интересно,  что  происходит  на  улице  за  окном.    А  там  всё  указывало  на  приближение  весны  и  обновление  природы.

И,  вдруг,  так  захотелось  жить!  Но  сказать  кому-нибудь  об  этом  я  не  могла. Нашла  какой-то  острый  предмет  вроде  ржавого  гвоздя   и,  укрывшись  за  колонной,   первый  и  последний  раз  в  жизни  поступила,  как  неандерталец.   

Я  выцарапала  на  колонне  гвоздём  одно - единственное   короткое  слово  -  «жить».   Всего  я лежала  в  больницах  четыре  раза,  пока  более-менее  не  пришла  в  себя.   Мозг  восстанавливался  долго.  Зарубка  от  этой  болезни  осталась  на  всю  жизнь  в  виде   бессонниц  и  головной  боли,  не  говоря  уже  о  том,  что  учиться  мне  было  гораздо  сложнее,  чем  прежде. 

Вот  и  вся  история, о  том,  при  каких  обстоятельствах  мы  познакомились  и  подружились  с  Кларой.   

Странно,  однако,  отчего  она  так  долго  спит.  Я  опять  подхожу  к  Кларе  и  начинаю  будить.  Опять  безуспешно.  Какое-то  у  неё  странное  бормотание.  Ничего  не  понять.  И  тут  мне  становится  страшно.  А  вдруг  ей  плохо?

Но  на  приступ  это  не  похоже.  Тогда  что  же  это?   Начинаю  тормошить  сильнее  и  громко  спрашивать:  «Клар,  тебе  плохо,  что  с  тобой?» .  Опять  что-то  бормочет,  но  среди  непонятных  звуков  разбираю  кое-как:  «Мне  плохо». 

Пугаюсь.  Понимаю - что-то  случилось.  А  может  чего  выпила,  начинаю  догадываться  я.  «Клара, -  уже  кричу, -  может  ты  снотворных  напилась,  говори  же,  отвечай  немедленно!?».   Опять  трясу  её. 

Еле  слышно,  как   шелест  ветра,  Клара  выдохнула:  «Пила».  Я  с  ужасом  понимаю,  что  Клара  отравилась.  Сколько  же  она  выпила?  Надо  срочно  вызывать  скорую  помощь.  Скорее.  Натягиваю  что-то  на  себя  и  кричу: «Клара,  родная,  не  умирай!   Сейчас,  сейчас  приедет  скорая  и  тебя  спасут!  Жди  меня,  я  побежала  звонить».   

Выбегаю  на  улицу.  Через  дорогу  большой  гастроном.  Вбегаю  и  сразу  направляюсь  к  заведующей.  Там  кто-то  есть.  Кричу:  «Срочно  вызывайте  скорую помощь,  человек  умирает!».   Скорая  приехала  довольно  быстро. 

Я  тем  временем  сложила  Кларины  вещи,  искала  упаковку  от  снотворного,  но  так  и  не  нашла.  После  моего  краткого  объяснения,  медики  оперативно  грузят  Клару  на  носилки  и  несут  в  машину. 

Машина  увозит  мою  умирающую  подругу  в  реанимацию,  а  я  сажусь  в  оцепенении  и  ни  о  чём  не  могу  думать -  потрясена  случившимся.  А,  если  бы  и  дальше  я  позволила  Кларке  спать?   Даже  думать  страшно. 

Прошло  несколько  дней.  Я  узнала,  что  Клару  спасли.  В  больницу  к  ней  я  не  ходила – не хотелось. Жизнь сильнее  и  мудрее  человека. Все  попытки  искусственно прервать  её - грешны  и  бессмысленны.   Каждый  должен  донести  свой  крест  до  Голгофы.  Это  завещал  нам  сын  Божий  Иисус.