Воспоминания о былом. Повесть

                Воспоминания о былом














               
                Пролог




      - То, что было, никогда не повторится, - вот уже час я слушаю его. Я в растерянности. Мне женщине пятидесяти одного года от роду, имеющей два высших образования, бывшей два года назад преуспевающей business-lady, занимавшей положение в обществе доставляет удовольствие общаться с ним. Два года, как мы с Ипполитом обосновались в городе Плимут, штат Массачусетс. О нём я, может быть, рас-скажу, но позже.
     Несколько слов об Ипполите, о нём самом и о тех обстоятельствах, при которых мы познакомились.
     Напрягите воображение. Напрягли? Теперь представьте парк в Павловске. Скажите, как представить парк площадью в 600 га. И все же. Представьте, что Вы идете от Руинного каскада к речке Смолянке. Представили? Вот и хорошо. На берегу речки виден один из «пасторальных павильонов» - Пиль Башня. Отменно потрудился Бренна. Тот, что В.Ф. Каковы фрески на стенах башни Петра Гонзаго! Но я не об этом. У статуи Аполлона, потерявшего лиру, я лоб в лоб столкнулась с ним.
    - Что за напасть, - с этих слов началось наше знакомство. Сказано это было без злобы. Я бы сказала, с усмешкой, - куда ни сунься везде прекрасные дамы.
    - Вы кого имеете в виду? – спросила я его, - Уж не жену ли Павла?
    - Это полная ересь, - и опять мне не стало обидно,  и я не рассердилась. Я чувствовала исходящую от этого низкорослого и худого, не до безобра-зия, мужчины некую силу, - Жена этого несчастного императора не заслуживает того, чтобы её обозвать, - вновь меня не коробит такой оборот речи, - прекрас-ной, pretty woman. А то, что касается Софьи-Доротеи-Августы-Луизы принцессы Вюртемской, то более не-счастной императрицы я не знаю. Я имею в виду Ма-рию Федоровну. Ту, что образовала Мариинское ве-домство.
    - Послушайте, чудак человек, Вы меня обозва-ли, - я употребила им же использованный глагол, - прекрасной? Мне Вас искренне жаль.
     - В ряду див Вы, безусловно, занимаете не пер-вое место. Но то, что Вам дал Бог, достойно вне всяких сомнений.
Вот так мы встретились. Через минуту полил дождь. Начало октября не та пора, когда можно беседовать под дождём.
     - Побежали? – он не стал дожидаться ответа, а просто схватил меня за руку, ну и силища у этого чудака, и потянул за собой. Представляете я, я, которая с легкостью управлюсь с таджиками, молдаванами и прочим людом из числа гастрбайтеров, побежал, влекомая им. Струи воды бьют мне в лицо. И зачем я ут-ром почти сорок минут провела перед зеркалом. Спасибо фирме Шанель и сети магазинов Риф Гош. Тушь не потекла. На губную помаду мне начхать.
Мы бежали в сторону Чугунных ворот. А там и до вокзала недалеко. Того, что строил мастер инженерного подхода в архитектуре господина, вернее ге-ра Штакеншнейдера.
    - Через сорок пять минут я буду поить Вас гро-гом.
    - Вы не спросили, хочу ли того.
    - Это не предмет обсуждения. Отныне я в отве-те за Вас.
    - Наглец. Да кто Вы такой, чтобы так говорить?!
- Я мужчина. Просто мужчина. Этого Вам дос-таточно?
Оказалось, что достаточно. Да ещё как доста-точно, как выяснилось скоро. Неожиданно для меня скоро.
В вагоне электрички было относительно тепло. Все же господин Чубайс не смог до конца разрушит нашу энергетику.
Уже сидя на лавке, покрытие которой было из-резано и из дыр торчали клоки поролона, я заметила за спиной чудака маленький рюкзак. Из него-то он и достал термос и пакет из пищевой фольги.
- В пищеводе человека находится самое боль-шое количества аксонов, - определенно это человек невменяем, - Так что и наибольшее удовольствие мы получаем при поедании пищи. Прошу, - он протяги-вает мне бутерброд. 
Уверяю Вас, Вы такого бутерброд не едали. Опять попрошу напрячь Ваши извилины. Представь-те городской батон за 22 рубля. Теперь разрежьте его вдоль. Намажьте обе половинки сливочным маслом. Намазали? Хорошо. Положите на них по толстому ломтю вареной колбасы. И в довершение сдобрите этот конгломерат горчицей. Той, что продают в тю-биках.
За бутербродами последовал напиток, который чаем можно назвать с трудом. Деготь и тот светлее. Под стать цвету и вкус. Я не удержалась и спросила: Вы не боитесь заработать диабет?
- Вы не любите сладкое? Сахар дает нам силы. Избыток его, болезни. Раз в сутки можно позволить себе сладкое. В нашем случае это просто необходи-мый протектор от простуды. Если бы мы с Вами ока-зались в зоне повышенной радиации, я предложил Вам спиртное. Водку.
Я одолела-таки этот бутерброд гигант, и  чай допила.
Мы вышли из вагона, на этот раз он не тащил меня, на платформе Купчино. Дождя тут не было. Асфальт был сух. У торгового комплекса группка лю-дей о чем-то спорила, один из дисскусантов держал плакат - Верните нам наши деньги или отдайте дом.
Боже мой! Это по мою голову. Но об этом не надо. Просто не надо портить впечатления от знаком-ства с Ипполитом. Так он представился в вагоне.
- Моя обитель располагается вот в том доме. Как он Вам?
Длинным пальцем Ипполит указывал на тот дом, что мы сдали в позапрошлом году. Слава Богу, тогда обошлось без эксцессов. Не было пикетов. Не было сотен обращенных в суд исков. Иду со спокой-ной совестью ведомая чудаком человеком.
Лифт вознес нас на двенадцатый, последний этаж.
- Вас ожидает пристанище изгоя.
- Не бедно живут изгои, - в этом доме квадрат-ный метр стоил на 15 % больше.
- Не судите о бедности или богатстве человека по стоимости квадратного метра в жилом доме, - не так прост Ипполит, - Это жилище мне досталось в ка-честве отступного. Но это сугубо интимное дело.
Вошли. Боже мой! Я вновь упоминаю имя Хри-ста всуе. Но то, что я увидела, стоило того.
- Вы, что же тут ничего не меняли?
- А, зачем? Это всего лишь прихожая. Можете именовать её прохожая. Прошли и забыли. Идемте же, прекрасная незнакомка. 
- Какая разница, как меня зовут. Сразу скажу, мне сорок лет, не замужем, детей не имею. Бог не дал. Владею ООО.
- Это что за чудо?
- Неужели Вы так далеки от жизни, - Ипполит успел разгрузить рюкзак и теперь что-то искал в шкафу. Интересно, сколько лет этому монстру? На-чал сверху и постепенно спускался. По мере этого его костлявая фигура изгибалась. Он гуттаперчевый.
- Этот шкаф путешествует со мной везде. Пред-ставляете, он побывал на Новой земле.
- Неужели Вы так стары, - чего мне его стес-няться, - что были участником испытания водород-ной бомбы?
- Я стар, но водород я не взрывал. У меня там были сугубо мирные интересы. Там расположен са-мый большой в СССР покровный ледник. По первой профессии я гляциолог. Жили мы с Вероникой на бе-регу Маточного Шара в доме из гофрированного алюминия. Она у меня была художницей. Рьяной по-клонницей Рокуэлла Кента.
Наконец, Ипполит разогнулся.
- Вот! – он воздел руки, - Это то, чем я намерен Вас покорить.
- Не надо меня покорять, пожалуйста. Я в нево-ле не размножаюсь.
- На пингвина Вы не похожи. Все остальные твари размножаются, где попало.  Фрагмент бивня мамонта, - и сунул мне в руки какой-то темно серый кусок. То ли камень, то ли невесть что.
- Спасибо, конечно, за подарок, но зачем он мне.
- Ничего Вы не поняли. Я и не думал дарить Вам этот реликт. Просто прикоснитесь. Он сам сдела-ет свое дело.
- Какое такое дело? - меня начинал пугать Ип-полит.
- Все зависит, с какими мыслями Вы его приня-ли.
Неужели я попала в дом сумасшедшего? А вдруг он маньяк? Заговорит и потом изнасилует. Это ещё ничего. А начнет истязать. На роль партизанки Зои Космодемьянской я не гожусь.
- У меня, господин Ипполит мысля одна. Как бы отсюда умотать. Я жалею, что подчинилась Вам. И, вообще, я кушать хочу, - есть я не хотела, но хотела таким образом отвлечь внимание маньяка от кости доисторического животного. Черт его знает, а может быть она и вправду обладает чудодейственной силой. Я сделал такое предположение потому, что Ипполит видоизменился, как взял в руки её.
- Вода и каша пища наша, - я видела, что он на-до мной насмехается. Ах, гад. Апсид подколодный. Ну, я тебе сейчас устрою. Голос меня сильный. Бог не обидел.
- Быстро на кухню! Бегом марш!
- Вам бы у нас служить. Бегу, - и он побежал. Умора!
_________________________________

У меня было время осмотреть более внима-тельно комнату. Кроме шкафа, в котором производил «раскопки» Ипполит, на противоположной окнам стене стоял большой и такой же старинный диван. Такой или подобный я видела в кино о Ленине. Ко-жаный диван в том фильме играл немаловажную роль. На нем Ильич сидел и гладил кошечку. Такая сцена по замыслу режиссера, наверное, должна была внушить смотрящим это кино вдовам офицеров, уто-пленным с баржей, помершим под палящим солнцем Прикаспия в лагерях концентрации контрреволюци-онного элемента, так сказать, превентивное наказа-ние, успокоение. Он же кошечку гладит. Такой чело-век не мог придумать  все эти изуверства.
Что-то я отвлекаюсь. Диван…Да диван, а рядом торшер. Тоже в своем роде уникум. Во времена моего детства торшеры были дистрофичны. Этакие тонкие головастики. Этот же разительно отличался о своих сородичей. Во-первых, основанием он имел большую, в метр высотой, вазу. Опак крыт глазурью и роспи-сью. Я не знаток, но похоже на китайскую живопись тушью. Абажур творение лудильщиков и ткачей, об-тянут шелком. Он тоже в китайском, а может быть, японском стиле.
Как малое дитя я дергаю за шнурок. Дёрг-дёрг. То зажжется, то погаснет. Задумалась я. Какая сила заставила меня прийти сюда. В отрочестве я была подвержена лунатизму. Опять?
- Вам нравится мои раритеты? Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
- Вы на узбека не похожи. Куда прикажите?
- Неужели Вы смотрели этот фильм? – и вновь его рука ведет меня.
Кухня. Его кухня. Рассказала бы, если не мой желудок. Едва в нос ударили ароматы, он взбунтовал-ся – жрать давай.
Начали мы с королевских креветок. Это, как сказал Ипполит, подготовит наш желудок для приема более насыщенной белками и углеводами пищи. Кре-ветки мы поглощали, поливая их лимоном и запивая пивом в банках. Потом была баранина со спаржей. Это запивалось вином.
- Это настоящее Кахетинское вино. Мой по-дельник, - глянул и замолчал, - Удивлены? Да я со-вершил в свое время преступление в группе. Скажу иначе, мой товарищ по несчастью передал с пилотом с Украины. Миша Саакашвили после того, как ему дали по роже в августе, совсем сдвинулся умом. Даже те самолеты, что летят в дружественную ему Украину, велит досматривать. Жевал бы галстук и молчал.
После баранины мы ели бананы.
Всё. Больше в мое брюхо ничего не лезет. Ну, что ж. Есть минутка описать кухню Ипполита. С чего бы начать? Пока он занят чем-то у холодильника, я для поддержания бодрости духа хлопну маленькую рюмку водки. Итак. Окно затянуто жалюзями. Они закрыты. В данный момент. На подоконнике ваза из бересты, а в ней ветка можжевельника. Я же говорю, он ненормальный. Нормальные люди в вазы торкают цветы. Кстати, рюмка не простая. То ли мельхиоро-вая, то ли серебряная.
Ипполит, буркнув что-то, вышел. Я же продол-жу. Плита, вернее газовая панель и электрический духовой шкаф. Вытяжка из металла. На её карнизе три фигурки. Отсюда не разглядеть. Встать же лень. Потом рассмотрю. Залавок как залавок и шкаф над ним ничем не примечателен. Холодильник большой, трехкамерный. 
- Скучаете?- не успела закончить, - Я предла-гаю, пока на дворе не дождя, выйти прогуляться. Я знаю тут одно местечко, где можно приятно и без вреда здоровью провести минут тридцать.
Это не входит в мои планы. Как говорится, по-ра и честь знать. Кроме того, завтра у меня сложные переговоры в ЗАКС,е. Не путать с ЗАГС,ом.
- Вы идите, куда хотите, а мне домой надо.
- Не смею перечить. И мне нет никакой нужды идти куда-то. Хотел показать Вам местную достопри-мечательность. Удивительная личность.
- Не последний раз видимся, - я произнесла это чисто механически, но в тот, же миг промелькнула мысль о том, что я хочу ещё раз увидеть его, слушать его с хрипотцой голос.
- И я так думаю. Петербург город большой, но маленькая деревня. Свидимся.
Ипполит проводил меня до Дунайского про-спекта.
- Вы не обратили внимания, что я не спросил Вашего имени?
- Это мой промах, - я готова была произнести свое имя, но он опередил.
- Вас, Людмила Васильевна, я знаю с того мо-мента, как вложил деньги в дом. Не утруждайте свою память. Нас, таких дураков много, Вы одна.
- Так говорили продавцы во времена оные.
- Теперь тоже так говорят. Но не продавцы, а весь народ. Посмотрите последний номер журнала некоего Forbs,а.
- Меня там нет.
- Довольно препираться. Езжайте к себе на Бас-сейную.
- Вы знаете даже, где я живу?! – моему возму-щению нет пределов.
- Определенно, Вы живете отрешено от реалий жизни. Так сказать, в виртуальном мире. Курс валют, котировки акций, транши и бонусы. Вот Ваш мир. Да вспомните же Вы прошлогодний май.
- В мае я была в ЭфЭрГе.
- И Вам не доложили?! Впрочем, это обычная история. Нас тогда у Вашего дома хорошо обработал ОМОН. Кто же будет распространяться о своих под-вигах в борьбе с плебсом.
Опять пошел дождь. Я остановила проезжав-шую машину маршрутного такси и юркнула на пе-реднее сидение. Только он меня и видел.
Пауза.
__________________________________


ООО «Стройинвест» и его
хозяйка
               
    Людмила

- Расскажите свою биографию, - дядечка в се-ром в полоску костюме с лоснящимися локтями, не-свежей сорочке и галстуке «регат» был угрюм.
Я начала: Родилась пятого июля 1951 года в Ле-нинграде в семье инженера и учителя словесности. Услышав это слово, дядечка поднял голову. Я остано-вилась.
- Продолжайте.
- Закончила среднюю школу номер 47 с сереб-ряной медалью. Поступила на первый курс ЛИСИ, на архитектурно-строительный факультет.
- Довольно. Я Вашу биографию знаю. Мне важ-но было услышать, как Вы её будете рассказывать.
- Я, что в театр пришла наниматься?
- Мне говорили, что Вы в институте отличались своим норовом. Это хорошо.
Тут я должна сказать, где я нахожусь и с кем разговариваю.
Меня распредели в институт по проектирова-нию объектов военного назначения. ЛенВоенпроект. Допрашивающий меня дядечка заместитель дирек-тора по режиму.
Одна тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Так называемая оттепель постепенно уступала место заморозкам. Никита Сергеевич, я имею в виду Хру-щева, оседлав страну, крути и вертит ею, как ему его бог на душу положит. Разгромив выставку художни-ков в Манеже, он принялся за писательскую братию. Моя мама, простой учитель литературы и русского языка, «баловалась» беллетристикой. В журнале «Не-ва» публикуется её первый рассказ. В Ленинградском отделении Союза писателей ей предоставляют воз-можность читать свои произведения для отборной аудитории. Кто-то её хвалит, а кто-то поносит. Этот второй кто-то и накатал анонимку в Союзный Союз. Маму понудили уйти из школы, и она работает те-перь в районной детской библиотеке.
И все же я получила распределение в этот «за-крытый» проектный институт.
Дядечку зовут Иннокентий Федорович. Он оп-ределенно все обо мне знает, но пытает. Такая у него работа.
- Пока мы Вас определим в отдел нормо-контроля.
- Но я, же настоящий инженер строитель. 
- Я же сказал, пока.
- Что пока? – я его не боюсь. Меня одну с курса направили сюда. Остальные разошлись по трестам. Никита Сергеевич усилено боролся с излишествами в архитектуре, и в проектных  институтах прошла вол-на сокращений.
- Пока мы проверим Ваши слова. Вы хотели, мы ответили. Идите в кадры.
Так десятого августа 1963 года я должна выйти на работу в ЛенВоенпроетке.
Жара сменялась прохладой. Дожди засухой. Люди уезжали на море. Другие возвращались оттуда загорелые, посвежевшие. Мой отпуск «зажали». СССР гнался за США. Больше ракет, больше и стартовых площадок. Поспевай, брат строитель. 
- Дочка, - мама в жару умудрилась простудить-ся и хрипит, - ты хотя бы в выходные поехала в Ку-рорт. Там пляж чистый.
- С кем я поеду? Одной мне скучно.
- А где Алик? Вы так хорошо дружили, - моя мама осталась в пятидесятых годах. Тогда девочки хо-дили в чулочках на резинках, носили юбки до щико-лоток и волосы заплетали в косички. Алик просто из-насиловал меня. Может быть, я выразилась излишне эмоционально, но и не далеко от истины.
- Алик отправлен в Кириши. Там он будет строить что-то грандиозное. Забудь о нем, моя милая мама.
- А подружки? – не унимается мама.
Режу правду матку в лицо бывшему лучшему в городе учителю словесности: Нет и быть не может у меня подружек.
Слово подружки я произношу по слогам.
- Ты хочешь сказать, что у тебя нет девочек, с которыми ты могла делать одно дело. Так я поняла тебя?
- Так мама, - я ухожу. Знала бы я в тот момент, что мамин хрип вызван не пошлой простудой. У неё развился отек легких и через час после моего ухода врач «Скорой помощи» констатировал смерть.
Был бы рядом кто-нибудь, успел бы сделать ин-галяцию, на худой конец заволок бы её в ванную и включил горячущий душ. Пар позволил бы продер-жаться до приезда врачей.
Мне выходить на работу, а в доме траур. Для нас, особенно для отца, смерть мамы катастрофа. На ней исключительно держалась наша семья.
Похороны, поминки я пережила, находясь в со-стоянии сомнамбулы.
О работе в ЛенВоенпроекте говорить не хочу. Одно скажу, опыт работы там мне пригодился и, по-жалуй, я им пользуюсь по сию пору.
Проработав там десять лет и пять месяцев, я уволилась оттуда и поступила в Строительный трест. Конец семидесятых. Строительный бум. Партия ска-зала, строитель ответил есть.
Трудилась от зари до зари. Сначала в произ-водственно-плановом отделе, потом меня «бросили» на участок. Тут я хлебнула. Вы знаете, что такое «ли-митчики»? То-то. А я узнала. Я девица ничего себе, а у них одно на уме. Им бы затащить в койку, а там, гля-дишь, и в ЗАГС. Для прописки. Ничего! Они у меня скоро стали как шёлковые. Как тот шёлк, что они привозили из своей Средней (до сих пор думаю, что это не географическое понятие) Азии.
В августе восемьдесят третьего года наш трест по итогам второго квартала получил переходящее Красное Знамя. Меня, как одного из лучших началь-ников пригласили на торжественное собрание. Руко-водство треста не поскупилось. Сняло зал во Дворце культуры Кировского завода, носящего имя Ивана Га-за. Кто таков это Газ, я не знала, но имя его на меня произвело впечатление.
Мое место в пятом ряду с краю. Я не в обиде. Если очень наскучит, то удобнее уйти. Приехала я туда за час до начала. Начало в четыре, я приехала на проспект Стачек, 72, когда на часах было без пятна-дцати минут три. Погода «шепчет». Куда пойти? Так просто шляться я не привыкла. У меня шило в одном месте. Так мне говорит мой бедный папа. После смер-ти мамы он сник. Но иногда, когда примет сто с при-цепом, начинает шутить.
Из проходной завода, что напротив, в глубине аллеи повалил рабочий класс. Честно говоря, я им по-завидовала. Отработали смену и домой. Конечно с за-ходом в рюмочную. Была, ни была, пойду и я с ними. Не убьют же. 
В помещении, куда я вошла вслед за группой мужчин, было уже сильно накурено. Мужики ведет свои разговоры. О чем? Кто о начальстве, что всегда неправо. Кто о футболе: Зенит опять продул на своем поле. А кто и делах семейных. Я слушаю. Заняла ме-сто за стойкой в углу и уши навострила. Им, то есть, рабочим выделили участок под садово-огородное то-варищество. Вот об этом и разговор. Говорят о фун-даментах, досках и прочем строительном материале. Наверное, тогда и зародилась у меня мысль о созда-нии фирмы по строительству таких садовых домов.
Глянула на часы, мамочка моя! Через пятна-дцать минут начнется заседание. Бегом по проспекту Стачек. Успела. Народу уже полно. Толпятся у буфе-та. Мне он ни к чему. Иду в зал. Вовремя. На сцену начали выходить члены Президиума.
Торжественное заседание открыл секретарь Горкома. Доклад сделал наш управляющий. Говорил хорошо. Но что это? Я слышу свою фамилию. Гово-рит: С таких женщин мужчинам пример надо брать, и дальше, Людмила Фурсова решением руководства трестом награждается путёвкой в дом отдыха. И меня выкликает.
Я ладонь ко рту приложила. Дохнула, разит. Черт с ним. Все побывали в буфете. Чем я хуже. Иду, а колени дрожат. Впервые я выхожу на сцену. Одно дело на стройплощадке материться с работягами, а тут свет слепит, народ на тебя глаза пялит. Я чувст-вую себя голой.
Аплодисменты, рукопожатия и я спускаюсь в зал. В руке путевка. Уже на месте прочла – Дом отды-ха «Строитель», посёлок Лазаревское. Начало два-дцать восьмого августа, окончание десятого сентября. Бархатный сезон.
Досидела до конца торжественной части, а на концерт не осталась. Голова разболелась. А что вы хо-тите? На голодный желудок выпила сто граммов вод-ки. До метро «Петроградская» я доехала за сорок ми-нут. Белые ночи уходят, но ещё светло. На Площади Льва Толстого полно молодых людей. Спешат на по-следний сеанс в кино «Арс». Мне видна афиша – «Пацаны». Я не видела. Да где мне в кино ходить. Сдавали трехсекционный дом рабочей комиссии. Че-рез неделю приедет на объект ГАСК. Там председате-лем баба. Зверь, а не женщина. Наташей зовут. Моло-дая, но до того принципиальная, что спасу нет.
Вышла на Большой проспект и там народу полно. Чего людям не сидится дома? Напротив кино-театра «Молния» светятся витрины кафе. Меня так и тянет туда. Собрала волю в кулак и прошла мимо. Отец дом один. Порадую его своей путевкой. Закиса-ет он у меня. Не хорошо это. До пенсии ему три года, а он уже на работу ходит как из-под палки. Какая бы ни была моя работа трудная, а я на площадку иду с удовольствием. Власть у меня небольшая, но и она меня бодрит, что ли.
Мы с папой живем на улице Лахтинской. Он там прожил всю свою жизнь. Оттуда в 1943 году уехал на «Большую землю», то есть на восточный берег Ла-доги. Откормили, подлечили и направили в Мур-манск, в школу юнгов. Воевал на тральщиках. Один раз тонул. Боевой у меня папа.
Отца я застала сидящим на кухне с соседом. Они заядлые шахматисты. Играют на время. Десять минут. Я прозвала эту игру заячьей. Бьют по часам как зайцы по барабану. Играют и пьют пиво. В бу-тылках не признают. Пьют исключительно разлив-ное. Стоят в очереди и ходят вместе. Там выпьют по большой кружке, с собой возьмут трехлитровую бу-тыль. Иногда и бидон заполнят. Тетя Маша ругается. Она в нем молоко носит.
Вошла в прихожую и слышу голос дяди Бори: Дочка Брежнева настоящая проститутка. И в ответ отец: Ты, что ли свечку держал? Факты давай, а так не болтай.
Я прошмыгнула к себе в комнату. До семи лет моих мы жили в одной комнате. Потом эта освободи-лась, и нам после долгих мытарств Райисполком пре-доставил её. Комнатка маленькая. Всего десять мет-ров, но из-за одного метра и вышел весь сыр-бор. На человека полагается девять метров. Идиоты какие-то. Жилую площадь как колбасу не нарежешь же.
Когда я поступила в институт, папа с мамой купили мне диван-кровать. Дефицит.
Мама так и сказала: Береги до свадьбы. Диван двуспальный.
Мама, мамочка, знала бы ты, кем станет твоя дочь.
Нету у меня мужчины. Нет. Конечно, есть один мужик, с кем я могу «расслабиться». Но в мужья он не годится.
Переоделась и пошла на кухню. Невтерпеж по-хвастаться наградой.
- Анатолий, - дядя Боря сидит лицом к двери, - дочка твоя пришла.
Я вижу, что выпили они больше, чем умещает-ся в трехлитровой банке.
- Людмила, - папаша пытается встать с табуре-та, - ты пришла.
- Сколько же вы выпили, новоявленные Капаб-ланки?
- Люсенька, - спешит ответить дядя Боря, - так мы же с Анатолием пивка только.
- Лгать плохо, дядя Боря.
- Ну, малька раздавили. Так мы же отдыхаем.
- И не ели ничего.
- Ели, дочка, - отец отчаялся встать, - Вот и ка-стрюля.
Они ели пельмени. Бедные мужики. Прихо-диться стать кухаркой. Хорошо, у нас наборы давали. Так что есть мясо. Варить долго. Изжарю куском, на-варю картошки. Между рам стоит банка с кислой ка-пустой.
Через тридцать минут мы уже ужинали. Дядя Боря работает на заводе имени Климова. Ужасно за-секречен, но под действием пива и «малька» он начал рассказывать, какие они двигатели изготовляют.
- Аналогов в мире нет. Америкашки миллион бы дали за любые сведения о них.
- Договоришься, Борис.
- Ты что ли стукнешь? Теперь не Сталинские времена. Помяни мое слово, скоро мы ими торговать будем по всему миру.
Съели мясо, выпили чаю.
- Как ты-то? – наконец очередь дошла до меня.
- Папа, меня путевкой наградили.
- Проставиться надо, - дяде Боре лишь бы вы-пить.
- Где в такое время купишь? – папа готов под-держать приятеля.
- Знаю одно место, - не унимается дядя Боря, - но одному туда идти опасно.
- Нет вопросов, - папа опять пытается встать с табурета.
Нет уж, лучше я пойду с дядей Борей. Все рав-но не успокоятся.
Как хорошо-то на улице. Настоящее бабье лето. Дядя Боря настоящий кавалер, взял меня под руку и не отпускает. Сделав пять шагов, я понимаю, иначе он может упасть. Кормила, кормила, а всё едино, пьян наш разработчик самолетных двигателей. То ли он ведет меня, то ли я его, но мы подвигаемся к следую-щей улице, названной по имени города в области – Гатчинской.
- Нам сюда, - дядя Боря тычет пальцем в окно на перовом этаже.
Окно темно.
- Спят люди, - я почему-то говорю шёпотом.
- Ни черта они не спят. Зашухарились. Слышат, что мы пришли. Мало ли кто. А вдруг милиция. Знак надо знать, - дядя Боря тихо свистит.
- Видишь, свет зажгли. А что я говорил.
Шторка отодвигается и из форточки высовыва-ется рука. Не понять, женская она или мужская.
- Суй деньги, - командует дядя Боря.
Я кладу в ладонь пять рублей и рука исчезает за занавеской. Ждем. Проходит минуты три и опять вы-совывается рука. В нем пакет.
За пять рублей я получаю бутылку водки. Ни-чего себе рентабельность. 0,8.
- Пошли отсюда скорее, - дядя Боря тянет меня из подворотни.
Погода прелестная. Не хочется уходить. Наро-ду никого. Проехали машины поливалки, и от ас-фальта тянет влажной прохладой. Мы с дядей Борей идем не спешим. Куда спешить? Завтра суббота. Можно расслабиться. Одно беспокоит меня, чем кор-мить мужчин.
- Людмила, ты не беспокойся, - подслушал мои мысли  дядя Боря, - У меня есть настоящая тушенка.
Отмечали мою награду до первых петухов. Спросите, где я нашла петухов в городе с население в четыре миллиона? Отвечу. У соседей по двору. Ста-рик и старуха поселилась в нашем дворе. Сын привез их из деревни ухаживать за внуком. Они и притащи-ли петуха. Ровно в пять утра он начинал свои ку-ка-ре-ку.
Мужчинам я оставила грязную посуду, а сама пошла спать. И проспала до двенадцати дня. Выспа-лась! Морда даже опухла. Вспомнила маму. Как она по утрам почти час сетую, наводила марафет. Когда папа говорил ей: Зачем тебе этот грим, она отвечала, Я в театре работаю.
Надо бы перед отъездом в незнакомое мне Ла-заревское сходить к ней на могилу.
Умылась холодной водой, выпила стакан хо-лодного кефира и, не заходя к папе, ушла. День в раз-гаре. Что ни магазин, то очередь. Народ запасется продовольствием на неделю.
Год как умер наш бровастый звездоносец. Ка-кие изменения произошли за это время? Начали уст-раивать настоящие облавы на прогульщиков. Это раз. Во-вторых, появилась «Андроповка». Водка такая. Ещё расстреляли директора Московского магазина «Елисеевский». Министр внутренних дел не стал до-жидаться суда и застрелился сам. Болтали, что жена его стреляла в Андропова. Сам же Юрий Владимиро-вич занял пост Председателя Президиума Верховного Совета Союза. С этих пор он придумывает проекты Законов, и сам их утверждает. Удобно.
Влезла в троллейбус и поехала. На кладбище пусто. Четырнадцатого августа был медовый спас, но в этот день посещать кладбища не в обычаях. Сегодня день Успения. Конец земной жизни Богородицы. Опять спросите, откуда я, член КПСС знаю об этом? А вот возьму и не скажу. Вы же не из Комиссии пар-тийного контроля. Знаю и всё тут.
В этот день тоже кладбище не посещают. Идут православные в церкви молиться.
Посидела на могилке мамы до тех минут, когда в церкви Святого Серафима начали бить в колокола к вечерней службе.
Двадцать девятого я уехала на Черное море.
Шестьдесят часов я добиралась до поселка Ла-заревское. Половину, если не больше этого времени я спала. Отсыпалась за весь год.
На море я была первый раз. Нельзя же считать нашу Маркизову лужу морем. В пансионате «Строи-тель» я не обнаружила самих строителей. Кого там только не былою Работники торговли  были. Служа-щие контор «Рога и копыта» были. Был даже один милиционер.
- Ваш брат приедет в январе, - ответила на мой вопрос администратор, - А нам все равно кого обслу-живать.
Меня определили в корпус стоящий за линией железной дороги. До моря мы добирались по дорож-ке, проложенной под мостом. В номере со мной уже обосновалась женщина из Ростова. Она хоть какое-то отношение имела к строительству. Надя работала на складе металлоизделий. Металлический прут шёл на вязку арматуры.
- Я сюда приехала не только в море бултыхать-ся. Этим морем я сыта по горло. Ты уж не обижайся, я бултыхаться буду с кобелями.
- Подхватить гонорею не боишься? – это мы го-ворим после первого нашего совместного ужина. С вином.
- Волков боятся в лес не ходить. Дома муженёк цыган. Отлупит вожжами за один взгляд на сторону. А мне мужиков не хватает. Такая я, ненасытная.
- Что же мне надо делать?
- А ни чего. Хочешь тут же будь. Я не стесни-тельная. Даже заводно будет. Хочешь, уходи куда.
Такой жизни мне не надо и я пошла к админи-стратору.
- У нас всё занято, но я придумаю чего-нибудь.
В обед она подошла к нашему столику с жен-щиной лет сорока.
- Вот она согласна переехать в твой номер.
- Согласна, согласна, - скороговоркой сказала дама, будто боялась, что я откажусь переезжать.
Тут же и свершили обмен местами. Теперь мне не надо спускаться под мост и не придется слушать стоны совокупляющейся сучки из Ростова.
Думаете, на этом мои «приключения» кончи-лись? Как бы ни так. Там, куда я переехала, жила дру-гая ненормальная. Ей, видишь ли, нужен режим. Подъем в шесть, отбой в девять. Ну, ни сволочизм ли. Дома режим и тут он. Весит эта дама килограммов де-вяносто. И когда она в шесть утра начинает делать зарядку, то моя койка подпрыгивает.
Вообще, закончилось всё тем, что я стала спать на террасе. Номер на первом этаже, так что мне не со-ставляло труда перелезть через перила, не разбудив соседку.
Кормили хорошо. На территории пансионата работал киоск. Там я раз в день покупала бутылку су-хого белого вина. Фрукты брала у торговки у плат-формы.
Надю я видела редко. Наверное, она на пляже заниматься любовью не любила.  У меня оставалось три дня до отъезда, когда мы повстречались. Как из-менилась Надя! Она была загорелой и раньше. Теперь же она буквально почернела. Но какова её фигура. Всего-то десять дней, а какой эффект.
- Ты на солнцепеке трахалась? – без стеснения спросила я.
- Знаешь, подруга, это что-то. Он возил меня в море на катере. Волны качают, и он «качает». Чудо! Зря ты съехала. В номере мы с ним другим занима-лись. Он дико богатый. Чем только не угощал.
Больше я Надю не видела, но слышала, что тот армянин увез её к себе на родину, в Нахичевань. В Лазаревском  он был в командировке. Бедняга муж цыган.
Уехала я. Еду и думаю, как же разнообразны твари человеческие. Одной подавай мужиков, как овес лошади. Другая истязает тело свое режимом и диетой. Я не исключение. Мне подавай власть над людьми. Для чего я жилы рву на стройке? Рубля длинного ради? Платят нам неплохо, но не это для меня главное. Сегодня я начальник участка. Этого мне уже мало. Надо вылезать наверх, в Главк. Так ска-зать, расширять горизонты.
Обратная дорога всегда кажется длиннее.
__________________________________
               
                Ипполит
   


Ипполит Порфирьевич Подольский был рож-ден в сороковом году в небольшом провинциальном городке Тверской губернии, Калининской области по советским скрижалям. Имя тому городу Торжок.  Ве-дет город свою историю с 1139 года. Вот и считайте, сколько веков прошло с того времени. Почти тысяча годков.
Папаша Ипполита служил в церкви. Был ис-торгнут оттуда комиссарами, и промышлял сапож-ным делом. Мать Ипполита, бывшая попадья стала врачевать. Знала она секрет трав. Её настойки бук-вально поднимали людей. Недолгим был её путь на этом поприще. Обвинили в незаконной деятельности и осудили на пять лет лагерей. Отец ушел на фронт, мать где-то на Севере. Ипполита взяла к себе соседка. С нею он пережил войну.  Мать вернулась в октябре сорок шестого года. Отца посчитали без вести про-павшим. В Торжке им не стало житья. Собралась Ев-докия и уехала с сыном в Ленинград.
- В большом городе нам с тобою, сынок легче будет затеряться.
В сорок седьмом году Ипполит, как и все де-тишки, пошел в школу. Маму взяли на работу на за-вод «Светоч». Сначала разнорабочей, а уж потом по-ставили на станок, что резал кипы бумаги. Денег по-стоянно не хватало, и она вечерами подрабатывала шитьем. Из всего нажитого в Торжке скарба она в Ле-нинград привезла швейную машинку «Зингер».
Судьба была добра к Евдокии. В сорок девятом году к ней посватался мастер цеха. У того сын и у женщины сын.
- Вдвоем легче будет поднять пацанов, - о люб-ви речи не было.
Но, как говорят – стерпится, слюбится. Скоро и дочь народилась. Евдокии в ту пору было двадцать восемь лет.
Ипполит старший в семье. Окончил семь клас-сов и пошел в Ремесленное училище. Как говорили, ремеслуху.
Сколько семей в те годы проживали так же.
От сверстников Ипполита отличало его не-обыкновенное упорство, в дальнейшем переросшее в здоровое честолюбие. Умен был юноша и рассудите-лен не по годам.
Один пример. Когда в марте 1953 года умер Иосиф Сталин, он единственный в классе не плакал. Матери же дома сказал: Люди сошли с ума. Это какое-то средневековье. Товарищ Сталин всех бы их отру-гал. Товарищ Сталин был настоящим коммунистов.
Через год Ипполита приняли в ряды ВЛКСМ. В училище юноша скоро стал лучшим по профессии. Учили в том РУ на газосварщика. Два года пролетели, как один день.
- Мама, дядя Коля, - он так и не научился гово-рить сожителю матери «отец», - я принят на работу. На завод.
- Мать, такое событие надо отметить, - мастер цеха любил заложить за воротник.
- С каких таких барышей? У меня аванс через три дня, - возражает мама.
- У меня есть деньги, - Ипполит со своей сти-пендии умудрился скопить приличную по тем вре-менам сумму.
Дядя Коля накинул телогрейку и как был в до-машних шлепанцах побежал в гастроном.
Жили они тогда на улице Подковырова, на служебной площади. Магазин на Большом. Мастер цеха обернулся за десять минут. Кто знает Петро-градскую сторону, поймет, что значит такое время.
Сестру малолетку мать накормила кашей с ме-дом и та тут же уснула. Сын дяди Коли был в те дни у бабки в деревне. Так что за стол сели втроем.
Это был вечер двадцать третьего июня 1956 го-да. Ласковый был денёк. Водку Николай Петрович охладил в раковине под струей холодной воды. Мать быстро сварганила блины и открыла НЗ – банку ма-ринованных огурцов. Была и колбаса, докторская. Кроме того на столе была отварная картошка и ржа-ной хлеб. Пир горой. Запивали компотом из сухо-фруктов.
Ипполиту мама разрешила выпить малюсень-кую, сохранившуюся с тех лет, когда она была моло-денькой попадьей, серебряную рюмку водки.
Наверное, именно в тот момент Ипполит ре-шил, что, если он станет пить, то только из таких по-судин. 
Ипполит вышел на работу на завод Ленполи-графмаш на место уволенного в связи с уходом на службу в армию газосварщика. 
Обратно тот не вернётся. Его убьют в Будапеш-те осенью того же года.
Можно ли сделать карьеру, будучи рабочим? Праздный вопрос. Если есть у человека стремление расти профессионально, то и рост обеспечен. Иппо-лит честолюбием полон. Работает хорошо, начальство его хвалит. Оно, это самое начальство рассуждает как? Тянет воз? Наложи больше. Опять тянет? Добавь. И тянул Ипполит. После смены хватало сил выполнять поручения профорга. К комсомолу у молодого рабо-чего отношение несерьезное. Поначалу он начал бы-ло ходить к ним, в бюро. Потом понял, легкие они. Как пар или дым. Начадят, наболтают и пшик один. Настоящего дела не было. Не повезло Ипполиту с комсоргами. Профсоюз другое дело. Там дело. Взять хотя общественную комиссию по контролю за сто-ловкой.
 Послали Ипполита в командировку на шеф-монтаж, в Кондопогу. Три месяца провел рабочий на берегу Кондопожской губы Онежского озера. Отрабо-тал смену и айда на берег. Рыбалка там превосходная. Там, на берегу, сидя на валуне, Ипполит любовался природой Карелии. Там он начал собирать камни. Присмотришься, какая красота в них. Умей разгля-деть.
Домой Ипполит вернулся с рюкзаком полным вяленой рыбы и камней. Они положили начало кол-лекции и стали толчком для увлечения геологией.
Семья мастера завода «Светоч», к тому времени мать дала согласие на брак, в 1957 году получила две комнаты в новом доме. Знала бы Евдокия, что её за-конный муж в это время валил лес на берегах реки Норд-Саскачеван, что течет из штата Саскачеван в штат Альберта в Канаде.
- Мама, мне повестка в военкомат пришла. Со-бирай сына на службу государеву, - начитан молодой рабочий.
- Когда? – Евдокия была спокойна.
- В понедельник приказано явится.
- Это хорошо. В воскресенье новоселье мы с Николаем решил устроить. Заодно и тебя проводим.
На новоселье пришли товарищи мастера по це-ху, две подружки мамы. Выпили все прилично. Пели песни.
- А мой папа погиб? – улучив момент, когда мам вышла на кухню, спросил Ипполит.
- Не знаю, Ипполитушка. Прописали, пропал без вести. А что это значит, не знаю. Может, убили, а может быть, в плен попал.
- Если плен, то тогда где же он? Сколько лет прошло.
- Все может статься.
- Я бы в плен не сдался. Стыдно же.
Восьмого мая 1958 года к семи утра Ипполит прибыл на сборный пункт. А уже в пять часов вечера он в группе таких же призывников стоял перед воро-тами части недалеко от города Кондопога. Знакомые места. Будущего рядового Подольского постригла на-голо, переодели в форму цвета хаки Б/У, и повели строем в казарму. Ему предстоит три месяца учить уставы, оружие и часами вышагивать на плацу. Строевой подготовке командир уделял особое вни-мание.
Марш-броски поначалу выматывали, но скоро Ипполит освоился и даже опережал своих товарищей по взводу.
В августе Ипполит прибыл на заставу за другим Карельским городом, Сортавала. Началась настоящая служба. Беречь границу СССР почетная и ответст-венная служба. Так наставлял новобранцев майор, замполит отряда.
Три года молодой человек проведет на заставе. Один раз ему предоставят отпуск. Лучше бы его не давали. Дома Ипполит узнает, что мать тяжело забо-лела. Что нашелся-таки его кровный отец. И зачем он объявился, этот канадский лесоруб? У мамы начались неприятности, она и заболела.
Сын за отца не отвечает, так когда-то сказал то-варищ Сталин, но каково, же было удивление бойца Подольского, когда он, вернувшись на заставу, узнал, что его отстранили от несения службы на границе. Отныне он служит в хозвзоде отряда. 
На этом мы прервем рассказ об армейской службе Ипполита.
Отслужив, он вернется на завод. Скоро его из-берут в заводской профком. С завода  уйдет через год, и поступит в Горный институт. На вечернее отделе-ние. Объездит с геологическими партиями полстра-ны. 
Об этом позже.
__________________________________

Вот и пришло время рассказать о
 

Ипполитовых стараниях


В июне 1964 года Ипполит успешно сдал госу-дарственные экзамены, защитил дипломную работу и стал дипломированным специалистом. Геологом. Ис-тинным разведчиком недр.
Был он молод, честолюбив и, не смотря на от-носительно скудное питание, обладал отменным здо-ровьем. Когда, как не сейчас быть ему геологоразвед-чиком. Стране нужна нефть. Стране нужен уголь. Но более всего ей необходим уран. Началась ядерная гонка. Янки взорвали бомбу мощностью в двадцать килотонн. Мы не имеем права отставать. Даешь уголь! Лозунг времен Стаханова. Даешь уран! Лозунг времен Курчатова и Сахарова.
В свою первую экспедицию Ипполит отправил-ся тем же летом. Приобретенный опыт работы и в профсоюзном комитете, и служба в армии сыграли свою роль. Скоро Ипполит занял место заместителя начальника партии. Пускай пока это должность зама начальника партии по материально-техническому обеспечению, но все же он руководитель.
Получение диплома Ипполит отметил в духе времени. Так называемая оттепель сходила на нет, но вольнодумцам не сиделось спокойно.
Все большее количество людей переселялось из подвалов и мансард в психиатрические больницы. Отошло в далекое прошлое время ГУЛАГ,а.
Начали печатать романы и повести тех, кто имел смелость замахнуться на основы социалистиче-ского реализма. 
В те дни в товарищах Ипполита пребывал мо-лодой вольнодумец, отринувший этот самый соцреа-лизм.
- Как ты думаешь, - говорил он Ипполиту после того, как они вдвоем выпили по бутылке крепленного красного вина и заели его копченой треской, - если есть социалистический реализм, значит должен быть и капиталистический. Это просто чушь! – поэт возвы-сил голос, - Есть реализм. Без всяких прилагательных. Рядом с ним живут сюрреализм, импрессионизм. Все остальное настоящий идиотизм, - встал поэт и начал читать свои стихи. Подвывая и закатывая глаза.
Ипполит, воспитанный на стихах Пушкина, Лермонтова, Некрасова, стихов товарища не прини-мал, но слушал. Кроме поэта у Ипполита друзей не было. В институте как-то не сложились отношения с сокурсниками. На работе тоже также жил особняком. Когда ИТР и служащие после премии шли в ресторан или ближайшую шашлычную, Ипполит ехал к жен-щине. Была она старше его на пять лет, образована, начитана и умна не по-женски. Маргарита Всеволо-довна служила старшим корректором в Ленинград-ском издательстве Издательства «Детская литерату-ра». Жила она в комнате в доме номер девять на вто-ром этаже. Старинный дом, имел большой двор, где росли пять тополей и один разросшиеся куст сирени. Под этим кустом и познакомился Ипполит с Марга-ритой. Было это посреди лета шестьдесят третьего го-да. Ипполит в тот день решил отметить поучение премии за второй квартал в ресторане «Москва». Ткнулся, а там табличка – Простите. У нас мероприя-тие».
Купил бутылку армянского коньяка в гастро-номе на углу Литейного и Невского проспектов, бан-ку шпрот и городской батон. Пушкинская улица, по сути, тупик, там и решил устроить свой пикник Ип-полит. Устроился в тени сирени, а тут и подошла она. Маргарита: Нечего у меня во дворе устраивать бар-дак. Пойдемте ко мне.
Ипполит пошутил: У Вас бардак устраивать можно?
Так они познакомились.
В комнате, куда привела женщина Ипполита, сохранился камин и лепнина на потолке. Амурчики парили в облаках. На окнах бронзовые ручки. Потол-ки высотой я четыре метра. Какими словами описать облик женщины? Трудная задачка.
Была она высока и стройна. Обладала превос-ходными  чисто женскими формами тела. Body. Бюст, бедра, живот. Всё притягивало взоры мужчин.
Кто ответить на вопрос, отчего такая женщина выбрала из многих, кто добивался её благосклонно-сти, Ипполита?
В их отношениях не было ничего такого, что могло бы говорить о чистой похоти, вожделения. Что было, то было. В физиологическом плане они в фи-зиологическом аспекте. Маргарита Всеволодовна в минуты откровений говорила: Ты, Ипполит, вписыва-ешься в моё тело, словно слиток в опоку.
У Ипполита не возникло вопроса, где отметить получение «корочек» - естественно у Маргариты.
Маргарита так убрала свою комнату, что Ип-полит её не узнал. Даже старик камин преобразился.
Лев, поэт принес розу для Маргариты и бутыл-ку кубинского. 
- Прошу тебя, Лев, - попросил Ипполит своего друга у входа в квартиру Маргариты, не читай своих стихов. Маргарита работает в издательстве и ей дос-таточно того, что она там слушает и читает. Кроме того, издательство детское и ей будет не приятно слышать твои весьма вольные стихи.
Дело в том, что Лев Школьник в своих виршах часто употреблял неформальные выражения. Мат, попросту.
Лев соглашался. Молча кивал своей курчавой головой и хмыкал, при этом извергая запахи вчерашней выпивки и аромат одеколона Шипр. Не подумайте, что он его употреблял внутрь. До этого он не дошел.
Втроем уселись за круглый стол под шелковым абажуром с белой скатертью. Столовые приборы из сплава меди, никеля и марганца тускло мерцали.  Это они были названы по имени изобретателей сплава – Майо и Шорье. Кто знаком с французским языком, поймет, о чем речь – это мельхиор.
Посуда фарфоровая.
- Прошу вас, молодые повесы, когда напьетесь пьяными не бить посуды. Все-таки это Кузнецовский фарфор, - слово «фарфор» Маргарита произнесла с ударением на первом слоге, и это придавало некий налет ретро.
Трапезу начали с салата Оливье. В ресторанах он тогда назывался Столичным. Большое заблужде-ние. В салате француза Оливье должна быть отварная кура, её филейная часть. Наши повара клали в него отварную колбасу. Маргарита исхитрилась и достала цыпленка за рубль пять копеек, так что на её столе был настоящий месье Оливье.
Первый тост, естественно, за диплом. Лев гово-рил красочно и даже витиевато. Пришлось его спич прервать.
Маргарита пило крепкий ром наравне с муж-чинами. После второй рюмки Лев не удержался и на-чал читать стихи. Начал с Пастернака, а закончил своими.
То ли ром, то ли присутствие красивой женщи-ны так подействовали, но читал он нормальным голо-сом и не выл.
Потом были пирожные, что испекла Маргари-та. И все это время они говорили, говорили, говори-ли. Чисто Ленинградская привычка. 
- Я восхищена этой англичанкой, - говорила Маргарита о любовнице Министра обороны Велико-британии г-на Профьюмо.
- Она же проститутка, - парировал Лев.
- Боже мой! Лева, Вы же поэт. По Вашему выхо-дит, и Клеопатра проститутка. Русская актриса Ольга Чехова тоже шлюха? – наседала женщина, - Кристин Киллер настоящая убийца секретов, - неплохое зна-ние английского языка выказала корректор издатель-ства Детская литература.
Ипполит хотел, было спросить, оттуда она зна-ет об Ольге Чеховой, но решил не делать этого, а вне-сти свою лепту в разговор.
- Шпионаж всегда был уделом людей с высоким интеллектом. Тот же англичанин известный писатель Грин до того, как стать писателем исправно служил на МИ-5.
Никто из сидящих под оранжевом абажуром в старой квартире на Пушкинской улице, конечно, не знал, что в это время сотрудник той самой МИ-5 Ким Филби, советский разведчик «бесследно» исчез, чтобы через некоторое время объявиться в Москве.
Поэта Льва Школьника интересовали другие события. Он с восхищением начал говорить об ограб-лении века.
- Каково! Обернули красной тряпкой фонарь и остановили поезд, где им надо. Грабанули два с поло-виной миллиона фунтов стерлингов, - от этой цифры у поэта загорелись глаза, - Это чего же на них можно купить?
Через год поэта возьмут под стражу за незакон-ный оборот валюты. А пока он жарко ругал советскую финансовую систему.
- Бондарчуку ни цента не дали от его гонорара за участие в съемках фильма во Франции.
- Не волнуйтесь так, Лев, - пыталась успокоить гостя Маргарита, но тот не унимался.
Пришлось Ипполиту, чуть ли насильно влить в поэта стакан водки, ром к тому времени кончился.
Вечер закончился в лучших традициях – пени-ем. Пела Маргарита, и пела хорошо.
Скоро Лев уснул, и его уложили на софу.
Ипполит и Маргарита устроились, и хорошо утроились на «девичьей» постели.
- У нас есть время, - со знанием дела сказала Маргарита, и умело свершила то, что вызрело к этому часу. Женщина двадцати восьми лет умела повести дело таким образом, что и она, и мужчина остались вполне удовлетворенными ночью.
Утро. Пиво было прохладно. Сардельки горячи и горчица остра. Люди довольны.
Льва спровадили в девять утра. Ипполит ушел от Маргариты десять вечера. Так будет угодно судьбе, но больше они в Советском Союзе не встретятся.
Через две недели Ипполит уедет с экспедицией далеко, далеко. На границу Казахстана и России. Там в поисках урансодержащих руд он проведет четыре месяца.
В Ленинград он вернется в тот день, когда в Москве на Пленуме ЦК КПСС Никиту Сергеевича Хрущева снимут со всех постов.
Через месяц после возвращения он случайно узнает, что Маргарита вышла за муж за француза. Им разрешать зарегистрировать брак в Союзе только по-тому, что француз тот был членом Компартии Фран-ции. 
В январе 1965 года Ипполит узнает, что Марга-рита живет теперь во Франции. В мае того же года один подвыпивший офицер ГРУ на банкете, посвя-щенном юбилею Победы чванливо бросит: Неделю назад был в Париже и встречался с нашей агентессой Ритой. Она, как и ты из Ленинграда.
Ипполит не был удивлен, что бывшая его лю-бовница работает на ГРУ, а мужик был оттуда, он по-разился легкомыслию того мужика.
Причудливы пути истории. Во времена прав-ления Елизаветы  Петровны при её дворе трудился французский шпион Шевалье де Еон. Ныне в столице Франции работает на той же «ниве» русская женщи-на.   
Не знал, не ведал геолог, что тот как будто пья-ный разговор не был случайностью. У майора было задание найти кого-нибудь, кто раньше хорошо знал Маргариту.
Этакий голубь для связи с агентом. И пригла-шение на банкет старшему научному сотруднику было дано по личному указанию одного из руководи-телей внешней разведки. Скажете, так не бывает. Что же, не будем спорить. Но так оно и было.
А до этого у Ипполита был совершено другая беседа, и не на банкете, а кабинете в доимее номер два по Литейному проспекту. После ареста Льва Школьника Ипполита вызвали в Управление КГБ.
Долго допрашивал его симпатичный пожилой полковник. Всё допытывался, какое участие прини-мал Ипполит в валютных операциях задержанного. Какой навар имел сам. Как ни отнекивался Ипполит, ничего не могло пронять следователя.
- У нас имеются сведения, что Лев Школьник Вам в общей сложности передал около тысячи амери-канских долларов.
По тогдашнему курсу это составляло две тыся-чи рублей. Но кто же меняет валюту по этому курсу.
Двое суток Ипполит провел в следственном изоляторе.
На третьи сутки его вызвали на допрос. Вёл его уже другой следователь. Молодой.
- Товарищ Подольский, - уже и товарищ, а не гражданин, - мой коллега немного переусердствовал. Ни и Вы нас поймите. Партия нацеливает органы на беспощадную борьбу с валютчиками, настоящими диверсантами. Но нам  удалось развеять все подозре-ния в Ваш адрес. 
- Какие подозрения?! - вспылил Ипполит и тут же понял, что переборщил.
- Вы мне задаете этот вопрос? – повысил голос следователь, - Вы дружили с валютным махинатором, с ярым антисоветчиком. В конце концов, спали с женщиной, которая сейчас живет в капстране. Кстати, - тон следователя изменился, - Вы не хотели бы встре-тить свою пассию?
- Вы и её арестовали? – ничего другого Иппо-лит предположить не мог.
- Избави Бог. Она под защитой французской Фемиды. И у нас нет нужды арестовывать её. А вот иметь кое-какую информацию от неё мы бы желали.
- При чем тут я? – спросил Ипполит и тут же понял, какую роль ему отвадят. Он должен начать переписку с Маргаритой. Ошибся геолог.
- При чем тут Вы? – с усмешкой переспросил «человек в штатском», - При том, милейший товарищ Подольский, что Вы хорошо знаете Маргариту и не перепутаете её ни с кем другим. Все дело в том, что она сделала пластическую операцию.
- Ничего не понимаю. Она же уехала с францу-зом в Париж.
- Вот и подошли к главному, - следователь ожи-вился, - Вы поедете в Париж с группой наших тури-стов. Путевку оплачивает наше ведомство. Посмотри-те Париж. Вам будет предоставлено время для само-стоятельного ознакомления с городом. На улице Суфрен, запомните, есть кафе. Там Вы должны будете встретиться с Марго. Это её новое имя. Не проявляйте инициативы. Она все сделает сама.
Ипполиту оставалось лишь поинтересоваться, когда он должен ехать. Как ни странно сам факт его вербовки в качестве связника он воспринял спокойно. Это у него в крови. Не может противодействовать че-му-либо или кому-либо, не трать понапрасну силы, подчинись. Всегда остается место для маневра.
О поездке в Париж Ипполит никогда не вспо-минал. Он так усердно старался позабыть об этом факте его биографии, что вскоре сам себе задавал са-краментальный вопрос: А было ли это на самом деле?
Эти воспоминания посетили мужчину утром следующего дня. Как разительно отличаются эти две женщины. И все же какая-то внутренняя схожесть в них существует.
Сидя за кассетами, в которых хранилась кол-лекция камней, его достояние, Ипполит предавался воспоминаниям. Он плотно позавтракал, выпил большой бокал абхазского вина, выкурил трубку и теперь пребывал в превосходном состоянии духа.  Та-кое свое состояние он называл расслабленной сосре-доточенности. Не удивляйтесь столь необычному со-четанию.
Как многословно безмолвие камней. Умей ус-лышать. В мозгу рождаются мысли, и там, в глубине серого вещества рождаются образы и всплывают вос-поминания.
Год 1964-ый отмечен получением диплома и экспедицией в Казахстан. В шестьдесят пятом про-изошла его поезда за границу. Тогда ему показалось, что это поворот в его жизни. Но этого не произошло. Его использовали, так сказать, одноразово. В Большом доме сказали так: Вы принесете больше пользы госу-дарству, занимаясь своим делом.
Красив малахит. Глубоким темно-зеленым сво-им цветом он приятно греет ладонь. Вот горный хру-сталь. Берегись! Он может и порезать. Гранат. От него веет чем-то таинственным, тревожным.
Как она тогда сказала? Эта новоявленная Мар-го.
- Вы берегитесь меня. Я как горный хрусталь, блестяща и остра.
С каким камнем можно сравнить Людмилу? Пожалуй, с опалом. Вот он. Этот образец не простой опал. Он из ряда благородных опалов.
Можно спросить, неужели пятидесятилетний мужчина нигде не работает. В обычном обыватель-ском понимании, что подразумевает ежедневное пре-бывание на рабочем месте, где бы оно ни было, за кульманом, у станка или на стане, Ипполит не рабо-тает.
Ипполит числится сторожем в одном ООО.  Числится и только. Кто и что там сторожит, его мало интересует. Он «сторожит» свои камни. Скоро увидит свет его книга о камнях Урала.
Основное занятие Ипполита, это консультации по вопросам драгоценных камней. Коллекциониро-вание всего лишь хобби. Однако это увлечение может принести Ипполиту немалый доход.
Один профессиональный коллекционер, уви-дев его собрание камней, сказал: Если Вы надумаете продавать Ваше собрание, то имейте меня в виду. Вы на выпученные деньги сможете приобрести себе по автомобилю на каждый день недели.
Было это давно, в те времена, когда автомобиль был предметом роскоши.
Ящики с камнями заняли свое место, и пре-рвался поток воспоминаний. Пора приниматься за дело.


 
            


 Людмила



В конце октября мне предстояло пройти чис-тилище антимонопольного комитета. Налоговая ин-спекция и эта надуманная и насквозь коррумпиро-ванная контора, пожалуй, будет похлеще ОГПУ.
Честно говоря, об Ипполите я не вспоминала. Такая у меня натура. Помню, как также в октябре ме-ня, тогда заместителя производственно-планового от-дела Главка вызвали в Обком партии в его Отдел строительства. Возглавлял этот один из ведущих от-делов молодой, нагловатый тип. Мне запомнилась его привычка при разговоре чмокать губами. Как будто он постоянно, что-то сосал. Ох, как он меня отчиты-вал. Я не так спланировала ввод, я недальновидна, не вижу перспективы.
Надо сказать, что тогда у меня был роман с од-ним из руководителей мастерской из ЛенНИИпроек-та. Талантливый архитектор и прекрасный любовник. Тогда, в кабинете Валерия Ивановича, так величали заведующего отделом, я слушала его, а думала о Геор-гии. Этакая защитная реакция. Теперь же мои мысли были об одном, как бы выйти из заданной ситуации с наименьшими потерями. То есть дать минимальную сумму «отката».
Тогда думала о любовнике. Тут нет. Впрочем, какой же Ипполит мне любовник? Наше соприкосно-вение можно назвать невинным. 
«Отстрелявшись» в комитете, призванном блю-сти интересы потребителя, я решила на свое рабочее место не возвращаться. Погода не располагала к про-гулкам. Скорее она шептала: Займи, но выпей. Как Вы понимаете, занимать денег на выпивку мне не надо. Идти домой не хочется. И пускай мой дом хорош во всем, но там я чувствую себя гостьей. Завалиться в ресторан и там выслушивать медовые речи халдеев, а потом с отвращением давать на чаевые, зная, что он тебя обсчитал, по крайней мере, на стольник? Уволь-те. Так что же делать?
Тут я и вспомнила о существовании странного человека с редким для наших дней именем Ипполит.
1991 год начался тревожно. Михаил Горбачев продолжал славословить. Ушел в отставку с поста Председателя Совета Министров СССР Николай Рыжков. Его место занял толстенький, гладенький Виктор Павлов. Его первым шагом был обмен 50- и 100-рублевых купюр. Цены повысились на некоторые товары в 2-3 раза. Но народ проголосовал за сохране-ние СССР. Только в Тбилиси кацо, разгоряченные вином и чачей, объявили о своей независимости. Пре-зидентом стал диссидент Звиад Гамсахурдиа.
Борис Ельцин, что ни не неделя оказывался в центре внимания СМИ с очередным скандалом. Он то падает с моста в речку, то просто не находит своего дома. О нем народ говорит: Свой в доску.
Наверное, за это его и избрали Президентом РФ. Любит наш народ таких «героев». В Москве воца-рился толстяк грек Гавриил Попов, а у нас мэром стал профессор юрист Анатолий Собчак.
И, наконец, август. Форос. Фарс. Позор на весь мир. Нам втюхивают, что бедняжка Президент Гор-бачев остался в своем дворце в Форосе без связи. Они, что нас за кретинов держат?
Мне же особенно врезалось в память одно вы-ступление Бурбулиса. Сколько снобизма, небрежения к окружающим. Откровенная злоба к России. «Эта страна», так он выражался о СССР.
Мы живем в предчувствии, что должно про-изойти нечто трагичное.
С такими мыслями я иду по улице бывшей Плеханова и принюхиваюсь к запахам. Принюхалась. Пивной бар. Пиво я не пью, а водку мне тут нальют. Пускай попробуют не налить. Водка оказалась теп-лой, а бутерброд просроченный. Фу, какая гадость, эта Ваша заливная рыба. Молодчага актер Яковлев, хорошо сказал.
Решено, звоню Ипполиту. И будь, что будет. На третий гудок трубку подняли: Алло, я слушаю Вас.
Ипполитушка, родненький. Ответил-таки.
- Да Вы пьяны, сударыня, - он, что по проводу унюхал, что я маленько выпила?
- Чуть-чуть. Ты меня видеть хочешь? Говори, старый хрыч. Отвечай, Леопольд.
- Вы где находитесь?
- Какая разница. Я спросила, ты меня видеть хочешь. 
- Берите машину и приезжайте. И попрошу ещё, больше не пейте. У меня доберете.
- Хам, но я еду. Лечу.
Черт меня дери! Ну что я за баба. Видишь ли, приспичило увидеть этого ненормального мужика. Он, конечно, интересен и в интеллектуальном отно-шении, и в чисто физиологическом, но я его совсем не знаю. А может быть, он какой-нибудь пройдоха. Оговорился же – подельник.
Автомобиль, в который я уселась, был стар до такой степени, что я скоро засомневалась, довезет ли он меня до Купчино.  По пути я выдумывала, что скажу Ипполиту. Так ничего и придумав, сунула шо-фёру бумажку зеленого цвета, услышала в ответ: Премного благодарен, и вышла из авто. Вернее, вы-ползла.
Ноги отказываются слушаться меня.  Каким пойлом меня угостили в том пивном баре?
- Людмила! – услышала я откуда-то сзади.
Ипполит стоял на противоположной стороне улицы, опершись на трость, в нелепой шапке треухе. Подол её бежевого пальто едва не касался асфальта.
- Стойте, где стоите, - неужели так заметно, что ноги не подвластны мне?
Как красиво он идет, черт лягастый. Во мне просыпается моё Либидо. Вот оно что! Бабе просто не хватало мужика. Уточню, пьяной бабе.
- Я ждал Вас. Но как же Вы изменились за эти дни. Что-нибудь произошло экстраординарное? Ва-ша контора разорена? На Вас наехали рейдеры? Или, может быть, Вас так расстроил ГКЧП и крах их затеи?
Ипполит крепко держит меня по локоть, и го-ворит монотонно, как падре на кафедре костёла. Все же наши попы занятнее. Что за чушь лезет мне в го-лову?
- Я кушать хочу.
- Это нервное. Потерпите. Нам еще дойти надо, - первый раз он улыбнулся, - А это весьма проблема-тично. 
Представляете? Лишь только я вошла в теплую квартиру Ипполита, меня потянуло в сон.
- Выспались?
- Проспалась уж скорее. Скоты, - он не дал до-говорить.
- Все скоты, одна Вы человек. Я не шучу. Мир оскотинился, - и воскликнул он, громким голосом го-воря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратитель-ной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы. Так сказано в одном из сти-хов Апокалипсиса. Пал Третий Рим.
- Вы верующий?
- Верую ли я в Бога? Это Вы имеете в виду? Ска-зано же, Бог в каждом из нас, а ходишь ли ты в храм или нет, не суть. Посмотрите на нашего Бориса. Быв-ший первый секретарь Обкома, член Политбюро, и стоит со свечкой у амвона. Вы заметили, что он и крест наложить, не знает как. Марш в ванну. Завтрак, скорее обед готов.
Ела я, вернее поедала все подряд. Ипполит го-товил вкусно.
Пожалуй, с этого момента я окончательно по-корилась ему, мужчине немного чудаковатому, чуть-чуть сумасшедшему и невероятно обольстительному. В пятьдесят один год он оставался пацаном, полным фантазий. Не подумайте, что так подействовали на меня его отбивные с пассированным луком и с хоро-шим послевкусием настойка. Я поедала, а он говорил. Речь его самобытна, образна.
- Представьте, - он продолжал обращаться ко мне на «Вы», - тундру. До горизонта мох и лишайни-ки. Казалось бы, что может быть в таком пейзаже кра-сивого. Но вот из-за туч, как бы налитых расплавом свинца, - вот так, а не просто свинцовые облака, - вы-глянуло притушенное небесным реостатом Солнце. И лишайники, и мох расцвечиваются в краски Нико-лая Рериха. Нет полутонов. Все контрастно. Кое-где светятся белые пляцки снега. Углубись на тридцать сантиметров и там вечная мерзлота. Нас, бригаду зе-ков, везут на точку на гусеничном транспортере.
- Вы сидели?
- Сидел, милая Людмила. Об этом я уже раз об-молвился. Помните аббревиатуру – ОБХСС? Под их недремлющее око попало мое предприятие. Делали мы нужное народу дело. Не хочу вдаваться в подроб-ности. Я исправно платил по всем счетам. Я давал лю-дям стоящую работу и приличные заработки. И что поразительно, меня сдали сами же они. Зависть губит самое благоразумное дело. Правосудие в таких делах скоро. Дали мне семь лет. И чтобы жизнь мне не каза-лось сахарной, отослали на шестьдесят пятую парал-лель. Я же по профессии геолог. Изволь, гражданин геолог, потрудиться на благо родины, так сказать без-возмездно. В годы Стаханова был лозунг – даешь стране угля. В те годы, когда я оказался на Северах,  партия наш рулевой бросила другой слоган: Даешь нефть. Вы слышали такое: долгано-ненецкий авто-номный округ? Там я провел три года. Моя кожа по-крылась язвами, на глазах коньюктивит. Простите, перманентная диарея. Но я сделал-таки это. Я нашел три месторождения газа. За это гуманное наше пра-восудие скостило мне срок. Скажу больше, меня пре-мировали. А тундра красива. Поверьте мне. Мне вез-ло. Меня не ограбили по пути домой, меня не искале-чили БИЧ,и, когда я оплошал и дал им возможность опоить меня. Я вернулся на берега Невы вполне со-стоятельным человеком. Оттуда я и привез часть бив-ня мамонта. Помните нашу встречу?
- Я не страдаю амнезией. Помню, конечно.
- Тогда я, увидав Вас, понял, что Вы глубоко одиноки. Да Вы успешны в делах и умеете делать то, что ныне называют business. Вы не терпите амико-шонства. Людей Вы держите на дистанции.
- Первый раз мне делают комплимент в таком виде, - прервала я монолог Ипполита. С ходу не пой-мешь, то ли тобой восхищаются, то ли укоряют.
- Я не склонен делать комплименты. Я конста-тирую факты. Признаюсь, Вы глубоко симпатичны мне. Тот сколок бивня мамонта был, образно выража-ясь, манком.
- Вы приняли меня за дичь?
- Все мы охотники и жертвы одномоментно. Ко-гда на зоне я задумал побег, и об этом узнало началь-ство, то на левой штанине моих портков появилась белая  нашлепка.
- Странно. На спине было бы виднее.
- В те годы убивать беглецов было запрещено. Рана в колено делал беглеца недвижимым и инвали-дом на всю жизнь.
- Грустные вещи Вы мне рассказываете.
- Грусть, а не безудержное веселье окрашивает нашу жизнь. Окрашивает, а не красит, прошу заме-тить.
- Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, - я пытаюсь изменить тон нашей беседы.
- Цветом, а не светом, милейшая Людмила. Свет освещает, а цвет красит.
- Вы зануда. Расскажите лучше, как Вы жили после тюрьмы.
- Опять неточность. В тюрьме я не сидел. Я от-бывал срок по приговору в колонии общего режима.
- Я же говорю, Вы зануда. Так как же Вы жили после колонии?
- Я вернулся в Ленинград ранней весной одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Кончину Леонида Ильича мы, зеки, отбывающие срока, - он так и сказал, этот зануда, - по статье о незаконной трудовой деятельности с надеждой на перемены к лучшему. Для нас. Юрий же Владимирович начал с минирепрессий. Вы должны помнить эти идиотские рейды по кинотеатрам, магазинам и прочим местам общего пользования. Хватило ума не заглядывать в бани. Давайте прервем мой монолог. Сегодня я выхо-дил из дома один раз. Вас встретить. Хочется поды-шать уличным воздухом и заодно пополнить запасы.
На улице мерзость осенняя, но я смирено иду с Ипполитом. Меня связала с ним неосязаемая нить. В универсам мы пришли, когда основная масса покупа-телей уже успела опустошить полки.
- И что мы тут будем покупать? – я уже пожале-ла, что приехала к Ипполиту.
- Найдем что, - чудак человек, оставив меня у касс, пошел в сторону двери, на которой висела таб-личка  «Посторонним вход воспрещен». Ипполит во-шел туда беспрепятственно. Выходит он там не по-сторонний. Что мне делать? Уйти? Так куда я денусь в такой час? Остаётся ждать. Кроме того мне интерес-но, чем закончится сегодняшний вечер. Прошло не более десяти минут и Ипполит вышел.
- Вы, Ипполит Порфирьевич, заходите. Всегда готовы услужить такому человеку, - женщина в бело-снежном рабочем халате и с прической в виде гнезда аиста была толста, но не безобразна. Что же особа этот бывший каторжник Ипполит Порфирьевич?
- Теперь, милейшая Людмила Васильевна мы с Вами обеспечены всем необходимым для пира, - меня коробит от этого, «милейшая» и  я отвечаю грубо.
- Валтасаров пир?
- Я не пророк, - мы подошли к его дому, - но мне видится крах всей нашей системы.
Лифт донес до пятого этажа.
- Я буду готовить пир, и говорить, а Вы слу-шайте.
- Что Вы имеете в виду под «нашей системой»?
- Наша система это такая государственная ма-шина, которая была создана с одной целью, возро-дить империю. Большевики, как образно выразился Владимир Ульянов-Ленин, небольшая кучка, вос-пользовавшись бездарностью, я бы сказал преступной бездарностью правления Николая Второго, снабжен-ная деньгами генерального штаба Германии двадцать пятого октября семнадцатого года, - я уже хотела прервать эту политинформацию, но решила не де-лать этого, не тронь лиха, - совершили переворот. Не только в отдельно взятой стране, в мире. Потом бра-тоубийственная война, - мой доморощенный полит-информатор говорил и продолжал «колдовать» у плиты, - Владимир Ленин в двадцать первом году по-пытался спасти разоренную экономику. Но, будучи по своей сути либералом, его бунтарского пыла хва-тило на то, чтобы разрушить «до основания», а вот «а затем» у него запала не хватило, и он выдумал НЭП. Что дала эта новая в кавычках экономическая поли-тика? Для страны ничего. Для корыстного обывателя она дала возможность набивать и брюхо, и кошелёк. Промышленность оставалась в упадке и развале. Же-лезные дороги в коллапсе. Речной и морской флот практически отсутствуют. Армия больше похожа на банду плохо вооруженных люмпенов. А тут ещё бун-ты против новой власти. И все же грузинскому семи-наристу, а потом просто бандиту удалось создать в рекордно короткие сроки индустриальную державу. Да! – я опять испугалась за кровеносные сосуды Ип-полита, - Да в те годы у нас не было рабочего класса в том числе, что было потребно времени. Так возник ГУЛАГ. К чему мы пришли сегодня? Начал палач ук-раинской молодежи, самый ярый разрушитель церк-вей, пустобрех Хрущев, тихой сапой продолжил ор-деноносец Брежнев и вот вам итог. Меченый Сатаной довершает дело развала державы. Я вспоминаю иу-дейский город Ар-Магедон, по-простому город Ма-гиддо. Слова: Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши – на копья. Слабый пусть говорит – Я силён! Спешите и сходитесь, все народы окрестные и собе-ритесь. Мы подобны Амаргедону, городу, где, соглас-но писаниям, погибают цари. 
- Мы кушать будем? – с моим брюхом что-то происходит. Стоит мне увлечься, на меня нападает зверский аппетит.
- Такой эффект произвела моя импровизиро-ванная лекция?
- Я не знаю, но кушать хочется.
Что же, Ипполиту не откажешь и в умении го-товить. Говорит складно и оригинально, и готовит вкусно необыкновенно. 
- Когда я ем, я глух и нем. Так? – он ещё улыба-ется.
- Когда я кушаю. Я говорю и слушаю. Такую присказку Вы не слышали? Продолжайте Вашу по-литинформацию.
- Тогда слушайте и кушайте, - если он ещё раз улыбнется своей  Мефистофельской  улыбкой, я на него вылью этот очень вкусный соус, - Как Вы знаете, - ничего я не знаю, кроме того, что нам преподавали в институте по курсу истории КПСС, - с двадцать вто-рого года Ленин не руководил страной и партией. Тяжелая болезнь превратила его в немощного и сла-боумного старика. Мне довелось видеть фото того времени. Угнетающее зрелище. Иосиф Сталин, он же Джугашвили, он же Коба, взял бразды правления в свои руки. Вернее пытается взять. Но тут приспешни-ки Ленина, Каменев, Бухарин, Рыков, Троцкий и иже с ними мешаются под ногами. 
- Вы небрежительны к историческим лично-стям. Какое-то амикошонство сквозит в Ваших речах. Кто дал Вам право так говорить о том же Ленине. Помнится, Юнеско признала его величайшей лично-стью XX век.
- Я восхищен! Я покорен! – и чего он заорал, как сохатый в период брачных игр, - Вы настоящая фу-рия. Мне никто не имеет права разрешать или нет го-ворить так, как я того желаю. Я прошел все круги со-ветского ада и вкусил от райского пирога. Я продол-жаю, - вероятно, для пущей убедительности он вышел из-за стола и стал вышагивать по кухне, - Сталин дик-татор? Да! Сталин изверг? Нет! Откройте толковый словарь русского языка. Мучитель, отверженный от общества, извергнутый из него. Сталин плоть от пло-ти того общества. Неужели Вы думаете, это Сталин гнал крестьян жечь господские усадьбы? Хочешь уви-деть общество, взгляни в зеркало. Это образ и всего-то. Но он верен. Да знаете ли Вы, в конце концов, чьих подписей под расстрельными резолюциями больше всего было? Вы правы, - я и глазом не моргну-ла, - Его, его. Того, кто осмелился развенчать культ личности.
- Вы устали, - я видела, как наливается кровью его шея, - Сделаем перерыв.
Мы сделали перерыв до десяти утра.
__________________________________

                Ипполит

Людмила ушла, чмокнув Ипполита в щеку и сказав: Всё было исключительно мило.
Ипполит оглядел «поле сражения». Смятая простыня и сброшенная на пол подушка. У изголовья пустая бутылка из-под молдавского Вермута и оберт-ки от конфет кондитерской фабрики имени Круп-ской.
Пошел мужчина к окну открыть форточку, ибо в комнате повис спертый воздух, круто замешанный на запахах блуда и греха.
Что за чудо сегодня погода! Неужто вернулась бабье лето? Черт возьми! Три прищепки шторы сдер-нуты. Но лень Ипполиту тащить стремянку, лезть на-верх и восстанавливать порушенное. Лень и убирать этот бедлам. Лень и слабость проникла во все члены его сильного тела.
- Что за женщина, - вслух произнес мужчина, - Я подозревал, что в ней глубоко скрыта страсть. Но чтобы такое. Это у тебя, старый бабник впервые. Хо-тя…
Он вспомнил лето 1965 года. Преддипломная практика. Её он проходил с геологической партией, что вела разведку редкоземельных металлов. Ипполит уже не разнорабочий. Он техник-геолог. В партии двенадцать человек. Как весело они ехали.
Начальником партии была женщина. Чудо женщина! Она имеет премию за открытие залежей урановых руд. Вероника Павловна Потапова, так её звали, была ростом метр шестьдесят семь сантимет-ров, весила пятьдесят семь килограммов и имела раз-мер ноги тридцать восемь. Ипполит эти антропомет-рические данные почерпнул из медкарты, которые заводились на каждого экспедиционера. Молодой че-ловек, прошедший армейскую школу, поработавший на заводе, познавший, что такое быть изгоем отличал-ся от остальных участников экспедиции своими взглядами на жизнь. Он и к женщинам относился как поживший и пожилой мужчина. Ему надоели девицы с взглядами героинь пьес Островского и Чехова. Он также насытился общением с женщинами, берущими пример с немецких суфражисток и нашенских геро-ин из числа народовольцев. Вероника Павловна рази-тельно отличалась от всех них. В ней была некая мальчишеская удаль, раскованность. Одновременно она была не по-женски рассудительна и сурова в суж-дениях. Это и её необычайная привлекательность, че-го стоит её бюст, с первых часов их совместной в ком-муне жизни привлекли внимание Ипполита.
Молодой человек скоро ощутил особое отно-шение начальник партии к своей персоне.
Заняв в вагоне три купе, группа отправилась в дальний путь. Их конечной целью был город Горно-Алтайск.
Нет нужды описывать дорогу. Писано, перепи-сано. В Красноярск, куда они приехали на третьи су-тки и, где им предстояло сделать пересадку, Вероника  Павловна и Ипполит прибыли близкими людьми.
- Если у кого-то возникают вопросы по поводу моих отношений с ним, - женщина положила свою красивую и сильную ладонь на плечо Ипполита, - то тому лучше тут же и сейчас же купить обратный би-лет.
Как давно это было. Должно было пройти чет-верть века, чтобы Ипполита вновь посетило то давнее чувство.
Ипполит ещё раз оглядел комнату и пошёл на кухню. Там он чувствовал себя более комфортно. Вы-пил стакан холодной воды из-под крана и опять вер-нулся мыслями в прошлое.  Вероника…
Группа вернулась в Ленинград не в полном со-ставе. Начальника партии Веронику Павловну вызва-ли в институт. К большому удивлению прочих она за себя оставила Ипполита.
- Этот вопрос не подлежит обсуждению, – оборвала она одного из самых рьяных поборников дисциплины и чистоты нравов, - Более того, вопрос согласован с нашим руководством.
Это прилюдно, а в сторонке, за сгоревшим от удара молнии стволом сосны на берегу речки со ска-зочным именем Башкаус, один на один с Ипполитом: Ты не смущайся. Неделю всего-то будешь один без меня. Не забудь мой этюдник.
Вероника увлекалась живописью. Ипполиту, честно говоря,  её пейзажи не нравились, но об этом он ей не говорил. Вообще, в то время он был мало об-разован в вопросах искусства.
Теперь на стенах его квартиры висят несколько полотен известных художников.
Холодная вода вызвала аппетит. Однако про-шедшая ночь измотала его настолько, что сил встать к плите, и готовить что-то не было.
Оделся Ипполит и вышел из дома. Куда пойти? Где утолить голод и не получить изжогу? Тут, в рай-оне новостроек нет приличных ресторанов. Надо спускаться в метро и ехать в центр.
Идет Ипполит, ступая в лужи и не замечая их. Его то и дело толкают куда-то спешащие прохожие. И их он не замечает. В глаза бросилась вывеска – Кафе-бистро. Тоже, взяли манеру назвать забегаловки на французский лад. Впрочем, отчего французский?  Это наши казачки внедрили простое русское слово – быстро.
- Спиртным кроме пива не торгуем, - сказала, как отрезала молодая черноволосая девица.
Хотел, было, Ипполит развернуться и уйти, но она окликнула: Молодой человек, Вам я могу налить коньку, глянула хитро, - Если Вы не из торговой ин-спекции.
- Так я Вам и сказал, что я оттуда, - симпатич-ная девушка, можно и поиграть, - Чтобы Вы не боя-лись, выпейте со мной.
- Скажете тоже. Я же на работе, - а сама так и «стреляет» глазками.
- Так никого же нет.
Fast-food оказалась вполне съедобной, а коньяк, хотя и разливной, приличный. Гита, так звали буфет-чицу, была родом из Дагестана. В институт не посту-пила, возвращать в родной Кизляр стыдно. Земляк пригрел её, поселил у себя и нашел это место.
- Мой Алик очень добрый. Сказал, живи, сколь-ко хочешь.
- И в постель лечь с ним не предложил?
- Что Вы, что Вы!? – замахала руками девушка, - У нас так нельзя. Я аварка.
Ипполит пробыл в бистро до двух часов дня. Кафе наполнилось. Пришли рабочие с блажащей стройплощадки. Сняв забрызганные раствором спе-цовки, они деловито разложили на столе свою закус-ку, выставили бутылку водки и начал трапезу.
У Гиты заказали жареные сосиски с гарниром.
- Им слова не скажи, - пожаловалась Гита, - Они такое скажут, что уши засохнут, - так аварка перефра-зировала русскую идиому.
Ипполиту отчего-то стало грустно. Какие моро-зы были тогда! Север есть Север. Недаром его пишут с большой буквы. Ипполит с Вероникой прибыли на полярную станцию Русская гавань в начале мая. Уле-тали из Ленинграда, где начала цвести черёмуха, а здесь их встретил мороз в двадцать градусов и силь-ный ветер. Это тогда, у ангара так выразилась Веро-ника, его жена: От их лексики уши вянут.
Аэродромные техники волокли вручную заба-рахливший на старте АН-2. Лексикой жена поимено-вала отборный мат.
- Чего-нибудь ещё заказывать будете? - Гита подошла неслышно. На ногах у неё были мягкие тап-ки из натуральной кожи и гетры.
- Пожалуй, с меня довольно, - Ипполиту захо-телось вернуться домой. Вдохнуть, так сказать, воздух родных Пенат.
- Вы заходите. У нас тут все больше люди гру-бые, не культурные. Вроде их, - девушка повела голо-вой в сторону строителей, которые уже надевали свои робы. 
Ипполит, пообещав обязательно зайти, глянув на строителей, вышел из этого убогого заведения. Убогого, но принявшего его тепло и можно сказать сердечно. Опять с небес хмурых и неприветливых по-валила смесь снега и дождя. Нахлобучив шапку треух на глаза и, подняв воротник пальто, Ипполит шел к дому.
Уже у своего подъезда он вспомнил, что дома шаром покати. Даже водки нет.
Пришлось промокшему мужчине вернуться. В универсам Ипполит вошёл с мокрыми ногами, чер-тыхаясь и проклиная всё и всех. Лишь у стеллажей с консервами к нему начало возвращаться равновесие мыслей и чувств. Три банки лосося в собственном со-ку, две банки шпрот и одна банка маринованных огурчиков корнишонов легли в кошелку.
Теперь его путь лежал в вино-водочный отдел. Тут выбор невелик. Но всё же кошелка пополнилась двумя бутылками водки и бутылкой вина. Можно ид-ти к кассам.
Осадки прекратились, но ноги оставались про-мокшими.
- Ипполит Порфирьевич, - соседка из соседнего подъезда шла к нему, - Как Вы? Давно не видела Вас. Уж не заболели Вы? В такую погоду немудрено.
- Здоров, и Вам того же желаю, - у Ипполита не было никакого желания разговаривать. 
- Зашли бы. Мне удалось достать свежего суда-ка, - соседку звали Хасилия Иосифовна. Еврейка, она старалась соблюдать иудейские обычаи.
- Сегодня никак не могу, у меня дела, - лжет Ипполит.
- Как жалко.
Мимолетная встреча, а осадок какой-то непри-язни остался. Ипполит не был ярым антисемитом, но эта особа вызывала у него чувство отторжения и не-приязни. Всё в ней ему казалось неприятным. И пло-ский зад, и короткие толстые ноги, и густые рыжева-тые волосы.
- Не последний день живем, - как можно вежли-вее сказал Ипполит, склонил голову и вошел в свой подъезд.
В квартире сохранялся запах вчерашних оргий. Штора всё также болталась на оставшихся шести прищепках. Всё также простыня была скомкана и по-душка лежала на полу.
Ничего не буду убирать, решил мужчина и пошел на кухню. Ноги окоченели. Не простудиться бы. Ванна с горячей водой для ног и полстакана вод-ки вовнутрь. Прочь всякие там ОРВИ и ОРЗ.
Изобретение итальянца Джакузи ещё не дошло до России. Во всяком случае, не было распространено повсеместно. Но и обычная ванна была приемлема в данном случае. Истома напала на мужчину. Верони-ка…
По возвращении в Ленинград они стали жить вместе. Вероника Павловна жила в родительской квартире на Кировском проспекте. Её отец был при жизни заведующим лабораторией во ВНИИЭМ,е. Имел звание профессора и доктора медицины. Мама работала в клинике Первого медицинского институ-та, и после смерти мужа переехала жить к своему школьному другу. Так что трехкомнатная квартира была в полном распоряжении молодой женщины.
Ипполит вернулся в комнату. Кое-как привел в порядок постель и лег. Так лучше вспоминается.
Боже мой! Как заботлива оказалась эта с виду суровая женщина. Какие обеды она готовила. Не го-воря уж о её ласках. Помнишь, Ипполит, какой на-стоящий банкет она устроила, когда ты защитил ди-плом и получил распределение в институт Академии наук? Одного в их семье не было. Вероника не могла никак забеременеть. В командировку на Новую зем-лю она, бросив свою работу, поехала с мужем. И там долгими полярными ночами они «старались».
Телефонный звонок оторвал Ипполита от вос-поминаний. Людмила соскучилась? Нет. Звонили из редакции, просили заехать за редактурой его рукопи-си. Исхитрился и написал статью о камнях Урала.
Тьфу, ты черт! Прервали ход мыслей. Чтобы восстановить его, необходим допинг. Нет ничего лучше крепко заваренного чая и пятидесяти граммов водки. Допинг подействовал характерно – захотелось кушать. Лосось и слегка поджаренный хлеб. Чем не еда?
Таков организм человеческий, стоит дать его пищеводу и желудку немного работы и головной мозг решает, что ему пора отдохнуть.
Ипполит не исключение. На смятой простыне и сплющенной, пропахшей духами женщины он ус-нул, и спал до пяти утра. Эка хватанул!
И снилась ему его сводная сестра. Стоит над ним в белых одеждах. Улыбается, руки воздела и пы-тается что-то ему сказать, но слов её не слышно.
В холодном поту проснулся мужчина. К чему бы это? Сестра умерла три года назад. Тяжело и му-чительно умирала тридцатилетняя женщина. Рак поджелудочной железы. 
__________________________________

                Людмила

Я уезжала от Ипполита измотанная до предела. Откуда берутся силы у этого мужика? Весь следую-щий день я проспала, А, когда проснулась и глянула на себя в зеркало, ужаснулась. На меня смотрела по-хотливая девка с Плас Пегаль. Где там у них, францу-зов ошиваются публичные девки?
Срочно под холодный душ. Мне же завтра про-водить совещание моих строителей архаровцев.
Три часа я занималась своей рожей. Тело мое в тот момент было полностью удовлетворено. Был мо-мент, когда я собралась уже позвонить Ипполиту и высказать всё, что я о нём думаю, Но вовремя остано-вилась. Сама навязалась.
Как Вы думаете, смогла ли ночью уснуть? Ка-кое там. Провалялась, провертелась в постели до че-тырёх. Вспомнила свою  жизнь. Мой первый по-настоящему мужчина. Отчетливо помню тот день. Я работаю в Главке, меня уважают и даже избрали в профком. Приходится много ездить по городу. Нача-лось освоение новых площадок под массовое строи-тельство. Конец июля, это время сдачи объектов вто-рого квартала. Мой непосредственный начальник, заместитель начальника Главка, мужчина по своему красивый, дал мне свою машину: Зачем тебе тратить время. Вернешь к пяти, так он сказал и, ну ни кобели ли мужики, шлепнул меня по попе. Хорошо никто не видел.
Еду в «Волге» и воображаю себя большой на-чальницей. Я очень честолюбива и в то время видела себя в будущем не меньше чем заведующей отделом в Обкоме. В Смольном я к тому времени была дважды. Тишина, красные ковровые дорожки, мужики пого-ловно все в темных костюмах и белых сорочках. Нет суеты, никто не бегает из кабинета в кабинет с бума-гами, горят тихо, внушительно.
За тридцать минут я доехала до нового микро-района – озеро Долгое. 
Это не первая моя поездка туда. Первый раз я была там как раз с ним, ну с тем, что похлопал меня по попке. Тогда там утки гнездились. Теперь район не узнать. Все же умеют строить наши мастера. Проло-жены технологические дроги, обустроены места скла-дирования, грамотно расставлены башенные краны.
Я человек увлекающийся, не заметила, как вре-мя прошло. Боже мой! До времени возврата машины осталось всего-то двадцать пять минут.
- Не трусись, - водитель моего начальника ро-дом из Белоруссии, - Домчим, как агнцы божьи, - и рванул. 
Обгоняя, пересекая сплошную осевую, кое-где проезжая на красный свет светофора, он довез меня к дому номер один по Невскому проспекту точно в срок. Тютелька в тютельку. Так он и сказал: Приехали тютелька в тютельку. И хохотнул. Тогда я не знала та-кого анекдота о любви пигмеев, и не поняла, отчего он смеётся.
Взбежала на третий этаж. Думаю, сейчас будет ругать. Ему, наверное, надо в Смольный ехать. Смольный для меня тогда был неким ареопагом.
- Ты чего так запыхалась? Дышишь, как будто за тобой гонятся. Или чего похлещи было? Мои ребя-та до сладкого охочи, - он смеётся, а меня злоба рас-пирает. Я тороплюсь, а он насмехается.
- Я, а Вы, - только это я успела сказать. Говорят люди ртом? Так ведь? А, если рот запечатан поцелу-ем, то тогда чем говорить. Я Вас скрашиваю? 
……………………………………………

Такого многоточия Вы не видели, я это точно знаю.
- Товарищ начальник, - иначе я к нему не могу обращаться даже после того, что было, - а как же твоя жена?
- Не будем касаться этой темы, - помрачнел все-гда оптимистичный Игорь Николаевич.
Я лежу в кровати, которая, наверное, была ро-весницей Ильича. Того, что Ленин. Я такую видела в кино под названием «Октябрь». Он ходит по комнате. Где мы?
Открою секрет. После того, как он поцеловал меня, мы на его машине поехали обедать в ресторан при аэропорте Пулково. Как я там покушала! Нико-гда раньше я так не ела. Машину начальник отпус-тил. Игорь сказал: Сегодня ты мне не нужен, а завтра подъезжай на заимку.
Я поняла, что эту ночь я проведу не в своей кровати.
- Не привык оставлять вопросы без ответа. Ко-гда я служил в Казахстане, в Джезгагане, то мне при-ходилось отвечать на такие вопросы, что впору за-стрелиться. Отвечу и тебе. Я женат пятнадцать лет. Был у нас с Любой сын. До пяти лет всё было пре-красно. Потом началось. Он стал хиреть на глазах. Во-зили на море. Один сезон сын провел в деревне. Пар-ное молоко, свежие овощи с огорода. Без этих пресло-вутых пестицидов. Умер он, товарищ Людмила. Бело-кровие. Со дня его похорон жена стала ненавидеть меня. Так продолжалось полгода. Потом психиатри-ческая клиника. Там она и пребывает. Разводиться я не имею морального права, но и жить так тягостно.
Я смотрела на него, и сердце моё сжималось. Каков он на работе. Всегда подтянут, бодр, оптими-стичен. Любил и умел шутить.
С того дня, вернее ночи он вошел в мою жизнь. Звучит как-то пафосно, но это так. Это был первый мужчина, с которым я почувствовала себя женщиной. Опять скажу пошлость – за ним я была как за каменой стеной. Три года мы жили с ним, как говорится в гра-жданском браке. Расстались «по техническим причи-нам» - его перевели в Москву в Комитет по строитель-ству РСФСР.
Назавтра я так вымоталась, что никаких мыс-лей кроме как о теплой ванне, крепкого чая и постели в моей голове не было. Даже Ипполит отошел куда-то далеко.
__________________________________

             




                Ипполит


В январе 1992 года, точнее второго числа Пра-вительство РФ отменило централизованный контроль над ценами. Началась подлинная вакханалия.
Ипполит Порфирьевич встретил новый год в «гордом» одиночестве. Заглянула соседка по дому, но тут же ушла. Таков был приём.
Людмила уехала с товарищами, а, может быть с «товарищем» встречать новый год в Турцию.
Однако мы были бы не точны, говоря, что Ип-полит был один. Рядом с ним была собака мопс. Шес-тимесячный щенок ни на шаг не отходил от хозяина.
В субботу, четвёртого января Ипполит решил первый раз вывести на прогулку своего дружка мопса Федула. По родословной он числился иначе. Выгово-рить его имя не представлялось возможным. Надев на псину оригинальный комбинизончик, подхватив его на руки, Ипполит вышел во двор. Ночью выпал снег, а дворник ещё не отошел от праздников, потому от крыльца тянулась узкая протоптанная жильцами тропка. Так и пошел Ипполит, осторожно ступая по тропинке с псом на руках. Во дворе никого, если не считать троих местных алкашей, что расположились в дальнем конце по детским грибком. Жажда не дает им покоя. В магазине «24 часа» они отоварились пи-вом и теперь наслаждаются.
Через несколько минут Федул заскулил. Даже в комбинезоне ему холодно, а может быть, ему просто опостылело сидеть на руках хозяина.
- Ну, что ты скулишь, Федул? - Ипполит спус-тил собаку на снег. Ему того и надо. Пустился прочь от хозяина. Хозяин-то не видит, что в отдалении не-кая особа женского пола выгуливает свою сучку. А у той как раз течка.
- Заберите своего пса! – возопила хозяйка сучки пекинеса.
А пес уже начал пристраиваться, как того тре-бует природа.
- Федул ко мне! – куда там. Федул знай, делает свое дело. 
- Да возьмите же Вы его, - молит женщина, но сама ничего не предпринимает.
- А Вы что же стоите, как столб? – началась пе-репалка.
- Сами Вы столб. Ваш пес изнасиловал мою Ли-зу.
- Бедная Лиза, - не удержался и рассмеялся мужчина.
Такой словесный пинг-понг мог бы продол-жаться, если не голос, раздавшийся позади, у входа во двор.
- Ипполит, Вам придется платить алименты, - Людмила стояла у большущего чемодана на колеси-ках и смеялась.
Мопс Федул от голоса Людмилы встрепенулся и на мгновение оставил свое занятие. Этим восполь-зовалась хозяйка сучки и быстро выхватила из «объя-тий» кобеля Лизу.
- Вы за это ответите, - сказала она и потащила пекинеску домой.
- Я с корабля на бал, - Людмила продолжала улыбаться, - Не ждал?
- Не ждал. А как же Анталия?
- К черту Анатлию, к черту Турцию. Ты не представляешь, какой там бедлам. Русские заполони-ли всю Турцию. Суворов со своим войском десять ча-сов осаждал Измаил, новые русские оккупировали Турцию без единого выстрела. Ты не рад меня ви-деть? – что-то изменилась в женщине. Неуловимое.
Грешен Ипполит, она влюбилась и приехала сказать мне об этом. Но зачем чемодан?
- Ты появляешься как обычно неожиданно, но я рад. Пошли в дом. Мой Федул замерз.
- Федул? Как похоже на тебя. Ты оригинален и тут. Чемодан поможешь дотащить, кавалер?
- Держи собаку, - сунул Федула в руки Людми-лы, и тот не возражал, принял женщину сразу. Соба-ки очень чутки в этом отношении. Эти киники знают, к кому их хозяин расположен, а кого на дух не при-емлет. Сам же впрягся в дорожный чемодан на коле-сиках и нарочито охая, потащил его к парадной.
Людмила идет, слегка прихрамывая на правую ногу, и продолжает говорить.
- Ты представляешь такую картину, захожу я в какой-то захудалый магазинчик, меня встречают на вполне приличном русском. Они там, в этой Турции, - как будто Ипполит успел позабыть, куда она ездила, - живут за счет наших челноков. Кого только там не встретишь. Ведущие инженеры и старшие научные сотрудники.
- Что у тебя с ногой? – Ипполита совсем не ин-тересует, кто и каким образом пытается выжить в но-вых, навязанных стране условиях.
- Потому и прервала свой, так называемый от-пуск. Помнишь, как в фильме «Бриллиантовая рука»? Поскользнулся, упал, потерял сознание, гипс. Я соз-нание не теряла, но упала, дай Бог. Вывихнула ло-дыжку. Ты же маг и волшебник. Решила ехать к тебе. Спасибо какому-то мужику, помог мне сесть в само-лет и довез сюда.
- Я не маг и не волшебник, но попытаюсь что-нибудь придумать, - так отвечал геолог в прошлом, а ныне не известно кто, сам же вспоминая, где записан телефон травмпункта.
В квартиру Людмилу он в прямом смысле заво-лок. Лодыжка распухла до безобразного состояния.
Первое что сделал Ипполит, он налил в стакан водки и дал, а вернее влил в горло женщине её.
- Это в качестве анестезии, - молвил он и стал стаскивать с Людмилы  сапог.
- Я соскучилась, - неисповедимы тропы души женской.
Водка подействовала через пять минут. И опять мы вынуждены скромно удалиться.
- Болит? – Ипполит отошёл на три шага от ло-жа, где минутой назад свершал акт.
- Нет, - и смеётся женщина.
- Сейчас заболит. Наркоз отойдет и заболит. Одевайся, едем к костоломам. Я заказываю такси.
6660666 – номер таксомотора был прост до идиотизма. Таков же был ответ девицы: Пятьсот руб-лей. Десять минут ожидания триста.
Гонорара за книгу об Уральских камнях долж-но хватить, с горькой усмешкой пробормотал Иппо-лит и вернулся в спальню.
Людмила стояла у окна, в чем мать родила. Си-луэт её фигуры чётко вырисовывался на фоне серого стекла. Фотоаппарат далеко, а то тут же и щёлкнул бы, Ипполит залюбовался женщиной. Отчего-то вспомнил Веронику. Это она приобщила его к миру изящных искусств. Одно время он даже сам делал по-пытки рисовать и писать акварелью. Его творения до сих пор пылятся где-то.
- Ты вызвал такси? – спросила женщина, не оборачиваясь.
- Машина будет через пятнадцать минут. Ты в травмпункт поедешь в таком виде?
- Если поможешь мне одеться, уложимся. Нога болит, мочи нет.
- Наркоз отходит, - неужели это начало семей-ной жизни, сокрушенно подумал Ипполит, и начал одевать Людмилу. Надевая тонкие, и это зимой-то, колготки Ипполит почувствовал естественное возбу-ждение. Чур, меня, и продолжал действо.
- Ты был бы хорошим мужем, - слово произне-сено.
- Как правило, мужчина делает предложение женщине, но я готов принять твое предложение.
- Ты не Ромео, я не Джульетта, - Людмила по-ложила обе руки на плечи Ипполита, - Нашу помолв-ку мы отметим в новом ресторане на Невском про-спекте.
- С первых шагов я становлюсь подкаблучни-ком.
- Мы с тобой пойдем в ногу со временем, и за-ключим брачный договор.
Запиликал телефон – такси прибыло.
И вновь мужчина тащит женщину. Теперь вниз, что значительно легче.
Три шестёрки, ноль, три шестёрки оказались обычным «Шевроле» Всеволожской сборки, и за ру-лем обычный для этого вида транспорта мужчина кавказской наружности.
- А где это? – спросил он, услышав доселе неиз-вестное ему слово.
- Черт подери, - не сдержался Ипполит, - Вы же таксист, и значит должны знать город.
- Не сердись, а то он нас где-нибудь разобьет. Езжайте веред, я буду показывать дорогу, - Людмила тронула шофёра за плечо.
Дежурный хирург, ощупав ногу женщины, по-слал её на рентген.
Там очередь. Духота и вонь. Народ собрался специфический. Все активно встретили новый год.
- Сиди, - Ипполит был сердит, и ушел.
Отсутствовал он недолго.
- Иди за мной, - подхватил Людмилу под руку и повел в дальний конец коридора к двери, на которой было написано - Посторонним вход запрещён.
Людмилу он впихнул за дверь, а сам остался ждать. Тю-тю гонорар.
Есть минутка призадуматься. Надо по-кадрово прокрутить назад всю пленку этого «кино». Как я встретил её? Какой черт занес меня в Павловск в тот осенний день? Так, я начал писать новеллу о делах и временах Павлова правлен6ия. Это не исторический роман в полном смысле. Так некое подобие. Я долго беседовал со старшим смотрителем дворца. Я напи-тывался атмосферой тех лет.
Я приехал в Павловск специально осенью. В эту пору и так мало посещаемый парк, и дворец обычно пустынны. Двести четырнадцать лет назад на этом месте волей матери была построена для сына Павла усадьба. Сам дворец строили пятьдесят лет. Рекорд для строений такого рода.
Софья Петровна, для человека, занимающего такое место, имя знаковое, живо, я бы сказал со стра-стью рассказывала мне об императоре, о котором до сих пор спорят историки.
- Представляете, - она теребит шарфик на гру-ди и как-то странно снизу заглядывает мне в глаза, - адъютант Павла Петровича пережил его на полвека.
Беседовали мы долго, и многое я почерпнул из этого разговора. Помню, я вышел на свежий воздух немного оглушенный. Мне необходима была прогул-ка. Перед моим мысленным взором тогда стояли лица времен Павла Первого. И, прежде всего строгий лик второй жены Павла Софьи Доротеи Августы Луизы, в православии Марии Фёдоровны.
У статуи Аполлона я увидел её. В тот момент мне показалось, что я встретил женщину, чудом пе-реместившуюся в век двадцатый из века восемнадца-того.   
  Мои воспоминания прервал голос Людмилы: Доктор, Вы прелесть, - это в её манере, выказывать свои чувства спонтанно.
- Дорогой, - это обращении уже в мой адрес, - доктор сказал, что моя лодыжка скоро поправиться и, что она образец для ваятеля.
Экий прохвост, этот костолом. Однако мне приятно слышать такую откровенную пошлость. Оп-ределенно, человек, находящийся под воздействием гормона радости,  теряет способность к здравомыс-лию.
- Я ваять не умею, так что придется нам раско-шелиться. На Коненкова рассчитывать не приходит-ся, но какого-нибудь Заслуженного, - я делаю ударе-ние на втором слоге, - у меня бабла хватит.
- Мой друг шутит, - это окончательно вывело меня из себя. Так, во всяком случае, описывают лите-раторы в своих романах это состояние. Я развернулся по-военному, через правое плечо, отчеканил, - Честь имею, и пошел вон.
Людмила догнала меня, и это не смотря на вы-вих, у выхода из травмпункта.
- Ты определенный ревнивец, но мне это при-ятно. Доктор же просто дурак.
Куда делась моя злость?
- Давай пройдемся, - предложила Людмила. Я согласился. Погода благоприятствовала. Небо сплошь укрыто низкими сиренево-синими облаками. Сумрак дня и слабый ветер навевали лирическое настроение.
Мой взгляд остановился на вывеске – Москов-ский тракт, и ниже, - работаем до последнего посети-теля.
- Они работают, - Людмила тоже заметила эту абракадабру, - до конца света. Зайдем?
И мы зашли. Думали на часок, а пробыли до вечера. Мы были в этот день и первыми и последни-ми посетителями.
- Будем считать, что помолвка состоялась, - Людмила выпила немного, и потому я не мог отнести это её заявление на счет действия алкоголя.
- Я в этих вопросах несведущ. Сколько времени должно пройти с этого момента до венчания?
- Представляешь, я тоже этого не знаю.
- Тогда решаем так, ты приводишь в порядок свою пригодную для лепки лодыжку, я закачиваю ремонт в квартире и мы двигаем в церковь, - о ремон-те я думал ещё до нового года. О церкви я ляпнул сгоряча.
- Ты верующий?
- Об этом мы имели случай говорить. Не будем повторяться. Не хочешь в церковь, пойдем в ЗАГС. Не хочешь ни туда, ни сюда, будем жить так.
- Официант! – позвала Людмила, - бутылку Шампанского.
Пришлось выпить бокал шипучки, иначе тот напиток, что был нам подан, не назовешь. Ещё раз я убедился в том, что прогресс неприемлем в делах ку-линарных и винодельческих. Как говорят некоторые недалекие люди, у дураков мысли сходятся.
- Это не Шампанское, - поморщилась Людмила, - Нельзя внедрять прогрессивные методы изготовле-ния и производства в такое деликатное дела, как при-готовления вина.
Не стали допивать шипучку, а заказали два раза по сто простой водки. Нашей, Питерской. 
- Я устала, - Лидия неожиданно побледнела.
- Тебе плохо? – Ипполит, как большинство мужчин терялся в таких случаях. Он панически боял-ся болезни. Не своих хвороб, Нет. С ними он научил-ся справляться. Он вспомнил, как заболела Вероника. Это случилось зимой шестьдесят девятого года. Они так и не оформили свой брак в установленном для всех граждан СССР порядке, и продолжали жить в так называемом гражданском браке. Вероника не настаи-вала, а Ипполит не торопил события. Неделю они жили на квартире у Вероники. Неделю у Ипполита. Они не могли сказать словами поэта – любовная лод-ка разбилась о быт. Не был у них совместных завтра-ков, обедов и ужинов. Если и приходилось им трапез-ничать вместе, то это случалось редко, и, как правило, в каком-нибудь ресторане. На худой конец, в столо-вой первого разряда. И все же постепенно между ни-ми назревал раскол. По сию пору он помнил её стихи первых дней их совместной жизни: Так любить, чтоб замирало сердце. Чтобы каждый вздох, как в первый раз. Чтоб душою отогреется у огня любимых, милых глаз. Так любить, чтоб за минуту счастья можно было жизнь отдать.
Там были и ещё строки, но их Ипполит поза-был. Но пришел момент, когда Вероника написала другое.
«Ты меня потерял на игривой дороге. Из кар-мана я выпала вдруг. Так судьба выпадает из круга в итоге, если нам не предназначен начертанный круг. Ты подбрасывал в небо – орел или решка, не вверяя монетке своих подоплек. А летела к земле, не ловил её, мешкал, и всегда забывал положить в кошелёк»
Они, не желая того, отдалялись и отдалялись. Ипполит был занят подготовкой диссертации, Веро-ника по уши ушла в администрирование. Ей прочили должность заместителя директора института. Кроме этого она усиленно занималась исследовательской работой. Специально для неё была открыта тема. А это значит, что и деньги были выделены.
И вот она заболела. Пропал аппетит, начала худеть. Лицо её, ранее румяное, свежее посерело. Ип-полит в те дни не мог ни на чем сосредоточиться. Не-обрученная жена его болела, а он ничего не мог по-делать.
В жаркое лето 1970 года она умерла. Рак легких.
- Поймай машину, я тут подожду, - тихо сказа-ла Людмила.
На Московском проспекте в этот час народу мало. Все горожане, переделав дела и обойдя магази-ны, вернулись в свои квартиры и уселись у телевизо-ров. Начиналась демонстрация очередного сериала. И машин поубавилось. Пришлось Ипполиту три-дцать минут топтаться и «голосовать».
Повалил снег. Мертвенный сиреневый свет уличных фонарей усугублял и без того паршивое на-строение мужчины.
- Все танцуешь? – рядом встала Людмила, - Отойди в сторону. Я сама попробую.
Через минуту она уже махала рукой Ипполиту – садись быстрее.
Мужик за рулем коротко ругнулся, знал бы, что с привеском, хер остановился, но повез.
Ехали в молчании. Дома Ипполита Людмила сказала: Вот тебе твоя пятисотка и заткни свою воню-чую пасть, сажа.
Мужик не успел ответить. Людмила уже была  снаружи. Потому вся злоба шофёра досталась Иппо-литу.
- Как ты? – спросил он Людмилу, после того как достойно ответил хаму.
- Знаешь, эта встряска меня взбодрила, - жен-щина тесно прижалась плечом к мужчине.
И вновь на Ипполита нахлынули воспомина-ния. Веронику хоронил практически весь институт. Было много цветов, играл скрипичный квартет. В зале притушили свет и лишь тускло светящиеся лампы на стенах освещали гроб и лица людей. Вероника лежала в гробу со скрещенными на груди руками. Так хоро-нят обычно людей крещеных. Говорили много и про-никновенно. Сказал свое слово и Ипполит. Ни словом он не обмолвился о женщине, лежащей в гробу, как о своей жене, близкой подруге. Он видел, с каким вни-манием слушают коллеги его, в ожидании  нечто та-кого, что прозвучит сенсацией. Не было сенсации. Умерла женщина, отличавшаяся острым умом и поч-ти энциклопедическими знаниями в своей отрасли.
Тогда, у гроба усопшей, Ипполиту пришла эта мысль, никогда более не сближаться с женщиной на-столько, чтобы потом, при расставании, а оно неиз-бежно, он в этом был уверен, не испытывать такого чувства утраты. 
И вот тебе, мужчина этакий выверт. Впрочем, он сам вышел к ней. Той, что в данный момент идет рядом с ним, припадая на ногу и тесно прижимаясь к нему. Она что-то говорит, смысла слов Ипполит не понимает, он улавливает только её тон. Музыку речи. Она обволакивает его, уводит от воспоминаний и рас-слабляет его.
- Будем считать, что наша помолвка состоялась, - говорит Людмила и все крепче прижимается к Ип-политу, - Ты чем-то обеспокоен?
- Ничуть, - лжет мужчина, - Одно меня беспо-коит. Твоя лодыжка.
- Доктор сказал, что травма несерьезная, и я скоро смогу танцевать. Кстати, ты танцевать умеешь?
- Не пробовал, - отшутился Ипполит.
- Шутник.
В квартире пахло чем-то пригорелым.
- Мама моя, - воскликнула Людмила, - я же по-ставила на плиту варить картошку.
Газ загашен выкипевшей водой. Хорошо, что форточка была приоткрыта. Кастрюля, которая стоя-ла на конфорке, черна, чернее некуда. Внутри её ко-режились такие почерневшие картофелины.
- Ты кушал печенную в костре картошку?
- Представь себе, я настолько стар, что застал пионерскую организацию и бывал в пионерском ла-гере.
- Представь себе, и я была пионеркой. Кушать же ту картошку, что была в кастрюле, было нельзя. Сплошной уголь.
Мужчина и женщина в этот вечер поужинали бутербродами с чаем. Скромно. Так же «скромно» прошла и ночь.
__________________________________

    Людмила.

В начале второго квартала мое предприятие подошло к черте банкротства. Мне предстояло ре-шить, быть «Стройинвесту» ил нет. Не проходило дня, чтобы к нам не наведывались разные комиссии. Скажите, в каком настоящем деле нет огрехов. Как го-ворил Сталин, не ошибается тот, кто ничего не дела-ет. Но тут мне улыбнулась судьба.
Отбившись от одной из комиссий, я решила, как говорит нынешняя молодежь, оттянутся. Иппо-лита я держала в неведении  моих проблем. У него своих забот полон рот.
Отпустив водителя, села за руль и поехала в сторону Пулково. Проскочила новый магазин, с вы-веской во всю стену – Мы открылись!
Ещё метров шестьсот и на обочине две иско-верканные машины. Мигает машина ДПС, толкутся любопытные. И тут они. Мимо, мимо. Вот и то, что мне надо. Мотель. Тут я могу оставить машину и пе-реночевать. Тут меня никто из знакомых не сможет увидеть. Я ошиблась.
Едва парень, принял у меня машину и повел её на стоянку, как ко мне подошел мужчина в легком костюме и панаме А.ля шансон. Была такая мода в начале века.
- Людмила? Это Вы?
Явление! Передо мной мой бывший начальник по Главку.
- А это Вы? – отвечаю я и трогаю, чтобы прове-рить е мираж ли это его за рукав.
- Я, дорогая Людмила Анатольевна. Не ожидал встретить на этом постоялом дворе кого-нибудь из приличных людей.
- Я тоже не ожидала.
- Выходит, мы оба попали в неприличную си-туацию.
- Надеюсь, Вы остановились тут не ради мест-ных шлюх.
- Вы, как и прежде остры на язык, - говорит он и берет меня под руку. Я, наверное, очень развращен-ная женщина, но по моей коже тут, же пробежала волна мурашек.
- Куда Вы меня тянете? – спрашиваю, а сама по-слушно иду за ним.
- В ресторан. Какая бы власть ни была, а тради-ции нарушать нельзя. Надо отметить нашу встречу.
Вижу, Игорь Николаевич успел хватить рюмку.
- Тут мы устроим наш раут, - официантка под-вела нас к столику у окна, и Игорь Николаевич начал усаживать меня.
- Уехал, а скорее убежал из Москвы, - начал Игорь Николаевич после того, как мы выпили за встречу, - Борис Ельцин показал себя настоящим са-модуром, будучи ещё Председателем Стройкомитета. В качестве Первого секретаря Горкома партии столи-цы я его не знал, но тут хлебнул изрядно его хамства, невежества. Вы, может быть, помните, - он назвал имя одного из ответственных работников бывшей но-менклатуры, - так он с утра был пьян, а к обеду его уже помощники выносили из кабинета. Печень у не-го была слаба. Борис Николаевич обладал печенью Сизифа.
- Сизиф тоже пил? – попыталась я смикширо-вать тон разговора.
- С юмором у тебя всё в порядке, - хочет вер-нуть прежнее? Но дважды в одну реку не входят, - Думаю. Таскать камни в гору без пол-литра не уда-лось бы. Но ты слушай, - наливает себе, и, глянув мне в глаза, плескает в мою рюмку, - Власть демократов сама себя изживает. Президент, что клялся на Кон-ституции, начал её же попирать. Не таков характер у чеченца Руслана Хасбулатова. В кильватер с ним по-шел и генерал Руцкой. Его ничему не научила война в Афганистане и пленение там. Горбачев присвоил ему звание Героя. Но мы хорошо знаем цену награ-дам, полученным из рук Михаила Сергеевича. Но и генерал, прости, не пальцем делан. Ты слушала об-ращение Бориса Николаевича 20 марта?
В марте мне было не до каких-то обращений. У нас с Ипполитом был медовый месяц. И отрицатель-но покачала головой.
- Двадцатого Президент объявил о введении особого порядка управления, а через двое суток Кон-ституционный суд признал это неконституционным. И пошло, поехало, - что «пошло и поехало» мне пока было не ясно, но то, что у нас за столом пошло и по-ехало было очевидно. Игорь наливал и наливал. Ин-тересно, он себя считает алкоголиком? - Президент вносит проект Закона о выборах самого себя и Вер-ховного Совета. Хасбулатов и иже с ним встречный, о досрочном освобождении Ельцина. У американцев это называют импичментом. Им не хватило семидеся-ти двух голосов. Ах, так, решили Руслан и Александр, тогда мы устроим референдум и назначили его на 25 марта следующего года, - и опять его фужер и моя рюмка полны.
Через десять минут Игорь Николаевич произ-нес знаковую фразу: С меня довольно. Предлагаю пойти в номера.
Меня разобрал смех. Хорош был актер Филли-тов в роли господина Поняковского. Мой визави тоже был хорош, но в другом смысле. В «номера» отвели его мы с официантом. Спасибо, Игорь успел оплатить по счету.
Это только присказка. Я тоже ушла в номер и проспала до утра без просыпу. Немудрено. 
Каково же было мое удивление, когда рано ут-ром в мою дверь постучался Игорь.
- Приношу свои извинения за вчерашний экс-цесс, - и стоит в дверях, краснеет.
- Вам необходимо, чтобы прислуга была свиде-телем наших объяснений?
У меня в номере произошел так необходимый мне разговор. Я поведала Игорю о своих проблемах. 
- Если позволите, - мужчина вернулся в рамки этикета, - я постараюсь урегулировать Ваши пробле-мы. Не зря же я столько денег вложил в тутошний строительный бизнес.
Я дала согласие, и мы уговорились встретиться в городе на следующей неделе.
Свое Общество с ограниченной ответственно-стью я не сохранила. Катись оно к черту! Зато я со-хранила главное – здоровье, а, может быть, и жизнь. Такие времена. Кой-какой капиталец тоже остался. И все это благодаря Игорю Николаевичу. Он здорово помог мне. Ко мне с душой, так и я не откажу в малой радости мужчине. Но это между нами. С Ипполитом у нас отношение особые. Я бы сказала, особо довери-тельные.
Прошел год. Я организовала небольшое пред-приятие по обороту недвижимости. Три тетки, быв-шие работницы райисполкомов один недоросль с высшим юридическим образованием и я. Взяли в аренду помещение в шестьдесят квадратных метров, и начали помаленьку.
Ипполит тоже не сидел без дела. Составил ка-талог собрания своих камней, написал ещё одну кни-гу. Теперь это была чистая беллетристика, но о геоло-гах и их работе. Я первой прочла её. Занятно. Он как говорит, так и пишет. Умно и самобытно.  Остроумно.
Забыла сказать, Игорь Николаевич, вернув-шись в Москву, все-таки ввязался в свару между Пре-зидентом и Верховным Советом. В октябре 1993 года поехал вместе с другими такими же борцами в Остан-кино и там был подстрелен. Жалко мужика. Он был настоящим парнем. Главное был он порядочен, чего нельзя сказать о большинстве новых «героев».
__________________________________

               Ипполит 


Ипполит все же решил оформить свои отно-шения с Людмилой официально. И не потому, что она настояла на этом. Просто он решил, втайне от неё, что в ближайшее время покинет Россию. С разва-лом СССР исчезло все, чем он жил раньше. Казахстан, уму не постижимо, стал заграницей. Там простой ра-бочий в поле лучше говорит по-русски, чем какой-нибудь вологодчанин. Братья славяне, украинцы и белорусы тоже отгородились границей. Теперь ви-дишь ли надо говорить «в Украине», а не «на Украи-не». Так и хочется выразиться неприлично. В попе. Разрушили кооперативные связи в промышленности. Вообще, начали и успешно продолжают рвать все свя-зи. Зато нахлынули люди с Кавказа. Ипполит не имел ничего против них. Они самобытны, в чем-то талант-ливы, но чтобы в таком количестве. Извольте.
Телевизор Ипполит практически не смотрел. Возился с камнями, писал книгу и гулял с псом. Фе-дул ни на шаг не отходил от хозяина и нередко меж-ду ним и Людмилой возникали трения. Как же ина-че? Представьте, что муж и жена решили отдать друг другу долг в постели. Имеется супружеский долг. А тут между ними пес лежит. И ни в какую не хочет уходить.
- Я закрыла своё ООО, - такое заявление для Ипполита явилось неожиданностью. Пускай Людми-ла уже пять месяцев его законная жена, но, что каса-ется её бизнеса, она оставалась независимым челове-ком.
- Ты же без дела пропадешь, - резонно заметил мужчина, который уже несколько лет только числил-ся на работе.
- Месяцок отдохну, и чего-нибудь придумаю. Глядишь, и понесу от тебя, - Ипполит не понял, шу-тит жена или говорит вполне серьезно, и промолчал. В таких делах мужчина субъект второстепенный. Так сказать, его дело чисто механическое. А рожать или нет, решает женщина. И никто иной.
Правда говоря, ребенок не вязался с теми наме-рениями, что имел мужчина на ближайшее будущее. 
Окончательно все стало на свои места в октябре 1993 года. В те дни Ипполит практически не выклю-чал телеприемник. Сосредоточенно, молча он глядел на экран. И лишь когда танки начали обстреливать Белый дом, нашенский, а не Вашингтонский, он не выдержал и начал матерно ругаться.
- Уеду, уеду к бениной матери, - говорил он и пил самогонку из Ставрополья. И чуть позже, уже не-много остынув, - Какой ребёнок? В какой стране он будет жить?! И это они называют демократией?!
За этим занятием и застала его Людмила.
- Налей и мне, - с порога сказала жена и, не пе-реодевшись, что было необычно, продолжила - Надо мотать отсюда.
- У дураков мысли сходятся, - Ипполит вздох-нул с облегчением. Не надо лгать больше. Вернее утаивать свои мысли.
С этого дня они уже оба начали подготовку к отъезду. Перво-наперво они наняли учителя англий-ского языка. Бившая работница Горисполкома, окон-чившая в свое время филологический факультет ЛГУ, некоторое время служила в одной из комиссий нового демократического. Разругалась с её председателем и начала промышлять частными уроками. Многим со-гражданам тогда потребовалось знание английского языка. 
У Ипполита обучение проходило в обычном режиме. Три дня в неделю к нему приезжала Елена Львовна и два академических часа вбивала в него язык Шекспира. Другое дело Людмила. У той дел по горло. Так что через три месяца Ипполит мог гово-рить в той мере, чтобы там, куда он намеревался уе-хать его могли понять в магазине и в полицейском участке.
-  Ничего, - жена оптимист, - попаду в англоя-зычную обстановку. Начну спикать не хуже тебя. 
На семейном совете было решено квартиры не продавать. Мало ли как сложиться жизнь за океаном.
- Я оставлю доверенность моему юристу похо-дисту, а он сумеет с выгодой распорядиться нашими квартирами. Какие никакие, а деньги от сдачи в наём будут, - Ипполит не возражал. Жене виднее.
Шел дождь, и дул северо-западный ветер. Небо потемнело. Город стал похож на промокшую ворону. На Пулковском шоссе у мотеля произошло ДТП.
- Не опоздать бы, - сказала Людмила и вспом-нила тот летний день. Неделю назад она узнала о ги-бели Игоря. Выпила одна на помин его души.
- Все может быть, - отвечал муж и думал о сво-ем. Последние дни его все чаще посещали мысли о былом. Сбудется ли: После многих дней ты понадо-бишься: в последние годы ты придешь на землю, из-бавленную от меча, собранную из многих народов, на горы Израилевы, которые были в настоящем запусте-нии, но теперь жители её будут возвращены из наро-дов, и все они жить безопасно. Так писано в книге пророка Иезекиля.
__________________________________

  Людмила 


Masa + washusett – Большое горное место. Штат Массачусетс. В городе Плимут, где мы живем с Иппо-литом, есть место, скала, куда по преданию высади-лись первые пуритане.
Мы с мужем приехали в этот город по шоссе из Нью-Йорка на большущем автобусе.
Мне кажется, это было очень давно. На самом деле прошло всего-то два года. На дворе 1997 год. Нас особо не волнует, что происходит в России.
Ипполит занят своим делом. Он и тут пишет. Я пока бездельничаю. Набираюсь сил.
По утрам, после завтрака, когда Ипполит уез-жает  на берег залива Кейп-Код, я предаюсь воспоми-наниям. Воспоминания о былом…